Андрей Ельников: Для меня главное не оставаться одному

Неожиданно лишившись зрения, можно свободно организовать с нуля свой собственный бизнес, создать семью, активно заниматься воспитанием детей и просто помогать людям. Жизненный путь Андрея Ельников для многих луганчан является наглядным тому примером.

– Расскажи, как и когда ты потерял зрение?

– 1988-й год – это был второй класс, начало учебного года. Мне было 8 лет. Пришёл со школы… Тут такое интересное стечение обстоятельств – переболел и был освобожден от физкультуры. Мама говорит: «Погуляй чуть-чуть, сейчас проветрится – во всём доме проводили сварочные работы, – и я позову обедать». И мы с другом в это время, представляешь, достали шашечный детонатор, заложили – нам очень было интересно посмотреть, как в песочнице взлетят машинки. Друг видел, как это делают старшие на рыбалке, но у нас долго не получалось. Мы и в дерево, и в песок… Видимо, контакт был плохой. Подключаешь батарейку – надо замкнуть контакт, а ничего не происходит. И я подхожу, рукой поправляю на детонаторе контакт, и всё… И всё получилось. Потом двое суток реанимации, контузия, и понеслась новая жизнь.

– Насколько было тяжело к ней адаптироваться? Ты сразу же полностью потерял зрение?

– На один глаз сразу ослеп, вторым – видел на 25 %. Начались поездки в Одессу. (1) Мы тогда ещё самолётом летали. Это был уже сентябрь. А с января месяца мне даже выделили учителей, они приходили три раза в неделю. Русский, математика. Мы занимались. Но дело в том, что зрение стало очень стремительно падать. Первый раз мы едем в Одессу, там удаляют остатки правого глаза. Второй раз летим в Одессу – я перед тем играю за столом в настольную игру, вижу машинку, вижу, как она ездит; а возвращаюсь с Одессы – сажусь за стол и кричу, что я не вижу машинки!.. У меня шок. В третьем классе, уже в конце учебного года, попадаю в Славянский интернат. Буквально на неделю. Но на неделю мне понравилось. А вот уже 5-й класс полностью там учиться совсем не хотелось.

– Почему так?

– Не заходило мне это общество почему-то. Артём, вот ты говоришь про адаптацию… Это какой-то другой мир. Может, если бы родители не пошли на поводу, наступил переломный момент и произошла бы адаптация. Но, слава Богу, с шестого класса в школе при УТОСе (2) – видимо, по какому-то прошению через Киев, – разрешили индивидуальные занятия. Там же, помнишь, была только вечерняя школа – 10, 11, 12 классы. В общем, учителя дали своё согласие, Киев разрешил – меня с шестого класса забирают сюда. И я возвращаюсь обратно в общество своего двора, друзей, соседей, а не в интернат, где так и не успел адаптироваться. 

– А УТОС?

– А что УТОС? Я с шестого класса хожу на индивидуальные; потом 10–12 классы – там, конечно, ребят больше становится. Но ты же понимаешь, что в 17–18 лет адаптация проще, чем в пятом классе. В этом возрасте уже можно было адаптироваться. Мне с этим, в общем-то, повезло. В принципе, ребята, конечно, учились и в интернате, привыкали. Но я должен тебе сказать, что вот Вова Коляр, Саша Литовкин – все категорически против, чтобы дети учились в интернате. Это должна быть специализированная школа, чтобы можно было вечером возвращаться домой. У них учёба оставила неизгладимый отпечаток. Они приезжали с интерната как с другого мира и потом адаптировались в обычном городе. Все-таки это закрытое учреждение – оно сказывается, там свой мирок, своё общение. Поэтому как-то так. А потом – институт заочно, выйти на работу в УТОС. Это было интересно и, наверное, уже не грустно, потому что прошло десять лет, то есть морально с этим всем ты свыкся. А новое общество очень позитивно на меня повлияло. У людей семьи, люди работают, ездят отдыхать, жизнь не заканчивается, всё хорошо. Поэтому, я считаю, что сама организация УТОС – нужная вещь. Жаль, что сейчас у нас её нет (3).

– Почему решил поступать именно на исторический факультет?

