Молитва

Он сидел, прикрыв глаза, на плоском шершавом валуне у самой воды. Солнце прогрело камень, и сначала Кирилл не чувствовал холода. Но потом ощутил – древний, ледниковый, идущий из сердцевины валуна. Поднялся. Склонился к воде. И сквозь своё зыбкое отражение увидел, как по белому песку, оставляя неровную дорожку, пятится клешнистый рак…

 

Крутой берег в густом ельнике. Кирилл, подхватив корзину, пошёл от реки не тропой, лесом. То и дело попадались золотистые кругляши – рыжики. Кирилл бережно срезал их, вдыхал их запах. И от жёлтого молочка на срезе гриба, желтели его пальцы. Грибной азарт охватил его. Он лез в самую чапарыгу, там, в траве, между валежинами, под молодыми крохотными ёлочками и было больше всего грибов. Корзина быстро наполнялась.

 

Кирилл забрал сильно вправо и вышел не к деревне, а к большой реке, в которую и впадал ручей, на берегу которого он сидел.

 

Деревня была в углу между рекой и ручьём, на самом взгорке.

 

Река неторопливо несла свои воды к ещё более крупной реке, которая уж совсем далеко на севере впадала в океан.

 

И Кирилл опять загляделся на воду…

 

Он услышал жужжание мотора, и вскоре из-за зелёного камышового мыса вылетела, задрав нос, лодка "Казанка". На корме сидел Миша, егерь, в зимней армейской шапке без кокарды, в армейском же бушлате. Охранитель здешних вод и лесов. Он и сидел как хозяин: откинувшись, вздёрнув подбородок, одной рукой держал руль, другой, зажатый между коленей стволом вверх армейский семизарядный карабин.

 

Заметив на берегу Кирилла, скинул скорость и направил лодку к берегу.

 

Когда лодка ткнулась в песок, Миша легко выпрыгнул, поддёрнул лодку, обернулся к Кириллу:

 

- Здорово, бродяга.

 

- Здорово. – Пожали руки.

 

Они и раньше были едва знакомы, да не виделись уж лет десять. Но повели себя как добрые приятели, причём – без всякого усилия.

 

Присели у воды, закурили.

 

- Отдохнуть приехал?

 

- Да, - кивнул Кирилл.

 

- Один?

 

- Один.

 

Миша заглянул в корзину:

 

- О, рыжики. Уважаю. – И вдруг спросил: - Поедешь со мной? – На вопросительный взгляд Кирилла, пояснил: - Рыбки с браконьерских сетей снимем, у костра посидим…

 

- Грибы-то куда вот только? - уже кивнув согласно, спросил Кирилл.

 

- Найдём и грибам применение. Под скамейку корзину ставь.- Миша глянул на Кириллову обувь – лёгкие кроссовки - и добавил: - И сам залазь давай, я толкну.

 

От берега на вёслах Миша отгрёб и на корму к мотору перебрался. Кирилл, вспомнив его слова на счёт рыбы, спросил:

 

- А чего - браконьерят?

 

- А как же…

 

 Лодка рванулась, пошла, полетела, задрав нос.

 

Кирилл сидел, левой рукой прихватившись за скамейку, а правой держа карабин, поданный Мишей. Дух захватило от скорости, мокрого ветра. Брызги за бортами сверкали; высокий правый берег разделился на две полосы: широкая жёлто-коричневая - береговой откос, и узкая зелёная – трава, листва.

 

Пологий болотистый левый берег – весь зелёная стена.

 

  И голубая безбрежность неба.

 

Кирилл оглянулся на егеря, тот сидел в своей гордой позе, подмигнул, кивнул вопросительно, мол: "Ну, как?" Так, наверное, художник представляет свои новые работы зрителям, с затаенной гордостью за сделанное. И Кирилл не сдержал улыбку, и показал поднятый большой палец…

 

Миша, показывает ему реку, как гостю. А ведь есть у него, Кирилла, и своя память об этой реке. Каждое лето приезжал он сюда, в деревню, к бабушке Поле. И однажды с Колькой Лузгиным сколотили они плот, как раз на том ручье. В реку вышли. Сперва шестами толкались, а потом, на глубине уж спохватились, что вёсел-то нет у них, но не сильно расстроились, по течению поплыли. Колька что-то дёрнулся резко, плот накренился, захлестнуло его водой, в другую сторону дёрнулся – и чуть оба в воду не скатились. Тут-то и застучали у них зубы от страха. Сидели в середине своего плотика, прижавшись друг к дружке, боясь шевельнутся. А плотик пронесло уж мимо деревни, уже лесные болотистые берега потянулись. На одном из поворотов прибило их к отмели у берега. Нащупав шестом дно, как угорелые в воду бросились и уже у самого-то берега в яму оба с головами ушли, еле выбрались… И не вспоминали потом никогда о своём плавании, стыдно, что ли было… Недавно узнал Кирилл, что нет уже Кольки в живых… Много воды утекло, много, наверное, и таких же как их с Колькой плотиков по реке пронесло... Вот и он, Кирилл Медведев, - гость на реке своего детства…

