«И соткан белый холст для русских вёрст…»

И соткан белый холст для русских верст,
Леса на панихиде в черных ризах.
Луна вкрутую и соленых звезд
Крупицы к небогатой русской тризне.

Завыли ветры, вьюги замели
Тот край земли, что называют Русью.
Мерцает лед, сковавший корабли,
А к морю шли. Почти дошли до устья…

* * *

Майский день догорел,
Но свежа простыня,
И чужда мне постель.
Звездный ковш, наклонись
И пролей на меня
Соловьиную трель.

Эту тайну старинный мой друг
Соловей мне открыл:
- Я беру, он сказал, -
свой сверкающий звук
У небесных светил.

- Если с неба твой звук,-
 возразил я ему, -
Почему же в ночи
Так пульсирует песня твоя, почему
Она дробно звучит?

- Как начну свою трель,
посмотри в эту высь, -
Попросил соловей. –
И представь, что ты звук,
и пойди дотянись
До дубравы моей.

Быть услышанным много стоит труда.
Потому и пульсирует в небе звезда.

ПОЭТ И ОСЕНЬ

1.

Солнце синий связало на спицах
Небосвод – и, конечно, они
Не могли, не могли не случиться
Осененные осенью дни.

А поэт, разве мог не заметить
Как возник этот дивный пожар,
Как все чащи и рощи на свете
Обрели поэтический дар.

Как светлели, как делались легче,
Чтобы встать к октябрю на крыло
Золотое, зажечь, и увлечь, и...
Глядь – и сердце его обожгло.

2.

Карантина строжайшие меры
Добрались до селений глухих,
Он-то знает поэт: от холеры
Наилучшее средство стихи.

А стихи хороши в эту пору –
Одевается роща в огонь,
Оживил долгий склон косогора
Конь буланый иль вспыхнувший клен?

И у осени, и у Пегаса –
Этих двух сокровенная связь
Обнаружилась в Болдино ясно –
Тот же норов, такая же масть.

Оттого перелетные птицы
Под ее вдохновенной рукой
Вдоль широкой небесной страницы
Протянулись живою строкой.

***

Заря раздвинет утренний туман,
Дрозды-рябинники мелькнут над бабьим летом;
Учительница первая поэтам,
Целительница их душевных ран

Вот и в мою калитку входит осень.
А я смущен, я школьник, я притих:
Какой она учить велела стих?
А что дала писать? – не помню вовсе.

Писать о том, что ветер у берез
Перебирает золотые косы?
Что радуется солнышку мой пес,
Тебе хвостом помахивая, осень?

Ты не о том ли задавала стих,
Ты не о том ли шелестишь листвою,
Что вот приходит осень дней моих,
Но выпадет ли ей быть золотою,

Струиться светом твоего огня?
Когда в сентябрь уходит спелый август,
Склоняясь к окну, антоновка, как Аргус,
Белками яблок смотрит на меня…

ПТИЦЫ

День медлил начаться, в низинах стояли туманы –
Путь Млечный там все еще с ночи, казалось, гостил.
Но ближе к полудню нахмурилось небо над нами,
И клин журавлиный над рощей березовой взмыл.

Все дальше, все дальше уходит он горней дорогой,
И сила упорная в каждом упругом крыле.
Куда же вы, птицы, и так нас осталось немного,
Нас мало осталось на горестной нашей земле.

И тучи за вами, их ветер порывистый гонит,
Мятежная ярость в холодных порывах слышна.
Овраг перед ним, на краю генералами - клены,
Он срежет погоны, сорвет с их груди ордена.

И будет раздет донага этот лес и расстрелян.
А сколько в нем раненных в самое сердце рябин.
В осенней войне никогда не считают потери –
Моли о нас Господа, птиц улетающих клин.

Прощайте, прощайте, богатство, достоинство, слава,
На землю пришел разоренья великого час.
Все выше – вошел уже в тучу – ваш клин величавый.
Куда же вы, птицы, нас мало осталось без вас.

***

Игрой алмазною искусной
Зима украсила сугробы –
Еще не все равнины Русской
Алмазы вывезли в Европу.

Еще над нашими полями
Не сплошь господне небо хмуро,
Большой Медведицы над нами
Еще не поделили шкуру.

***

Февраль свои откроет закрома
Взметнет сугробы и оснежит рощи.
Еще уроки чистоты и мощи
Ведет в России матушка-зима.

Кладет пред нами новую страницу –
Во весь простор сиянье белизны.
Над нею ветер и она искрится,
И многое на ней должно случиться.
И смертные нам рано видеть сны.

ДОРОГА

Все больше неба и земли,
леса случайней, а дорога
все тот же нам сулит вдали
степной простор, открытый Богу.

