«Для прохожих скрыта эта жизнь…»

***

Мне пишет ночь в просветах облаков,
окутав тайну мантией роскошной…
Ступая по карнизам осторожно,
льёт воск. И пробирается подкожно
беззвучьем невесомых каблуков…

Повсюду взор, промокший и нагой,
сквозь плотно занавешенные окна…
Плач сквера и ушедших дней волокна
вплетаются в античные полотна
незримою, но праведной рукой…

Сиротства шаг сквозь сумрачный этюд
скребущим стоном брошенной дворняги…
Плыву по глади девственной бумаги
от тени исполинской в полумраке,
теряя разлинованность минут…

Сменяется безлюдность площадей
зигзагом ускользающих дорожек…
О, сколько здесь ссутулившихся кошек
во влаге неприкаянных ладошек…
В мелодии блуждающих дождей…

Скамья бессмертной повести моей…
Согрей… Прими в объятия былого!
Ах, если бы пришлось родиться снова… –
Ни мысли не исчезло бы… Ни слова...
Ни меточки с листков календарей…

 

***

Скажи, мой друг, кто там тебя встречал?..
Какие льнут цветы? И есть ли просинь?..
Белее ли там снег? Иль кружит осень,
златой листвой укрыв земной причал…

Ответь, родной, ты помнишь этот Свет?
А если «нет», то что всё это значит?.. –
Здесь солнца лучик спрячется и плачет.
Скажи, мой близкий, слышишь или нет?..

Всё чувствую, чего-то лишена –
огромного, бесценного, святого.
Ах, если б знать, что встретимся мы снова…
А там, скажи, КАКАЯ тишина?..

О ней ли ты мечтал, упрятав боль,
которая оставила последыш…
Надежду дай, что ждёшь меня и встретишь. –
Крылом сквозь грань дотронуться позволь…

 

***

Несносны сердцу месть и лесть.
За окнами ликует холод.
Душевный, сексуальный голод…
Бессмысленная суета.
Закрыв глаза, ничком прилечь
на побережье, сердцу милом...
Там где-то, в платьице красивом,
бежит девчушка сквозь года.

Вдыхает свежесть юных гроз. –
 Неугомонная девчонка.
Порхает трепетная чёлка... 
Ах, ветер! – Растрепал косу... 
Там за вопросами – вопрос...
Весь мир безбрежный обнимая,
игривым волнам доверяя,
кораблик бережно несу...

 

Смешной малыш

Алмазной струйкой сыплется капель... 
Сбежит печаль. И в гибких струнах ливней
сплетутся сны один другого дивней,
палитрой грёз разбавив акварель... 

Смешной малыш окликнет чудо – птиц.
И понесётся, смешивая тучи
с апрельским солнцем, в тонкое созвучье,
спасая мир на кончиках ресниц...

Сожмёт кулак пиратский капитан,
теряя в брызгах тусклый подмалёвок.
Но стая божьих маленьких коровок
слетит с небес на выцветший кафтан... 

Припомнит вмиг железный великан,
что сам ловил рассветы в ярких лужах. 
И верил он – в ребячьих звонких душах
льёт бирюзу безбрежный океан... 

Мелькнёт в глазах оживший огонёк.
И станет плавить грузные оковы.
Пойдут по плазме искрами обновы.
Старик поймёт насколько одинок... 

Захочет жить. Оттаивать от бед...
Вести дневник, писать стихи о счастье.
Плести венки с соседской внучкой Настей.
И малышу, в защиту от напастей, 
подарит свой единственный кларнет.

 

Боль

Даже в пору тончайшего золота,
чуть всплакнув, отступали дожди…
Нынче всё беспощадно исколото
одиноким беспомощным «жди».

Я металась меж звёздными знаками
в ожидании хрупкого сна…
А, вернувшись, делила с дворнягами
поздний ужин. Но мне у окна

пело счастье, что ты настоящее…
Чутко спишь на цветущей Земле.
И от этого нежно – щемящее
растекалось на хрупком стекле.

