Райские кущи

Когда Никита Сергеевич возвестил о скором извержении рога изобилия, мы, конечно, вздохнули с облегчением. Бедовать сильно надоело, а тут, оказывается, и ждать совсем недолго.

Ребятишки принялись считать, сколько им стукнет в объявленный срок, когда сластей в лавках будет завались и задаром. Взрослые тоже, что скрывать, раскатали губы на дармовую выпивку и закуску.

Во всю заработал отдел пропаганды райкома партии, который с лихвой обеспечил заказами местного живописца Саню Тапкина. Совсем недавно Тапкин сидел без работы, иногда только сбывая по случаю примерные копии «Трех охотников» и «Медведей на бревне». Из солидных заказчиков его кое-когда привлекали «Союзпечать» и cберкасса.

Для «Союзпечати» Саня угнездил на окояновских углах плакаты из кровельного железа. На них изображалась почтальонша с богатой грудью и откровенной такой улыбочкой, увещевавшая прохожих мужчин подписываться на центральные издания, хотя в глазах ее Саня, мерзопакостник, изобразил совсем иные мысли.

А на плакатах сберкассы он поместил целую историю классовой борьбы народов. С одной стороны передовой рабочий с офицерской выправкой, хорошо выбритый и явно наодеколоненный, стоял в профиль к зрителю и уверенной рукой хватал за плечо бородатого субъекта в овчинном жилете. Жилеты такие носили только кулаки в наших советских кинолентах. Субъект этот злобно щурился на пролетария и прижимал к груди деревянный сундучок, судя по всему, с хорошеньким капитальцем. «Забрось кубышку, заведи сберкнижку» сурово говорил гегемон несознательному классу, и было видно, что деревне лучше согласиться, во избежание крупных неприятностей.

И хотя мастерство так и перло с вышеупомянутых картин, других заказов не было. Тапкину приходилось худо, потому как питался он в основным спиртным, а это дело не дешевое.

Поэтому мастер ощутил прилив творческого подъема, когда на него повалились заказы по оформлению торжественного пути в коммунизм.

Центральным персонажем его усилий стал, конечно, Ильич в кепке, одобрительно сообщавший прохожим: «Верной дорогой идете, товарищи».

Но, то ли у Тапкина стало плохо с глазомером, толи он от радости совсем не просыхал, а может, являлся этот творческий интеллигент тайным врагом народа, но кепка на лбу вождя была посажена глубже обычного и делала его похожим на карманного жулика. Будто Ульянов-Ленин уже стибрил у пары пассажиров в автобусе кошельки и радостно делает им вслед ручкой.

Однако этого нездорового момента начальство не заметило, и несколько Ильичей стали одобрять в разных местах города путь окояновцев, в какую бы сторону они ни шли.

Помимо этого, улицы запестрели более мелкими поделками художника,

такими, как «Слава КПСС», «Наша цель – коммунизм» и так далее. Все эти украшения навевали  подавляющей части населения праздничные настроения и намекали на то, что до райских кущ осталось недолго.

Но без паршивой овцы в стаде не обойтись. Все испортил первый в истории Окоянова политический отщепенец Ефим Пах.

Вообще по поводу Паха в городе ходили всякие разговоры. Были краеведы, утверждавшие, что он засланец избранного народа и живет среди нас в интересах мирового сионизма. Эту теорию они подкрепляли тем доводом, что в Окоянове по своей воле не один еврей жить не будет. А если Пах здесь зацепился, то наверняка с какой-то паскудной целью.

Однако были и более свободомыслящие знатоки, которые в ответ утверждали, что Ефим происходит из древней жандармской фамилии, которая всяких тупых черносотенцев в большом количестве командировала за Можай. Кроме того, Пах не мог быть сионистом, потому что ходит по субботам в парную и страдает запоями.

Так вот, этот Ефим служил корректором в местном вестнике «Окояновская правда» и в силу своей профессии был ужасным буквоедом. Что-то обеспокоило его в выкладках ЦК КПСС насчет светлого будущего и, достав из чулана счеты, он начал эти выкладки проецировать на условия окояновского района.

Вопреки программе построения светлого будущего, этот маловерный человечишко подсчитал, что если среднестатистическому окояновцу дать волю, то он за год слопает целую свинью, и таким образом полностью удовлетворит свою мясную потребность. Значит, при коммунизме нашему городу потребуется десять тысяч хрюшек в год. С цифрами в руках этот агент мирового сионизма доказал, что если даже темпы прироста поголовья этой скотины в нашем районе учетверить, то все равно мы придем к коммунизму не раньше, чем через сорок лет.

В свои расчеты отщепенец посвятил узкий круг доверенных лиц за кружкой пива в кафе «Голубой Дунай». Ефимова цифирь резко отодвинула наши надежды на халяву и в городе началось брожение умов, встревожившее райком партии. Пах был вызван на беседу в этот высокий орган.

Если читатель предполагает, что сейчас начнется горькая история преследования представителя нацменьшинства, то он ошибается. В райкоме партии сидели мужи бывалые, вышедшие из местных зарослей и к простому народу относившиеся с демократическим централизмом. К тому же Ефим был постоянным чемпионом шахматных олимпиад, а это предполагало подбор интеллигентных выражений в беседе с ним.

В общем, выслушали Паха наши руководители, изучили его арифметику, потерли носы, посмотрели друг на друга и велели ему больше свою пропаганду не распространять, а заняться нужным корректорским делом.

- Там, наверху, лучше нас знают о темпах роста свиного поголовья, - поставили они точку в беседе.

Пах и правда о свиньях больше не болтал, а ушел, как и следовало ожидать, в запой.

Но подрывная сила его идейной диверсии, не нашедшая достойного отпора партийного руководства, начала наповал косить веру окояновцев в светлое будущее. А так мы еще не избавились тогда от дикой привычки выпивши гулять по улицам толпой и с гармошкой, то увенчала всю эту историю веселая частушка:

Мало стало поросятков
Плохо с голоду рожать
Приезжай скорей Никитка
Будешь хряку помогать.