«Возвышаясь в мире Русским Духом!..»

Косматая рать

Раскрылся замшелый бестселлер
Богов, научивших читать – 
И грянуло землетрясенье,
И вышла косматая рать.

На стертых страницах столетий – 
Столбцы из кровавых следов.
И серный космический ветер
Вздымает щетину крестов.

Подпольные слуги пришельцев
Вдруг вылезли из темноты.
Открыли жрецы-правоверцы
Свои потайные хвосты.

И хлынула адская лава
Гоморр, Хиросим и Помпей.
И вспыхнули свечками главы
Моих православных церквей.

По судьбам, святыням и душам –
Разгульное стадо копыт.
Что было незыблемо – рушит,
Что было едино – дробит.

Распятые тени смятений
Кричат на горящих крестах.
И косы голодных метелей
Мелькают в костлявых руках.

Доколь вавилонским бесеньем
Корежиться нам от невзгод?..
Захлопни тот ветхий бестселлер –
И вмиг наважденье пройдет.

 

Мать бежала рожать...

Мать бежала рожать
По пурге до хутора.
Ей в больнице б лежать –
Повитуха спутала.

Мать бежала со мной
По дорогам беженцев.
Немец бил, как шальной,
Промахнулся в бешенстве.

И в жару, и в пургу –
Сын, работа, хлопоты.
Так вся жизнь на бегу,
Без обид, без ропота.

Я решил уезжать,
Навсегда оставив дом.
Мать рванулась бежать,
В панике, за поездом.

Лишь осталось ей – ждать,
Говорить, как некогда:
«Ну, пора мне бежать», -
А бежать и некуда.

 

Мальчик у дома

Вьется пыль годов далеких
вдоль по улице булыжной.
Мальчик возле дома крепость
воздвигает из песка.
И чего бы он ни строил
для себя или для ближних, – 
Больно по лицу ударив,
рассыпается пока.

На завалинке осевшей
шепчет нищая старушка.
Учит жить на подаянье,
от стыда не пряча взор.
В щель сует клочки бумаги,
в каждом – табаку понюшка.
Той нужды понюхал мальчик – 
и чихает до сих пор.

Он окурки собирает,
курит, кашляя надсадно.
Ловит муравьев он смело
и жует, скрипя песком.
Жмых, в штанинах шароваров
принесенный из детсада,
Он грызет и со старушкой
робко делится куском.

Дом притих, зажмурив ставни
и ссутулясь как-то сиро.
Бабку – нищую хозяйку
в марте занесло пургой.
Дом продали, переехав
на казенную квартиру.

Мальчика жильцы чужие
не пускают в дом родной.

И с тоской в дыру калитки
он заглядывает зорко.
Как шагреневая кожа,
меньше делается двор.
И все глуше слышно эхо
его песен на задворках.
Вот уже почти не слышно – 
за парчой столичных штор. 

 

Приливы любви

(Из Антуана де-Сент-Экзюпери «Цитадель»)

Де-Сент – пророка святости указ.
Глас – проповедь его – врачует нас.
И краткость фраз его – волна с волной –
Влечет нас морем вдаль и вширь с собой.

Вот в тайну материнства ты проник.
Любовь, как вечный двигатель, постиг,
Законы Рода с вожделеньем чтишь,
Свое бессмертье в детях ты творишь.

И вот плодоносящая жена
Благоговением твоим окружена.
Склонясь к ее постели в тишине,
Себя с творцом считаешь наравне.

А жизнь ее, младенцу жизнь творя,
Твой дух возносит, как у алтаря…
Но как ни дорог волн прибрежных вал,
А целого ты моря не познал.

Перед тобой сейчас – беда в стране:
Сказалась гибель павших на войне.
Три поколенья не рождали род, –
Та плешь земли века не зарастет.

Злой Центр Планирования семьи
Отсевы на посевы уж сменил.
Кишат роддом, перинатальный центр,
На хлев с конюшней – рост огромный цен.

В них разместят беременных стада…
Страданий материнская страда.
Кто от нужды рожает на заказ,
Кто – оберег на старость, про запас…

Все женщины торопятся рожать,
И даже те – без мужа и страшат.
Ведь платят материнский капитал,
Чтоб семени зародыш расцветал.
Так убивают то, в чем жизни свет,
С приливами любви до склона лет.
Да нежны ль чувства у коров, когда
Свершают разведение скота.

