Международный мультимедийный проект Russia Beyond, следуя своему слогану, в очередной раз осмыслил национальную идентичность: опубликовал рейтинг отечественных литераторов «112 Russian writers ranging from great, to absolutely freaking great» – «112 русских писателей, от великих до абсолютно офигенных великих». Прозаиков и поэтов выстраивала по ранжиру Александра Гузева, выпускница журфака МГУ, поклонница Снегирева и постоянный автор «Октября»...
Нынешнюю тенденцию «Большой книги» сформулировал председатель Литературной академии Дмитрий Бак: «В круг чтения современного читателя, судя по произведениям этого сезона, возвращается чтение медленное, трудное, требующее усилий и потому дающее более утонченное наслаждение». Реплики большекнижных мужей – вот истинное наслаждение, ва-аще пир духа: «тексты стяжали сердца», «в круг чтения читателя возвращается чтение»… Однако давайте по делу...
#яНеБоюсьСказать, что лауреат нынешнего «Лицея» Оксана Васякина – явный издательский проект со всеми его атрибутами. С программой действий, направленной на продвижение текста (по Губайловскому). С проработанной биографией (по Елистратову). С имитацией западных образцов и отчетливым премиальным акцентом (по Кузнецовой)...
Анекдот про три конверта помните? Стало быть, обойдемся без преамбулы.
Роман Сенчин вскрыл первый конверт – опубликовал в «Известиях» статью «Нечитабельные блохи» с драматическим подзаголовком: «Чем опасна для писателя и читателя уничижительная критика»...
На обложку «Лавра» вынесен подзаголовок «Неисторический роман». Это верно, но этого мало. У Водолзкина не только история отсутствует: нет ни драматургии, ни психологии, ни даже оригинальности – от них автор благополучно отказался. Апофатическая, в общем, проза, намертво спрятанная за частоколом отрицательных частиц...
Любите ли вы литературные премии так, как я люблю их: со всем энтузиазмом, со всем исступлением? Или, лучше сказать, можете ли вы не любить их больше всего на свете, кроме блага и истины?..
Современный бельгийский мыслитель Фрэнклин Анкерсмит в своей удивительной работе «Возвышенный исторический опыт» произвел необычное разделение академической истины и «возвышенного» опыта – вдохновляющего чувства историка при встрече с материалом прошлого...
Про себя я думаю, что наловчился чуять художественный смысл произведений искусства, который полагаю существующим идеально, не в «тексте»: в подсознании автора или в подсознании восприемника...
Наши литературные премии – вариации на тему «Интернационала»: кто был ничем, тот станет всем. С лишь одной оговоркой: ненадолго. Лауреат обычно остается в прискорбном положении Золушки: бьет полночь, бархат и кружева стали лохмотьями, карета превратилась в тыкву… А принцу оно глубоко по барабану...
Да, много оттенков, но нет пестроты, определённая гамма. В гамме оставаться трудно, риск скуки, обыденность, шальная мысль начать писать абы как, что вижу, то пою. Нет, вижу что, а пою для чего и как...