Все те же долгие поля
да речка изредка, в которой
среди досужих разговоров
домашней птицы – журавля

вдруг слышишь крик и видишь взмах,
несуетливый, серых крыльев...
На мост идет невторопях,
однако и не без усилья

телега. Речь с нее слышна
о недороде. Он заметил,
что все же год не тридцать третий.
- Хай милует Господь! – она

ему ответила. Телега
в село свернула. О село
малороссийское, везло
тебе на лихолетья: следом

шли разоренье, мор, война;
иной вдовы убогой хаты
такими былями богата,
каких седая старина

не помнит; здесь душа иная
идет по мукам столько верст,
что хватит ей дойти до звезд,
а может, и дойдет – кто знает?

Ей свет навстречу звезды льют
и видят: степь, село, могилу
там за дорогой, где зарыли
давно уж бабушку мою.

***

Поезд кинолентой промелькнул,
над березой поднялись вороны,
перестук, и карканье, и гул
в проводах смолкают. И хоронят

виденное сумерки. Один
молодой, неуязвимый, гибкий
месяц мефистофельской улыбкой
над страной лесов, холмов, равнин…
 

ОСЕННИЙ КУРС

Вороны полем ходили степенные
В поисках падали.
Лес красовался бумагами ценными,
Но они падали.

Вдруг подхватили их ветры проворные,
Как братья Черные.
Шумно захлопали крыльями вороны:
- Продано! Продано!

***

Вот уж листья со звонами,
Русской осени солнце
Превратило зеленые
В золотые червонцы.

Мы им рады, как дети,
Неразумные, впрочем –
Все червонцы мы эти
В грязь осеннюю втопчем.

ЗЕМЛЯ

В людскую суету погружена,
Как нам казалось, до самозабвенья,
Зарей вечерней вспомнила она
Небесное свое происхожденье.

И тотчас каменистая холмов
Гряда покрылась золотом червонным,
За нею встал череда лесов
Зеленым валом, ярко освещенным.

За рощами поля простерлись вдаль,
И стало видно, что она планета.
… Вот наверху сестра ее – звезда –
Явилась, удостоверяя это.

***

Поздним летом я видел воочию
над притихшею гладью озерной
созревавшие в небе полночном
яровые, горячие зерна.

Млечный путь уводил в роковую,
восковую, последнюю спелость.
А луна... На секиру такую
Любоваться, нужна была смелость.

Вот зерно покатилось сверкая –
осыпались небесные злаки.
Что ж, душа, ты не можешь, родная,
различить эти явные знаки?

В ожидании жатвы ты или
спишь, как прежде, к суду не готова?
Те, кто душу свою не щадили,
столько дали зерна золотого...

Что ж не замерли сердца порывы,
что ж не стих голос плоти и крови?
Надо мною небесные нивы
побелели – и серп наготове.

ИМПЕРАТОР

Как в серебряные застучишь ты свои молоточки,
И алмазный бурав повернешь в купине там, где полночь темней,
Тотчас брошу перо, не уважив строку свою точкой,
И пойду в подмастерья проситься к тебе, соловей.

А когда над лесною поляной ударишь картечью,
Далеко разнося пламенеющих звуков пунктир,
Попрошусь я тогда на родном нам обоим наречье
В рядовые солдаты к тебе, господин бомбардир.

Я люблю разных птиц, и скворца мне мелодья известна
Переливчатая - так ручей в жаркий полдень течет –
Вся она в обаянии с детства знакомого места,
У тебя, государь мой, характер и голос не тот.

…Заметались вороны, пугаясь колес перестука,
поезд крикнул – и все, что вдоль насыпи, бросило в дрожь.
Ты же, доблестный мой, на секунду труда не прервешь:
Пусть его пошумит, тебе надо работать над звуком.

Камертоном твоим – луч высокой Полярной звезды.
Не чужой ты под чашей луной осененного свода.
Император ты мой, голос твой покоряет народы.
Собирай же Россию, воздаст тебе Бог за труды.

Над излуками рек, над изгибами долгих путей
Воцарись, самодержец, в цветущих весенних хоромах,
Посылай по зеленым волнам в белой пене черемух
Свою трель, мореплаватель.
Труженик.
Царь.
Соловей.

***

Волна вздохнула шумно и опять
Так горестно… И, затаив дыханье,
Ты слушаешь, и силишься понять
Ночного моря шум, ночных небес молчанье.

Вот полная луна вплывает в окоем,
Кладя дорогу для равнины водной.
О чем земля печалится? О чем
Морская бездна жалуется звездной?

РУССКОМУ МОРЮ (*)

Ветер кинулся прямо на грудь и лицо облизал,
Встрепенувшись, подняли акации радостный шум.
Взволновалось и море – и двинуло вспененный вал.
И, вздохнув полной грудью, ему я навстречу шагнул.

Принимай мой глубокий поклон, осиянная зыбь,
Как ты здравствуешь, сила без меры и ширь без преград?
Всем я сердцем люблю твой могучий свободный язык,
Потому что он нашему русскому – брат.

Донесли ведь не зря твое русское имя века.
Чем и волны твои не седые в степях ковыли?
Облака проплывают. Плывут и плывут облака
Над твоею равниной, что русской равнине сродни.

____________________________
(*) С IX века в арабских источниках Черное море называлось русским