«Но бойцы говорят по-русски…»

***
Барнаул, Лисичанск или Выборг, 
Небеса, ностальгический свет. 
Жизнь и смерть — слишком маленький выбор, 
А иного в наличии нет. 

А иное встречается где-то
Вдовьей тенью, в дыму, на войне, 
На пределе дыханья и света, 
На обугленной чёрной броне. 

Эта даль, без конца и без края, 
Незасеянной жизни поля, 
Мы не встретимся больше, родная. 
И порукою в этом земля

В самый муторный час до рассвета, 
За Донцом, на юру, поутру.
От дождя не дождёшься ответа, 
Мы, рождённые жить на ветру, 

Всё простившие ради иного, 
Не умеем любить взаперти. 
И сражается русское слово, 
На полсердца всегда впереди. 

Поклонись невзошедшему стеблю —
Ради тех, кто, презрев вороньё, 
Возвращает себе эту землю, 
И бессмертным ложится в неё.

***
Был я жив, а теперь — не знаю, 
Но уже, наверно, привык. 
Та страна, что могла быть раем, 
Превратилась в мунковский крик. 

Те слова, что были живыми, 
Оседают в дымной пыли, 
Остаются горе да имя
Перепаханной смертью земли. 

В никуда упёрлись ступени, 
Чёрных окон страшен музей, 
И бредут по улицам тени
Навсегда ушедших друзей. 

Быль бессильна, будто зубрёжка, 
Неизвестной проги ярлык. 
Мое сердце — здесь, под бомбёжкой. 
Моя родина — русский язык.

Памяти Бориса Чичибабина

Не будет нам дома в Харькове —
Не будет его нигде. 
Изогнутой тьме под арками 
Печальна весть о звезде. 

Ушедшим нет оправдания, 
Зола не ведает зла,
В рапиде рушатся здания, 
Где юность твоя прошла. 

Не будет свободы давешней, 
Ни здесь, ни там, ни внутри, 
Лишь чёрно-белые клавиши
И мёртвые снегири. 

Вершит самосуд история, 
Когда приходит война, 
И прячут огонь за шторами, 
Навек лишёнными сна. 

Прикроет глаза метелица  
Безместной кровной тоской, 
Но тень всё длиннее стелется
На чёрствых камнях Сумской. 

Не чествуя ночь ответами, 
Здесь время чувствуешь так, 
Как будто плывём к рассвету мы, 
И прочь отступает мрак.

***
Это будет утро, конечно. 
Ничего не видно в дыму, 
Но я знаю, сбудется встреча, 
Я тебя ещё обниму

В облаках, за лесопосадкой, 
Иссечённой сталью и тьмой, 
За чертою миропорядка, 
Мы увидимся, милый мой. 

Там уже не будет отсрочки, 
Там не будет лжи и вины. 
Мы тебя дожидались с дочкой
Десять лет проклятой войны. 

Ничего, что нас у Попасной, 
Навсегда настиг миномёт, 
Там уже почти не опасно, 
Там почти никто не живёт. 

Ничего, что ты этой ночью
Был английской пулей убит, 
И отныне звëзд многоточье
Для других над степью горит. 

Файл остался в вечной загрузке, 
Дождь идёт сквозь абрис лица, 
Но бойцы говорят по-русски
И на том берегу Донца, 

С двух сторон текущего фронта. 
Не грусти, всё было не зря, 
И, чем тоньше нить горизонта, 
Тем яснее наша заря, 

Больше веры, счастья и боли, 
И цены, что горестней нет. 
Это будет русское поле, 
И над полем — русский рассвет.

***
Главное, не вспоминать
Всё, что теперь не твоё:
Площади страшную гладь, 
Харьковское вороньё. 

Чёрную совесть ночей, 
Окаменелый озноб
Улиц, и как бы ничей
Веры повапленный гроб. 

Город глядит, не дыша, 
Мимо своих похорон, 
И у души ни гроша
Больше не спросишь, Харон. 

Тут уж, зови — не зови, 
Небо в дыму, как в петле. 
Всё — от несчастной любви
К этой несчастной земле.

***
Небо — пыльная лента лазури, 
И полям уж златыми не быть
В этот год. В Божьей архитектуре
Остаётся лишь воинский быт, 

Чёрствый сон, проржавелая память
Меж разбитых фасадных камней, 
И звучит светлой вестью над нами
Эхо будущих мартовских дней. 

Говорил же Спаситель: «Ефаффа», 
Пусть огонь отверзает уста. 
Жизнь в разлуке — подобие штрафа, 
И безвидна земля, и пуста, 

И черна, может быть, для того же, 
Для чего у последней черты
Русский ветер победы, до дрожи
Размывающий наши черты, 

Всё сметёт, что казалось виною.
Сквозь зрачки к небу выйдет трава, 
И слова будут значить иное, 
Если что-нибудь значат слова. 

И зима, мой невольный соавтор, 
Вспомнит, знаю, на самом краю:
Так свершается всякая правда
В этом Богом хранимом краю.

Станиславу Минакову

Не умрёт, но изменится
Город наш навсегда, 
В небо зимнее лествица —
Облака, провода. 

Мир всегда возвращается, 
Будет март, будет май, 
Но ничто не прощается
Заглянувшим за край. 

Здесь, на Пушкинской улице, 
Одинок пешеход, 
И деревья сутулятся
У разбитых ворот. 

Будут ветры весенние, 
Будет яблочный свет. 
Будет утро рождения  
Даже тем, кого нет,

Кто платил за грядущее
Самой кровной ценой.
Путь осилят идущие.
Путь, в отчизну длиной.

