Звёздочка моя ясная… Памяти Ольги Фокиной
Звёздочка моя ясная… Памяти Ольги Фокиной
Закончился земной путь Ольги Фокиной, замечательной русской – по роду деятельности – поэтессы, а по сути – хранительницы русского слова.
Здесь уместно начать с гениального Сергея Клычкова:
О, если бы вы знали слово,
Что под луной хранят в ночи
От древности седые совы,
От века мудрые сычи…
– И поискать это самое слово там, где оно сегодня только и может находиться – вдали от отравленных мегаполисов, в экологически чистой глубинке. И первое, что в этом смысле приходит на ум – край Архангельско-Вологодский.
Вспомним, что только в этих северных местах сохранился уникальный жанр русского народного творчества – былины; что Вологодская губерния в православном мире носит название Северной Фиваиды, так как именно здесь ученики преподобного Сергия Радонежского основали очень большое количество обителей; что в 1711 г. в деревне Мишанинская Архангельской губернии родился Ломоносов; что в деревне Коштуга Вытегорского уезда Олонецкой губернии (ныне Вологодская область) в 1884 г. родился великий русский поэт Николай Клюев; что в селе Емецк Архангельской области в 1936 г. родился ещё один поэт и ещё один Николай – Рубцов, чья дальнейшая жизнь оказалась тесно связана с Вологдой. Не иначе как об особой энергетике данного места свидетельствует сей список, не правда ли?
А 2 сентября 1937 года в деревне Артемьевская Архангельской области родилась Ольга Александровна Фокина, которая после окончания в 1962 г. московского Литературного института им. Горького, также как и Рубцов, перебралась в Вологду.
О фольклорной основе стихов Ольги Фокиной можно прочитать в любой заметке о её жизни и творчестве. Это вполне очевидно уже из одного – написанного в 1965 г. и посвящённого брату Николаю – «Оратая»:
Оратаюшко-оратай!
Солнце торкнулось в ворота!
Встань, наладь на полоске плуг,
С недоуздком ступай на луг.
Оратаюшко-оратай,
В поле Карюшка обротай;
Из туманной реки напой,
Песню утреннюю запой –
Песню утренних берегов,
Песню утренних облаков...
Оратаюшко-оратай,
Карьку меру овса подай.
Сам вернись на минутку в дом,
Опростай ставок с молоком,
Да кусок аржаного сжуй,
Да хозяюшку поцелуй,
Да до ночи пары пластай,
Оратаюшко-оратай...
Очевидна также преемственность данной традиции в русской поэзии. Первым вспоминается, конечно же, Алексей Кольцов с его Пахарями и Косарями:
Раззудись, плечо!
Размахнись, рука!
Ты пахни в лицо,
Ветер с полудня!
Освежи, взволнуй
Степь просторную!
Бесспорно, что непосредственное отношение имеет к этому и Николай Некрасов, на что указывается, к примеру, в биографическом словаре «Рождённые Вологодчиной» (Вологда, 2005): «Вторым, после фольклорного, но не менее плодотворным направлением в творчестве Фокиной стало обращение к некрасовской традиции, прежде всего в изображении жизни русской крестьянки, её тяжёлой женской доли». – И действительно, социально-эпическая основа характерна для многих стихотворений и поэм Фокиной. Однако вовсе не это позволяет отнести её стихи к Высокой Поэзии. Как ни странно, а от автора-составителя словаря ускользнуло то, что Ольга Фокина прежде всего замечательный поэт-лирик.
Известно, что о стихах того же Некрасова Иван Тургенев высказался в том смысле, что поэзия в них и не ночевала. Смысл этого утверждения состоит в том, что истинная поэзия заключается не в одном лишь правдивом описании жизненных тягот. Для рождения поэзии недостаточно также только чисто формального умения. Потому как поэзия – это не только ритм и рифма, и вовсе не порожняя звукопись. Поэзия – это то, что стоит за словами. То, что словами не названо, а лишь обусловлено, и потому вызывает определённые чувства. Это искусство тонов и полутонов, чётких и едва намеченных линий, способность парадоксально мыслить и разуметь многоуровневость символа. В результате этого за словами с их конкретным содержанием возникает второй неназванный план, а иногда и третий. Вот тогда и рождается поэзия.
Боюсь, что не правда, а снится...
Боюсь, что проснусь... не суди!
Пройдись по моим половицам,
На лавке моей посиди.
Я выбегу в темные сени,
Где издавна всё – наизусть,
Но, словно при землетрясенье,
Споткнусь, оступлюсь, провалюсь,
Убьюсь... и, не чувствуя боли,
Уже не живая, пойду.
В широком и ветреном поле
Очнусь, наступив на звезду.
Она расплеснётся... урвётся...
Опять соберётся – жива!
