Памяти Валентина Григорьевича Распутина
Памяти Валентина Григорьевича Распутина
От редакции
В подборке стихов известного поэта Владимира Скифа вы найдете и «Что передать вороне?..» — Так называлось одно из самых первых произведений нашего классика — Валентина Григорьевича Распутина.
«Камертон» планирует подробнее рассказать об «Иркутском феномене», подарившем в одном поколении и великого писателя Распутина, и «советского Чехова» — так вслед мировым премьерам назвали Александра Вампилова. А пока — стихи...
На фотографиях: Валентин Распутин, Владимир Скиф, их жены Светлана и Евгения — дочери знаменитого сибирского просветителя, подвижника Ивана Молчанова, о котором так же будет рассказ.
Евгения, Валентин, маленький Серёжа
Женя, Скиф, Светлана
Распутин на берегу Байкала. Фото В.Скифа
Не рассуждай, не хлопочи.
Безумство ищет, глупость судит…
Ф. И.Тютчев
Я видел Тютчева во сне,
Он проносил себя по жизни.
Служил и слову, и Отчизне,
И частью жил уже во мне.
Я встретил Тютчева в окне:
Он постучал в окно не строго
И показал — его дорога —
Невольно привела ко мне.
Я прошептал: — Не может быть!
Наверно, это всё условно.
И он исчезнет — безусловно,
Его не надо торопить!
И он сказал: — Не хлопочи,
Не рассуждай в пределах света.
И если ты узнал поэта,
У окон встань и помолчи.
Себя безумству не учи,
Не добавляй для сердца смуты
И в эти редкие минуты
Стихов поспешных не строчи.
…Он постоял и помолчал,
И в небо улетел сквозь тучи…
И я подумал: — Может, Тютчев
Кого-то третьего встречал…
«ЧТО ПЕРЕДАТЬ ВОРОНЕ?..»
В порту Байкал недостаёт тепла,
Но там ворона небо обживала.
Она неотличимою была
От тёмных скал, где пряталась, бывало…
В порту Байкал Распутин бытовал,
Ворону видел и внимал которой…
Он образ русской доли создавал
И называл погибшею Матёрой.
Со дна уже Матёру не достать…
И для меня останется загадкой,
ЧТО он хотел Матёре передать:
О смерти весть или о жизни краткой?
Ворона не покинула Сибирь,
Не сдвинулась Байкала панорама.
Крест у могилы. Женский монастырь.
...Молчит ворона на воротах храма.
***
Стихает боль, когда в лучах рассвета
Ты начинаешь тихо оживать,
И у крыльца твоё топочет лето
И в жизнь, как в бой, неодолимо звать.
Родись скорей! Ну, что тебе мешает
Творить и звать мелодии души.
Тебя Господь на небе вопрошает:
Забыл свой путь?! Восстань и поспеши!
Ещё есть время жить и удивляться,
И принимать, как данность, красоту,
И от безумной жизни не стреляться,
А поклоняться Господу Христу!
ШУТОЧНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ
Валентину Распутину
Над морем облако плывёт,
Байкальский воздух чуден.
Здесь дача Скифа, Скиф живёт,
А раньше жил Распутин.
Под небом скалы высоки,
Не требуют огранки.
Цветёт шиповник и жарки,
И красные саранки.
Он здесь писал, творил, ходил,
Цветком и небом понят,
У скал рябину посадил,
Она об этом помнит…
И здесь не худо никому!
Небесный свод листая,
Ворона давняя к нему
Всё так же прилетает.
И белизна далёких гор
В Саянах не погасла.
Я вспоминаю до сих пор,
Как мы меня прясла.
Я чудный ужин сотворил,
Вложил в него всю душу,
С тушёнкой гречки наварил,
И кликать стал Валюшу.
Но неожиданность сильней,
Чем Валин смех у печки:
— Поджарил лучше бы камней, —
Они вкуснее гречки...
А я в ответ ему: — Постой,
Ведь это дивный ужин!
С такой приятной вкуснотой
Неужто ты не дружен?
А он: — Сварю-ка чай густой
И посижу у печки,
Я в сборах давних под Читой
Объелся этой гречки.
Я духом пал. Но он меня
С готовки не уволил…
…Я эту гречку ел два дня
И был вполне доволен.