 

Утка, хлопая крыльями по воде, вылетела из-под носа лодки, ушла в камыши. Река петляла, разделялась в протоки, разливалась почти в озёра, обтекала островки. Глянцевые листья и жёлтые головки кувшинок, камышовые заросли, зелёные ивовые подушки у самой воды, всплески рыбы, взлетающие утки… Кириллу уже не терпелось остановиться бы где-нибудь, спокойно, не в разбеге вглядеться в эту красоту, удочку бы кинуть (наверняка есть у Миши)…

 

И Михаил, действительно, скинул скорость, направил лодку к левому берегу, заглушил мотор. Уже у самых прибрежных кустов Кирилл заметил вытащенную на берег лодку, а за кустами на сухом пригорке неприметную зелёную палатку и людей рядом. Костровый дымок почуялся.

 

- Останься в лодке, встань, карабин в руках держи, - скомандовал негромко Миша, вышагивая прямо в воду в своих броднях, подхватил носовую цепь, поддёрнул легкую "Казанку" носом на мокрый песок. И ему навстречу человек от костра поднялся, и из палатки кто-то выглянул.

 

- Добрый день, - громко уверенно сказал Миша, - егерь Буланов. - Корочки из кармана выдернул, показал. - Путёвочку вашу попрошу, документы на оружие.

 

Кирилл напряжённо стоял, вглядывался и вслушивался. Но говорили уже негромко, вполне мирно.

 

- … нет, спасибо, работы ещё много. – Миша возвращался к лодке, махнул Кириллу, давая отбой.

 

- Нормально всё. – Лодку столкнул и сам залез, за вёсла взялся, выгреб к середине. Но мотор не заводил. Вёсла на борта поставил, и лодку несло тихонько вниз по течению.

 

- Пять лет назад я подыхал здесь. – Миша кивнул в ту сторону, откуда отплыли.

 

- Что так? – спросил Кирилл, закуривая, и протянул пачку Михаилу. Тот вытащил сигарету, прикурил, сильно затягиваясь, от подставленного Кириллом огонька зажигалки.

 

- Весной, как раз на открытие охоты, пошёл на дальнее озеро уток пострелять, там спокойно, мало кто уже туда и дорогу-то знает. Лодку вот тут же оставил, где они. Да тут один и выход-то на берег более-менее сухой… Три дня там охотился. И, бывает же и на старуху поруха, попил водички прямо из ручья… На третий день и залихорадило меня. А тридцать километров почти переть было до лодки-то. Сперва-то ещё держался, потом уж не знаю как и шёл, всё в тумане, на берег выполз, а до лодки доползти сил нет… И уже, знаешь, смирился, всё думаю, пришёл мой час… И вдруг картина в глазах – тело своё вижу, мёртвое, разлагающееся, и лиса, ободранная такая, линяющая, подбегает и… лицо моё гложет. И так мне стало противно, и обидно за себя. "Врёшь, - думаю, - не возьмёшь". Откуда и силы взялись – на карачки поднялся. Стошнило меня тут же и будто бы полегчало, встал я на ноги, лодку отвязал, столкнул на воду и упал в неё. Мужики ниже по течению с берега увидели, на моторе догнали, домой притащили… А я даже врача не вызывал, отлежался, спиртом да салом барсучьим выправился. Вот так…

 

- Да… - сказал Кирилл, окурок в воду бросил.

 

- Ну-ка… - Миша опять что-то увидел у берега, за вёсла взялся.

 

… Сеть к береговому кусту была привязана, второй конец к притопленному, вбитому в дно батогу.

 

Дохлую рыбу, Миша сразу выбрасывал за борт, а живую кидал в лодку.

 

- Как минимум, два дня не проверяли, забыли, что ли, с перепою… - егерь сплюнул от злости. – Рыбаки хреновы, бракуши…

 

Рыбы, лещи и язи в основном, сверкали чешуёй на солнце, а потом, как-то разом, все, побледнели, серыми стали…

 

Опять шли на моторе, солнце, уже розовое, вечернее, стояло прямо в створе берегов, позади лодки, и волнистая дорога за лодкой была розовая.

