Малыш-динозавр

 

В давние-давние времена на бескрайной равнине паслись динозавры.

 

Огромные-преогромные были динозавры, каждый — раз в десять больше слона.

 

Неуклюжие, неповоротливые, они лишний шаг ленились делать. Вытянув свою длинную шею, день-деньской водили головой из стороны в сторону. Только выщипав всю траву перед собой, нехотя ступали дальше.

 

Паслись так динозавры.

 

Медленно, неторопливо двигали и двигали челюстями.

 

А чего им было спешить?

 

Травы — сколько хочешь, равнине конца-краю не видно.

 

Незаметно однообразно тянулось время.

 

Появлялись динозавры-малыши, учились щипать траву, росли, становились большими динозаврами, и как все другие, с утра до вечера ели траву, жевали и жевали.

 

Но вот однажды какой-то малыш поднял глаза от травы. Потом вытянул шею и еще выше вскинул голову.

 

О, как чудесно, оказывается, глядеть вверх.

 

Над головой простиралась синева. Безбрежная синева. А на ней полыхал красный-красный шар.

 

— Мама, что это там? — удивился малыш.

 

Мама-динозавриха, занятая едой, не слышала его слов.

 

Малыш снова спросил, но мать снова не ответила.

 

Обиделся маленький динозавр. Отошел от матери и побрел к динозаврам. Неудобно было идти, мешал длинный хвост — волочился по земле и тянул назад.

 

— Что там за красный шар? — допытывался малыш, но ему никто не отвечал.

 

Кто знает, возможно, динозавры и не слышали малыша, ведь он тянул голову к небу, а они — к земле, щипая да щипая траву.

 

Взгрустнул маленький динозавр. Одиноко присел поодаль от других, завороженно глядя на красный шар.

 

А шар проплыл по синеве и скрылся за краем равнины.

 

И сразу стемнело.

 

Динозавры перестали щипать траву, прилегли там, где стояли, и заснули.

 

Уснул и малыш-динозавр.

 

Красный шар назывался Солнцем.

 

Солнце давно таило обиду на динозавров, сердилось на них за то, что они совсем не замечали его, с утра до вечера двигая челюстями.

 

И потому Солнце очень порадовалось маленькому динозавру.

 

Подкралось к нему, спящему, и тихонечко поцеловало.

 

Проснулись динозавры утром, увидели на лбу малыша желтое пятнышко и давай насмехаться над ним, издеваться — ну и украшение у тебя!

 

А это был след от поцелуя Солнца — золотистое пятнышко.

 

Еще и потому смеялись над малышом, что он тянул голову к небу — будто в небе росла трава!

 

Веселились динозавры, потешались и вдруг вспомнили о траве, всполошились — как они забыли, им же щипать надо, жевать надо — а они столько времени даром теряют.

 

Мама-динозавриха расстроилась — ну почему именно ее малыш такой глупый!

 

А маленький динозавр не слышал, как над ним смеялись, все спрашивал и спрашивал:

 

— Мама, что там за красный шар?

 

— Хватит глупости болтать, опусти голову и щипай траву, жуй!

 

— Жуй да жуй! Сколько можно щипать и жевать!

 

— Весь день, с утра до вечера, пока не стемнеет. А стемнеет, будешь спать,— наставительно сказала мама-динозавриха.

 

— А потом?

 

— Потом снова наступит день и снова будешь щипать и жевать.

 

— И всю жизнь так? Жевать да спать? — опечалился малыш.— Уйду я от вас.

 

— Куда уйдешь? — удивилась мать.

 

— Не знаю... Уйду. Хочу узнать, что за красный шар над нами.

 

— Никуда ты не уйдешь,— рассердилась мама-динозавриха и наступила своей огромной лапой на хвост малыша.

 

Маленький динозавр упрямо рванулся в сторону и... остался без хвоста!

 

Оторвался у него хвост.

 

— Помогите, держите его! — закричала динозавриха.

 

Кинулись динозавры за малышом, да где им его догнать — хвосты мешают.

 

Отстали динозавры от беглеца, принялись за свою траву, заработали челюстями.

