«История русского человека в пространстве и времени»

На память академика Олега Николаевича Трубачёва (1930-2002)

  

23 октября 2010 г. исполнилось 80 лет со дня рождения великого русского филолога академика О. Н. Трубачёва (1930-2002). Простота и скромность, честь и честность, доброта и порядочность, справедливость, искренность, «бойкий русский ум», гениальность, сопоставимая разве что с пушкинской, «вещий дух и добрый смысл», взвешенное национальное самосознание, преклонение перед своим народом и Отечеством, «высокое служение славянам», бескорыстное отстаивание Истины и «поиск абсолютного добра» — таковы, пожалуй, важнейшие черты личности учёного.

 

Широта его исследовательских интересов была поразительная. Какой бы области гуманитарных наук ни касался О. Н., везде мысль его оказывалась новой, часто неожиданно-остроумной, пронзительной, своеобычной; независимость суждений, тонкая интуиция, блестящий литературный и полемический дар — всё это приметы трубачёвского стиля. И всё же этимология стала главным предметом его научных изысканий. Знание более чем 50-ти языков (1), в том числе древних, «мёртвых» стало тем необходимым инструментом, «саблей вострою», который помогал безошибочно добираться до самой сути слова, делать поразительные научные открытия в области славянских и индоевропейских древностей, этногенеза славян, русской культуры. Как-то, раздумывая над работой лексикографа, Трубачёв заметил: «Мы по-прежнему представляем себе слишком схематично и неизбежно упрощенно, скажем, те же древние славяно-иранские отношения как отношения двух монолитов, здесь найдется работа и для этимологии, и для лингвистической географии. Золото скифов поныне лежит в земле. Другие народы давно населяют эту землю, но до сих пор называют они реки юга… России этимологически скифскими, сарматскими, аланско-осетинскими именами. Скифский мир с его языком и культурой не исчез без следа, он растворился и ушел в нас, живущих и населяющих эти обширные пространства. Это — часть нашего самосознания, часть нас самих. Я не стану цитировать Блока, скажу лишь, что нет дела почетнее и труднее, чем дело раскрытия истоков, питающих наше самосознание (выд. — Н. М.)… В этом — глубинный смысл этимологии — “науки об истинном”» (2).

 

Действительно, судьба слова, его происхождение распахивают перед нами глубинные тайны домостроительства народа; и, безусловно, язык есть самый правдивый источник и свидетель истории этноса, и как просто эта истина выражена в известном афоризме А. А. Ахматовой:

 

Ржавеет золото и истлевает сталь, Крошится мрамор — к смерти все готово. Всего прочнее на земле печаль, И долговечней — царственное слово.

 

Отстаивая теорию Дунайской прародины славян (о чём ещё в нач. 19 в. размышляли и В. Копитар, и П-Й. Шафарик) в фундаментальном исследовании «Этногенез и культура древнейших славян» (3) (которое явилось обобщением серии журнальных публикаций под названием «Языкознание и этногенез славян»// «Вопросы языкознания» 1982-1985), учёный, в частности, писал: «Этимологические разыскания выдвигают на первый план центральноевропейские связи славян (преимущественно с древними италийцами), причём балты оставались длительное время в стороне. Лишь после миграции балтов и славян намечается их сближение, приводящее к позднейшему соседству. Уязвимы выдвинутые в последнее время теории балтоцентристской ориентации всего индоевропейского комплекса Европы; более вероятна относительная периферийность балтийского. Постепенно становится ясным, что славянская проблематика в гораздо большей степени является продолжением индоевропейской, чем принято было думать; для проблемы славянской прародины весьма существенны указания на связь древнеиндоевропейского ареала также с дунайским регионом».

 

Защищая свои позиции, Трубачёв рассматривал среднеднепровский славянский ареал (откуда затем вышли все восточные славяне) как периферию, «а не как центр всего славянского этноязыкового пространства. Вторично освоены были славянами и польские территории, по свидетельствам ономастики, вопреки польской автохтонистской теории висло-одерской прародины славян. И польские, и серболужицкие земли заселялись славянами с юга. В жизни праславян существовал период, когда макроэтноним славяне ещё не требовался… Этот период отсутствия у славян на Дунае макроэтнонима учёные неправильно истолковывали как отсутствие славян на Дунае. О древнем наличии славян по Среднему Дунаю, то есть в Венгрии, говорит разнообразная древняя славянская топонимия страны…».

 

Критически рассматривал Трубачёв и современный диалог между археологией и сравнительным языкознанием, он утверждал, что «попытки точно датировать “появление” праславянского языка теряют свою актуальность в языкознании. Правда, умами многих учёных ещё владеет традиция поздно датировать всё славянское, считать славянский “молодым языком”. Однако можно думать, что, например, балто-славянские языковые отношения постэтногенетичны для праславянского как уже сложившегося языкового типа с процессами, отличными от балтийских… Именно славяно-кельтские контакты, разработка их следов и их локализация, кажется, могли бы помочь выработать компромиссный вариант между такими принципиально разными концепциями, как польская автохтонистская теория славянской прародины и новый, современный вариант дунайской прародины славян», который и выдвигал исследователь (4). Во втором издании труда «дунайская» или центрально-европейская теория локализации древнего ареала славян была подкреплена новыми аргументами и доказательствами; расширен диспут с критикой, хорошо знакомой с прежними исследованиями Трубачёва; важным представляется аспект реконструкции праславянской культуры (второй и третий разделы). Итак, автор подверг существенному пересмотру, казалось бы, уже устоявшиеся взгляды на формирование языка и культуры древнейших славян, проблемы славянского этногенеза и прародины славян; выдвинул свою концепцию, углубляющую хронологию образования праславянского языка и этноса.

 

 Пронзительно уловил смысл трубачёвского делания поэт Юрий Лощиц. Его стихотворение «Невод» (2000 г., к 70-летию О. Н.), написанное в форме монолога мысли учёного заканчивается такими словами:

 

Закину я невод, шелковые сети до неба, до недра, до дна и до выси, до самой до сути — до Божией мысли (5). 

