«Вот житие семьи конкретной»

Вадим Рахманов. «На изломе». Лирико-ироническое повествование о жизни нашей многогрешной. – М.: Издательский дом «Звонница – МГ», 2008.

Перед нами действительно очень интересное произведение, написанное талантливым русским поэтом Вадимом Рахмановым. К сожалению, книга, тираж которой всего лишь пятьсот экземпляров, вряд ли будет востребована, как она того заслуживает. Можно только пожалеть об этом. И дело не только в тираже, как мне представляется. Время романтиков минуло. На дворе голый прагматизм. Кто сегодня читает стихи, а тем более такие развёрнутые полотна, как у Вадима Рахманова? Правильно. Читает тот, кто их пишет. Не более. Современная поэзия в резервации. Отсюда и кучкизм поэтов. Выхода далее нижнего буфета ЦДЛ она не имеет. О поэзии в Интернете я не говорю. Она, как и постмодернизм, захлебнулась в собственном соку. Там дышать нечем. А стихи должны дышать. Им нужен свежий воздух.

Максимилиан Волошин говорил, что поэта делает журналист. И журналисты Серебряного века делали поэтов, помогая им завоёвывать читателя. Хотя многие поэтические книги тоже издавались за счёт авторов. У нас сейчас нет журналистов, способных на такие подвиги во имя русской поэзии. Наши СМИ заняты рекламным бизнесом. Они безразличны к духовному развитию нации. А те крохи, присутствующие в «ящике», изнемогают от плесени под напором безнравственности.

А ведь сколько прекрасных поэтов живут только в одной Москве: Владимир Бояринов, Эдуард Балашов, Валентин Устинов, Валентин Сорокин, Иван Голубничий, Лев Котюков, Максим Замшев, Александр Жуков, Валерий Иванов, Павел Косяков, Геннадий Иванов, Михаил Мартышкин, Сергей Соколкин, Наталья Чистякова, Владимир Силкин… Всех не перечесть. Кто их слышит по радио и видит по телевидению? Никто… Печально. А Москва богата не только деньгами, а прежде всего прекрасными поэтами. Грех не замечать такого богатства.

Книга Вадима Рахманова «На изломе» состоит из трёх частей и вмещает четыреста пятьдесят «онегинских строф». Колоссальная работа.

В книгу включены и суждения о ней известных писателей: Владимира Микушевича, Русланы Ляшевой, Вячеслава Сухнева, Владислава Фатьянова, Бориса Яковлева, а также учителей измайловской средней школы Ленинского района Московской области Татьяны Чавыкиной и Людмилы Евстратовой, что само по себе уже отрадно. Вступительное слово написано автором. Поэт отвечает на некоторые вопросы, возникшие у читателя. Дело в том, что книга ранее выходила по частям. Главы из неё Вадим Рахманов читал на разных поэтических вечерах. И многих это произведение заинтересовало и не оставило равнодушным. Например, поэта спрашивают: почему он избрал «онегинскую строфу»? Поэт отвечает: «…эта гениальная пушкинская находка, позволяющая писать и серьёзно, и шутливо, и лирически проникновенно, и саркастически ядовито. Потому «онегинская строфа» будет вечно современна». Лично меня вопрос читателя привёл в некоторое замешательство. Я не помню, чтобы кто-то спросил: а почему Вы избрали сонет или октаву, дольник или дактиль?.. А вот к «онегинской строфе» особое отношение. К сожалению, читатель не знает, что Вадим Рахманов не первый, кто использовал строфу А.С.Пушкина. Да и сам наш гений, как известно, ещё раз использовал её в неоконченной поэме «Езерский».

Находкой А.С.Пушкина воспользовались многие поэты Х1Х и ХХ веков. Здесь можно вспомнить Николая Языкова, Михаила Лермонтова, Вячеслава Иванова, Максимилиана Волошина, Юргиса Балтрушайтиса и многих других. Это что касается «онегинской строфы».

Автор вправе выбирать ту форму изложения, которая решает его творческие задачи. И вопрос почему, мне кажется, неуместным.

Владислав Фатьянов удивляется смелости Вадима Рахманова, « взявшего на вооружение знаменитую пушкинскую строфу». О том же пишут и учителя измайловской средней школы, т. е. о смелом и удачном решении поэта. Мне только остаётся присоединиться к этим высказываниям.

