Буй-тур Игорь, Ричард Львиное Сердце и царь-рыцарь Павел Петрович

К 225-летию первого выхода из печати «Слова о полку Игореве»

В ноябре 1800 года в Москве в Сенатской типографии было напечатано «Слово о полку Игореве». Печатали якобы с древней рукописи, обнаруженной в 1788 году известным собирателем манускриптов, действительным тайным советником (чин соответствовал «полному генералу» или адмиралу), сенатором и графом Алексеем Ивановичем Мусиным-Пушкиным.

С 1791-й по 1797-й год Мусин-Пушкин был обер-прокурором Синода, то есть заместителем императрицы по управлению русской церковью. (Рукопись «Слова» якобы сгинула в московском пожаре 1812 года и никаких других ее списков больше обнаружено не было.) Издание должно было прийтись ко двору. Ко двору правившего тогда императора Павла. В самом деле, герой «Слова» — князь-рыцарь Игорь Святославич, сражающийся «за землю Русскую». А у власти как раз находился император Павел Петрович, который изо всех сил хотел прослыть «рыцарем на троне». Автор «Записок» о времени Павла, Н.А. Саблуков, писал: «Павел Петрович был из лучших наездников своего времени и с раннего возраста отличался на каруселях». Карусели — это рыцарские турниры. Они были заведены в России матерью Павла Екатериной Второй и проходили главным образом в Петербурге и Царском Селе. Павел взошел на престол в ноябре 1796 года, а 29 ноября 1798 года принял звание Верховного магистра рыцарского Мальтийского ордена. В выпущенном по этому случаю Манифесте так говорилось о цели введения Ордена в России: «Чтобы и наши верноподданные благородное дворянство российское (...) участвовали в почестях, преимуществах и отличиях, сему Ордену принадлежащих, а тем и открыт был для них новый способ к поощрению честолюбия на распространение подвигов их, Отечеству полезных и Нам угодных». — Тем самым российское дворянство подталкивалось к принятию рыцарских моделей поведения.

  
Неизвестный худ.: А.Мусин-Пушкин, конец XVIII в.; великий князь Павел Петрович, середина 1780-х гг.

Отметим, что военные предприятия в чужих землях оканчивались для Павла, как правило, неудачно. Русско-английская экспедиция 1799 года в Голландию оказалась для России провальной. Итальянская экспедиция Суворова в том же 1799 году закончилась Швейцарским походом, в котором Суворов с трудом унес ноги от французской армии, потеряв всю артиллерию, около 5 000 погибшими и более 2 000 пленными из первоначальной численности в 21 500 человек. «Слово» будто подбадривало Павла, живописуя, как после неудачного похода князь Игорь со славой возвращается на Русскую землю. Да и в целом рисовало картину золотого прошлого. Для чего это вымышленное золотое прошлое? Ответ очевиден: чтобы для его возрождения поданные сплотились вокруг своего правителя.
То есть «Слово» явно появилось в нужном месте и в нужное время. Добавлю, что после смерти Екатерины II и воцарения Павла звезда Мусина-Пушкина закатилась. Император отправил его в отставку с постов обер-прокурора Синода и Президента Академии Художеств. Наверняка Мусин-Пушкин стремился вернуться в большую политику. Изданием «Слова» он хотел напомнить о себе императору!

Такие «совпадения» редко бывают случайными. На то, что «Слово» было написано в конце 18 века, указывает сопоставление его с напечатанной в 1774 году Книгой Третьей «Российской истории» Василия Татищева, содержащей историю о походе на половцев Игоря Святославича. Наиболее вероятным автором «Слова» я вслед за Эдвардом Кинаном считаю чеха Йозефа Добровского, слывшего основателем славянского языкознания и отцом славистики. В 1792 году он посетил Россию, где «изучал древние рукописи», в том числе из собрания Мусина-Пушкина. Показательно, что перевод на чешский, который сделал в 1821 году Вацлав Ганка, содержит практически те же самые слова, что и «Слово» — «на древнерусском». Ганка, по существу, просто переписал «древнерусский» текст латиницей. К примеру:

«Drugago dni velmi rano krovavyja zori sviet poviedajut; чrnyja tuчia s moria idut, hoчat prikryti чetyre solnca: s nih trepesчut sinij mlnii, byti gromu velikomu, iti doчdiu strielami s Donu velikago». 