 

Сокровенный замысел Творца о человеке незримо и промыслительно устраивал судьбу О. Н. С младых ногтей проявилась у него неодолимая тяга к языкам, к чтению: он самостоятельно выучил немецкий, польский, затем английский, французский… Учил упорно, целеустремлённо — усваивал легко, воистину, то было апостольское призвание, и стал он разуметь всякую речь человеков. Ещё в студенческие годы будущий академик увлекся сравнительным языкознанием, тогда-то у него и возникла идея полной, насколько это возможно, реконструкции праславянского лексического фонда.

 

Задуманный Трубачевым «Этимологический словарь славянских языков» (6) (выходит с 1974 г., на сегодняшний день издано 35 тт.) стал новым явлением в отечественной и мировой славистике; одновременно осуществилась его заветная мечта — сопоставить славянские языки в синхроническом и диахроническом разрезе. Но следует отметить, что прежде чем начал выходить этот словарь, Трубачёв завершил почти десятилетний труд над переводом с немецкого «Этимологического словаря русского языка» Макса Фасмера (в 4 тт. М., 1964-1973). Интерес к Словарю превзошёл все ожидания — тираж немедленно был раскуплен, а само издание стало библиографической редкостью. Надо сказать, что опыт этой работы оказался неоценимым: ведь переводчик-исследователь и существенно дополнил Фасмера, ввёл новые этимологии, расширил список литературы и проч., в результате его прибавления составили почти целый том. Сам О. Н. очень ценил «русского Фасмера» и в Послесловии к первому тому второго издания, упоминая уже о работе над «Этимологическим словарём славянских языков», в частности, писал: «Словарь этот охватывает всё предположительно древнее лексическое богатство всех живых и мёртвых славянских языков. Ясна не только научная, но и общественно-культурная важность такого труда… На этом достаточно обширном древнем славянском фоне особенно впечатляет огромность собственно русского лексического вклада. И по-прежнему нельзя не сказать о чувстве неизменной признательности, которое испытывают к Фасмеру и его словарю практически на каждом шагу своей работы составители “Этимологического словаря славянских языков”. Не будь своевременно выпущен труд Фасмера, наши дальнейшие исследования были бы во многом поставлены под вопрос. Преемственность поколений в науке и зависимость последующих успехов от первых надёжных шагов предшественников — это вещи в общем понятные» (7).

 

 Академик В. Н. Топоров замечательно точно охарактеризовал исследовательскую работу О. Н. Трубачёва: «Геродота греки называли “отцом истории”… В этом смысле и Олега Николаевича Трубачёва смело можно было бы назвать “отцом русской этимологии” в её предельно полном виде, осуществившим тотальный подход к этой области знания и исследуемому материалу. И именно в этом пространстве и на этом уровне так тесно и органично сплетаются тайны человека и познаваемого им мира явлений, в отношении которого человек и этимолог выступает, по сути дела, как ономатет, не только дающий всему имена, но и познающий самого себя в зеркале имён. По ступеням этого познания нас ведёт великий проводник Олег Николаевич Трубачёв» (8).

 

По существу, О. Н. создал Московскую этимологическую школу, он произвёл настоящий переворот в понимании задач этимологии, сформулировал её исторические принципы. Колоссальная эрудиция выдающегося учёного-лингвиста позволяла ему как бы снимать «одёжки», различные наслоения времени со слова и вскрывать его изначальное значение, но не только — ибо поиск истоков всегда заставлял рассматривать слово как важнейшую единицу той культуры, в рамках которой оно жило. Поразительно, но реконструируя языковые реликты, О. Н. умел вдохнуть в них дыхание жизни. Оплотнить, сделать видимыми, почти осязаемыми; а потому путешествия в глубины истории под водительством Трубачёва более чем увлекательны. Этимологические изыскания учёного стали фундаментом современной науки о происхождении слов. Долгие годы (1961-2002) он был заведующим Отделом (до 1986 г. — Сектор) этимологии и ономастики в Институте русского языка им. академика В. В. Виноградова РАН, с 1966 по 1982 г. служил заместителем директора Ин-та русского языка; с 1963 г. начал издавать ежегодник «Этимология», являлся главным редактором журнала «Вопросы языкознания», возглавлял Национальный комитет славистов России (1996-2002).

 

Коротко обозревая научное наследие академика О. Н. Трубачёва, нельзя не сказать о его исследованиях проблем Азово-Причерноморской Руси. Его «Indoarica» (9) — явление исключительное в мировой индоевропеистике. Учёный поставил перед собой сложнейшую задачу реконструкции реликтов языка индоевропейского населения Приазовья. Замысел этой работы относился к 1973 г. На протяжении двух десятков лет Трубачёв методично обращался к данному вопросу; но уже в первой публикации (10) заявил, — оговорившись, правда, что обобщения целесообразно отложить на будущее, — «что уже сейчас, при всей скудости данных, можно, опираясь на доступный эпиграфический и ономастический материал из этих районов, предположительно говорить об особом индоевропейском языке синдо-меотских племён восточного Приазовья и Таманского полуострова с наличием в нём черт, противопоставленных иранским языковым особенностям как в лексике, так и в словообразовании и фонетике».

 

Итак, учёный выдвинул принципиально новую концепцию индо-иранского изначального размежевания, сосуществования и окончательного раздела в припонтийских областях. Его открытие заключалось в том, что на юге Русской равнины было обнаружено присутствие одной из ранних форм индоарийского языка: на пространстве от Сев. Кавказа до Закарпатья, Дакии и Трансильвании; и соответственно была установлена индоарийская, т. е. собственно индийская принадлежность синдов и меотов. В книге более конкретно показаны связи и различия межу индоарийским и иранским языками в данном ареале, кроме того, обозначены связи языка «причерноморских ариев» с северокавказскими, тюркскими и, что особенно важно, славянскими идиомами. Учёный утверждал, что «между древнейшими местами обитания славян… и древним культурным районом Северного Причерноморья существовали связи, и следы этих связей сохранились. Более того, названные связи, по крайней мере отчасти, относятся к индоарийскому компоненту северопонтийского населения [поскольку славяне вышли к берегам Чёрного и Азовского морей в V-VI вв. Тогда ещё существовали древние боспорские города и синдомеотский элемент в них ещё не совсем угас — с. 59]. Наши наблюдения над реликтами этого рода касаются 1) этнонимов (хорваты, сербы — Н. М.), 2) культурной лексики (серебро — Н. М.), 3) сведений о берегах Чёрного моря (Керчь — Н. М.)» (11).

