«Портовый город. Фонари…»

***

Людей читая лица,
Идёт ни зол, ни рад,
Нарцисс самоубийца,
Презревший рай и ад.

Его добро окликнет,
То зло наотмашь бьёт.
Он праздников не видит
И лучшего не ждёт.

Тоскою прокаженным
Явившийся на свет,
Злорадством окружённый,
Он зверь, и да и нет.

Себя он губит чаще
Врагов, – шальная грусть!
Весьма он будет счастлив,
Услышав выстрел в грудь! 

***

Портовый город. Фонари
Налиты лунностью святой.
И губы сизые зари
Целуют взоры красотой.

Но средь столпотворенья лет,
Как не искал бы взгляд тебя,
Не вижу я твоих примет –
Как скрыла тайной ворожба…

Здесь веет прошлым. Церковь. Двор.
Открыт, как книга судеб, парк.
Пусть кровь отравлена от ссор –
Душа восходит на бульвар.

Играет море блеском глаз.
Его дыханье нежит жизнь;
Она тобой ведёт рассказ,
Где чувственность одета в мысль. 

***

Пойдёшь, отигрев, изнывать за капризы?
Я наших страстей кобылиц обуздал.
Но мысль, как рисковый любовник с карниза,
Сорвалась под взглядом твоим в никуда.

Зажглась пылким гневом. Отдернула руку.
Цвети же, гордыня, чувство губя!
…Надменность похожа на злую подругу,
Что даже льстит, предавая тебя.

Представь: безотрадный, безжалостный город,
Снующие тени, – небо черно;
Идешь, проклиная того, кто был дорог,
От боли не чувствуя ничего.

Поникнув в толпе головою повинной,
Ты стала жизни ненужно-чужой,
Пред мукой разлуки, как перед лавиной,
Оставшись с кричащей в небо душой...

Остыла? Так золота нежности кровной
Не жертвуй старухе банальности впредь.
Будь выше других, искалеченных ролью
В мещанском спектакле, что скучно смотреть.

***

Как жгуче её не хватает
На длящемся жизнью бульваре,
Где чайки над прошлым летают,
И солнце тоску прерывает.

Где мы поцелуем скрепляли
Весенних кровей договоры,
И в сердце словами стреляли,
И каялись после упорно.

Мы ловко справлялись с ролями,
Хмельные от вольного чувства,
Но так и остались в романе –
Судьбы, красоты и безумства.

***

Ты злела любовью гордой...
В ответ от тебя я ушёл – 
В себя, как в горящий город,
Где долго болел, как ожёг.

Ты мнила, что я нетленен
Влеченьем к тебе в пространстве,
А я был мятежный пленник
В осаде собственной страсти.

***

1

В изобильном на праздничность, дерзком,
Детстве, путанном головоломкой,
Страсть вылизывала моё сердце,
Как тигрица слепого тигрёнка.

Я оценивал мир как картины.
В его тайны врывался, бедовый.
Познавая эмоций глубины,
Закалялся, азартом ведомый.

Будто вина пропойца завзятый,
Смаковал я природные краски,
И порой был упрямым, как факты,
Если звали домой меня к сказке.

Я любил наблюдать, как под вечер
Убеседывают томных гостий,
И смелы обнажённые плечи
На снегу разволнованных простынь;

Как дерутся до крови мужчины,
Поясняя слова кулаками,
И с настырностью сжатой пружины
Море женщин целует волнами...

Для меня равносильно признанью,
Что актёр получает за роли,
Были раны от тёрна познанья
И объятья заманчивой воли.

2

– Жаждая чувствовать яро, до жженья,
Жизнь, разномастную пробой и стилем,
Я ощущал в себе мощь зарожденья,
Точно галактики, жаркой стихии;

Той, что позволит глядеть сквозь рутину,
Чувством седьмым постигать суть явлений,
Видеть за блеском улыбок мотивы,
Скрытых от детских очей преступлений,

Знать наперёд, что найду и утрачу
В коловороте извечном событий,
И наблюдать, как друг друга дурачат
Смерть с бытием в непрестанном соитье.

***

Предо мной распахнулись ворота.
Меня ждёт сатанинский пожар!
Не теряю себя, ведь порода.
Жизнь под дых зарядила удар.
Что, маркиз, сдавило дыханье?
Хватит боли, что ты причинял!
Жить – рисковое испытанье!
– Ты щедроты лишь принимал.
Видишь, души горят, не сгорая...
Тщетно ищут здесь свою смерть.
Далеко тебе было до рая.
Не ищи спасения впредь.
Но я выпил и горькую чашу.
Ангел умер давно в малыше.
И едва ли мне ад будет страшен,
Если с адом живу я в душе!

Художник: А. Кайданов.