А вот так в «Слове»: 

«Другаго дни велми рано кровавыя зори светъ поведаютъ; чръныя тучя с моря идутъ, хотятъ прикрыти 4 солнца, а въ нихъ трепещуть синии млънии. Быти грому великому,итти дождю стрелами съ Дону великаго!». 

Возникает подозрение: а не на чешском ли написано наше «Слово»? Реальная русская историография похода князя Игоря такова... Изданный в Киеве в 1674 году «Синопсис», который на протяжении столетия служил учебником по русской истории, — о половцах, идя вслед за польскими источниками, упоминает всего несколько раз короткими фразами. Никакого похода князя Игоря «Синопсис» не знает, между 1212-м и 1240-м годом сообщая, что «Владіміръ Руріковичь отъ Половцевъ побѣжденъ и плѢненъ бысть (...) Изшедъ же Владіміръ Руріковичь отъ плѣненія Половцевъ, изгна Ярослава изъ Кіева, а самъ паки сѣде въ немъ на княженiи».
Радзивилловская летопись, напечатанная в 1767 году в Петербурге, содержит развернутые рассказы о походах русских князей на половцев. В том числе под 1186 годом — об отдельном от остальных князей походе внуков Олеговых. Вначале русские одерживают победу, но прибывают новые половецкие войска, русские разбиты и все участвовавшие в этом походе князья попадают в плен. Персонально о князе Игоре говорится только в самом конце рассказа: он бежит из плена и возвращается на Русскую землю. Никаких деталей его побега не сообщается.

Далее, как уже было сказано, в 1774 году издается «Российская история» Татищева с еще более пространными рассказами о походах на половцев. (Сам Татищев скончался в 1750 году, однако упоминает рукопись Радзивилловской летописи в качестве одного из источников своей «Российской истории».) Под 1185 годом у Татищева стоит подробный рассказ о походе, построенный вокруг фигуры князя Игоря. В свой рассказ Татищев включил несколько ярких образов, совпадающих с образами «Слова». (О них и других совпадениях см. ниже.)
В 1800 году печатается «Слово о полку Игореве» — поэтический парафраз текста Татищева. В 1809 году Николай Карамзин (по другой версии — Александр Тургенев в 1807 г.) «обнаруживает» в библиотеке Академии Наук Ипатьевскую летопись. Эта летопись соединяет в себе сведения, содержащиеся в Радзивилловской летописи, тексте Татищева и «Слове». (В частности, только «Слово» с Ипатьевской летописью знают, что неудачная битва Игоря произошла на речке Каяле.)
Если рассматривать искусство в целом и литературу как своего рода технологию, то в данном случае мы видим последовательное развитие сюжета о походе Игоря по общему для всех технологий закону: от простого к сложному, с использованием достижений смежных областей (жанров). [Подобная эволюция характерна, к примеру, и для литературы, включенной в Ветхий Завет: от прозаического описания военных походов в Книге Навина до фантастических видений пророков Иезекиила и Даниили и эротической образности Песни Песней.] Развитие это продолжилось. Под несомненным влиянием «Слова» написан цикл А. Блока «На поле Куликовом» со строками:

Но узнаю тебя, начало
Высоких и мятежных дней!
Над вражьим станом, как бывало,
И плеск, и трубы лебедей.
(Ср. с «будто трубит лебедей растревоженных стая» и «усобица... лебедиными крыльями всплеснула на синем море у Дона» из «Слова».)

А также:

И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль...
Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль...
(Ср. с «Что ж ты радость мою по ковылям развеял?» из плача Ярославны.)

Еще ближе к «Слову» сонет «Гроза» М. Волошина. Но вернемся к самому «Слову» и Татищеву. У Татищева автор «Слова» позаимствовал следующие элементы сюжета и словесные обороты, которых нет в Радзивилловской летописи:

• реакцию князя Игоря на солнечное затмение в виде произнесенной им речи;
• знаменитую фразу «луцеж бы потяту быти, неже полонену быти», совпадающую с фразой «лучше мне умереть, чем брата в плену оставить», которую у Татищева произносит брат Игоря Всеволод;
• «погодные» метафоры «Слова»: «Се ветри, Стрибожи внуци, веют съ моря стрелами на храбрыя плъкы Игоревы» и «итти дождю стрелами с Дону великаго». Близкие с татищевским: «поганые, изскакивая, стрелы яко град пущали»;
• знаменитое «хощу бо, рече, копие приломити конець поля Половецкаго». Совпадающее с татищевским: «тогда Всеволод, брат его (...) бился с нечестивыми (...) и копие переломилось»;
• упоминание Курска: «ожидал брата Всеволода (...), который шел из Курска» у Татищева. И — «седлай, брате, свои бръзыи комони, а мои ти готови, оседлани у Курьска напереди» в «Слове»;
• ночной поход войск Игоря: «пойдем прочь через всю ночь» у Татищева. И — «Игорь къ Дону вои ведетъ! (...) Длъго ночь меркнетъ» в «Слове»;
• окружение половцами русского войска: «напали на чистом поле на полки Игоревы и объехали кругом» у Татищева. И — «половци идуть (...) отъ всехъ странъ рускыя плъкы оступиша» в «Слове»;
• детали побега князя Игоря с участием Лавра у Татищева. И — Овлура в «Слове»;
• радость на Руси при возвращении Игоря: «радовались же немало и во всей Русской земле» у Татищева. И — «Игорь едет по Боричеву (...) Страны ради, гради весели» в «Слове»;
• жену Игоря Ярославну, которая присутствует только у Татищева. И — в «Слове».

Но, может, не автор «Слова» читал Татищева, а у Татищева оказалась рукопись «Слова»? В главе 7 Книги Первой «Российской истории» Татищев перечисляет свои источники. «Слова о полку Игореве» среди них нет. Да и если бы у Татищева была рукопись «Слова», отчего он не воспроизвел ряд ее деталей, работающих на усиление центрального образа князя Игоря? Отчего не привел яркую речь князя Игоря во время затмения из «Слова», а заменил ее на банальность в духе «Тайны Божии неисповедимы»? Отчего не воспроизвел точно фразу Игоря «луцеж бы потяту быти, неже полонену быти», да еще и «отдал» ее Всеволоду? Отчего не написал, что после возвращения из плена Игорь, как сказано в «Слове», приехал в Киев поклониться «святей богородици Пирогощей»?
Но если Татищев не читал «Слова», то, может, был каким-то образом знаком с Ипатьевской летописью? (Напомню, она обнаружилась спустя почти 60 лет после его смерти.) Ведь в ней присутствует ряд деталей, общих для текста Татищева и «Слова». Может, Ипатьевская летопись — источник этих совпадений? Но, с одной стороны, Татищев не упоминает ее в списке своих источников. А с другой, Ипатьевская летопись содержит не все элементы, которые совпадают в тексте Татищева и «Слове». Значит, эти недостающие элементы принадлежат перу самого Татищева и от него попали в «Слово». Таким образом, это автор «Слова» расцветил рассказ Татищева яркими образами, создав безусловный шедевр русской литературы. Шедевр конца 18 века. Вот эти яркие образы, во многом определяющие наши представления о нашем прошлом:

За Сулою кони заржали —
в Киеве слава колоколами звенит,
в Новгороде трубы трубят,
знамена подняли в Путивле.

————————
В золотые стремена вставил ноги князь Игорь
и поехал по чистому полю.
Солнце тьмой ему путь загораживало,
ночь стонала грозой, разбудила птиц,
вой поднялся звериный,
на верхушку дерева Див взобрался,
кричит оттуда, чтобы
слышали земли чужие:
Волга, Поморье, Посулие, Сурож,
Корсунь, и ты, тмутараканский идол!

——————————————-
Игорь к Дону войско ведет!
Птицы на деревьях поражение его поджидают,
волки по оврагам беду ему предрекают,
орлы клекотом зверей созывают на трупы,
лисы на червленые лают щиты.
О Русская земля! Уже за холмами осталась!

———————————————
Русские широкое поле
червлеными щитами перегородили,
себе ищут чести, а князю — славы.

———————————————-
На второй день рано-рано
кровавые зори день предвещают,
черные тучи с моря идут,
хотят четыре солнца закрыть,
в тучах трепещут синие молнии.
Быть сильному грому,
дождю идти стрелами от Дона великого!
Тут обломаются копья
и сабли ударятся
о половецкие шлемы
на реке на Каяле
у великого Дона!
О Русская земля, уже за холмами осталась!

———————————————————
на третий день к полудню
пали знамена Игоря.
Разлучились два брата
на берегу быстрой Каялы,
там кровавого не хватило вина,
оборвали пир храбрые русские —
сватов напоили, а сами полегли
за землю Русскую.
Поникла от горя трава
и дерево в тоске до земли наклонилось.

——————————————————
Ты, ярый Рюрик, и ты, Давид!
Не ваших ли воинов золотые шлемы
кровь залила?
Не ваши ли дружинники ревут, как быки,
изранены калеными саблями
на поле чужом?