Ты отрада моя слишком личная
и уже – вековая печаль.
Неизбежность… Тоска безграничная.
Расскажи, где далёкая Даль…

Птицей раненой ночью над городом
созерцаю жемчужный Рассвет,
укрывая приподнятым воротом
Млечный путь и бессрочный билет.

 

Вне времени

Мы так живём. – Вне времени, без фальши 
в листочках твоего черновика.
Не изводись. Не спрашивай, что дальше. 
Нежнейший мой, списались на века...

Безликий лоск посеял осторожность. 
Но канет в позолоте октября,
чем даст надежде некую возможность
с тобою ждать и кликать снегиря.

Застынут ливни, смыв черту возврата.
И где-то там, под толщей серебра,
замрёт печаль. Я потеряюсь в датах... 
И на причалах встанут крейсера.

Что мне простуда?.. Сгинут и метели. – 
Прижмись покрепче. Дрожь в твоих губах. 
Как мы болели... Помнят свиристели.
Не излечить. Не высказать в словах.

 

Мой свет

Лютый мрак непосильной ношей
налетел на святой рассвет…
Мой единственный… Мой хороший…
Отвоюй. Пусть тебя здесь нет.

Ты испей из моих ладоней 
свежесобранную росу…
Стали ночи ещё бессонней…
Будто сплю в вековом лесу.

Ты укутай своим бесстрашьем
эти плечи да старый дом…
Разве знали в огне вчерашнем,
что останется на потом...

Разгорелись свечой бессмертной
у истока любви земной.
К ней взываю я, милосердной…
Отчего ж не идёшь за мной…

А мечта твоя спелым снегом
уж на волосы прилегла…
Мой любимый… Блаженства нега…
Прилетишь, и исчезнет мгла.

Художник памяти

Бессонница. Дождей студёных сталь
насквозь пронзила в пламенном июне.
На площади в дрожащем многострунье
кровит неутихающая даль…

Он здесь. Нещадно бледный, но живой.
С жемчужных прядей, что с молящей вербы,
стекает неизбежно сорок первый
на поле с малахитовой травой…

С размытого холста бежит Весна…
Художник мой, под каменной метелью
ты нежно укрывал любовь шинелью.
Хрупка была, немыслимо грустна…

Тростинка… Скольких вынесла без сна
назло и вопреки свинцовой вьюге…
Ты слышишь это сердце в каждом звуке.
Во всех пространствах видится она…

Заплакали бездонные глаза.
Бессмертные. Прекрасные. Родные…
Оркестры не смолкают проливные.
И душу рвёт военная гроза.

Ты дивные наброски создавал
ещё в уюте маминых ладоней…
Мог видеть удивительное в кроне
простой берёзки и величье скал…

В рисунках детских строил новый дом
для милой мамы, с окнами на речку.
Ты словно спал… – Она гасила свечку.
И плакала украдкою потом.

А ты всё знал… И, веря в чудеса,
для матушки писал в закате море…
Но старенький ваш дом качнуло горе…
И дымом застелилась бирюза.

Художник мой… Отдай же этот плач!
Я высушу его под летним солнцем…
Пусть чуткий луч летит в твоё оконце!
Давно издох безжалостный палач.

Бессонница. Уймётся ли печаль...
Я снова в истекающем июне.
Здесь памяти оркестров многострунье.
Кровит неутихающая даль…

Художник непослушною рукой…
Единственною – левой, обгоревшей…
Израненной, но всё же уцелевшей,
воюет со вселенскою тоской…

 

Чем тоньше слух, тем чище звуки...

Как жаль, что доверяем жизни струны
тому, кто не расслышав их высот,
за «падшею звездою» ночью лунной
предательски свернёт за «поворот».

Тому, кто грусть в таинственной улыбке,
сочтёт за хмель ликующей весны.
Бесчестье выдавая за ошибки,
читая суть с порочной стороны.

Желаю не испить среди цветенья
фальшивых фраз наигранность и понт,
простуженные ревностью мгновенья
того, кто без ума в себя влюблён.

Кто в мире растворился эфемерном,
считая мелочь в нежности берёз.
Неужто тот, кто рядом дышит мерно,
воспримет сердцем горечь наших слёз?