 

Похолодало сразу, и Кирилл понял, почему Миша в августе – в зимней шапке и бушлате.

 

- Всё, приплыли. Вот избушка моя на курьих ножках.

 

Избушка, и правда, как на ногах, на сваях стояла метрах в трёх от воды, скрытая со стороны реки ивняком, по весне, видимо, это место затапливалось. А уже за избушкой высоко, горой, вздымался берег, и в гору петляла между кустов тропа.

 

Выдернули лодку на берег. Миша из кустов достал лесенку, приставил к порожку, поднялся, снял с двери замок:

 

- Держи, - бросил Кириллу серую фуфайку. С высокого крылечка не по лестнице спустился – спрыгнул по-молодому. Ткнул Кирилла в плечо: "Пошли", - будто вспомнил что-то очень важное и вот сейчас, пока не забылось в суете, нужно сразу же это важное сказать или показать. Полез тропой в гору, Кирилл, натянув фуфайку, за ним устремился.

 

Вершину Кирилл почувствовал – ветер охолодил вспотевший лоб. Миша как-то в сторону ушёл, будто оставил его одного. А Кирилл не сразу решился поднять глаза, в общем-то зная, что увидит… Лента реки бесконечно разматывалась в обе стороны, причудливо извиваясь… А за рекой: леса, луга, серые дороги, поля, холмы, деревеньки, и опять леса, и поля… Дух захватывало от воли и ветра…

 

- Вот так, брат ты мой… Вот так… Не тесно живём, - подал голос Миша.

 

По одной из дорог пылил мотоцикл.

 

- Вася Веснин гонит. День ведь в поле отпахал и опять куда-то… - одобрительно сказал Миша.

 

Егерь махнул рукой вниз по течению реки:

 

- Рыбачки наши сеть ставят.

 

И Кирилл увидел чёрточку на воде – лодку, понял, что говорит Миша о тех, к которым подплывали днём.

 

- Ну и пусть ставят. Можно. И поохотиться можно, всё можно. Совесть только иметь…

 

Кирилл повернулся спиной к реке – и там леса, и кажется озерцо просверкивало в закатном солнце, может то, на котором охотился и чуть не погиб выбираясь с которого Миша. И не видно конца тем лесам… И Кирилл вмиг ощутил вечность.

 

Егерь опять из забытья его вывел:

 

- А давай-ка, Кирша (по-деревенски, как только здесь и только в детстве его называли – и от этого тоже сердце ёкнуло), сгоняем вон к тому дымку, - вверх по течению указал на противоположный берег. – Там знаешь, кто? О-о, там… не пожалеешь.

 

Осторожно, под конец всё же сорвавшись на бег, спустились к реке. Миша опять в домик залез, что-то собрал там в рюкзак, и когда ставил его аккуратно в лодку – брякнуло аппетитно.

 

 Вскоре опять гнали по реке.

 

 И весь этот день представился Кириллу сжимающейся пружиной, которая ещё не сжалась до предельной точки, но которая ведь и разожмётся, и может, выбросит душу его ввысь…

 

Выбрались на песчаный в этом месте берег. Миша рюкзак и ведро с рыбой взял, Кирилл про грибы вспомнил и корзину прихватил.

 

- Ага, давай, - увидев грибы, и только сейчас, видно, вспомнив про них, кивнул Миша.

 

  На пологом травяном лугу целый палаточный городок раскинулся: большая армейского типа палатка посредине и несколько маленьких туристических. Дальше виднелись крыши деревни. А невдалеке от палаток, костерок в сумерках алел, потрескивал.

 

Их заметили:

 

- О, Михаил Иванович! Давай к нам.

 

- Здорово, Миша.

 

- Рыба есть?..

 

У костра на досках положенных на чурбаки сидели люди – человек пять, кто-то и у палаток ещё ходил, и в воде кто-то плескался.

 

- Здравствуйте, - сдержанно сказал Миша. – Вот, с другом…

 

- Добрый вечер, - сказал Кирилл…

 

… Сразу по чуть-чуть выпили, и, конечно же, не от малости той, от чего-то другого, всё для Кирилла потом как в тумане происходило. То есть, он всё видел и понимал, но будто со стороны или сквозь дымку видел и чувствовал. А туман, и правда, над рекой поднимался, затягивал берега, прижимал людей к костру.