 

Лишь в храм войдешь

Лишь в храм войдешь – благословит Христос.
И тут же все святители – по кругу – 
Благословить тебя поднимут руку,
Какой бы случай к Богу не занес.

А если ты молитву произнес,
Она сольется в мире в общем хоре.
Благословляет шепчущее море,
Храня тебя от бед, врагов и гроз.

Сильней живых из глубей вековых
Вступают в хор молитвы всех святых,
Представших у всевышнего престола.

И, смолкнув враз, предчувствуют ответ:
Что делать?.. Благодатный жди совет – 
И в нем ты вдруг услышишь голос Бога.

 

Жизнь нарушить

Все, даже незначительное, важно.
По лабиринту этих встреч идешь.
Что хочешь – что загадано – отважно
С размаху ли, за всю ли жизнь – возьмешь.

Невольно замечаешь повторенья –
Виденья ль сверху нижних этажей?
И вместе с миром чувствуешь вращенье,
Небесных возвращенье миражей.

Но час пробьет – себе ты попеняешь.
Отчалят дети в молодой свой путь.
Любовь, талант, богатства прозеваешь.
Постынет боль, не охнуть, не вздохнуть…

И вдруг решишься сам ты жизнь нарушить – 
Попав, как кит из моря на песок.
Там вчуже всё – и душит-сушит душу.
Былого нет. В грядущем – одинок.

Взовьешься – и поднимет с суши воля.
Подхватит жизнь знакомою волной.
Вернешься, словно кит в просторы моря.
И скажешь: «Слава богу, хоть живой».

 

Кукловодам

Не оплакивайте Родину мою,
Не кликушествуйте и не хороните!
Посмотрите, как притворно слёзы льют,
Те, кто держит кукольные нити.

Русь смутится, занедужит, вспомнит стыд –
Вы и рады заблажить, что умирает.
Тыщи лет она над пропастью стоит,
Но стоит! – и нету ей конца и края.

Забунтуем – попадёт под хвост вожжа,
Только с недругами Родину не делим.
И не надо вам Россию возрождать,
Мы не умерли, не оскудели.

Бросьте вы на мессианство нам пенять!
Не в земном – в Небесном Царстве наше счастье.
Вы ж берётесь целым миром управлять,
А не справиться никак вам даже с частью.

Вам бы только всё порушить в пух и прах.
Но не сломите характера и сердца.
И не шарьте без хозяев в закромах!
Это пращуров для правнуков наследство.

Вы не то у нас крадёте – только пшик!
Наша русская душа – покрепче баксов.
Наше прошлое с грядущим не стащить.
Наш простор земли-небес не заграбастать.

«Зла империей», «Жандармом» и «Ордой»
Не пытайтесь наши корни изувечить.
И не надо быть России молодой,
В добром возрасте достаточно быть вечной.

Вы сманили наши лучшие умы.
Значит, Ньютонам пора у нас учиться.
Что ж боитесь вы дичающей страны –
Новых гуннов на ракетных колесницах?

И не вам бы, благодетели, радеть,
О достоинстве и чести нашей рьяно.
Россияне выше долга ставят честь,
А достоинство – превыше достоянья.

И не вам кричать, что на века
От прогресса нас отбросила разруха.
Навсегда бы нам отстать от стран греха,
Возвышаясь в мире Русским Духом!

 

Гонсалес
(поэма)

Откуда взялся демон счастья?
Испанский фильм в «Домашнем» шел.
Ей «Гранд-Отель» стал вечной страстью,
Красу Гонсалес превзошел.

И в сотовом, от сотни к сотне,
С его портретами сжилась.
И по ночам, в жару бессонном,
В своей любви к нему клялась.

И с лаской, мягкую подушку,
Прижав к взволнованной груди,
Ей доверяла, как подружке,
Что будет встреча впереди.

Она горда – в нем все скопилось:
И каратист, и футболист,
И секс-модель, и счастья милость – 
Дар кастинга – киноартист.

Она портретов галерею
Красавца тайного хранит,
И, за полночь его лелея,
Любовной ласкою бодрит.

Кружится люстра с пьяной сватьей,
И секс накручивает стыд.
Но с ней Гонсалес у кровати – 
Чтоб ни случилось, защитит.