 

И скоро вовсе позабыли о глупом маленьком динозавре.

 

И мама-динозавриха перестала горевать.

 

— Зачем мне такой глупыш! Опозорил меня, осрамил,— сказала она, не переставая щипать траву.

 

А малыш бродил по земле, одинокий, голодный, и так исхудал, что динозавры не узнали бы его. Но динозавры и не вспоминали о нем, ничто не занимало их, кроме травы.

 

А знаете, что было дальше?

 

От любви к маленькому динозавру Солнце запылало еще ярче, еще жарче, и выгорела вся трава на равнине!

 

Динозавры поленились искать, траву в другом месте и вымерли с голоду.

 

Маленький динозавр все шел и шел вперед, все надеялся узнать, что за красный шар горит высоко над ним.

 

Когда он засыпал, Солнце сходило к нему и целовало...

 

Однажды утром малыш заснул в лесу. Проснулся, и оказалось, что он лежит на берегу маленького озера. Он склонился к воде и увидел, что он весь в золотистых пятнышках.

 

Изумленно смотрел он на свое отражение.

 

Маленький динозавр превратился в жирафа!

 

И тут лес наполнился незнакомыми ему звуками.

 

Малыш вскинул голову — на деревьях щебетали и чирикали птицы.

 

Они приветствовали гостя.

 

Маленький жираф спросил у птиц, что за красный шар плывет по синему своду.

 

— Это Солнце, Солнце! Оно дарует нам жизнь! — пели птицы.

 

— Солнце! Солнце! — воскликнул жираф и, ликуя, запрыгал и закувыркался — он узнал наконец, что за красный шар сиял высоко в синеве.

 

В том лесу и остался маленький жираф.

 

Голова у него всегда поднята и красиво покачивается на длинной шее.

 

Всем он нравится, все его любят.

 

Но особенно любят его птицы, потому что, когда тучи застилают солнце и делается очень печально, они смотрят на солнечные пятнышки жирафа и снова весело поют.

 

Тетрсулела—трубочист (*)

 

_____________________________

(*) Белый дурачок.

 

Когда-то очень давно по улицам Маленького города ходили трубочисты — в саже с головы до пят.

 

В домах были камины, а над каминами трубы в стенах.

 

Горел огонь в камине, поднимался дым по трубе и вился, крутился над крышей.

 

Набивалась труба сажей, и тогда хозяин бежал звать трубочиста.

 

Приходил трубочист, залезал в камин и чистил трубу своим длинным шестом.

 

Пыхтел, кряхтел, сопел трубочист — пускай видят, как это трудно выбивать сажу!

 

И по всей комнате летала сажа, все делалось черным, а трубочисту хоть бы что!

 

«Подумаешь! — говорил он.— Я и сам в саже!» Брал деньги и уходил довольный, волоча за собой свой длинный шест.

 

А хозяева после него целую неделю чистили и убирали дом.

 

Не нравилось это горожанам, но что было делать? «Не можем чистить иначе»,— уверяли их трубочисты.

 

Лентяи были трубочисты — умываться и то не умывались. Не стыдились ходить грязными, чумазыми.

 

И вдруг прошел по городу слух — появился новый трубочист, очень, очень чудной!

 

Обошли трубочисты улицы — найти его, узнать, кто он, откуда взялся и чем это он не такой, как они.

 

И вдруг увидели они на одной улице толпу.

 

Задрав голову, люди смотрели на крышу.

 

По крыше шел неизвестный юноша. Сам он был в саже, а на голове у него белел цилиндр.

 

Вокруг юноши носилась стайка белых птиц.

 

Трубочисты со смеху покатывались, глядя на него, потешались: «На крышу залез камин чистить! Белый цилиндр нацепил камин чистить!» — и тут же окрестили его «Тетрсулелой» — Белым дурачком.

 

— Тетрсулела, Тетрсулела! — орали они.— Не почистишь сверху! Не смеши народ!

 

Но странный трубочист будто и не слышал — выгребал и выгребал из дымохода сажу. Привязав миску к веревке, он опускал ее в трубу, а сажу высыпал в мешок.