– Я планировал закончить школу и уехать в Геническ – учиться на массажиста. Хотел, чтобы была рабочая специальность в руках – и кормить себя, и всегда можно что-то подработать. Я в те годы ещё жил в Нижнем Камброде (4), рядом с водолечебницей, и там работал незрячий массажист, причём он был очень на хорошем счету. Мне тоже хотелось себя самостоятельно обеспечивать. Но в 11–12 классах стал конкретно меняться настрой. Во-первых, благодаря Александру Семёновичу (5), который настаивал на том, что нужно получить высшее образование. Во-вторых, у нас назначили Василия Григорьевича – незрячего директора в УТОСе. Он пытался поднимать предприятие. Говорил о том, что оставаться надо здесь. И они, конечно, перенастроили мои мысли. В результате я был включён в резерв на должность директора, и по окончании учёбы, с учётом того, что предприятие продолжало бы работать, можно было делать карьеру. Ну а так как история являлась любимым предметом в школе, то учиться было интересно и приятно.

– То есть вариант профессионального преподавания истории не рассматривался?

– Нет, преподавать никогда не хотел. Просто история – мой предмет, до сих пор люблю историю, исторические фильмы, книги – только поэтому. Ни дня не преподавал и не хотел.

– Как потом сложился твой жизненный путь? Универ закончил, с ожидаемой карьерой, я так понимаю, не сложилось. С УТОСа сразу ушёл?

– У меня совпало окончание универа с созданием семьи. Не складывалась карьера, но создавалась семья. В 2005 году рождается первый ребёнок. А чуть раньше – в 2003 году – не стало моего отца, который был основным добытчиком в доме. Я жил, можно сказать, на всём готовом. И здесь всё стремительно меняется. Ответственность за семью, за ребёнка целиком ложится на меня. Я продолжаю в это время работать на УТОСе, ищу альтернативы подработок – покупаю, перепродаю и так далее. Потом предприятие закрывается, и я ухожу в предпринимательство. Первое – это агентство недвижимости и кадров. Второе – организация такси. Потом производство и выращивание грибов, кур. И так, в принципе, год за годом, постоянно работаю на себя. Перед началом войны верх того, где я себя нашёл, – это логистика. Сопровождение и организация перевозки грузов. Но война опять же всё изменила. Как в 2003 году у меня совпало – не стало отца, универ, семья, так и в 2014 – во-первых, мы разошлись с женой, во-вторых, война, переезды – заезды. Конечно, это был сложный период, и, думаю, что не только у меня.

– Насколько сложными были первые шаги в предпринимательстве с учётом отсутствия опыта и зрения?

– Я же не самостоятельно всё начинал. С товарищем. Он какое-то время поработал риелтором, как говорят «на дядю». Вот он и предложил: «А почему бы нам не попробовать?» Конечно, для этого был нужен офис. Организовать и придумать всё очень просто. К тому же, он хоть и плохо, но видел, поэтому вдвоём у нас неплохо получилось. Такси тоже с товарищем, только уже с другим. С меня была вся организация. И я должен сказать, что наличие жены, которая меня во всём поддерживала и со мной везде была, – это был большой плюс. Потому что потом товарищ ушёл в самостоятельный бизнес, а мы с женой вели начатое дело вдвоём. Мне никто уже не был нужен, потому что рядом была и жена, и помощник.

– А в чём заключалась твоя роль в бизнес-проектах?

– Это в первую очередь вся процедура по открытию и организации дальнейшей работы, в том числе и контроль, и изыскание финансов, и найм работников, и все вопросы по регистрации в налоговой, отчётности. Только организаторская работа. В такси тоже самое. Взять машины в кредит, поставить в компанию, найти СТО, которое будет их обслуживать, организовать и проконтролировать работу. Контроль и организация – что ещё незрячий человек может делать? Либо работать руками, или на специальном предприятии, либо быть организатором и управленцем. Я другого не вижу, только если это не творческая личность.

– Почему твои первые проекты не получили дальнейшего развития?

