«Проклятое прошлое». К столетию Асадова

100 лет назад, 7 сентября 1923 года родился Эдуард Асадов, русский советский поэт, прозаик. Участник Великой Отечественной войны.

В январе 1971 года Эдуард Асадов жил в любимейшем писательском пансионе Переделкино. Работать там обожал — атмосфера была соответствующая: весёлая, творческая, лёгкая. 

Эдуард Аркадьевич также вёл дневниковые записи. Запоминая потешные случаи, встречи с людьми, известными и не очень, всевозможные курьёзы и перипетии молодости: многие будущие знаменитости были ещё совсем юны, ухлёстывали за барышнями, пили вино, танцевали до упаду. В свою очередь, заслуженные «старики» — литературные гранды — кучковались узким кругом, подшучивая и подначивая друг друга непрестанно. 
Просматривая его воспоминания, поражаешься меткости, точности мелких описаний, жанровых флуктуаций. Навроде того как жирный кухонный котяра Макар брезговал грызунами. И ел не мышей, а… исключительно приманку на них. Как бы на десерт. Перед тем до отвала напоровшись шницелей со шпротами под плитами со стряпнёй.
Читаешь, напрочь забывая, что пишет всё это человек абсолютно незрячий. Правда, обладающий сумасшедшей скоростью набора на печатной машинке. И — чутьём. Особым нюхом — на людей, добро и зло, радость и боль. 
Эдуард Аркадьевич — крайне отзывчив, широкой души человек, что неудивительно… Фронт, война, ранение, Великая Победа — тому порука. 
— Цѝличка, вы кормили Милочку? — слышится из коридора громогласный скрип восьмидесятилетней Мариэтты Шагинян: она пользовалась слуховым аппаратом, поэтому не ощущала мощи собственного голоса. 
Шагинянская «Милочка» — тоже была… котом — только директорским. 
Оскорбительным для мужчины «Милкой» его нарекла близорукая супруга зав. Дома творчества, — не заметив в своё время у котёнка отличительных признаков-«причиндалов». Посему Милке приходилось терпеть гендерную нестыковку — по причине сытной кормёжки. «П-шш-шёл вон! Дура проклятая!» — орала Мариэтта Сергеевна, наступив на хвост коту. Нагло развалившемуся в послеобеденной истоме посреди коридора. Но не суть…
Запомнилась зарисовка Асадова об одном «последнем» бухарском эмире — Алимхане. Жившем до революции чрезвычайно роскошно и вольготно. 
То ещё мягко сказано… 

Забавы Алимхана

Он имел два дворца в Бухаре: на все случаи жизни. Дворцы в Киеве, Москве, в невской столице. Также «приобрёл» 11 жён. Одна из них была парижанкой: прослышав о французской изобретательности в сексе, «царь» приказал срочно раздобыть экзотический экземпляр. Приказ хозяина — закон. 
Парижанка оказалась хваткой, по-хитрому подчинив остальных 10 жён — таким образом, обретя определённую власть в дозволенных, так сказать, супружних рамках. Эти одиннадцать женщин числились официальными жёнами — с набором неких прав, обязанностей и т.д. 
Но эмир держал и настоящий гарем — из 350(!) наложниц.
Специально подготовленные помощники вербовали доносчиков по городам и весям — в поисках красавиц. И как бы родители ни прятали дитя — через проплаченных «слухачей» информация всё равно просачивалась. И царёвы люди увозили 15–16-летних невинных девочек в сладострастные хоромы.
Два раза в неделю в назначенный час эмир шествовал в огромную залу с бассейном, садился на золочёный трон и смотрел на купающихся нагих претенденток. Потом показывал на одну из них величественным  перстом и — уходил. Иногда просто кидал в воду яблоко, — провоцируя яростный бой ради царских покоев. Да-да! — они дрались за место под солнцем.
В прочие дни эмир либо лелеял супружниц, либо предавался философским думам о насущном. Потому очереди «на выгул» затворницы, бывало, ждали даже не месяцы — годы!
Счастливицу тщательно заплетали, натирали кремом, обсыпали благовоньями, блеском, чуть ли не золотой пудрой, подобно эпохе Клеопатры, — чтобы вид и аромат был небесно-райским: сообразно моменту.
«Инновационная», как бы сейчас произнесли, суперкровать сделана так, чтобы страждущий любви барин не был ничем стеснён. Ложе смахивало на гинекологические кресла в консультациях, только технически круче. Юная дева возлежала в нём как нераскрытый бутон розы в хрустале. Прикрыта лёгким прозрачным пеньюаром.

В саду играет тихая музыка. Палаты действительно похожи на Эдем… 

Возникал владыка, сдёргивал пеньюар. Наслаждался некоторое время (непродолжительное). Всё. Повторное соитие — исключёно.   
«Использованных» дев по-быстрому сбагривали приближённым подданным, что принималось за честь. Жена после эмира — великая благодать, подарок, ниспосланный Аллахом. 
Оперативные вербовщики вновь и вновь принимались за своё высокооплачиваемое дело. 
Физическую силу на 11 жён и 350 наложниц давали эмиру… перепёлки с воробьями, за коими охотилась целая армия. Бойцы стреляли из тонких трубочек, — выплёвывая иглы: — в секунду парализовавшие пернатых. 
В ответ полыхнувшей революции 1917-го Алимхан тайком сгрёб всё злато-серебро, монеты-драгоценности. И, не говоря никому ни слова, по-тихому удрал в Афганистан. Не оставив брошенным на произвол судьбы горемычным жёнам с наложницами — ни копейки. 
Он хотел купить и воздвигнуть себе райское счастье на чужбине: «…мы наш, мы новый мир построим!» Переступив узбекско-афганскую границу, его следы теряются — и больше об эмире ничего не известно. 
*
Эту историю поведал Асадову за обедом самаркандский прозаик Рахим Мукумов. 
Меж столов в ту пору по-хозяйски прохаживался котяра-Макар в ожидании недоеденной сосиски или чего вкусней: конфеты ли, монпансье. 
Рахим, пожертвовав мяукающему толстяку сырник, мечтательно прищёлкивал языком, причитая: «Нэ дай бог, нэ дай бог! Проклятое прошлое. Вот, Эдик, какие безобразные вэщи тварилысь в Бухаре»…

Читать предыдущий текст про Эдуарда Асадова "К Советскому Союзу претензий — нет!"