***
Любой из нас в исканьях грешен
Но будет, всё-таки, утешен
Заботой Бога и Отца
В начале своего конца.
Творец во всём за нас в ответе,
И потому прощеньем светит
Улыбка Вышнего Творца
В начале твоего конца.
И жизнь с судьбою неделима,
И тянет непреодолимо
На суд героя и глупца
В начале своего конца.
И нам останется не строго
Прощенья вымолить у Бога
От грешной тяжести свинца
В начале своего конца.
ВОРОНА
Сижу с Распутиным на даче:
Он на портрете — близкий, свой…
Мы говорим, а это значит
И он живой, и я живой.
На лиственнице, где ворона
Обыкновенная жила,
Вверху была не просто крона,
А разветвлённых три ствола.
И в сердцевине этой кроны
Среди стволов, среди тепла
Небезызвестная ворона
Гнездо высокое свила.
Живое лето пахло тмином,
Жарками полнилась гора,
И у Маруси с Валентином
Была придумана игра.
Жила ворона, как на троне,
Маруся думала своё…
— Что передать твоей вороне? —
Распутин спрашивал её.
Была ворона быстрокрыла,
Летала в ад, летала в рай,
Маруся тихо говорила:
— Привет вороне передай!
…Прошли года, ворона где-то,
Её искать никто не стал…
И ей последнего привета
Уже никто не передал.
***
Дочери Кате
Стоишь в пустом и звонком храме,
И молишься за всех живых.
Во многом мы виновны сами,
Что часто забываем их.
Но ты о прошлом не забыла,
Где бился жизненный исток.
Ты приносить цветы любила
На поэтический шесток.
И ты под взлёты рифмы шалой,
Сидела около меня,
И услыхать смогла, пожалуй,
Заветы будущего дня,
Где обретенья и страданья,
И восхожденье испокон,
И в церкви с Господом свиданья
Среди молитвенных икон.
ДВОЙНОЕ ПОСВЯЩЕНИЕ
1
Сестре Вале
А на Байкале я летаю,
Байкал распластанный лежит.
Я здесь Антипина читаю,
Делюсь с сестрой и точно знаю:
Она — им тоже дорожит.
Привет, моя сестрёнка Валя,
Вот я опять тебе звоню.
Мы, как и прежде, на Байкале,
И я опять листаю дали,
И тучи со двора гоню,
Чтоб дождь устал и откатился
Куда-нибудь в Улан-Удэ,
А я бы рифмой засветился
И в великана превратился,
Допустим, где-то в Усть-Куте.
2
Андрею Антипину
Меня, наверно бы, Антипин
В свои Казарки пригласил.
Я с ним бы посидел и выпил,
И слов-щедрот ему насыпал,
Чтобы ему хватало сил
Для русской прозы, тяжких буден,
Для верной цели и мечты,
Где путь России нашей труден
И где Вампилов и Распутин
Живут в пределах высоты,
Для многих нас недостижимой,
И каждый знает это сам…
Любой из них, Всевышним чтимый,
И на земле своей родимой,
Всё также будет нужен нам.
И с ними близок, неусыпен,
В Казарках зреющий Антипин…
Его способность такова,
Да и сестра моя — права!
***
Цивилизация устала
Быть безрассудной неспроста.
Ей места и свободы мало
У Православного креста.
Она умом своим блеснула
И совершив небесный взлёт,
В себя из космоса взглянула,
Отвергнув притяженья гнёт.
Не ощущая краха, страха
Вдруг осознала, что она
Среди вселенского размаха
В бескрайнем космосе — одна!
И ей привидится, приснится,
Что наступил её черёд:
Глубокий космос загорится,
Цивилизацию сотрёт.
И старый Ангел скажет хрипло
У догоревшего окна:
— Цивилизация погибла,
Она светилу не нужна!
***
Найти бы свет любви, дыханье
И звёздной ночи полыханье,
Которое сразило нас
Не в прошлом веке, не сейчас,
А в человеческом начале,
Где мы любили и встречали
Себя на будущей земле,
В большом добре, а не во зле.
В тех далях были мы спокойны,
И в свете не гремели войны,
Под небом расцветали дни
И в мире были мы одни!
ГРАД В НИЖНЕУДИНСКЕ
Пришёл июль, мальчишки рыбу удят,
Томат в теплице первый покраснел.