– Если говорить об агентстве недвижимости, то там нужно было работать самому для того, чтобы обучать. Если брать обученных риелторов – то они, как правило, предпочитали работать на себя. А чтобы обучать кого-то с нуля – этим надо было заниматься самому. Не имея такой физической возможности, приходилось надеяться на «молодняк», соответственно, бизнес и доходы приносил мизерные. Это дело окупало себя, убытков не было, но и такой прибыли, чтобы нам двоим было выгодно им заниматься, не приносило. То есть проект стал неактуальным. С такси иная ситуация. Это дело и сейчас актуально. Но оно было не в то время и не в том месте. Я попал на пик легкодоступных кредитов. Нормальные водители брали себе машины, а не работали на арендованных. Оставалось отребье. Я тоже оформлял машины в кредит на себя. Всего было пять машин. Потом уже в 2011 году, когда от трёх жигулей я отказался, продал, осталась одна иномарка и одна четвёрка. Поменял принцип работы, стало опять выгодно и интересно. После продажи ещё одной четвёрки, когда осталась одна иномарка, работать стало невыгодно. Если пять машин – это объём, то одна – это уже работа на холодильник, а не бизнес.

– Зачем тогда продал машины?

– Чтобы не уйти в большой минус, закрыть кредиты. Я видел, что проект проваливается, а проблемы нарастают, как снежный ком. Машины бьют, они сыпятся, долги растут – надо было вовремя останавливаться. Тем более что одну из машин я продал удачно, вторую – более-менее, третью – 50 на 50. С четвёртой получился курьез, потому что она была оформлена на другого человека, а пользовался я и платил кредит – тоже я. И когда подходил к окончанию срок кредита, владелец просто забрал машину. Я попадаю минимум на три тысячи долларов, которых бы мне хватило, чтобы закрыть долг от провалившегося проекта и остаться хотя бы с автомобилем в семье. Но из-за того, что меня с этой машиной «кидают», пришлось продавать иномарку, закрывать все вопросы и вообще весь проект.

– И что было дальше?

– Грибы… почему? Потому что легко было начать. Из-за финансовой неудачи с автомобилями в новый проект вкладывать было нечего. Грибы можно было начинать с нуля. Но опять же принцип – чем больше ты вкладываешь, тем больше получаешь. Если вкладываешь рубль, то рубль ты и заработаешь. Если начинали с нуля, это и приносило крохи. А для того, чтобы развиваться, требовалось вкладывать деньги, которых не было. Арендовал площадь в 350 квадратных метров, а занимался на 30 квадратах. Надо было делать вентиляцию, расширяться. На это требовались большие деньги. У меня родился второй ребёнок. Возможностей вложить не было, желающих инвестировать тоже. Пришлось отказаться и от этого и перейти на выращивание кур-бройлеров, потому что ими можно было заниматься в своём доме в деревне, и это давало хотя бы уровень зарплаты. Ну а в логистику меня пригласили. По принципу агентства недвижимости. Моя кума, крёстная моего сына, работала логистом в фирме, и как-то говорит: «Здесь можно работать самим на себя. Но это нужно организовать». За что я и берусь: организовываю регистрацию ЧП (6), занимаюсь и налоговой, и организацией рабочего места, техническим и компьютерным оснащением. Она начинает работать под моими документами на себя, а потом приглашает меня, потому что количество заказов растёт и нужен второй менеджер. Она меня обучила работе на телефоне. Жена была помощником в интернете. И стало всё очень чудесно. Фирма стала расти, заказы – увеличиваться. Основными перевозчиками, заказчиками были Донецкая и Луганская области. А в 2014 году всё перевернулось с ног на голову. Работа застопорилась. Предприятия закрылись. Кто уехал, кто сбежал, кто погиб… Надо было либо выезжать в РФ и начинать с нуля, либо – на Украину.

– Чем именно ты занимался в логистике?

– Организация перевозки грузов. Я был своего рода посредником между производителем и перевозчиком.

– А диспетчерская деятельность? Ты ей занимался с чем-то параллельно?

– Параллельно. Когда я работал ещё в УТОСе. Времени свободного было много. Кстати, именно диспетчерство – это первый личный заработок, реальная возможность подработать, которую я так искал. Когда родился ребёнок, я всё время думал, где могу найти работу помимо УТОСа. В УТОСе, как сейчас помню, можно было получить 8 рабочих дней – это был предел мечтаний. Но ведь это же не 20 дней, не месяц, а фактически треть зарплаты. Диспетчерство было вторым делом после УТОСа, где просто берёшь, работаешь и получаешь деньги.