 

Автор коснулся здесь и сложной проблемы происхождения этнонима Русь (12), во всяком случае, он высказал твёрдую уверенность, «что продолжать искать надо именно тут, потому что при этом открываются связи имени Русь и значение его прототипа, как будто исключающие его германскую этимологию» (13). Т. о. лингвистическая картина данного региона не только усложнилась — но на ней прочертился новый рисунок языковых и этнических контактов; не имевшие письменности синды и меоты Приазовья, тавры Крыма «заговорили», а результаты реконструкции языковых реликтов позволили сделать ещё один любопытный вывод: «таинственные жестокие тавры должны были говорить на индоарийском диалекте» (14). Эти открытия позволили сделать новые этимологии древних названий мест и имён людей. Все эти наблюдения, безусловно, важны для самопознания русского народа. Как замечал в своё время историк Штриттер: «Не безполезно такожде и для любителей российской истории знать похождение того народа, который в древние времена имел жительство в соседстве, или паче в пределах России, хотя бы после того и совсем в другую часть света он преселился» (15).

 

Оценивая сей труд академика Трубачёва, другой крупнейший лингвист нашего времени академик В. Н. Топоров писал: «Книга О. Н. Трубачёва — весьма важное событие в науке. Главный объект книги — язык, доселе остававшийся неизвестным, но присутствовавший в качестве неопознанных следов в других языках. Опознан этот язык автором книги, и — парадоксально — с помощью самого этого языка, и, значит, язык-объект открыт с помощью того же языка-средства, инструмента. Но для такого открытия-реконструкции нужно было ещё до всего этого обладать двумя необходимыми качествами — глубокой проницательностью, учитывающей всё, что может относиться к этноязыковой истории соответствующего ареала, и выдающейся интуицией. И то и другое у автора было. И ещё нужны были трудолюбие, жёсткая последовательность и исследовательский оптимизм, чтобы буквально по крупицам создать полноценную картину далёкого прошлого с той степенью густоты, подробности, которая позволяет с уверенностью сказать — цель достигнута, открытие состоялось» (16).

 

«Высокое служение славянам» Олег Николаевич осуществлял и на поприще научно-просветительском. Он выступал с лекциями в лексикографическом семинаре «Славянский мир» (рук. д. ф. н. Г. А. Богатова), на факультете иностранных языков МГУ (декан профессор С. Г. Тер-Минасова), охотно принимал участие в «Сергиевских» и «Кирилло-Мефодиевских чтениях» МГУ (рук. к. ф. н. Н. В. Масленникова), читал лекции по этимологии и ономастике в Институте русского языка РАН, Московском государственном педагогическом университете, университетах Пскова, Смоленска, Рязани, Твери, Днепропетровска, в ряде университетов Финляндии, ФРГ, США. Начиная с 1984 г. он неоднократно выступал в газете «Правда», тогда имевшей многомиллионный тираж, с научно-популярными статьями по русско-славянской проблематике, в журнале «Дружба народов». Их отличал всегда высокий профессионализм, доходчивость изложения, патриотизм, тактичность, весомая аргументация. Много откликов он получал от простых русских людей, живо интересовавшихся судьбами русского народа и братьев-славян. Как правило, люди относились с болью и пониманием к острым вопросам нашего национального бытия, однако, с известным раздражением и недоверием эти статьи были восприняты либеральной, частью академической, общественностью. Доходило иногда и до откровенных недоразумений, резкого неприятия позиции Трубачёва — уж слишком русским он был да ещё с искрой Божией! — в частности, со стороны академиков В. В. Иванова, В. Л Янина. Заслуги Олега Николаевича стремились замалчивать или искажать (17), увы, но продолжается это и поныне. Видно, гениальные прозрения русского учёного, даже оставившего мир земной, всё страшат некоторых граждан (18).

 

«Олег Николаевич Трубачёв был великим языковедом ХХ и самого начала XXI века, всемирно признанным этимологом — разведчиком древнейших корней славянской речи, “человеком словаря”, — вспоминал хорошо знавший его поэт Юрий Лощиц. — Но памятен он и долго будет любезен русскому и славянскому читателю также и тем, что, уже став учёным с мировым именем, не замкнулся в академическом коконе, но с энергией возвращенной молодости стал искать пути к самой широкой аудитории. Скорее всего, таким рубежом в его творчестве можно считать 1984 год, когда опубликованная в «Правде» статья «Свидетельствует лингвистика» открыла миллионам читателей Трубачёва-публициста (19). В итоге учёный оставил нам не только тома монографий, словарей, сотни выступлений в специальных филологических изданиях, но и богатое, несмотря на свою сравнительную компактность, публицистическое наследие. Именно это наследие не в последнюю очередь подсказывает нам, что мы вправе говорить об О.Н. Трубачёве как о великом гражданине России и выдающемся славянофиле наших дней» (20).

 

