База вторичного сырья. Стихи

Шагающие по залатанному ветхому асфальту,
заболев от заштопанной и обветшалой веры,
сегодняшние могикане древнейшего в мире народа,
завидуют славе Нерона и в урны надежды бросают.
В той же урне в поисках пищи снуют бездомные нищие,
проклиная рожденье свое и мечтая о смерти.
На джипах вокруг разъезжают «мужи» с раздобревшими шеями,
они дополняют собою когорту «мыслителей» местных,
поскольку не брезгуют даже
говорить о возвышенных, но непонятных идеях.
Рядовые маньяки и опытные некроманы,
изобразив на лице добродушие, кротость, смиренье,
но готовые выстричь яйцо
(они всегда успевают руки от крови отмыть,
надушиться лосьоном и на праздничных торжествах
выступить с патриотичной речью).
И раз в четыре года, претендуя на кресло в парламенте,
партийные лидеры и заурядные крысы,
что бегут взад-вперед в коридорах меж властью и оппозицией,
соблюдая регламент и своевременно улыбаясь,
погружаются в бездну безликости.
Полурядовые чиновники,
дворцам которых позавидовал бы президент Америки
(Они швыряют голодной толпе
крохи заплесневевшего «великодушия»
и рассчитывают на вечное поклонение).
Они удачливы в своих усилиях
превратить страну в базу вторичного сырья,
первичное для них – их кресла и роскошные особняки,
и выросшие в их усадьбах огромные тыквы и маленькие огурцы...
И время вот так и проходит, и волны несут и несут
к чужим берегам отряды, полки недовольных
(Они там выживут и сохранят свою сущность, свой облик
и даже выстроят церкви).
И, словно эхо, в грядущих веках раздаются
слова молитвы, близкие к отчаяньяю:
- И не вводи нас, Боже, в искушенье...

 

***

 

Упругий ком полночного молчанья
разбился вдребезги, как хрупкое стекло,
осколки больно впились в мое тело,
и тихо добираются до вен...
Ком обретает целость, завершенность,
и снова разбивается в куски,
и слышу я, как медленно, но верно
твердеет боль в моих пронзенных венах.
И кровь моя – бесцветная, горячая
течет и остывает в виде шариков,
чтобы затем рассыпаться, исчезнуть.
Я с нетерпеньем жду последней капли,
жду без конца, до самого рассвета.
Вокруг снуют живущие в иллюзиях
прохожие, они не замечают,
что кровь уже ушла из вен моих...
И капля эта, самая последняя,
до самой полночи
из вен моих выбрасывает прочь
бесчисленное множество осколков.
Упругий ком полночного молчанья
разбился вдребезги, как хрупкое стекло,
осколки больно впились в мое тело,
и тихо добираются до вен...
И свет и тень срастаются друг с другом,
и тишина холодная хрипит,
и раздаются с неба голоса,
и эхо откликается в ущельях...
В последний раз ЛИЦО твое рисую –
незримое, бесцветное отныне...

 

***

 

В узких коридорах памяти
Снуют чьи-то лица, ставшие светом и пеплом.
Они в ночах бессонных мельтешат,
Крадут меня – легко и безмятежно,
Так невесомо, призрачно и хрупко.
И тысячи зеркал колышутся спокойно,
и застывают, уловив мой взгляд:
- Господь, своей души и взгляда я касаюсь,
Безмолвный свет я впитываю жадно...
Из зеркала ОН смотрит равнодушно,
Не узнает, затем одна слезинка
Скатившись, застывает на щеке.
И оторвавшись от души моей,
заботливые лица с сожаленьем
в глаза мне смотрят и срезают нити
моих иллюзий...
- Господь, ТЫ мне оставь одну хотя бы нить,
чтоб я искал себя за гранью одиночества,
где тропинка к надежде – жестокий, суровый обман...

 

***

 

Все тот же мрак медлительно скользит
И отражается на покрывале снега,
И настежь открывается окно,
И светлый аромат исходит с неба.

Я в невесомости, бесплотен, как душа,
Я верю в ложь иллюзий и мечтаний,
Мы в тех же сумерках – невидимы, бесплотны,
Не зная ничего, мы тихо таем.

Мы ничего не знаем, эта сказка
Нам вечной кажется, сплетенной из огня,
И кажется – не затворятся створки
Открытого навстречу дню окна.

Мы видимся в последний раз друг с другом,
И смотрит, и смеется с высоты
И молодой, и в то же время старый
Властелин вселенской суеты.

Перевод Гургена Баренца

5
1
Средняя оценка: 2.85223
Проголосовало: 291