– Как ты нашёл эту тему?

– По объявлению в газете. Ещё в нулевых, когда интернет носил скорей ознакомительный характер, были у нас основные две газеты. Какой был интересный «экспресс-клуб» – очень информационная газета в плане объявлений. А ещё – целый журнал «Восточный курьер». Там можно было купить всё и продать – тоже. И я им пользовался, чтобы помочь знакомым. То кто-то из них продает телефон, то кто-то покупает компьютер. И вот среди размещённых вакансий наткнулся на объявление, в котором говорилось, что требуется диспетчер для работы на домашнем телефоне – подчёркнуто было, что на домашнем. Водители в разъезде, а мобильный телефон на то время – очень дорого. Ну а так как я основное время дома, меня это устраивало. Кстати, первое вложение было в эту работу – покупка радиотелефона, чтобы иметь возможность свободно выходить на улицу. Я как раз жил на первом этаже. Потом ещё была очень приятная штука от компании Дисиси – Донецкий мобильный оператор – они давали городской номер на мобильный телефон. Как раз в то время ввели бесплатные входящие. Было очень удобно – я мог находиться где угодно и работать диспетчером на городском номере телефона.

– Как ты пережил военный период? Удалось найти себя в чём-то новом?

– Два года только на социальных выплатах. В 2016 году, опять же по примеру товарища («вот я вожу, чего ты не хочешь этим заниматься?») я стал заниматься поставками бытовой техники, телевизоров. Привёз один, второй, третий, пользуясь тем, что не все могут выехать. На ценовой разнице я вышел на весьма неплохой уровень. Потом нашёл товарища, который вложил довольно много денег. Мы год отлично проработали. Затем он уехал из ЛНР и вывел свой капитал. Потом другой товарищ участвовал в этом финансами. Если бы не ковид, я, наверное, до сих пор этим занимался. Конечно, уже не в тех масштабах, когда у меня был вложен большой капитал и деятельность носила характер мини-магазина. На Olx.ua даже площадка была оформлена – 10–12 единиц телевизоров в наличии, от маленького до большого, плюс возможность приобретать под заказ. Но даже после того, как я остался один, можно было держаться на достойном уровне, если бы не ковидные ограничения.

– Сейчас чем-нибудь занимаешься?

– Нет. Начинать с нуля уже не хочу. Имея опыт за плечами и с высоты моих прожитых лет… Если я вложу ноль, то ноль и получу. Я могу поехать в Донецк Ростовской области, привезти по акции за 6,5 тысяч 32-дюймовый телевизор, продать его через месяц-полтора – когда найдётся покупатель, – за 9,5. Но надо тысячу потратить на дорогу. Сам я не могу поехать, мне нужен сопровождающий, – а это уже две тысячи. И что вообще это за бизнес?..

Да и привлекать постороннего человека не хочется. А так не на кого, если честно, даже опереться. Сыновья, конечно, повзрослели, но они в основное время на учёбе. Я могу с одним из них съездить в воскресенье за товаром. А среди недели кто будет показывать, продавать? Вот мой младший приходит со школы после трёх. Что такое продажа? «Але, здравствуйте! Мы хотим сейчас подъехать, посмотреть». Ты отвечаешь: «Я могу после трёх». Но там же нас 25 человек в интернете, кто меня ждать будет? 
Можно, конечно, открыть какой-нибудь киоск. Есть темки. Я очень хочу овощной киоск. Общался с людьми, знаю, что рентабельно. Небольшие вложения, хорошая отдача. При условии, конечно, что в адекватном месте. Но для этого нужно минимум сто тысяч, которых сейчас также нет.

– Расскажи немного о личной жизни. Как ты познакомился с будущей супругой? Не мешало ли вашим отношениям отсутствие у тебя зрения? Почему вы в итоге расстались?