***
Всё длиннее путь до победы, 
Только руку к ней протяни. 
К сдаче Бреды песенки спеты, 
И на сдачу — тëмные дни

Остаются, как бездорожье, 
Главный бренд ушедшей страны. 
Жизнь, наверно, кажется ложью, 
Если смотришь с той стороны. 

Ганнибал не явится в Канны, 
Боливар не выдержит, брат. 
Как дурак стоишь со стаканом
У распахнутых Царских врат. 

Это век поднимает веки, 
Вот теперь ему и скажи:
Мы с тобой — последние греки
В окруженьи новых хаджи. 

Им до фени древнее братство,
Но хранит Ионии мгла
Нищебродских строчек богатство. 
Память сердца – бензопила, 

Режет всё, и слева, и справа, 
Что ж, Психея, скоро домой. 
Ищешь славы? Вся твоя слава —
Полынья дыханья зимой. 

И кому нужна твоя треба? 
Дым смешался с зимней зарёй, 
Но всё больше русского неба
Над изрытой смертью землёй.

***
Иногда вспоминай обо мне, 
Даже если уже и не нужно
Это всё в темноте, на войне, 
И не вписана наша окружность

Книгу дней, череду антологий. 
Только снег да берёзы, недуг
Расхворавшейся к марту дороги, 

Только смерть рядовых, от и до, 
Только то, от чего не отречься, 
И давно превратились в ничто
Наши встречи с тобой и не-встречи, 

Словно фото на фоне Невы, 
Где всё смазано, зыбко, нетвёрдо, 
И глядятся незрячие львы
В отраженья гранитного фьорда. 

Кто не смог возвратиться назад, 
Тот, по совести, собезначален
Петербургу, на тихий парад
Он выходит из каменных спален

И встречает ночной антураж, 
Сны о медном своём государе, 
И гвардейский его экипаж, 
Лип торжественный строй на бульваре. 

Словно тени текут на мосты
Всех, кого не вернуть, это просто
Золотые огни высоты, 
Снегопада российского звëзды. 

Их бессмертье сюда привело, 
Пусть глядит горизонт исподлобья,
Но свидание наше светло, 
Словно снег на священных надгробьях.

***
Был и Новый год, а ты не рада.
Над пологим лежбищем реки,
Над лебяжьим дном Санкт-Ленинграда
Тают голубые огоньки.

За наклонным памятником Блоку
Не сносить домам подножной тьмы,
Мы дождались исполненья сроков,
Только это всё уже не мы.

Пусть цветёт весна, её приметы —
Лепестки озябших чёрных луж,
Ведь и мрак есть продолженье света,
Кровью нарисованный картуш.

Нет иной награды, нет святыни
Большей. Никогда не кончен бой.
Кто погиб за Родину, отныне
Навсегда и с нею, и с тобой.

***
Убей в себе хохла,
Ты сможешь, это просто,
Как вечность из горла,
Как обожжённый óстов

Вчерашнего села,
Посмертный гул вокзала,
Весенний лёд ствола,
Аидов привкус сала.

Не нужно больше врать,
Мы слишком долго вместе,
Твои поля — тетрадь
И приложенье мести

Забытых Всеблагих,
Иудиной приязни.
Но что тебе до них
За пять минут до казни?

Там, где-то свет и цель,
Здесь светопреставленье,
И, кажется, в конце,
Не будет оглавленья.

И звёзды смотрят вниз,
И негде спрятать руки,
И гибель — эвфемизм 
Для жизни и разлуки.

Харькову

Забронируй сердцу броню,
Отогрей приточное слово.
Я вернусь к последнему дню,
Плоть и кровь — худая обнова.

Сон разлуки — наша судьба,
Распакуй архив с чудесами,
Оттого и вера слаба,
Что мы всё профукали сами.

Оттого глухи берега:
Батальон Бориса и Глеба,
Перешёл на мову врага,
Ускакал в изустное небо.

И текут до устья слова,
Отражений плещутся клинья,
А со дна змеится трава,
Прирастая пленною синью.

Проводи мои корабли
По иссохшей медленной речке,
Вот и цель, вот солнце вдали.
Ну, прощай. Навеки. До встречи.

***
Жизнь изгнанника прозрачна на просвет, 
Мне приснился мёртвый харьковский поэт. 

Мне приснилась Зазеркальная струя, 
Лужи скользкие, неровные края, 

Тени смутные на самом дне пруда, 
Ивы чёрные и чёрная звезда.

Так читаешь по губам обрывки слов, 
По губам январских улиц и домов. 

Ничего не остаётся на ветру. 
Только свет, такой холодный поутру. 

Остаётся где-то город мой родной, 
А вот имя не припомню. По одной —

За помин его асфальтовой души. 
А воскреснешь — не сердись, дружок. Пиши.

***
Теснят печали и беды,
И страшен девятый глас,
Но краткость — сестра победы —
Теперь воюет за нас.

Ничто у жизни не ново,
Лишь вера присно права,
И горы двигает слово,
Когда прицельны слова.

И в небе плавятся титры,
И радуг рвутся мосты.
Ноябрь смешает палитры,
Последних клёнов листы,

Развеянных жизней стайки
В щетине мёртвых стеблей.
Нехай рождаются хайки
В золе вчерашних полей.

Господь восставит останки,
Отстроит рухнувший кров —
Прекрасны русские танки
На въезде в утренний Львов.

На обложке: авторская заставка Г.Титова