Но грохнул град! Оглохший Нижнеудинск,
Из окон глядя, весь оцепенел…
В июле град! Столбом стоит природа,
Сошедшая — и с неба, и с ума…
Июль, как будто перевёртыш года,
Упал на огороды и дома!
Затихли птицы от такой напасти,
Молчат собаки, лают петухи.
У нас погода отбирает счастье
За наши несусветные грехи.
Вон женщина, ладони погружая
В бессмертье града, тихо говорит…
Ну, вот и всё! Лишилась урожая!
А, может, завтра и земля сгорит?!
САРАНКИ
Байкал дымился спозаранку,
И я увидел сквозь туман:
Из леса к нам пришли саранки,
И это правда — не обман.
Они спустились друг за другом
В той, непроглядной нам, поре
И, встав заметным полукругом,
Расположились во дворе.
А солнце огненным рубином
По-над Байкалом поднялось,
И у Распутинской рябины
У них волненье улеглось.
Сказать по правде, было лестно
Им тёмный лес преодолеть!
С рябиной рядом жить полезно
И за потомство не болеть.
Они ютились на полянке,
Где зазвенели топоры,
И побежали вниз саранки
Во двор с Распутинской горы!
***
Вчера уснуть ты не могла,
Хотя сдалась дождю на милость.
И ожила ночная мгла,
И время в ней остановилось.
Шуршали ветки под дождём,
И небо в тихий двор скатилось.
Мы часто ночью чуда ждём,
Чтобы оно, как сон, случилось.
И кажется, что чудо есть,
Во мгле качаются растенья,
И между ними — там и здесь —
Молчат потери, обретенья…
Остановилась тишина,
И жизнь, как будто, прекратилась.
И в небе не было окна,
Лишь Божья горница светилась.
СТРЕНОЖЕННАЯ ЛОШАДЬ
Широкий луг не тронут и не скошен,
Там слепота куриная горит,
Став тишиной, стреноженная лошадь
Во тьме ночной с собою говорит.
Храпит село до самых до окраин,
Не слышно петухов или коров.
И знает лошадь: спит её хозяин,
Молчат собаки посреди дворов.
И я подумал: кто хотя бы грошик
Подал ей, чтобы путы развязать.
В ночи молчит стреноженная лошадь,
Поскольку спящим нечего сказать.
Во мгле деревня на автопилоте
Куда-то в лютом космосе летит,
Петух скорлупку месяца проглотит,
И снова тьма кромешная стоит.
ОТЦОВСКИЙ ДОМ
Смирнову Петру Алексеевичу
Родная дорога мерцает знакомо,
Теряется в травах на склоне пустом.
Тропа зарастает к отцовскому дому,
Оглохший, ослепший, осунулся дом.
И вот я приехал к бездомному дому,
Он еле узнал меня, глухо сказал:
«Ты был самым близким,
а стал незнакомым,
Хотя бы однажды письмо написал…
Ведь я не исчез, да и адрес остался,
Поэтому—было бы кстати письмо,
Я почерк твой знал,
но тебя не дождался,
Твой облик остался, как в сердце клеймо».
Двор слушал, томился,
в нём не было злаков,
А только крапива. Я встал на крыльцо,
Дом вздрогнул и замер,
и тихо заплакал,
В туманный рассвет окуная лицо.
Написано в Петров день,
в День рождения моего отца
12 июля 2023 года.
ЛИСА В ПОРТУ БАЙКАЛ
Стояло лето. Двигались туманы
И предвещали белые грибы.
Пришли жарки на тучные поляны,
И волны поднимались на дыбы.
Байкал гудел, тугой волной швырялся,
Как будто торопился в небеса,
Но затихал и умиротворялся,
И тут к нему спустилась с гор лиса.
Вода уснула, лёгкий бриз с Байкала
Едва касался мирного угла…
Лисица воду чистую лакала,
Почти не озиралась и пила.
Она, как будто мимо пробегала,
Но ей хотелось утром показать,
Что и она защитница Байкала,
А Скиф обэтом может написать!
…Я подтверждаю: девочка Алиса*,
Которая к Распутину пришла,
В гостях сказала: — Лучше эти лисы,
Чем волки из медвежьего угла!