– Моя двоюродная сестра работала в магазине, в одной смене с будущей женой. Благодаря тому, что я жил и рос среди обычных людей, не испытывал никакого дискомфорта при общении. Меня окружали те люди, которые давали мне чувствовать себя наравне с ними. И помощь от них не носила характер: мы тебе поможем, потому что ты инвалид. С тобой надо сходить – давай сходим. Нужно ещё что-то – давай сделаем. И когда я знакомился с будущей женой, то всё происходило очень просто. О зрении вообще не задумывался. Она, как и друзья, общалась со мной легко и свободно, на равных. В какой-то момент мне захотелось за ней поухаживать. Алия ответила взаимностью. Я решил, что долго тянуть не нужно, и предложил ей переехать ко мне. Сначала жили вместе, потом расписались. Родился первый ребёнок, затем – второй. А через 10 лет это всё неожиданно закончилось. Жена решила, что ей нужны новые ощущения. 

– После потери зрения у тебя в быту возникали трудности?

– У меня – нет. Трудности возникали у окружения. Я помню ещё то время, когда были стационарные дисковые телефоны. Я однажды позвонил своей однокласснице из соседнего подъезда, и трубку сняла её мама. Она, зная, что я один дома, не поверила, что я сам звоню, и в ответ на моё: «Здравствуйте, а Лена дома?» ¬– спросила: «А как ты набрал?» А там же всё очень просто – это ведь дисковый телефон! Или, к примеру, когда я жил в первом доме, между первым и вторым домами была организация, огороженная забором, а во втором доме жила бабушка, которая в те годы занималась предпринимательством на дому – продавала там всякие шоколадки, конфеты, жвачки. Я отлично знал свой двор. И это короткая дистанция. Ты выходишь с арки, идёшь по асфальту вдоль забора; когда он заканчивается, поворачиваешь в арку, заходишь в подъезд – купил, что нужно, и возвращаешься назад. А потом соседи говорят: они, наверное, врут, что он не видит, чтобы выплаты получать. Там даже бордюров не было, ты просто идёшь по краю асфальта. Тем более что зрение я потерял недавно и многое помнил – где люк, где ямка, где лавочки, помнил, как выглядит дом. Если это арка, то слева от арки два окна. Я свой участок тебе и сейчас нарисую.

– А когда родились дети?

– Сложности были такие же, как и в обычной семье с появлением маленького ребёнка. Старший до полугода спал у нас на руках. По очереди. Вечером у бабушки, полночи у мамы. А я вообще жаворонок, и он со мной спал с трёх утра. Это были обычные сложности. А что касаемо зрения, нет, их не было – ни в три годика, ни в 16, ни сейчас, когда старшему семнадцать. Дети росли, и всё происходило само собой. Когда сын говорил мне: «посмотри», ему объясняли: «папе дай в руки, папа не видит». Он даже рассказывал мне, что нарисовал солнышко, брал мою руку и клал на лист, чтобы я посмотрел. Причём со старшим сыном где-то с шести лет мы уже стали ходить в ближайший магазин. Он знал, что за руку надо вести, обводить. Лет с 12 мы с ним уже начали ездить в Луганск. Я хорошо ориентируюсь в городе, знаю транспорт, остановки, когда нужно свернуть, куда нужно пойти после перехода и так далее. Он пояснял, что видит вокруг, а я понимал – куда дальше идти. Младший сын даже раньше 12 лет начал меня сопровождать. Сложно стало, когда разошлись с женой, и я перебрался в Луганск, стал строить новые отношения. Они не сложились, и я остался один. Первый раз в жизни пришлось абсолютно самостоятельно решать всевозможные проблемы. Когда приезжали дети, надо было купить продуктов впрок, надо было всё спланировать: заплатить коммуналку, снять деньги и так далее. Дети пять дней на учёбе и приезжают вечером, ты не можешь в любой момент выбежать и всё решить. Такой период в жизни был. Но, опять же, всегда окружают друзья, знакомые, товарищи. Всегда кто-то может заехать, если нужно в больницу, всегда есть кому сопроводить. Я легко иду на контакт, у меня довольно большой круг общения. Я никогда не отказывал людям в помощи – что в финансовой, что в моральной поддержке, чем могу, тем помогу. И, в принципе, мне люди отвечали тем же. 

– Никогда не было мысли освоить трость и самостоятельно передвигаться?