 

Удивлялись люди, восхищались им — ни одна сажинка не попадала в комнату!

 

Белый цилиндр его сиял белизной.

 

Белые птицы щебетали над ним, кружились, и по очереди опускались на его цилиндр.

 

С этих пор никто не звал трубочистов чистить камин.

 

Обозлились трубочисты на горожан и на Тетрсулелу. «Откуда он притащился на нашу беду!» — ворчали они и бурчали. А сами боялись и ленились лезть на крышу.

 

А Тетрсулела вовсе не был чудным. Он был таким, как все, только очень любил мечтать. И с детства дружил с белыми птицами.

 

Белый цилиндр подарили ему белые птицы.

 

Они дарят белый цилиндр всем, кто любит мечтать.

 

Трубочистам пришлось в конце концов научиться чистить камины сверху, и у Тетрсулелы стало много свободного времени.

 

Сидел Тетрсулела себе на крыше и мечтал.

 

Но видели белые птицы — что-то печалит Тетрсулелу.

 

И тогда птицы подсмотрели его сон. Они умеют видеть чужие сны.

 

А утром птицы исчезли.

 

Затосковал без них Тетрсулела.

 

Люди просили его почистить камин, но он не шел.

 

Сидел и плакал. Думал, что никогда больше не увидит своих белых птиц.

 

Но белые птицы вернулись к нему. Однако не сказали — куда улетали и зачем.

 

Каждая птица выдернула из хвоста перышко и отдала Тетрсулеле.

 

— Возьми, прилепи к подметкам башмаков эти белые перышки, и сбудется твоя мечта...

 

И вот полил шумный весенний дождь.

 

Кончился дождь, и над Маленьким городом засияла высокая радуга.

 

Взглянули на радугу, горожане, затаили дыхание от изумления.

 

По радуге шагал Тетрсулела. Он забирался все выше и выше, и на самой середине радуги заплясал.

 

Это был танец Ликования.

 

Люди восторженно кричали и высоко-высоко подбрасывали шапки.

 

А белые птицы носились над рекой, рассматривали свое отражение в воде и уверяли друг друга, что хвост без одного перышка стал куда красивей.

 

Плясал на радуге Тетрсулела.

 

Восхищались люди.

 

И только трубочисты злились на Тетрсулелу.

 

Собрались в сторонке и начали думать: «Как быть?»

 

— Полоумный он! Погубит нас дурень! — говорили они друг другу.— Из-за него и нас заставят лезть на радугу! А ему не то еще взбредет в голову.

 

И решили: «Избавимся от Тетрсуделы, избавимся поскорей!»

 

Тетрсулела плясал себе на радуге.

 

Люди весело кидали в небо шапки.

 

И никто не заметил, как подкрались трубочисты к радуге и подожгли ее.

 

Заполыхала огнем дуга-радуга, окуталась темным дымом.

 

Скрылся Тетрсулела в дыму и пламени.

 

Оцепенели люди.

 

С криками взмыли вверх белые птицы.

 

Но не успели они долететь до радуги.

 

Хлынул дождь, и пламя погасло.

 

Над городом изгибалась обугленная дуга.

 

Тетрсулела исчез. Исчез бесследно.

 

Горько оплакали Тетрсулелу белые птицы. Укрылись под свесами крыш, не реяли больше в небе.

 

Чернела над городом обгорелая дуга.

 

Кто поджег радугу — горожане не дознались.

 

Позвали трубочистов, попросили почистить радугу.

 

Трубочисты согласились, но запросили много денег— знали, не поскупятся люди, дадут — любят в городе радугу. Взяли они деньги, и... попрятались. Разве подняться было им на радугу?!

 

Поколотили их горожане, чтоб неповадно было обманывать в другой раз.

 

Взлетели тогда на черную радугу белые птицы и почистили ее своими перышками.

 

Засверкала, засияла над Маленьким городом семицветная радуга.

 

Но почернели от сажи белые птицы.

 

И только грудки у них белели — слезы смыли сажу.

 

Плакали птицы, оплакивали Тетрсулелу.

 

Хвосты у этих птиц без одного перышка, и оттого напоминают ножницы.