_______________________________________________
*Алиса — реальная девочка пяти лет, которая вместе с папой
Кириллом и братом Тимофеем приходили на дачу Распутина
посмотреть его отреставрированный дом.
P.S. Лиса тоже реальная.
НЕЗНАКОМКА
Е.М.
Тебя узнал я. В этом доме
Ты проживала в третьем томе
Записок Блока и стихов
Среди туманов и духов.
Ты неожиданно явилась,
Ты ожила и удивилась,
Что я с тобою не знаком,
Хотя любил тебя тайком.
Ты протянула мне перчатки,
Сказала тихо: — Всё в порядке.
Я покидаю третий том,
Не покидая этот дом.
И я подумал: «Как жестоко —
Уйти из осени, из Блока!
Знакомой для знакомых стать
И прежней тайной не блистать».
Меня ты словно пролистала,
Сказала горько: — Я устала
От нелюбви, от немоты,
Хочу слоняться у плиты,
Варить, любить, смеяться громко.
И улыбнулась Незнакомка.
— Но кто ты? — изумился я.
— О, Господи! Жена твоя!
ВСТРЕЧА С НЕЗНАКОМКОЙ
…Потом выползали из будок как псы,
Смотрели, как море горело.
Александр Блок, «Поэты»
Будущей жене Молчановой
Евгении Ивановне
и юной девочке Кате.
Стоял февраль. Семнадцатое, вроде,
Любимое, счастливое число.
И вдруг тебя по солнечной дороге
Куда-то мимо дома пронесло.
А я стоял, как будто псы у Блока,
Из будок выползавшие в тот день,
Но от меня ты не ушла далёко,
Я за тобою двинулся, как тень.
С тобою рядом девочка шагала,
Мне показалось, будто лет семи,
И руку из твоей не выпускала…
Вы, кажется, парили над людьми!
А я смотрел вослед неудержимо,
Не понимая, что произошло?
Всё в этот день вершилось без нажима,
И счастья, будто снега, натрясло…
Что б мог придумать воин Сухэ-Батор,
На улице под именем его?
И я, как призрак или гладиатор,
За вами шёл, не видя ничего…
И я молил и Господа, и Блока
Не дать отринуть женскую ладонь.
Наверно, это было бы жестоко
Мне упустить пылающий огонь!
...Прошёл февраль и март,
и только осень
Мне подарила женщины любовь…
Пускай знакомец или незнакомец спросит:
«А это может повториться вновь?»
ОБИТЕЛЬ
Я сам себе соперник, осмыслитель
Своих и поражений, и побед.
Ну, что ж, входите все в мою обитель,
Пути другого в моё сердце нет.
У вас у многих будет глаз навыкат,
Когда вы суть узнаете мою,
И что живу я безо всяких выгод,
И ем коренья, Божью воду пью.
Что чую я — обыкновенный житель —
Любого, кто является ко мне…
Совсем не дно, а скит — моя обитель —
Пристанище в зелёной глубине
Необычайно дикого простора,
Где прямо в окна входят небеса,
Над лесом проницательные горы
Распознают чужие голоса.
Вы, несомненно, станете чуть ближе
К святым и недоступным небесам,
Слух обретёте, чтобы ближних слышать,
Каким я так же становился сам.
Вы на камнях оставите пожитки,
Войдя в обитель тихую мою,
И возродитесь, чтоб идти по жизни,
А не страдать у света на краю.
Увидите, как утро расцветает,
Как Ангел пролетает налегке,
И на окне свои стихи читает
Герань на древнерусском языке.
ЗАБУЛДЫГА
Вот небеса, вот чьей-то жизни книга,
А вот деревня — девица-краса.
Живёт в моей деревне забулдыга
И даже не глядит на небеса.
Любой хозяин и любой барыга
Обходят стороною этот дом,
У них водяру клянчит забулдыга
И без закуски пьёт её при том.
Мир отупел! И этот дом постылый
Корячится над грешною землёй,
А во дворе — недвижная пустыня,
Заросшая могучей коноплёй.
Пни от ворот и возле них булыга,
Где коршун прилетает и сидит,
Он ждёт, когда подохнет забулдыга
И в тёмный дом с надеждою глядит.