 

Миша и какая-то женщина ушли к реке чистить рыбу, и слышен был вскрик женщины и смех её над водой. Кто-то поставил кирпичи над горкой углей, на них большущую сковороду и покрошил туда рыжики…

 

Потом ещё раз, с тостом "за встречу", выпили. И Кирилл впервые в жизни закусил жареными рыжиками (он был убеждён, что их можно только солить). И от этих рыжиков жареных сразу в жар бросило, и кровь побежала быстрее.

 

Неожиданно, совсем рядом, затрещал мотоцикл и заглох.

 

- О, Василий, подходи, угощайся!

 

- Спасибо… Чуть-чуть… всё-всё… - невысокий, плотный, белоголовый человек принял железную кружку с водкой, и кружка сразу исчезла в его чёрных ладонях.

 

- Опять шестерёнку какую-нибудь в мастерской выцыганивал?

 

- Да. А что делать? Ну, спасибо. Дел ещё много.

 

И, будто и не было его – рыкнул мотор в темноте и всё.

 

- Вот на таких Василиях эта земля от века и держится. Вот – прямой потомок первого поселившегося здесь славянского племени. Яркий тип одновременно смелого первопроходца и терпеливого пахаря!..

 

Только сейчас Кирилл и выделил из всех сидевших этого человека, понял, что он и есть здесь главный и это с его разрешения всё здесь и происходит. Немолодой, сухой и крепкий, седобородый.

 

- Друзья мои, - продолжал он, - это ли не чудо? – как минимум, пятнадцать тысячелетий назад здесь, на этих берегах, уже жили люди. Мы ещё не знаем, какой национальности, да и не было тогда национальностей. Тут же, вон там, мы нашли свайные сооружения угро-финского племени, чуть выше – славянское поселение, полуземлянки, почти уже избы. И уже в слоях девятого-десятого веков найдены нательные кресты. И вот она – современная деревня, - он указал на невидимые сейчас дома. – Те же избы, и, главное, те же люди. Братья! За нами сорок поколений православных людей, за нами бессчётные поколения предков, ещё не знавших Христа, но и в детстве язычества уже несших в душах своих понимание добра и справедливости… Я пью за эту землю, за эту реку, за этот вечный туман и за этот вечный костёр! За нас!

 

И уже сверху из какого-то другого мира увидел Кирилл костёр и людей вкруг него – воинов далёкого вольного племени с седобородым властным вождём во главе… И чаша шла по кругу, посолонь, и речи заздравные и воинственные на непонятном – но русском! – языке долго не умолкали…

 

Утром растолкал его Миша.

 

  – Курево есть?

 

Кирилл дал ему и сам закурил.

 

Тихо было. До звона в ушах тихо. Лагерь московских археологов спал. Пахло рекой, загашенным костром… Туман над водой уже развеялся, но по берегам ещё гулял мягкими клубами, таял в лучах восходящего солнца.

 

- Ну, что, брат? – спросил егерь.

 

- Домой пора собираться. До деревни меня подкинь.

 

Миша ушёл к большой палатке и вскоре вернулся с карабином, рюкзаком и корзиной.

 

- Ну, поехали.

 

И снова неслись по реке. Холодный мокрый ветер быстро вымел из головы вчерашний хмель, но почему-то уже не было того, вчерашнего радостного чувства…

 

Когда проходили мимо егерской избушки, невидимой с реки из-за кустов, Кирилл подумал: "Как же он сваи-то вбивал?.. " И усмехнулся сам себе, наивности своего вопроса, взглянув на Мишу, который тоже взбодрился на вольном ветре, сидел в своей всегдашней гордой позе. Да этот Миша не то что забьёт, он перегрызёт любую сваю, если нужно будет…

 

На берегу простились.

 

- Спасибо, Кирша.

 

- И тебе, Миша, спасибо.

 

После недолгих сборов в пустом дедовском доме, Кирилл сел в машину – белую "Ниву", погнал в сторону города.

 

Солнце уже пригревало, дорога пылила за колёсами автомобиля. Вспомнилось вдруг: "За нами дым и пыльные хвосты…" Дальше Кирилл не помнил, знал, что что-то хорошее, но не помнил… Он резко остановил машину. Вышел. В поле работал трактор, и видно было какой он старый, весь многократно перебранный. И тракторист, кажется, Василий, махнул Кириллу…

 

"Господи, пусть не кончается это никогда, пусть не кончается", - прошептал или только подумал Кирилл Медведев.