 

Вы, конечно, догадались, что я рассказываю вам о ласточках.

 

Поныне горюют ласточки о Тетрсулеле, но верят — найдут его где-нибудь.

 

И ищут, день-деньской ищут Тетрсулелу.

 

Иногда им кажется, что он уплыл на облаке в другие края. И улетают ласточки в далекие страны.

 

Потом возвращаются и вьют гнезда под крышами домов.

 

Может, они и в вашем доме свили гнездо?

 

И удивляетесь — о чем они так много щебечут?

 

Но вы прислушайтесь — они повторяют одно и то же!

 

Ласточки говорят, что однажды весной прольет шумный, светлый дождь, а когда он кончится, все увидят пляшущего на радуге Тетрсулелу.

 

Скрипач и птичка

 

В Маленьком городе жил скрипач.

 

Каждый вечер скрипач надевал старый фрак, брал свою скрипку и отправлялся на городскую площадь.

 

Он становился посреди площади и начинал играть.

 

Послушать его игру приходило всего несколько человек.

 

Скрипач огорчался, но виду не подавал.

 

Закрыв глаза, он самозабвенно водил смычком по струнам. Играл до глубокой ночи. А когда опускал смычок и открывал глаза, оказывалось, что люди уже разбрелись.

 

Задумчиво постояв под тусклым фонарем, скрипач горько улыбался и брел домой...

 

А на следующий день он снова шел играть на площадь.

 

Так повторялось изо дня в день.

 

Слушателей у скрипача не прибавлялось.

 

И он решил: все дело в скрипке, плохая, наверное, у него скрипка.

 

«Пойду-ка найду такое дерево для скрипки, что изумлю игрой весь мир»,— решил он.

 

И отправился искать особенное, необыкновенное дерево.

 

Целыми днями бродил по лесам.

 

Переходил от дерева к дереву — стучал по стволу и прислушивался. «Нет, не то»,— хмурился он и подходил к другому дереву.

 

Все леса обошел скрипач в том краю в поисках особенного дерева.

 

И однажды увидел под деревом птичку с перебитым крылом.

 

Поднял ее, побрызгал на нее ключевой водой.

 

Птица встрепенулась.

 

— Что с тобой случилось? — спросил скрипач.

 

— Я попыталась взлететь до самого неба. А сил недостало, устала и упала,— ответила птичка и заплакала.

 

Поразили ее слова скрипача.

 

Бережно положил он ее за пазуху и поспешил назад в город.

 

Скрипач позабыл о скрипке.

 

Он выхаживал птицу, накладывал ей мазь на крыло, кормил и утешал: «Не горюй, поправишься и снова взлетишь, под самые облака взлетишь!»

 

Скрипач заботился о птице, забыв обо всем на свете.

 

Из его дома не доносилась больше музыка, и прохожие недоумевали — что случилось, не стряслось ли что со скрипачом.

 

Только сосед его был доволен.

 

Сосед этот очень любил есть, а музыка лишала его аппетита. Он считал, что люди вообще назло ему поют и играют на музыкальных инструментах

 

И теперь он ликовал — не мешала ему больше скрипка.

 

А потом поразмыслил и заподозрил неладное: «Верно, замышляет он что-то против меня, иначе с чего это перестал играть?» — забеспокоился обжора.

 

Подкрался он к дому скрипача и тихонько заглянул в окно.

 

Склонившись к птице, скрипач перевязывал ей крыло!

 

«Плохо дело,— расстроился обжора.— Вылечит он птаху и на радостях день и ночь будет пиликать на своей дурацкой скрипке, снова житья не станет».

 

И когда скрипач лег спать, обжора забрался к нему в дом и выкрал птичку.

 

Проснулась утром птичка и увидела себя в клетке.

 

Загоревала она, затосковала без скрипача — привязалась к доброму человеку, даже в небо ее не тянуло, так не хотела расставаться с ним.

 

Плакала запертая в клетке птичка.

 

Горевал и скрипач. В отчаянии бегал он по городу и спрашивал каждого встречного — не видал ли тот его маленькой птички?