Она предупредила глюки:
«Мое видение – не чёрт.
Полезут из подушки руки,
Закроют твой ревнивый рот».

Она же с первого свиданья
Все фото любит подправлять.
Но чья-то зависть содержанье
Портретов стала искажать.

Или козлиными ушами,
Иль вшами полнит волоса…
«Кто красоту так нарушает?» – 
Так вторила она слезам.

«Изводят так чертей на снимках!» – 
Супругу пошутить легко.
Но и Гонсалес драться сникнул – 
Лицо стал прятать в молоко.

А Таня стала ждать явленья,
И тихо в ночь в окно стучать…
Она ждала до исступленья – 
Чтобы сознанье потерять.

Гонсалес появился в небе,
Чтобы Татьяну возносить.
А может, никогда и не был…
Опасно Демона любить.

 

Ермачок¹

Татары же сразу побросали копья свои и побежали за реку Вожу, а наши стали преследовать их, рубя и коля, и великое множество перебили их.     

Рогожский летописец XV века.

Еще солнце над Ордой не закатилось,
Еще поле Куликово не дымилось,
Но пропели трубы сборы над Москвою – 
В каждом доме оказалось по герою.

Обломали когти хищному Асану,
И Булата окунули в речку Пьяну,
И на Волге затравили псом Тагая – 
И взыграла желчь у дикого Мамая.

Налетел он, словно смерч, на Русь святую,
Попирал ее копытами, лютуя.
Оставлял он от жилища пепелища – 
Да споткнулся черный волк у Городища.

Охладил его туман у речки Вожи,
Колокольный звон кольчуг его встревожил.
Там могучий Ермачок с богатырями
Черной тучей поднимался над врагами.

За дружиной ощетинилась дружина,
На плеча передним копья положила.
Знамя Дмитрия над ратью встрепенулось – 
И земля, почуяв битву, содрогнулась.

Захрапели кони, затряслась лощина.
Загалдели воры в чертовых овчинах.
И нахлынули на них шеломы лавой,
И пошли полки за волей и за славой.

Смело бился Ермачок необоримый,
В кожухе завороженном – неранимый.
Белый конь его, взлетая над врагами,
Сокрушал их искрометными ногами.

Обагрились кровью воды речки Вожи – 
И ордынцы побросали свои вежи².
И татары проклинали, удирая,
Смелых русичей и своего Мамая.

Обезумевшее стадо властелинов
Ермачок загнал в болотную трясину.
Его сабля, словно молния, разила...
Но болото и героя поглотило.

С той поры в полночный час в канун сраженья
По-над Вожей Ермачково слышно пенье
Об орлиной вольной Родине любимой,
Ратной удали ее неодолимой.
_____________
¹ Ермачок – герой первого серьезного столкновения в 1378 году на реке Воже сил Мамая с войском великого князя московского Дмитрия Ивановича.
² Вежа – кибитка, шатер кочевника.

 

Сочельник

Дерет мороз в сочельник постный
Наждачной стужей по щекам.
Со зла не говори, что поздно, – 
Неблизок путь у ямщика.

Не говори, что стар, из мести, – 
Любовь былую пощади.
При положительном известье,
И ложь красна – на площади.

 

Полова

Косили наш хлеб, молотили -
От зерен очистили весь.
И зерна по ветру пустили -
Такая вот страшная весть.

Опять провели на мякине.
Осталась полова одна.
На ней не прожить и скотине,
А как переможет страна!

Но в отчих краях столько мочи,
Что даже мякина взошла.
Мы – дети половы.
И жестче
Не скажешь про наши дела

 

Ледяной дождь

Дождь штормовой и надсадный,
Снег с грозовою крупой,
И гололед беспощадный, – 
Все это – дождь ледяной.

Жмется душа безутешно.
Силы стихии страшны.
Лед нарастает поспешно…
Буря страшнее войны.

Множатся стоны больницы
На катастрофы дорог.
Замертво падают птицы…
Буйству стихии итог.

Жмет ее лед до ломоты.
Ноги не чуют земли.
Бьются ее самолеты,
Тонут ее корабли.

Жирного льда ожерелья
Рушат стволы и столбы.
Падают, словно деревья,
Старой культуры столпы.