Цикл статей Трубачёва «Славяне, язык, история» в 1988 г., а также ряд его монографий (21) выдвигались на соискание Государственной премии СССР в остро дискуссионных условиях; академический синклит отклонил сие предложение. Думается, по одной простой причине — ведь Трубачёв своим весомым искренним словом очень легко пробуждал мысль, заставлял русского человека вспомнить и свою историю, и культуру, великость и величие, пробуждал национальное самосознание и возвращал достоинство истерзанному за вековое унижение народу русскому. Именно это совсем не нужно «гражданам мира», как не нужно ни французское, ни германское, ни сербское… национальное «я», особенно в русле политики «нового мирового порядка», так называемой глобализации, одна из целей (может быть, важнейшей) которой — уравнивание человечества, разрушение национальных стереотипов мышления, традиций народов, их верований, обычаев, трансформация особости национальных мировоззрений и нравственных ценностей в некую аморфную «общечеловеческую философию» потребительства, удовольствия и бытового комфорта, создание некоей «общечеловеческой культуры». Очевидное богоборческое начало этого проекта, разумеется, приведёт человечество к уничтожению и, наоборот, лишь отрицание этой тоталитарной модели позволит народам пойти по пути подлинного объединения. Это хорошо понимали и русские мыслители недавнего прошлого. В частности, кн. Н. С. Трубецкой писал в своё время о невозможности «общечеловеческой культуры, одинаковой для всех народов»; он справедливо утверждал, что «культура должна быть для каждого народа другая». Общечеловеческая культура «при пёстром многообразии национальных характеров и психических типов… свелась бы либо к удовлетворению чисто материальных потребностей при полном игнорировании потребностей духовных, либо навязала бы всем народам формы жизни, вытекающие из национального характера какой-нибудь одной этнографической особы» (22). Между тем всё чаще СМИ и различные «народные витии» грозят нам этой самой «общечеловечностью». Одна из примитивных уловок затягивания русских и других славян на сию стезю состоит в постоянном навязчивом приглашении нас в Европу, де выгоды будут ощутимые. Но что за этим стоит? Уроки «европеизации» в прошлом слишком дорого обошлись России (тут и реформы Петра, и Екатерины… и большевики). Увы, народ, в массе своей, плохо знающий свою историю, «клюёт» на эти посулы. «При европеизации, — отмечал Трубецкой, — происходило сначала разрушение духовных основ национальной культуры одновременно с прививкой отдельных внешних черт европейской культуры, затем постепенная прививка духовной европейской культуры»; а далее подчеркнул: «Затаённой мечтой всякого европейца является полное обезличение всех народов земного шара, разрушение всех своеобразных и обособленных национальных обликов и культур, кроме одной, европейской, которая сама является национальной.., но желает прослыть общечеловеческой» (23).

 

Однако славяне издавна живут в Европе, в конце концов, её географическая граница проходит по Уралу, Волге, и Крым — Европа. А за этим приглашением нас в Европу просматривается тенденция как раз разделения славян и Европы, своего рода выталкивание, стремление как раз подчинить «Европе». На это обстоятельство не раз указывал в своих публицистических статьях и выступлениях и академик О. Н. Трубачёв. Вот и в эссе «Славяне и Европа» он, среди прочего, замечал: «Как славист-компаративист я имею дело с реконструкцией, при которой очень многое вторичное отпадает. Остаётся, быть может, главное: древнее обитание славян в Европе, близко к её дунайскому центру. То есть то, во что верили и пытались обосновать фактами поколения Шафарика и Палацкого, повторяя мысль последнего о чешском народе: “Мы были до Австрии, мы будем и после Австрии”. Почти столь же постоянно я имею дело с многоликой тенденцией — вытолкнуть славян из Европы. Этим занимались и публицисты от науки, и просто публицисты, а порой и серьёзные учёные. Любопытно, что феномен “выталкивания славян из Европы” временами сменяется, перемежается с демонстративными акциями “вхождения славян, русских в Европу” — то ли при Петре I, при Екатерине ли II, или при нынешних, когда Европу, впопыхах, путают с НАТО. Всему этому сопутствуют терминологические всплески, которые моя наука фиксирует и даже знает им цену… (например, судьба пары терминов “русский” — “российский”, второй из них этнически безликий и потому насаждаемый)» (24).

 

Разумеется, этот и целый ряд других важных вопросов поднимались в означенном выше цикле статей. Поскольку проблематика их остаётся весьма актуальной и сегодня, — хотя со времени споров прошло 25 лет, четверть века! А война против славян, объявленная в европейской печати Марксом и Энгельсом ещё в 1848 г. (25), похоже, идёт полным ходом, — придётся напомнить о некоторых важных положениях академика О. Н. Трубачёва.

 

1. История славян накрепко связана с Европой. Это одна из реальностей жизни и сознания… всех славянских народов. В Европе их предки более одиннадцати веков тому назад приобщились к великой греко-римской культуре. Но в этой же самой Европе они жили значительно раньше.

 

2. Разгаданное наукой замечательное свойство языка — изменяясь, оставаться самим собой — помогает раздвинуть рамки познаваемой истории. Роль свидетельства языка неоценима и в области изучения прошлого славян.

 

3. Историческая наука во многом базируется на письменных источниках, но эти источники составлялись людьми своего времени и своих интересов. Римские и греческие источники трактуют о славянах, как правило, руководствуясь корыстными государственными и военными интересами, как правило, не столько о славянах, сколько против славян… когда славян нарекали то “скифами”, то “гуннами”. Кажется ясно, как важно не принимать на веру многое в подобных реляциях. Тем не менее… унаследовали многое удобное из этого античного видения славян, и такие воззрения живут… в серьёзных трудах на Западе (но не только).

 

4. Если бы мы не обратили должного внимания на данные языка, мы просто не знали бы всей исторической правды, которая состоит в том, что славяне ни в чём особенно не отставали от других современников по родоплеменному строю. В частности, они имели свои древние названия копья, щита и стрелы. Больше того: рассказы древних писателей о пеших славянах, почти не знавших конницы, просто перечёркиваются свидетельствами языкознания о древности славянских названий седла и стремени. А это уже говорит не просто о езде верхом, но о кавалерийских усовершенствованиях, которых Запад долго не знал. При Александре Македонском, Юлии Цезаре и много позже там ездили, сидя “охлюпкой”, как сказал бы Даль.

 

5. Менандр Протектор включил в своё сочинение речь вождя склавинов (славян), исполненную дерзкого вольнолюбия и обращённую, между прочим, к аварам. …специалисты обратили внимание, что в то время, как славянские учёные обычно цитируют это место, учёные других стран его опускают. Не потому ли, что оно не вставляется в образ покорных славянских масс, неспособных к коллективным действиям, подчинённых аварам и под аварским командованием занявших Балканы? Здесь всё неверно — и исторически, и хронологически, и лингвистически.