...И к небу от лужи метнётся
Мой взгляд, забирая права –
На звёздность! На высь! На бездонность! –
Богатства минувших минут...
И словно тяжёлые тонны
Незримо с души опадут.
И словно расправятся крылья,
Которым взмахнуть и вознесть!
Которые всё-таки – были,
Которые всё-таки – есть.
Эти стихи Ольги Фокиной, датированные 1973 годом, равно как и многие другие, красноречиво свидетельствуют о поэтической преемственности их автора вовсе не от Некрасова, а от лириков школы Афанасия Фета. Ну а сочетание лирического с фольклорно-крестьянским указывает на неразрывную связь с поэтами новокрестьянской школы. И в первую очередь с наиболее яркими её представителями – Николаем Клюевым и Сергеем Клычковым. Особенно это заметно в совершенно нехарактерном для советской эпохи стихотворении «В Кирилловском монастыре», написанном в 1966 году.
Отзнобило, отморозило,
И растаяло, и спит...
Только Сиверское озеро
Ветер-сивер шевелит.
Лёгок, лёгок по-над волнами
Тополиный белый пух.
Только – с ликами иконными –
Десять ив, сухих старух.
Тополя глядят по-нашему:
Широко и далеко!
Только ивы, как монашины,
Словно молятся о ком.
Дремлют башни монастырские,
Дремлют ржавые кресты,
Обвалились склепы низкие,
Кельи тёмные пусты.
Плачут стены монолитные.
В щели грозные бойниц
Смотрят клювы любопытные
Сизокрылых мирных птиц...
То ли это всё – не по сердцу?
То ли – по сердцу зело?
Ходит Сиверское озеро,
Морщит светлое чело.
Так ему до самой осени,
До ледовых холодов
Трудно мучиться вопросами,
Омывать грехи богов,
И обломок цвета красного
Словно маленький огонь,
С вала на вал перебрасывать,
Как с ладони на ладонь.
Подобные настроения характерны также для однокашника и земляка Ольги Фокиной замечательного русского поэта Николая Рубцова. В целом же это подтверждает высказанную выше мысль об особой духовной энергетике Архангельско-Вологодского края. Кирилловский монастырь – самое сердце Северной Фиваиды, во времена же сугубо атеистические функцию главного Божеского храма естественным образом приняла на себя Матушка-Природа, хранящая в себе предвечную мудрость. И потому в бытность свою в Москве ли, в Вологде, неизменно тянуло Ольгу Фокину в родные деревенские места с их девственной природой и милой сердцу крестьянской жизнью.
Естественным же образом Мать-Природа в творчестве Ольги Фокиной персонифицировалась в образ её собственной матери, которой посвящены многие произведения поэта. Особенное щемящее чувство вызывает вроде бы незамысловатое стихотворение о том, как мать пошла в лес по грибы:
...Едва глаза прикрою – вижу, как
Пошла родимая моя
По свинуры, обабки, рыжики
В места, где хаживала я.
На ней фуфайка, юбка синяя,
Литой резины сапоги.
Её платок, как лист осиновый,
Теребит ветер у реки.
Перебредёт реку по камешкам
И там, где в ёлках – не видать,
О прошлом, летошнем, о давешнем
Тихонько будет вспоминать.
– Ну что здесь особенного, казалось бы? Простые дочерние чувства. Но в том-то и дело, что не простые. За конкретным смыслом данных слов открываются непостижимые нити высшего родства, на которых и держится сама жизнь. Особой силы резонирующий эффект возникает еще и в связи с тем, что образ матери изображается на умиротворяющем фоне грибного действа – общения и взаимодействия с Матерью-Природой. Это – конкретная мать в лоне всеобщей матери. И здесь вновь находим теснейшую преемственность от Николая Клюева с его «Песнью о Великой Матери»:
А жили по звёздам, где Белое море,
В ладонях избы, на лесном косогоре.
В бору же кукушка, всех сказок залог,
Серебряным клювом клевала горох.
Тема материнства неразрывно связана с темой детства, и это ещё одно измерение поэзии Ольги Фокиной. Поэтическое измерение, в русской традиции обозначенное, прежде всего, сказками Пушкина и знаменитым стихотворением «Детство» Ивана Сурикова:
Вот моя деревня:
Вот мой дом родной;
Вот качусь я в санках
По горе крутой;
Вот свернулись санки,
И я на бок – хлоп!
Кубарем качуся
Под гору, в сугроб.
И далее:
И начну у бабки
Сказки я просить;
И начнёт мне бабка
Сказку говорить:
Как Иван-царевич
Птицу-жар поймал,
Как ему невесту
Серый волк достал.
Слушаю я сказку –
Сердце так и мрёт;
А в трубе сердито
Ветер злой поёт.