Я к забулдыге шёл — поэт-задрыга,
Которому совсем не всё равно,
Что умирает в доме забулдыга,
И нёс ему похмельное вино…
Мы в темноту, как в бездну, заглянули
И выпили, чтоб жизнь его продлить.
Он мне сказал: — Ищу для «тулки» пулю,
Чтоб коршуна-подлюку застрелить!
МУКИ СОВЕСТИ
Счастлив тем, что целовал я женщин…
Сергей Есенин
Евгении Ивановне Молчановой
посвящается
А муки совести — они неизгладимы,
Проникли в сердце бедное моё,
Неодолимы и непобедимы,
Пронзающие сердце, как копьё.
Я молод был! Без страха и упрёка
Летел по жизни, был в любви горазд,
Большого не выискивал порока,
Но жил, и целовался много раз.
Я скоростей своих не преуменьшил,
И, как поэт, был счастлив и любим…
Я обнимал и не ославил женщин,
Которым тоже был необходим.
С друзьями был заботлив и участлив,
А дружбу предававших, я прощал.
Зато с врагами был,
как в битве счастлив,
Их головáми путь свой устилал.
А годы шли, путь жизни сокращался,
И женщины былые отцвели,
Прощаясь с ними,
я с собой прощался,
И мучился, что все они ушли
К иным мужчинам. Я читал им Блока,
От них не отлучаясь никуда.
…Другие просто жили одиноко
И вспоминали Блока иногда.
Нет, муки совести навеки не проходят
Не потому, что я тому виной,
А потому что при своей свободе
Был дорогим для женщины одной,
Которая и мудро, и спокойно
Жила со мной во сне и после сна…
Любви и поклонения достойна,
Единственная женщина — жена!
НЕУТОМИМАЯ
Прямые лысые мужья
Сидят, как выстрел из ружья…
Николай Заболоцкий
Она мне скажет:
— Шла тут просто мимо я
И на тебя случайно набрела…
А я её назвал — неутомимая,
Не женщина, челночная игла.
Доступны ей летанья и метания,
И сладкий верх, и ласковое дно.
С природой неподкупные свидания,
Где самым близким сделалось одно,
Привычное и всё-таки любимое,
Где ей охота взвиться на дыбы!
В грибном лесу она неутомимая,
Когда проснутся белые грибы.
В любых делах она непостижимая,
Своею жизнью подтверждаю я:
Она — моя любовь неутолимая,
И острая, как выстрел из ружья!
МУЗЕЙ РАСПУТИНА НА БАЙКАЛЕ
Катерине и Туяне
Вот Катерина и Туяна — дельные,
Из разных мест, но сблизились давно,
Две девушки, две жизни неподдельные,
Хотят всё знать про книги и кино.
Пришли на дачу — посмотреть Распутина,
Узнать, как жил и повести писал,
Как в школу в Усть-Уду ходил в распутицу
За много вёрст — я всё им рассказал.
С музеем нынче всё не зря затеяно:
Здесь прямо в дом спускается заря,
И это дело новое музейное
Для памяти Распутина не зря!
Туяна с Катериной это поняли,
На лиственницы глядя и на дом,
Они навек Распутина запомнили,
И отсвет неба в домике простом…
ПАМЯТИ МАРУСИ РАСПУТИНОЙ
Порт Байкал — пристанищем для грусти
Стал именоваться с неких пор.
Здесь была ворона у Маруси
И волна, и снег далёких гор.
Порт Байкал и Валентин Григорьич —
Этих слов неразделима суть.
Кажется, случившееся горе
Не давало на Байкал взглянуть.
...И Байкал почувствовал разлуку
С девочкой, которая была
Рядом с ним,
протягивала руку
И, Байкалу радуясь, плыла.
На песчаном пляже даль искрилась,
Над Хамар-Дабаном вился дым...
Как легко Марусе говорилось
И с волной, и с солнцем молодым.
Но по чьей-то неизбывной требе
Вдруг поник над берегом багул.
Солнце затуманилось на небе
И пронёсся самолётный гул.
А потом растерзанные зори
Обагрили наступивший день,
И упало огненное горе
На Иркутск и на живых людей.
Не залить Байкалу это горе
Даже плачем ледяной воды.
...Порт Байкал и Валентин Григорьич
Всё хранят Марусины следы...
На обложке: Распутин, Скиф
Распутин с дочерью Марусей
С Распутиным