 

6. …например, научный миф о древних славянах, не знавших первоначально якобы ни порядка, ни культурного скотоводства и обязанных в том и другом германцам и аварам-тюркам, хотя и был создан славянским учёным, но — в рамках Австро-Венгерской монархии. Как всё это напоминает более новые “научные” сценарии о хазарском господстве, благоприятном будто бы для развития восточноевропейской торговли, о “культурном вкладе” ордынского владычества на Руси…

 

7. …общим местом некоторых исторических сочинений оказывается утверждение о культурной отсталости славян… даже об извечной их отсталости. А между тем нельзя не видеть, что, когда недоброжелательный к славянам стратег Псевдо-Маврикий говорит: “Вместо городов у них болота и леса”, то это несовместимо с картиной богатой материальной культуры древних славян, восстановимой, в частности, лингвистически. Достаточно сказать, что у древних и древнейших славян было название города в смысле ограждённого поселения (живые по сей день слова город, град и т. д.), и оно не только праславянское, но и праиндоевропейское.

 

8. Индоевропейцы — ещё более обширная языковая совокупность, куда входят также и славяне и их языки, входят как самостоятельная ветвь. После того как великий чех Иосиф Добровский ликующе провозгласил ещё в начале XIX века своё: “Славяне есть славяне!”, утекло много воды, и были накоплены горы лингвистических фактов, говорящих о правоте этих слов. Но вопрос хотят закрыть, и на новом, качественно более высоком, уровне науки нас вновь стремятся вернуть к архаической концепции вторичности происхождения славян и их языка от какого-либо другого, “более древнего” языка и народа.

 

10. Раньше, подражая средневековым авторам, выводили, например, славян от скифов, действительно живших на юге России в древности… Говорили же скифы на иранских наречиях, короче, были предками современных осетин. Но на этом дело не кончилось. С некоторых пор муссируется отношение славянских языков к балтийским, причём с особенным энтузиазмом поднимается не вопрос их близкой связи ввиду данных общений и родства, а специфическая концепция, ставящая опять славян в положение некоего производного, на этот раз от балтов.

 

11. Нельзя не отметить активность отдельных западных учёных в их стремлении переместить район поисков прародины славян куда-нибудь подальше на восток (в район припятских болот, например). Иногда это похоже на тенденцию “вытолкнуть” славян из древней Европы, если угодно — вместе со всеми остальными индоевропейцами… (26).

 

* * *

 

В конце 80-х гг. (сентябрь 1988 г.) Всероссийский фонд культуры выступил с инициативой создания многотомной, фундаментальной «Русской энциклопедии», председателем Общественно-научного Совета Русской энциклопедии стал член-корреспондент АН СССР Трубачёв (27). Поначалу проект был принят как будто благосклонно: проводились заседания и круглые столы, председатель Совета РЭ выступал в печати, на телевидении в общественных собраниях; в журнале «Народное образование» была открыта рубрика «Русская энциклопедия. Начало пути»; рядовые граждане буквально заваливали редакции журналов и газет письмами с вопросом: «Когда будет Русская энциклопедия?». Кабинет Трубачёва в Институте русского языка на Волхонке напоминал собой штаб Совета РЭ, к Олегу Николаевичу шли и ехали бесконечные посетители с различными предложениями — одним словом, возникло целое движение «Русская энциклопедия», поддержанное и писателями России, и Международным фондом славянской письменности и культуры и проч. общественными организациями — резонанс был немалый.

 

О. Н. Трубачёв был твердо убеждён, что в ряду важнейших задач науки стояло и создание Русской энциклопедии. В первом своём интервью о РЭ он подчеркнул, что в энциклопедии «должны быть представлены максимально полные персоналии сынов и дочерей русского народа, знатоков и друзей русской культуры в других странах. Если коротко, то это история русского человека в пространстве и времени» (28).

 

Вспоминая о работе над этим проектом, рязанский профессор Л. В. Чекурин писал: «В многотрудных делах академика О. Н. Тубачёва граждански значимое место занимает его позиция по созданию Русской энциклопедии, конкретная разработка теории, её общих принципов и многих деталей. Мы все надеемся, что эта работа по организации и разработке принципов построения Русской энциклопедии будет востребована Россией. [Но тогда] …мы поняли главное, что Русской энциклопедией нельзя не заниматься. “Русская нация, её история и культура, — отмечал Трубачёв, — оказались как бы растворёнными в общесоюзной истории и культуре. Существующие энциклопедии говорят о тех или иных аспектах жизни всего советского народа. А это невольно создаёт впечатление о том, что русский народ уже исчерпал свою национальную самобытность. <…> Основополагающий принцип РЭ — глубокая демократичность, правдивость, полнота информации. Другой принцип, не менее важный — гуманитарность. Мы в большом долгу перед человеком в России, поэтому хотим любые знания рассматривать под углом зрения науки о человеке ”» (29) (выд. — Н. М.).

 

К сожалению, этот проект, «объёмный портрет России», тогда так и не удалось реализовать, в силу ряда причин (30). Однако в 1994 г. вышел первый пробный сборник под грифом «Русская энциклопедия» — «Русская ономастика и ономастика России. Словарь» под ред. О. Н. Трубачёва. В Предисловии редактор отмечал: «Имя собственное (предмет ономастики) — визитная карточка, с неё приличествует начинать знакомство, в данном случае — со страной… Сборник этот первый в своём роде <…> …этот труд знаменателен тем, что, пожалуй, впервые выделил задачу полной инвентаризации русского ономастического богатства. Не претендуя на полноту, ономастический сборник РЭ — впервые для универсальных энциклопедий — даёт ценнейшую систематическую информацию по целому ряду разделов, практически н и к о г д а прежде не освещавшихся в энциклопедиях вообще: русские отчества (а ведь сама категория отчества — яркая особенность именно русской общественной культуры!), фамилии донского казачества, традиционные народные названия ветров, клички животных (зоонимия), имена языческих божеств (теонимия) Древней Руси, названия племён и народов» (31). Предполагавшееся широкое включение ономастического материала в Русскую энциклопедию не имело прецедентов в истории отечественного словарного дела. В частности, и поэтому остаётся сожалеть, что проект РЭ, которым руководил О. Н. Трубачёв, так и не был осуществлён.

 

Вспоминая об общественно-просветительской деятельности академика О. Н. Трубачёва, нельзя не сказать о серии его блистательных выступлений на Праздниках Славянской письменности и культуры. С конца 80-х гг. ХХ в. эти праздники стали общенародными, государственными, хочется верить, что традиция удержится в нашей культурной жизни.