Земная жизнь сложна, но быстротечна.
Бесценен каждый вдох, момент и час.
И в этом мире, пусть не безупречном,
есть ТОТ, кто молит небо лишь о нас!

 

Хочу в объятья... К сыну и к тебе

Ты вороном летел в объятья сплина...
Я – в нежности волшебных детских снов.
Круженьем звёзд над колыбелью сына.
И добрых фей, сошедших с облаков...

Здесь нет отцовских рук. Но от рожденья
любимый мальчик светел и храним.
Упрямых ножек трепетное рвенье... 
Продлись, мгновенье! Миг НЕПОВТОРИМ. 

Малыш, не береги кристаллы соли
на маминых щеках в слепой ночи. –
Держалась, зажимая силу воли...
Биеньем сердца руша кирпичи.

Немой закат, подкошенного лета, 
покалывала боль веретеном,
выматывая долго... Беспросветно.
Переплетаясь с бесприютным сном.

Убранство зим одарит в одночасье...
Зажав в ладони скорбные виски, 
прошепчешь: «Помоги. – Душа на части!
Господь, прости... Избави от тоски».

Сорвётся дверь, Прощёным воскресеньем, 
над пропастью раздвинутых мостов...
Отдастся эхом в солнечном сплетенье
внезапность нерешительных шагов. 

Смущённых взглядов тягостное тренье...
Осипший голос из страны ветров. 
– А знаешь... Я принёс тебе варенье.
Из розовых любимых лепестков...

Искал вдали чудесную Жар-птицу, 
всё чаще вспоминая на заре, 
по-детски озорную баловницу
и гибкий стан на трепетной волне...

Срывалось с губ пленительное имя...
Несло в Плеяду тысячи светил... 
В прозрачности своей неуловима, прощалась
на ступеньках без перил...

Топил снега, отыскивая звенья 
в свеченье Лунных тающих котов...
Годами грезил о прикосновенье 
РОДНЫХ МИРОВ над вереницей льдов. 

Упущены полёты безвозвратно
в ГАРМОНИЮ невосполнимых лет. 
Не хватит слов. Так хочется обратно...
С тобой и сыном в ласковый рассвет.

 

Храни вас Бог

Стремительные шествия времён
клубились вихрем, звали мимоходом…
Пронзительней и тоньше с каждым годом
их музами пленился полусон…
В лазурной дымке грезит граф Толстой…
Мишель считает звёзды в полумраке…
Здесь Саша Пушкин кружит в чёрном фраке,
оплаканный чистейшей красотой…
Мазурка заструилась по дворцу,
являя драгоценные мгновенья…
И вот поэт на пике Вдохновенья
с надеждой обращается к Творцу…
Любовь, превосходящая тела,
живёт в неиссякаемом пространстве,
лучиною в естественном убранстве
высвечивая лица добела.
Туман налился цветом тайных сфер…
Одна из них открылась нараспашку.
Привиделось мне – русскую рубашку
прижал к груди заморский офицер…
Он пел стихи о золоте полей,
о матери, о жизни... У берёзы
кровавые просачивались слёзы
сквозь синий холст под крики журавлей.
Под их крылом небесной седине
излита боль, что нёс Сергей Есенин…
Как он молил, упавши на колени,
расплакавшись с собой наедине…
О, сколько дней отмерено с тех пор…
Но вьётся нить с момента сотворенья.
И суть одна у дивного явленья. –
Земля, вода… Нам общий дан простор…
Прислушиваясь, ведаю о том,
что с давних пор испытано другими.
Дышу людьми по духу дорогими…
Бесценен мир и прежде, и потом...
Храни вас Бог, когда-то не святых,
но подлинных за этой тонкой гранью!..
Мыслителей, поэтов по призванью,
идущих ввысь… И вечно молодых.

 

Когда уходят близкие в Рассвет...

Когда уходят близкие в Рассвет,
невольно оставляя зыбь Заката,
мне кто-то пишет чёрным «без возврата».
А сердце всё одно, не веря – «нет».

Я мчусь, спалив невидимую грань,
за беглым возродившимся мгновеньем,
душе открыв полёта продолженье…
Вложив всю боль в бессмысленное «встань!».