 

— На свете полно маленьких птиц! Твоя какая-нибудь особенная? Укажи приметы,— говорили ему.

 

— Нет, она самая обыкновенная, только мечтает взлететь в небо, высоко-высоко,— объяснял скрипач,

 

Прохожие разводили руками и шли своей дорогой.

 

Скрипач потерял надежду найти свою маленькую птичку.

 

Решил — нет ее в живых, не увидит он ее больше.

 

И вечером, взяв в руки скрипку, он снова отправился на площадь.

 

Стал посреди площади и заиграл...

 

Когда он опустил смычок и, усталый, открыл глаза, увидел вокруг себя огромную толпу — весь город пришел его слушать.

 

Люди молчали, взволнованные дивными звуками.

 

Скрипач вгляделся в лица людей и понял; напрасно искал он особое дерево для скрипки — истинную музыку рождает только сильное чувство.

 

Скрипач теперь каждый вечер играл на площади, и каждый вечер весь город собирался его послушать.

 

Когда скрипка умолкала, взрослые неприметно утирали слезы, а дети, придя домой, рисовали в тетрадях яркие звезды.

 

А ночью происходило чудо.

 

Ребята ложились спать, а звезды срывались со страниц школьных тетрадок и уносились в небо.

 

Изумлялись астрономы — откуда появляются на небе все новые и новые звезды?! Спрашивали друг друга— не знаете, что это творится?

 

Строили догадки, спорили, но все без толку.

 

И тогда договорились по очереди наблюдать за небом.

 

Сидели ночи напролет, глаз не смыкали...

 

Но ведь это лишь говорится — глаз не смыкали, а попробуй-ка всю ночь не отрывать глаз от неба. На миг и у них слипались веки, а звезды в этот самый миг и взлетали в небо.

 

И прибавлялось на небе звезд...

 

В Маленьком городе теперь все напевали мелодии скрипача. Кроме соседа его, обжоры.

 

Злился он на музыканта. Злился на весь город и на весь мир. Не выносил он музыку! Не спал, не ел и не пил он от злости.

 

Все думал, как досадить скрипачу.

 

Наконец взял и разбил клетку с птицей — со всего размаху ударил ее об стенку. Потом схватил изувеченную птицу и понесся к городской площади.

 

На площади люди слушали скрипача.

 

Он злорадно швырнул умирающую птицу к ногам музыканта и побежал прочь куда глаза глядят.

 

Навсегда исчез из города.

 

Молчали люди на площади.

 

Маленькая птица умирала, и горько плакал скрипач.

 

Много-много лет минуло с той поры.

 

На площади Маленького города и поныне стоит памятник скрипачу. Он держит скрипку, и кажется, будто играет на ней. А на плече у него сидит птица.

 

Говорят, ночью, когда с неба падает звезда, скрипач вздрагивает, и скрипка издает стон. И тогда бронзовая птичка, взмахнув крыльями, взмывает в небо.

 

Она подхватывает звезду и уносит обратно на небо.

 

А на рассвете возвращается к скрипачу.

 

Вот почему не уменьшается на небе звезд.

 

Грустный клоун

 

Странный недуг поразил обитателей Маленького города.

 

Все хотели обзавестись чемоданами.

 

Ничего, кроме чемодана, людей не интересовало.

 

Собираясь, выйти из дому, они часами вертелись и крутились с чемоданами в руке перед большим зеркалом. Нет, не себя разглядывали, их волновало, красиво ли смотрится чемодан.

 

Никто и нигде не появлялся без чемодана.

 

Друг о друге судили по чемодану.

 

Страсть к чемодану заглушила все.

 

И дошло до того, что человеку, придумавшему чемодан, воздвигли памятник на главной площади Маленького города: великий человек стоял на постаменте-чемодане с чемоданом в руке.

 

Проходя мимо памятника, горожане благоговейно снимали шапку.

 

По улице люди шли, самодовольно выставив вперед чемодан и кичливо вскинув голову.

 

Время от времени они останавливались, доставали из кармана бархотку, заботливо смахивали с чемодана пыль и начищали его до блеска.