Теперь о жанре произведения. Это наиболее уязвимое место. Попытаюсь с ним разобраться и аргументировать свою позицию.

Вот что пишет сам автор об этом: « Это поэтическое повествование, если хотите – современная документальная сага…». Сага всё-таки – это устное предание, правда, с использованием документов. Однако документальность повествования «На изломе» практически строится на основе авторского изложения событий, основанных на реалиях жизни одной семьи. У саги нет автора. Она, как правило, имеет несколько вариантов, так как это устное творчество. В то же время некоторые элементы саги так или иначе в тексте присутствуют, но они не являются стержнем произведения.

Владимир Микушевич рассуждает о произведении поэта как о романе. Я бы воздержался от такого определения. Не могу с этим согласиться. Потому что роман предполагает многоплановость. Она здесь отсутствует. Так называемые лирические отступления в повествовании только дополняют сюжетную линию, обрамляют её, но не создают многоплановость. Это своеобразные ремарки. Роман, прежде всего, вымысел. А здесь всё-таки документ. И вместе с тем – это диалогическое произведение. Автор-герой постоянно вступает в дискуссию со Временем. Время – главный оппонент автора-героя. Отсюда и немотивированная полифония, которая создаёт имитацию романа. Но романа нет. Есть документальное повествование, которое называется летописью. Неявная дневниковость, я бы сказал. Поэтому и обнажённость души автора, то есть документализм. Вымысел приглушил бы Время. Документ подчёркивает его всё поглощающую сущность. Перефразируя Владимира Ивановича Гусева, скажу, что это жанр «непридуманной» поэзии, документальный, где вымыслом является скорее сама жизнь, а не изломы, сопровождающие её.

Владимир Микушевич пишет, что «…название « На изломе» скорее расхолаживает читателя». Мне кажется, совсем наоборот. Судите сами. Две революции в 1917 году: разве это не излом? Гражданская война: разве это не излом? НЭП: разве это не излом? Головокружительная коллективизация: разве это не излом? Великая Отечественная война: разве это не излом? ХХ съезд КПСС: разве это не излом? И так далее. И таких изломов в избытке в нашем Отечестве! Что тут может расхолаживать читателя? Я не сомневаюсь в том, что автору и героям Вадима Рахманова некогда было расхолаживаться. ХХ век Российской истории – это энциклопедия изломов, из которых мы до сих пор не в состоянии выбраться. Автор-герой рассказывает об этом весьма подробно, в том числе о своей личной трагедии, связанной с его отцом, которую он переживает до сих пор:

Жить рядом с сыном четверть века

И не встречаться никогда…

Не дай Бог кому-нибудь такого излома…

Автор-герой не просто рассказывает о событиях из жизни страны и родных и близких ему людей, из своей жизни, а он их переживает вновь и вновь. Убедительно написали про это учителя Татьяна Чавыкина и Людмила Евстратова, размышляя об авторе-герое произведения: «Он тоже ошибается в жизни, и ему не всё удаётся. Но он ищет свой путь. Он тянется к доброму и хорошему, он учится любить и понимать окружающих. Он любит своё Отечество, гордится его достижениями и горько переживает невзгоды и поражения. Вместе со своим народом он стойко их переносит и верит в лучшее будущее». Вот так, живя на изломе, преодолевали все трудности герои поэта Вадима Рахманова. Название символичное, глубокое, точно отражающее все катаклизмы ХХ века не только нашей Родины, но и, не боюсь сказать, всего мира в целом.

Вячеслав Сухнев пишет, что Вадима Рахманова можно упрекнуть «в излишней романтизации тех лет». Во многом можно упрекнуть и упрекают прошлое. Это беда упрекателей. Вадим Рахманов сумел сохранить в своём сердце, в своей душе ощущения того времени, романтику молодости. Он смотрит на ту жизнь теми глазами, которыми смотрел тогда. Дорогого стоит такая позиция. И в этом его заслуга.

Владимир Иванович Гусев однажды сказал: «В русской культурной традиции, между тем, остаётся неистребимой потребность знать о жизни именно истину». Если роман в стихах А.С.Пушкина «Евгений Онегин» по определению В.Г.Белинского – «энциклопедия русской жизни» (мне кажется, всё-таки дворянской русской жизни), то не придуманная книга Вадима Рахманова – это энциклопедия ХХ века, где у главного героя неистребимой потребностью является поиск истины, жизнеутверждающей истины.