Метаюсь при попытке ощутить
хотя бы край струящейся одежды
той жизни… Грею облачко надежды
своей свечой… И слышу «надо жить».

Не вычеркнут ни годы, ни пурга
желанные, светящиеся лица.
К чему твердить «ничто не повторится»?..
Знать, каждая дорога дорога.

 

Вечно живым...

В загребающем мраке войны
миллионы несбывшихся лет,
миллиарды надорванных судеб.
Схоронив ароматы весны, 
искажался июньский рассвет,
прикарманенный бреднями чудищ.

Задымились леса и поля,
не налившись румяной зарёй,
не насытившись свежестью ливней.
Обезумевший крик соловья, 
нарастающей алой волной, 
разлетался внезапно... Надрывно.

Не ютитесь, кровавые сны, 
на постелях отважных солдат! 
На прискорбных геройских аллеях!
Пусть не будет ни пуль,
ни войны,
ни уснувших навеки ребят
в узких щелях промёрзлой траншеи.

Только маминых рук огонёк.
Только ласковый трепетный взгляд.
Колыбельной атласные звуки...
На плечах Оренбургский платок,
привезённый с почётом наград,
после вечной, казалось, разлуки...

 

В тебе есть всё...

В тебе есть всё, что нам не даст упасть –
улыбки нежность и просвет в печали...
От ярких искр до выбеленной дали.
Горчинка и невкрадчивая сласть...

Когда душой – живительным огнём
благословляешь встреченные пары,
твоим дыханьем стелются пожары
внутри меня над угасавшим днём…

И может, так же, средь античных стен
выискиваешь взор по-детски кроткий...
А облака – сестёр воздушных лодки
уносят нас туда, где мир нетлен.

 

И тогда с тобой

Не примеряй меня к другим. Не заверяй…
Прими, как Осень с ниспадающей печалью.
Как горизонт под распустившейся вуалью…
Как мерный ход всегда уверенных часов.
Не проверяй мою любовь. Не затворяй…
Как блик Луны и восхождение Светила.
Извечной лестнице неведомы перила…
Не знает Вечность ни обрывов, ни оков.

Сквозь призму лет не истязай себя кнутом
безвольных дум и неприкаянных сомнений.
Я не боюсь ни километров, ни видений,
когда доверие взаимно в миг любой…
Пусть в серебро вплетётся золото листвы,
напомнив сердцу благородный сплав металлов
на безымянных пальцах… Если б вдруг не стало
из нас кого-то здесь… – я и тогда... с тобой.

 

Нежность

Смотри – нас помнят первые цветы
у кромки отступающего наста...
Кто этому причина? Может, ты. 
Подарок величайшего фантаста...

Такая у природы благодать... 
Земная неотъемлемая сила!
Пусть травам, как и людям – не летать.
Но я над ними снова воспарила. 

Такая у расцвета чистота,
что души прикоснувшиеся лечит.
И хрупкость в этом мире неспроста
испытывает плачущие свечи...

 

Переосмысление

На тайные поля кровила боль,
сбегала в глубь доверчивых страниц.
Судьба моя, прижиться не позволь
вселенскому сиротству вольных птиц…

Проникла суть разлуки в полный рост.
Под снегом извивается тоска…
Но искрами подаренных мне звёзд
я выжгу безысходность тупика.

Не тратьте жизнь на тех, кто вас предаст. –
Пульсируя, зацикливалась боль.
А каждый ли почувствует контраст
меж праведным и тем, кто шепчет роль?..

Открытая душа чиста, кротка…
Не склонна с первой встречи видеть ложь.
А фальшь, увы, бывает так метка…
Что в сердце просочилось – не поймёшь.

Молила вас – не тратьте жизнь свою…
Те строчки изливались сгоряча. –
И ныне не всегда я узнаю
с начальных нот мотивы палача…

Я падала… Но буду доверять
небесной непроглядной тишине.
Надежда, словно любящая мать,
выносит на незыблемой волне.

Нам жизнь даёт подсказки каждый миг.
Любовь и святость – вот источник сил.
Любой из нас, по сути, ученик.
А кто не ошибался – тот не жил.