 

Представьте, в театре и то не расставались они с чемоданами — на коленях держали во время спектакля! Но стоит ли удивляться этому, если и сами актеры на сцене не выпускали из рук чемодана, если даже хрупкие, тоненькие балерины танцевали с чемоданом в руке! Чемодан мешал, конечно, кружиться на носках, но это их не волновало.

 

Главное — какой был чемодан.

 

Только один человек во всем городе ходил без чемодана.

 

Подняв воротник пальто и упрятав руки в карманы, он грустно бродил по улицам.

 

Этим человеком был клоун.

 

Клоуна выгнали из цирка — не желали там видеть человека без чемодана! Да и не нужен был он больше —жители Маленького города разучились смеяться. Сами подумайте — до смеха ли человеку, если он все время занят чемоданом?

 

Клоун шел по улице и грустно вздыхал, глядя на прохожих.

 

Лица у них были угрюмые.

 

Но разве станешь улыбаться, если идешь и переживаешь: «Может, плохой у меня чемодан, может, у других лучше...»

 

И клоун вздыхал, огорченно опустив голову.

 

А прохожие сердито косились на него — почему это он без чемодана?

 

Иные нарочно задевали его плечом, толкали и даже бранили.

 

Раздражал людей клоун, и они издевались над ним; «Ну разве ты человек без чемодана! Грош тебе цена без чемодана!»

 

И в конце концов избили его, просто так, без всякого повода. Клоун еле вырвался и убежал. А догнать его они, понятно, не могли с их тяжелыми чемоданами. Надо сказать вам, что горожане набивали их чем могли.

 

Клоун перестал выходить из дому.

 

Сидел у окна и печально смотрел на улицу.

 

Жалел прохожих, нелепо избочившихся под тяжестью чемодана.

 

Горожане охотно таскали бы для равновесия по два чемодана, чтобы не кривиться вбок, но как тогда было снимать шапку перед памятником?!

 

Жалел клоун людей и все думал и думал, как спасти город от ужасного недуга...

 

И однажды утром на улицах появились афиши.

 

На афишах изображен был клоун с большим чемоданом.

 

Горожане ухмылялись, довольные: «Взялся, значит, клоун за ум».

 

А вечером весь город повалил в цирк.

 

Волоча чемоданы, поднялись люди по ступеням.

 

Расселись вокруг арены.

 

Началось представление.

 

Публика с удовольствием смотрела много раз виденное: как силач разом поднимал сто больших чемоданов, жонглер подбрасывал в воздух маленькие чемоданчики, акробаты прыгали на чемоданах, а иллюзионист вытаскивал их из черного цилиндра. Особенно нравилось зрителям, что и животные выступали с чемоданами — слоны поднимали хоботом преогромные чемоданы, а зайчики скакали с крохотными.

 

Потом арена опустела, оркестр умолк и погас свет.

 

Один-единственный луч освещал арену.

 

Занавес раскрылся, и появился клоун. Он тащил за собой большой чемодан. Шатаясь, добрался до середины арены и остановился в кругу света.

 

Люди ожидали, что он начнет делать сальто с чемоданом в руке или пройдет с ним по канату.

 

А клоун положил чемодан, опустился рядом на корточки и раскрыл его.

 

Из чемодана выпорхнули бабочки.

 

Клоун надеялся, что красота бабочек заставит людей позабыть о чемоданах. Он посадил несколько бабочек себе на ладонь и обошел арену.

 

Вытянув руку, он показывая чудесных яркокрылых бабочек.

 

Он заглядывал людям в глаза и улыбался.

 

Но люди ничего не понимали.

 

Они не видели бабочек, привыкнув смотреть на чемоданы!

 

И обозлились на клоуна, стали бранить его, кричать:

 

— Чего морочишь голову! Не умеешь ничего делать,— убирайся с арены!

 

Но что было самым ужасным — дети тоже не замечали бабочек!

 

Всего двое-трое ребят воскликнули: «Какие красивые бабочки!» Но родители отругали их, говоря: «Плохо смотрите за своими чемоданами, вот и мерещатся вам всякие глупости!»

 

Тщетно простирал клоун руку с бабочками — рассерженные зрители покинули цирк.