 

В 1988 г. О. Н. побывал в Новгороде, затем были Киев, Минск, Смоленск, Симферополь, Москва. И везде его речи — по сути, научно-популярные доклады — носили серьёзный, весомый характер. В 1992 г. издательство «Наука» выпустило книгу Трубачёва «В поисках единства», в которую вошли выступления на Кирилло-Мефодиевских праздниках в Новгороде, Киеве, Минске и Смоленске (32); тогда она включала четыре очерка: «Великий Новгород», «Откуду есть пошел Киев… и другие вопросы», « “А кто там идёт?” Взгляд на этногенез белорусов» и «Смоленские мотивы». Второе издание пополнилось ещё двумя — «К истокам Руси (наблюдения лингвиста)» и «Русский — российский. История динамика, идеология двух атрибутов нации». В третье же издание вошло ещё и эссе «Славяне и Европа», а также обширное Приложение (даты жизни и творчества Трубачёва, библиография его трудов и проч.). Во Введении автор определил свою главную задачу — разговор о единстве и выделил такое важное понятие. как русский языковой союз. Эта проблема остается весьма злободневной и в наше время, кроме того, целый ряд положений, выдвинутых академиком О. Н. Трубачёвым, сегодня звучат как его завещание нам, всем тем, кто несмотря ни на что упорно продолжает отстаивать и развивать национальные традиции русской культуры, её самобытность, напоминает о её величии.

 

Впервые мысль о русском языковом союзе была высказана О. Н. в 1987 г. на страницах газеты «Правда», в книге же она получила подробную разработку. В частности О. Н. напоминал, что «ни одна подлинно великая страна, не кончается там, где кончается её территория. Значительно дальше простирается влияние культуры великой страны, и это влияние идёт практически всегда через её язык. Знание языка великой культуры пускает корни в сопредельных инонациональных регионах, языки которых при этом связывает с наиболее авторитетным языком макрорегиона целая система своеобразных отношений, которые укладываются в понятие языкового союза, уже относительно давно принятое в мировой лингвистической науке». В Российской Империи именно русский язык стал средством самой широкой коммуникации, «…базой языкового союза, особенно такого, с которым мы имеем дело, всегда служит культура. Языковой союз — это масса тождественных по значению и употреблению слов, терминов культурной жизни, оборотов речи, не говоря о прямых заимствованиях. “Дающим” по преимуществу является при этом наиболее авторитетный язык региона, и не надо забалтывать также и эту реальность демагогическими лозунгами уравниловки…».

 

«Я говорю о языковом союзе в границах старой России — союзе, который не признаёт новых лоскутных границ… вижу в этом нечто, в чём можно черпать уверенность, что не всё ещё пошатнулось и пошло в распыл. <…> Жизнь серьёзно испытывает нас, перед глазами постоянно проходят апокалиптические картины общего распада. Давно уже, при чтении одного исторического сочинения мне запомнилась одна пронзившая меня простая мысль о том, что в самую, казалось, безнадёжную годину дробления Древней Руси… именно в эту пору… началось сложение русской народности. Этот ободряющий пример хотелось бы подольше задержать перед глазами. Он поучителен тем, что отводит материальному относительно скромное место и позволяет оценить истинные потенции духовного в той его части, о которой вспоминают в последнюю очередь… — в языке».

 

«Русский языковой союз — великое и достаточно уникальное культурное наследие, его надлежало бы хранить, а не замалчивать, тем более, что в нём — одна из гарантий сохранения единства страны и её культуры также в будущем» (33) (выд. — Н. М.).

 

А прочность такового союза обусловливается ещё и тем, что его никто не строил, подобно союзам политическим или торговым, нет! По воле Божией срасталась великая Империя Русская — по воле Творца сложился и русский языковой союз, а стало, только по воле Всевышнего, но не человеков, если тому быть, он и исчезнет.

 

Сегодня, когда прошло уже 20 лет нашего взаиморазобщённого существования, видится, что проблема упрочения русского языкового союза вышла на первый план, и не только на Украине или в Молдавии, но и в среднеазиатском и кавказском регионах. Принудительное внедрение английского языка на пространстве бывшей Российской империи вряд ли принесёт положительные плоды. Значительное препятствие тому составляет и наша азбука, древняя кириллица (34). Однако и на неё успели покуситься радетели глобализации. И характерно, что одно из последних интервью академика Трубачёва как раз касалось вопроса сохранения нашего алфавита, работающего «от финских хладных скал… до стен недвижного Китая».

 

В разговоре О.Н. с писателем Ю. Лощицем был поднят вопрос о волюнтаристском предложении академика Арутюнова о скором, если Россия хочет войти в круг цивилизованного мирового пространства в век всеобщей компьютеризации, переходе на латиницу (заметим лишь попутно, что известные временные компьютерные трудности, связанные с кириллицей к настоящему времени успешно разрешены). Трубачёв привёл множество аргументов против такого безответственного отношения к национальной истории, русскому языку, к трудам многих поколений отечественных деятелей культуры. Ведь переход русского языка на латиницу одним махом заставит нас отказаться от нашего колоссального духовного наследия, от того, чем жив всякий народ на свете, отказаться от прародителей нашего национального «я». Среди прочего О. Н. подчеркнул: «Да, во всех этих посягательствах, и заявленных вслух, и еще, похоже, припасаемых для более удобного момента, просматривается какое-то мертвенное неуважение к великим культурным традициям православного славянства и народов, обретших письменность сравнительно недавно или совсем недавно — на основе той же нашей работящей и щедрой кириллицы. То есть, худшего варианта глобализации, если это она и если это одно из ее проявлений, трудно было бы придумать. Могу ответственно сказать, что все эти досужие разговоры о преимуществах латиницы и о её совершенстве есть ни что иное как новейший культурный, а правильней сказать, антикультурный миф. Глобализация, не успев еще внятно обозначить на мировой сцене свои подлинные намерения, уже оборачивается массовым обманом и мифотворчеством» (www.voskres.ru/interview/trubachev.htm).