В пробках машины застыли.
Порвана сеть проводов.
Вымерзли села пустые,
Вымерли окна цехов.

Вскрыли ей вены, качают
Нефть, словно кровь ее недр.
Дождь ледяной все крепчает.
И напряжен каждый нерв…

Дождь ледяной – сущий Ирод,
В лед заковал – и крошил.
Как ледниковый период –
Оледененье души.

 

Атмосфера духа                        

                                    В.И. Вернадскому

Есть в нашем мире Атмосфера Духа.
Любой иной она превыше сферы.
В ней – обостренье зрения и слуха,
И чувства, и провиденья, и веры.

Крылаты корабли ее – искусства.
Светлы ее герои – духонавты:
Платоны, Архимеды, Златоусты,
Да Винчи, Ломоносовы и Канты...

В той Атмосфере Духа – солнце ярче,
И истина – дороже и яснее,
Минувшее – понятней и богаче,
Грядущее – желанней и виднее.

 

Час конца душе

                      «Час душе конца помыслившись…»
                                         Тропарь на Великий Вторник. Глас 2
Час конца душе помысли…
Что же сбудется за час?
Не припомнишь, что зачат.
Не найдутся компромиссы.

Ты уже достиг молвы.
Ты виденье, но не смыло.
Пустота – с глубоким смыслом.
Всадник ты без головы.

 

Беседа с небесным созданием
(Поэма в прозе)

«В каждой музыке – Бах,
                     В каждом из нас – Бог»
                                Иосиф Бродский

Музыка – язык Бога.
Бах вечно преподает на органе основы общения с Богом.
Сначала мы разучиваем гласные звуки Бога, вставая на табуретку с детским пением:
«Птичка над моим окошком гнездышко для деток вьет…»
Ребенок наш поет – и значит, уже общается с Богом.
С детства мы боимся небесной грозы. Бог подает свой разрывный громокипящей голос торнадо?
В молитвах мы учимся всю жизнь общению Святого Духа с Богом.
Мы все удивляемся, как Бог понимает наши молитвы на разных языках?
А на каком языке говорит Бог, на земле тыщи языков. Он что ли Полиглот?
Даже Иван Грозный в древности общался с Богом больше, чем в монашьей одежде. Он записывал свою музыку крючками.
Каждый музыкальный инструмент – это стило Бога.
Музей музыкальных инструментов – это академия стилистов-левитов.
Нотная библиотека в Москве – это азбука языка общения с Богом.
Хоры всех времен и всех языков – хоры Всевышних.
И в немолчных храмах вечно Ангелы поют.
А люди?
Храмы звучат молитвами божественных произведений композитора Иоганна Себастьяна Баха, написавшего более 1000 музыкальных произведений во всех значимых жанрах своего времени.
В театрах мира играют почти 2000 пьес, сочинений великого драматурга, поэта и прозаика Лопе Де Веги.
Все подобные творения – для разучивания человечеством музыки мира, чтобы овладеть божественным языком Бога.
Мы сожалеем, что не до конца осознаем в консерваториях и театрах все бессмертные богатства музыки. Но чувствуем душевное удовлетворение после концертов, такое же благоденствие на душе, как после стояния всенощной и заутрени в церкви.
Язык Бога – единственный для всего человечества язык, не нуждающийся в переводах, потому что он и есть музыка.
Композиторы глубоко понимают музыку. Но верят ли они в то, что музыка – единственный язык всего мира?
«Это от Всевышнего!» – касается гений пальцем у виска, боясь верить в эту истину.
Исполнители дуэта в опере, фактически общаются на языке Бога.
Однако, до понимания шестым чувством языка музыки еще пройдут тысячелетия.
Тогда алфавит окончательно заменят ноты.

 

Пробуждение

Ты явилась – я проснулся,
Сбросил дрему чутких чувств.
Каждый мускул встрепенулся
От ожогов жарких уст.

А  в руках горело,  пело,
Трепетало и звало
Ароматом мяты тело,
Запотело, расцвело.

Смотрит, смотрит, не мигает
Из груди зрачок огня.
Он меня подстерегает,
Грудничком зовет меня.

Но, когда я, озаренный,
Отлюбился горячо,
Возраст  серою вороной
Снова сел мне на плечо.