135 лет назад, 23 июня 1889 года родилась Анна Андреевна Ахматова

Когда этак с полвека назад я наконец-то добрался до беленького томика Ахматовой, я уже знал, что при Сталине она подвергалась гонениям, и это уже означало высший поэтический класс, однако ее и в вегетарианские времена издавали неохотно за чуждость народу. При всей своей малокультурности я вполне прочувствовал утонченное совершенство этих строк, но уж и впрямь больно далеко это было от нашей советской жизни: перо задело за верх экипажа, свежо и остро пахли морем на блюде устрицы во льду… Какие экипажи, какие устрицы?.. 

Да, признаться, я не чувствовал себя и таким бездомным, одиноким и неприкаянным в своей собственной стране: «Черной нищенкой скитаюсь». Народ если и встречался на ее пути, то разве что в виде осуждающих взоров спокойных загорелых баб. 
И тут обрушилась революция, и Ахматова действительно превратилась в нищенку. И что же, она поспешила бежать из страны, с которой ее и в благополучные-то годы, кажется, ничего не связывало? Нет, Ахматова ответила этому зову со всей своей царственной гордостью.

«Мне голос был. / Он звал утешно, / Он говорил: "Иди сюда, / Оставь свой край, глухой и грешный, / Оставь Россию навсегда. Я кровь от рук твоих отмою, / Из сердца выну черный стыд, / Я новым именем покрою / Боль поражений и обид". / Но равнодушно и спокойно / Руками я замкнула слух, / Чтоб этой речью недостойной / Не осквернился скорбный дух».

И еще более жестоко.

«Не с теми я, кто бросил землю / На растерзание врагам. / Их грубой лести я не внемлю, / Им песен я своих не дам. / Но вечно жалок мне изгнанник, / Как заключенный, как больной. Темна твоя дорога, странник, / Полынью пахнет хлеб чужой».

Приходит новое испытание — Тридцать седьмой год, — и она снова «там, где мой народ, к несчастью, был», стоит под Крестами «трехсотою с передачею». В могучем «Реквиеме» Ахматова откровенно говорит от имени народа: «И если зажмут мой измученный рот, / Которым кричит стомильонный народ»…
И тут же новое страшное испытание — война. И она вновь превращается в народный глас, многие строки ее давно сделались хрестоматийными и даже плакатными: «Мы детям клянемся, клянемся могилам, / Что нас покориться ничто не заставит!».
Народность художника, поэта заключается не в любви к сарафану или к крестьянину — моды меняются, социальные группы исчезают, — народность это включенность в историю народа, и Ахматова всегда ощущала себя ее частью.