– Веришь, я немного ходил с тростью в детстве. Но, наверное, больше для того, чтобы подурачиться. Она мне ничем не могла помочь там, где я жил. По асфальтированным дорожкам вокруг дома я справлялся без нее. Если же гулял, то с кем-то. Был, правда, случай: мы шли с сестрой, она на что-то отвлеклась, и я упал в люк. Серьёзно же я задумался о трости в 2020 году. Мне её даже подарили. Я жил на Востоке (7) и хотел освоить трость прежде всего для того, чтобы не ждать детей, а самому иметь возможность сходить в магазин за хлебом, водой, сигаретами. Всё было расположено очень удобно, в шаговой доступности. Там везде бордюры, и нужна была трость, чтобы ориентироваться. Но я так и не успел её освоить – переехал в частный дом. Ко мне переехали дети, и опять получилось, что трость мне не нужна. Сейчас с наличием детей, даже при отсутствии жены, это полноценная семья. Тяжело, конечно, физически, но в то же время всегда рядом близкие. Для меня главное –не оставаться одному.

– Выходит, одиночество – твой злейший враг?

– Одиночество плохо вообще для всех, а для незрячего, наверное, вдвойне, потому что становится совсем грустно. Зрячий человек обычно грустит от одиночества, а мы в этот момент становимся ещё и беспомощными. В магазин не выйдешь, уже не говоря о том, чтобы пройтись по парку, развеяться. Вот тогда я чувствую себя человеком с ограниченными возможностями. Поэтому кто-то нужен рядом – боевой друг, боевая подруга. Ну, конечно, лучше любимый человек. Когда в 2020 году не стало мамы – это, конечно, стало большой потерей. Родной человек есть родной человек. Не стало мамы… и когда я в пенсионном оформлял документы, мне сказали, что теперь укажут статус «круглая сирота» – такой термин. Но существует одна интересная вещь – где-то убывает, а где-то прибывает. У меня есть родной брат. Он рано женился и редко приезжал, жил всегда как-то обособленно. В 2017 году он переехал в Счастье (8), и мы совсем мало общались. А когда умерла мама, мы стали в прямом смысле родными братьями – каждый день созваниваемся, он при первой же возможности приезжает ко мне в выходные, я к нему езжу в гости.

– На сегодняшний день что для тебя самое ценное в жизни?

– Однозначно – дети. Когда ничего не хочется, только забиться в угол, дети заставляют вставать и что-то делать, потому что надо. Жизнь продолжается, потому что ты нужен. Встаёшь утром: завтрак, школа, хлопоты. Потом ждёшь обед. Вот женщина, конечно, во многом заставляет мужчину как-то шевелиться – зарабатывать на подарки, на кафешки. А при наличии детей женщина уходит на второй план. Жена, конечно, любимая, но дети на первом месте. 

Примечания:
(1) Имеется ввиду поездка в Институт глазных болезней и тканевой терапии имени академика В. П. Филатова.
(2) Украинское товарищество общества слепых. В 2015 году на территории ЛНР оно было преобразовано в ЛРОС (Луганское республиканское общество слепых). В ближайшее время ожидается интеграция ЛРОС в ВОС.
(3) Имеется ввиду луганское предприятие, руководство которого не пожелало вливаться в единую организацию. В настоящее время предприятие существует лишь на бумаге, все цеха стоят.
(4) Каменный брод (сокращённо – Камброд) – район Луганска, историческая часть города. Верхний и нижний Камброд – условное разделение районной территории.
(5) Артёменко Александр Семёнович, выдающийся учитель истории, оказавший серьёзное влияние на многих учеников Луганской специализированной школы. В послевоенные годы Александр Семёнович, ещё будучи ребёнком, подорвался на снаряде, в результате чего потерял зрение и обе руки. Однако, это не помешало ему получить высшее образование, создать семью и всю жизнь проработать образцовым историком.
(6) Частный предприниматель. Аналог Российского ИП.
(7) Имеются ввиду восточные кварталы г. Луганска.
(8) Город Счастье, входит в состав Жовтневого района города Луганска. Площадь 16,39 км. Население 12 629 человек (2014).

Беседу вёл писатель, журналист и общественный деятель Артём Аргунов.