 

Профессор Е. М. Верещагин, вспоминая о последней встрече с О. Н. Трубачёвым уже в больнице, рассказывает, что их разговор как раз касался этой же самой проблемы. Сначала Олег Николаевич говорил с юмором, который очень скоро перешёл в сарказм: «Как ещё, однако, много остаётся народов, алфавиты которых обрекают их на нецивилизованное бытие! Греки, евреи, арабы, народы Индии, японцы, китайцы… Сердцем духовной культуры является язык, а если язык имеет алфавит тысячелетней традиции, на котором написаны и напечатаны миллионы и миллионы книг, то призыв изменить алфавит на поверку оказывается призывом отказаться от всей предшествующей духовной культуры. Что же до России, то даже если ей грозит опасность якобы оказаться за бортом цивилизации, народ (может быть, в отличие от “прогрессивной интеллигенции”) легко своё культурное достояние… не отдаст. <…> древняя церковнославянская основа нашего языка берёт начало в Кирилло-Мефодиевские времена, в середине IX века. Посчитайте, уже значит, двенадцатое столетие, как эта азбука с нами. И что же, мы всё это проигнорируем в угоду непонятно чему? В угоду какой-то глобализации, которая тоже непонятно что с собой несёт?» (35).

 

Кажется, бесконечно можно вспоминать и говорить о нашем выдающемся соотечественнике и современнике академике Олеге Николаевиче Трубачёве, чья беспредельная чисто русская искренность и увлечённость, глубокая мысль обнаруживаются в каждом его высказывании. Невосполнима боль утраты и по прошествии восьми с половиною лет, и одновременно бодрит сознание, что имели счастье видеть, слышать его, говорить с богатырём. Невольно думается, как много мы не успели спросить у него, какие ещё тайны славянского слова он унёс с собой… разгадаем ли? Ясно одно — великим даром Русского Духа раб Божий Олег щедро поделился со всеми, взыскующими Истины и в науке, и в жизни.

 

______________________

Наталья Викторовна МАСЛЕННИКОВА – кандидат филологических наук, доцент Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова

 

(1) Заметим, что при работах в архиве О. Н. Трубачёва, после его кончины, в бумагах учёного были обнаружены ссылки на 63-х языках.

 

(2) Трубачёв О. Н. Размышления о словарях и личности лексикографа// Историко-культурный аспект лексикографического описания русского языка. М., 1995. С. 113-122.

 

(3) Трубачёв О. Н. Этногенез и культура древнейших славян. Лингвистические исследования. М., 1991. 271 с. Этногенез и культура древнейших славян. Лингвистические исследования. Изд. 2-е, дополненное. М., 2002. 489 с. В 2001 г. Президиум РАН присудил академику О. Н. Трубачёву Премию им. А. С. Пушкина за этот труд.

 

(4) Трубачёв О. Н. Этногенез и культура древнейших славян. М. 2002. С. 5-7.

 

(5) Эти стихи открывают посмертное (второе) издание одного из важнейших трудов О. Н. Трубачёва «Этногенез и культура древнейших славян».

 

(6) «На основе коллективно составленной картотеки весь текст словаря пишет Трубачёв. Этим объясняется однородность всех элементов словаря, его цельность, единство в подаче материала и его семантического и словообразовательного анализа. Такого единства нет в польском этимологическом словаре, выходящем под общей редакцией Ф. Славского. <…> Под руководством Трубачёва работать трудно, ибо он требует полной отдачи сил, чёткой организации труда, точного выполнения всех планов. Это однако никогда не вызывает нареканий или обид, так как к самому себе он относится ещё строже. Во многих отношениях О. Н. может служить примером» (Бернштейн С. Б. Олег Николаевич Трубачёв. К 50-летию со дня рождения//Академик Олег Николаевич Трубачёв: очерки, воспоминания, материалы. М., 2009. С. 192). До 13-го тома включительно весь текст словаря принадлежит О. Н. Трубачёву; далее словарь писался в соавторстве с сотрудниками Сектора этимологии Института русского языка РАН. Этот труд Трубачёва был отмечен золотой медалью им. В. И. Даля в 1995 г.

 

(7) Трубачёв О. Н. Послесловие//Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4т. М., 1986-1987. Т. I. С. 567-568.

 

(8) Топоров В. Н. Слово о Трубачёве|// Академик Олег Николаевич Трубачёв… С. 9.

 

(9) Трубачёв О. Н. Indoarica в Северном Причерноморье. М., 1999. 320 с. Отметим, что Indoarica… — это не только название книги, но и целое направление в науке, новая ветвь знаний о древности южнорусского региона, включающего весь Крым и северо-зап. Кавказ.

 

(10) Трубачёв О. Н. Temarundam “matrem maris”. К вопросу о языке индоевропейского населения Приазовья// Античная балканистика . 2. Предварительные материалы. М., 1975. С. 38-47.

 

(11) Трубачёв О. Н. Indoarica. С. 54.

 

(12) Позже О. Н. Трубачёв вновь вернулся к этой проблеме, посвятив ей специальный очерк «К истокам Руси. Наблюдения лингвиста». См.: Трубачёв О. Н. В поисках единства. М., 1997. С. 184-265.

 

(13) Трубачёв О. Н. Indoarica. С. 57

 

(14) Трубачёв О. Н. Там же. С. 45.

 

(15) Цит. по: Трубачёв О. Н. Indoarica. C. 47.

 

(16) Топоров В. Н. Предисловие// Трубачёв О. Н. Indoarica. С. 3.