 

Будь

Ты не сможешь уже свернуть,
даже если усталый снег
жгучей дробью настигнет грудь
в перешейке меж вешних рек.

Там, где бьётся святой родник,
орошая уснувший сад,
обомлеет скупой ледник,
покачнувшись вперёд – назад,

заструится слюдой – слезой
в раскалённых следах к весне.
За небесною бирюзой…
К воспаряющей новизне.

Пусть все ветры, сплетясь в один,
крошат в воздухе валуны! –
Устоявший среди руин,
поплывёшь на волнах струны,

сквозь космический океан,
по спиралям вселенских проз…
Где спасёт от смертельных ран
поцелуй королевы гроз.

Где навечно и глубоко
проникает мощнейший свет!
Ты почувствуешь, как легко…
Словно сбросил прослойку лет

из нестойких пустых пород,
залетевших обманом в дверь,
клея бирку: «Уже не тот…»
Сердце выстучало – не верь!

И душа моя – за тобой,
в неизведанный Млечный путь…
Даже звёзды наперебой
вторят эхом – ты просто...
Будь…

 

Не прячьтесь за чужими голосами

Вот так бывает в жизни,
к сожаленью, –
вползает ложь змеёй,
меняя строчку…
И, извиваясь,
смазывает тенью,
не позволяя
выстроить цепочку…

Но МИР ни глух, ни глуп…
Спадёт завеса!
Предстанет сущность
в свете первозданном. –
И что когда-то
не имело веса,
раскроет смысл
в мире многогранном.

Не прячьтесь
за чужими голосами!
Цените свой
неповторимый почерк.
Спасите душу здесь –
под небесами,
пока есть время
и не сделан прочерк.

 

Слышу, мой родной...

Золото осеннее в милые черты...
Всех чудес бесценнее в этом мире ты.
Светишь нежным солнышком на проулки лет.
И не видно донышка... Знать, его и нет.

Взгляд играет трепетно розой на щеках...
До какой же степени чувствую в руках
чистое – пречистое, чуткое до слёз,
самое лучистое, слаще моря грёз...

В нашей дивной просини, в самой глубине, 
на листочках осени сердцем пишешь мне
песню лебединую. – Слышу, мой родной... – 
Светлую, невинную... Для меня одной.

Эти капли радости падают в Рассвет
к самой вешней сладости как святой обет.
Музыка венчальная льётся не во сне…
Где-то и печальная... Но со мной. По мне...

 

Лучик

Измеренье радужной мечты
освещает ласковый сынишка…
Эти грёзы ясны и просты. –
Нежный Ангел в ситцевых штанишках.
Ткёт сады, встречая Своего,
Женщина лучом пути земного,
веря, что любовь всему основа,
искренне, заветно... Одного.
Не было сомнений и тревог –
в сновиденье свет дарил сынок.
Он родится именно такой,
трогательный, сладкий, дорогой…
Сбылся сон. В глазах её рассвет,
не смотря на то, что мужа нет.

Кружит снег над кроткою рекой…
Нет она не стонет в жалком плаче.
Бередящий сердце непокой
в кружеве ночных туманов прячет.
Бережно Орлица над гнездом,
год за годом счастьем полнит деток.
Не всегда в карманах звон монеток…
Но ни дня не сетует о том.
Таинство, улыбка и весна…
В чём-то непонятна, но честна.
Нежность и неистовая твердь.
Нет её не сломит круговерть.
Из любых позиций отразит,
если нужно, материнства щит.

Пусть давно не знает сильных рук.
И плеча не чувствует мужского…
Но придёт желанный, верный друг…
Преданный… – Душа не ждёт другого.
Для прохожих скрыта эта жизнь.
Непонятен цвет её наряда…
Не отведать из чужого сада
нежность лет и осени желтизн…
Не узнать, не выведать о том,
сколько ран на сердце золотом.
И не разглядеть ночей бессонных
в океанах глаз её бездонных.
Станет неприступною стеной,
расправляя крылья за спиной…

Милому – опорою сердечной
и любимой девочкой навечно…

 

Художник: Р. Вьюгова.