Целиком и полностью принадлежит этой сказочно-сказительной традиции и Ольга Фокина. Можно смело утверждать, что она из неё родом. И здесь мы выходим на грандиозную тему, которая ещё только ждёт своих исследователей. Тему эту можно обозначить следующим образом: «Духовные основы детской литературы советской эпохи». Дело в том, что именно в советское время была создана воистину уникальная и духовно полноценная детская литература. И что особенно интересно – духовная полноценность была обеспечена в эпоху, когда всё, что связано с духом в религиозном понимании, старательно изгонялось из сознания людей. Сегодня же, когда в этом плане никаких ограничений нет, полноценной детской литературы почему-то не наблюдается.
Ольга Фокина, конечно, не детский автор. Но всё её – и особенно раннее – творчество дышит именно той солнечной живостью, которой пронизаны лучшие произведения советской литературы, создававшиеся специально для детей и юношества. Основываясь на собственном опыте, в первую очередь, назову книги таких писателей как Юрий Томин, Евгений Чарушин, Виталий Бианки, Иван Соколов-Микитов… И тут же отмечу следующий факт: тематика столь любимых мной детских книжек – это, как правило, или же деревенская жизнь (повесть Томина «Витька Мураш – победитель всех»), или зарисовки, выполненные непосредственно с природы. Всё то, что запечатлено в одном из ранних (1958 г.) стихотворений Ольги Фокиной:
Хорошо, положив подбородок в ладони,
К солнцу майскому пятки босые поднять,
И смотреть, как пасутся у озера кони,
И себе выбирать молодого коня.
Хорошо, ничего не желая на свете,
Без пути и без цели скакать по лугам,
И спугнуть задремавший в черемухах ветер,
И задорную песню послать облакам.
Лейся, песня! Лети, молодой жеребёнок!
Счастья искорки, сыпьтесь цветами на луг!
Эту юную, только из зимних пелёнок,
Поцелуй мою землю, серебряный плуг!
Необходимо, конечно, отметить и прямую родственную связь творчества Ольги Фокиной с так называемой «деревенской прозой» (Василий Шукшин, Фёдор Абрамов, Василий Белов, Валентин Распутин, Виктор Астафьев). С той, правда, разницей, что нет на ней той печати увядания, обречённости, можно сказать, советского декаданса, которой отмечены произведения «деревенщиков». Поэтому она всё же ближе к таким более урбанизированным авторам как Рубцов и Вампилов.
Здесь весьма кстати упомянуть тот факт, что в середине 70-х песенка на её слова, записанная на грампластинку группой «Цветы», стала настоящим хитом городского фольклора: «Песни у людей – / Разные, / А моя – одна / На века: / Звёздочка моя / Ясная! / Как ты от меня / Далека! / Поздно мы с тобой / Поняли, / Что вдвоём вдвойне / Веселей / Даже проплывать / По небу, / А не то что жить / На земле», – звучало в те годы чуть ли не в каждой дворовой беседке! Это ли не свидетельствует о том, что стихи Ольги Фокиной – нечто в высшей степени живое, созвучное различным струнам человеческой души?
Будучи студенткой Московского литинститута, 20-летняя Ольга Фокина в одном из ранних своих стихотворений, наверняка сама того не осознавая, шутя сформулировала свое поэтическое кредо: «Надоела мне лингвистика, / Ты мне сказку расскажи!» – И незамысловатый текст про Звёздочку, написанный в 1964-м, являет собой одну из таких сказок. Но, с другой стороны, ни в коей мере не является мерилом мастерских возможностях поэта Фокиной, для которой равно важны и сказка, и лингвистика. В чём самый привередливый ценитель поэтического слова может убедиться, прочитав созданный в 1998 году внешне и внутренне великолепный «Венок сонетов».
К сожалению, привести сей поэтический шедевр Ольги Фокиной не позволяет пространство статьи, а потому в завершение данного объяснения в любви к «великому русскому слову» процитируем другое стихотворение мастера. Написанное в 1997 г., оно более чем актуально и для дня сегодняшнего.
И до глубинной деревеньки
Дошли раскол и передел:
У вас всю ночь считают деньги,
Мы – без гроша и не у дел.
Вы натянули шапки лисьи
И шубы волчьи вам – к лицу,
Мы – воспитали, вы – загрызли,
Мы – на погост, а вы – к венцу.
Такое звёзд расположенье,
Таких «Указов» звездопад:
Вы – в господа, мы – в услуженье
Да на работу без зарплат.
На вашей улице – веселье:
Еда – горой! Вино – рекой!
Святые звёзды окосели,
Смущаясь вашею гульбой.
У вас всю ночь огонь не гаснет,
У нас – ни зги во всём ряду;
На нашей улице – не праздник...
Но я на вашу – не пойду.