—————————————————-
На Немиге снопы из голов разложили,
молотят по ним стальными цепами,
жизнь кладут на току,
душу отвеяв от тела.
Немиги кровавый берег
не к добру засеян —
засеян костями русских сынов.

—————————————————-
Взыграло море в полночь.
С моря идут во тьме смерчи —
князю Игорю бог дорогу показывает
из земли Половецкой
в землю Русскую
к отеческому золотому престолу.

——————————————————-
Тебе слава, Донец!
Ты нес князя на своих волнах,
стлал ему зеленую траву
по своим серебряным берегам,
под зеленым деревом
теплой тьмой укрывал,
берегли князя селезень на воде,
чайки в потоке,
утки в небе.
(перевод мой, — А.П.)

Но шедевром «Слово» делает не только яркая образность, но также изобретательный сюжет. Повторю его: 

• военный поход князя в чужие земли, 
• первоначальная победа, 
• потом консолидация вражеских войск, 
• окружение, поражение и пленение князя, 
• а затем его побег и радостная встреча на родине.

Но позвольте, это же история короля-рыцаря Ричарда Львиное Сердце! Вот и Игорь в «Слове» несколько раз назван буй-туром, то есть яростным быком, а Ричард Львиное Сердце славился своей необузданностью и склонностью к риску. Поэма Richard Coer de Lyon, лежащая в основе мифа о Ричарде, была впервые издана в Лондоне в 1509 году. Написана она, что называется, старыми словесами (см. ниже). Начальная ее часть описывает следующие события. Король Генрих отрекается от престола, делая королем своего старшего сына Ричарда. Испытывая своих рыцарей, Ричард проводит турнир, на котором сам сражается переодетым, чтобы остаться неузнанным. Два рыцаря побеждают Ричарда, и он предлагает им отправиться в Святую Землю под видом паломников. На обратном пути все трое попадают в тюрьму короля Алмейна. (Ср. с рассказом Татищева о плене Игоря: «С ним же был конюший его и сын тысяцкого».) После того как Ричард убивает сына короля и соблазняет его дочь, король натравливает на него льва. Ричард вырывает сердце зверя и съедает его, за что получает прозвище Coeur de Lion. Церкви Англии дают за него выкуп, и он возвращается домой:

With ryght to lede al Yngeland.
Bysschopys gaf hem here benysoun,
And prayde for hem in kyrke and toun;
And prayde Jhesu Cryst hem spede,
In hevene to quyten hem here mede.

По возвращении в Англию
архиепископы благословили его
и славили его в храмах и городе,
и славили Иисуса Христа за то, что он помог ему,
и воздаст ему на небесах.

Далее Ричард снова отправляется в Палестину, где воюет с Саладином. Ричард поначалу успешно осаждает Акру, но затем войска Саладина окружают его, а Ричард теряет силы. Для восстановления сил он просит накормить его свининой, но свинину не находят, и вместо нее скармливают Ричарду мясо молодого сарацина. После чего к Ричарду возвращаются силы, он вступает в бой и рассеивает войска Саладина. Далее оказывается, что союзник Ричарда французский король Филипп, который ранее уже замышлял предательство, пощадил сарацинов в обмен на их сокровища. Ричард проклинает Филиппа и разрушает пощаженные им города.
Читатель может сам сравнить это с перипетиями похода князя Игоря и с усобицами русских князей. Я же остановлюсь на следующих событиях начальной части поэмы: Ричард убивает сына короля Алмейна и соблазняет его дочь. Не отразились ли эти происшествия в достаточно туманных строках «Слова»:

Говорит Гза Кончаку:
— Если сокол в гнездо улетел,
расстреляем соколенка
нашими злачеными стрелами.
Говорит Гзе Кончак:
— Если сокол в гнездо летит,
опутаем соколенка красной девицей.
Говорит Гзак Кончаку:
— Если опутаем его красной девицей,
ни соколенка у нас не будет,
ни красной девицы?

Похоже, мы нашли один из источников рассказа Татищева о походе князя Игоря. А возможно, поэму о Ричарде Львиное Сердце, судя по буй-туру и красной деве и соколенке, использовал и автор «Слова». В целом, обычная история. Шедевр не возникает на пустом месте, как чертик из табакерки. За ним всегда стоит долгая история развития литературы. Да и появляется он всегда в нужном месте и в нужное время, отвечая на запросы эпохи. А дальше уже живет своей жизнью.

​