 

(17) См., например, письмо Трубачёва В. А. Дыбо в связи с искажениями оригинала при переводе книги Х. Бирнбаума «Праславянский язык: достижения и проблемы его реконструкции» (М., 1986). В частности, редакторы (Дыбо и В. К. Журавлёв) опустили следующий пассаж, где учёный оценивал научные достижения Трубачёва в славистике: «Важный вклад Трубачёва в предысторию славян основан на всестороннем, хотя и виртуальном пересмотре доступных наблюдению лингвистических данных и существующих гипотез. Это довольно сжатая характеристика недавней работы советского лингвиста даётся здесь как показательный пример многих захватывающих направлений и путей, открытых для будущего исследования даже на существующей стадии нашего научного знания и методологической изощрённости»; постарались избавиться при переводе от одобрительных эпитетов Бирнбаума в адрес Трубачёва… (См.: Академик Олег Николаевич Трубачёв… С. 136-139). Резкую отповедь В. В. Иванову, считающемуся теперь, после ухода корифеев, первым лингвистом и получившему директорство в Ин-те мировой культуры МГУ, по вопросу о языковом союзе Трубачёв дал на страницах журнала «Дружба народов» (1988, № 9. С. 261-264), где, в частности, указал на нечистоплотные манеры сего академика: «Пример: Вяч. Всев. Иванову “основное направление рассуждений О. Н…. напоминает плохие времена” (!) Лично мне манера “разоблачать” мои научные заблуждения тоже что-то напомнила и тоже — из нехороших времён, с которыми В. В. Иванов себя, конечно, никак не ассоциирует. Полноте, не скромничайте, вы же родом из того самого незабвенного прошлого, от которого отпихиваетесь теперь руками и ногами: те, кто ратует против “навешивания ярлыков” и “публичных доносов”, а глядь — и сам навешивает..; все те, кто — послушать их — демократ на демократе, плюралист из плюралистов, гуманист, а попробуйте возыметь своё мнение, вразрез с ихней группой, которая ещё, к примеру, возомнила себя влиятельной в науке или около науки, попробуйте, и вы меня поймёте: эти же самые плюралисты обернутся такими душителями инакомыслия… » (цит. по: Академик Олег Николаевич Трубачёв… С. 152-158).

 

(18) См., нпр., Аналитический доклад Московского бюро по правам человека с характерным названием «Мифы современного расизма в РФ». Ни больше, ни меньше! Вместе с академиком Трубачёвым в расисты попали и академик Б. А. Рыбаков и Ю. Чивилихин со своим романом «Память», а заодно там же упоминается и провокаторская компания под названием «Память» и ещё ряд неких «неоязычников». Антураж — расизм, свастика, антисемиты, нацисты, Розенберг, Блаватская, оккультисты и проч. Что ж тактика знакомая: смешать чёрное с белым, выпачкать, авось, не поймут, факты перевраны, куда уж там простому обывателю разобраться. Грустно, когда к высокой науке пристраивается завистливая, подлая посредственность.

 

(19) Поясняя необходимость выступления в широкой печати О. Н. замечал: «Речь идёт о том, что могло сохранить и развивать национальное самосознание, а, значит, помочь человеку познать самого себя, что во все времена считалось вершиной всякого серьёзного знания, и, если в наш технически и экономически ориентированный век заметна тенденция об этом забывать, тем острее надобно писать и напоминать об этом» (На Москва-реке//Академик Олег Николаевич Трубачёв… С. 140).

 

(20) Лощиц Ю. М. . Человек словаря// Академик Олег Николаевич Трубачёв… С. 440.

 

(21) История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя. М., 1959. 212 с. Происхождение названий домашних животных в славянских языках. М., 1960. 115 с. Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья. М., 1962. 270 с. — в соавторстве с В. Н. Топоровым. Ремесленная терминололгия в славянских языках. М., 1966. 416 с. Названия рек Правобережной Украины. М., 1968. 289 с.

 

(22) Трубецкой Н. С. К проблеме русского самопознания// Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 2000. С. 111.

 

(23) Трубецкой Н. С. Там же. С. 265, 281.

 

(24) Трубачёв О. Н. В поисках единства. Изд. третье, дополненное. М., 2005. С. 241.

 

(25) В известной статье Энгельса «Борьба в Венгрии» сделаны совершенно откровенные заявления. Автор противопоставляет «трусливой контрреволюционной ярости революционную страсть» (Маркс К. Энгельс Ф. Сочинения. В 50 тт. М., 1955-1981. Т. 6. 1957. С. 175), говорит о «16 миллионах фанатизированных славян», «славянских варварах», о нациях революционных, носителях прогресса — спрашивается только, для кого? — (немцы, поляки, мадьяры) и контрреволюционных (все славяне, кроме поляков, румыны и трансильванские саксы). Всем нереволюционным «большим и малым народностям и народам предстоит в ближайшем будущем погибнуть в буре мировой революции» (Там же. С. 179), или глобалистских процессов? Продолжает Энгельс порицать славян за «некультурность» и заключает, что «панславистское единство — это либо чистая фантазия, либо русский кнут» (Там же. С. 182). Южных славян он именует «обломками народов» и утверждает, что они обнаружили свой «реакционный характер» задолго до 1848 г., предвещает восстание «французского пролетариата» и «Всеобщую войну, которая тогда вспыхнет, рассеет этот славянский Зондербунд и сотрет с лица земли даже имя этих упрямых маленьких наций. В ближайшей мировой войне, — заключает классик-пророк, — с лица земли исчезнут не только реакционные классы и династии, но и целые реакционные народы. (т. е. славяне — Н. М.) И это тоже будет прогрессом» (Там же. С. 186).

 

(26) Цит по: На Москва-реке// Академик Олег Николаевич Трубачёв… С. 129-131.

 

(27) 11 июня 1992 г. избран действительным членом Российской академии наук.

 

(28) Чекурин Л. В. Академик О. Н. Трубачёв и Русская энциклопедия// Академик Олег Николаевич Трубачёв… С. 383.

 

(29) Чекурин Л. В. Указ. соч. С. 384.

 

(30) См. об этом: Академик Олег Николаевич Трубачёв… С. 161-165, 371-387.

 

(31) Трубачёв О. Н. Предисловие главного редактора// Русская ономастика и ономастика России. Словарь. М., 1994. С. 5.

 

(32) Трубачёв О. Н. В поисках единства. М., 1992. 186 с. Второе и третье издания, исправленные и дополненные, вышли соответственно в 1997 и 2005 гг..

 

(33) Трубачёв О. Н. В поисках единства. М., 1997. С. 3-12.

 

(34) Молдавский язык недавно перевели на латинское письмо, и трудно даже представить, какова ныне социокультурная ситуация в этой республике. Переход на латиницу вырывает православный народ из древней национальной духовной традиции, обрубает корни молдавской культуры для будущих поколений, отрывает от великого наследия русской культуры, с которой самым тесным образом связана культура Молдавии.

 

(35) Верещагин Е. М. Последняя встреча// Академик Олег Николаевич Трубачёв… С. 448-449.