 

Остался клоун один.

 

Безмолвно стоял он в кругу света.

 

Наконец погас и последний луч, видно, и осветителю наскучило смотреть на клоуна.

 

Все потонуло во мраке.

 

Но внезапно под куполом цирка разлилось голубое сияние.

 

На миг высветилась ив тьмы печальная фигура в старом цилиндре и стоптанных башмаках.

 

И снова воцарился мрак.

 

Это вспыхнул голубым светом и исчез клоун.

 

Так, сверкнув голубизной, исчезают, оказывается грустные клоуны.

 

Люди, ворча покидавшие цирк, почувствовали что-то странное, непривычное. Обернулись и видят: весь цирк в голубом сиянии!

 

Дивясь небывалому чуду, они пошли назад, волоча свои чемоданы.

 

Вошли в зал и ахнули — над ареной порхали, лучась голубым светом, бабочки.

 

Клоуна на арене не было.

 

Люди во все глаза смотрели на это голубое мерцание, и вдруг их озарило — этих-то бабочек и хотел показать им клоун!..

 

И не ведали, что именно клоун наделил бабочек светом, и его свет изливают они сейчас.

 

Долго-долго излучалась и сияла под куполом голубизна.

 

Потом бабочки вылетели через купол, и цирк потонул во мраке.

 

Когда зажглись лампочки, люди увидели — исчезли их чемоданы!

 

Исчезли, лопнули, оказывается, как мыльные пузыри оттого, что их касались крылышками бабочки.

 

В отчаянии и ярости люди, вероятно, кинулись бы друг на друга и поколотили, если бы вдруг не раздался смех.

 

Очень уж смешны были их искаженные злобой лица,

 

И кто-то рассмеялся. А за ним другой.

 

Скоро смеялись все.

 

Покатывались со смеху.

 

Смеялись над собой, над тем, что всюду, без всякой нужды таскали с собой чемоданы.

 

Потом вспомнили клоуна, виновато умолкли и тихо покинули цирк.

 

Задумчиво шли горожане по главной улице...

 

На главной площади остановились удивленные: человек-памятник не стоял, а сидел, и в руках у него были цветы, а не чемодан.

 

Избавились обитатели Маленького города от страшного недуга. Но и сейчас попадаются на улице люди с угрюмыми лицами — а это значит, что не исчезла опасность «чемоданомании».

 

Но по ночам в городе появляются мерцающие бабочки.

 

Бабочки залетают в окна и излучают на спящих людей голубой свет.

 

Порхают они над людьми, и проникает в их сны голубое сияние...

 

И на другой день люди снова улыбаются друг другу.

 

Бегемот и сон

 

Однажды бегемот уснул в своей большой луже и увидел сон. Когда же проснулся — удивился, что лежит в той же самой большой мутной луже. Она ничуть не походила на то, что привиделось ему.

 

«Чудеса! Как же так, куда делось то красивое место?» — думал он, ничего не понимая.

 

Бегемот не знал, что может сниться сон.

 

Долго ломал он голову, но так и не сообразил, как попал туда, в то красивое место, и как вернулся обратно.

 

Думал бегемот, думал и незаметно для себя вновь заснул.

 

И вновь очутился в том чудесном месте.

 

Проснулся, огляделся — по-прежнему лежит в своей мутной луже.

 

«Как это происходит? Кто это в один миг переносит меня туда и обратно? И почему я не чувствую, когда он поднимает меня? Он, наверное, очень сильный — запросто носит меня. Он, наверное, и добрый, показывает такую красоту...»

 

Бегемоту нравилось место, куда он попадал, засыпая. Ему так хотелось оставаться там подольше.

 

«Попробую поглядеть, кто придет за мной, чтоб унести туда, и попрошу оставить там»,— решил он наконец.

 

И стал хитрить: закроет глаза и лежит, притворяется, будто спит, и ждет — вот-вот увидит таинственного друга.

 

Да кто мог прийти к нему!

 

Закрывая глаза, бегемот невольно засыпал...

 

«Нет, не перехитрить его»,— сказал себе бегемот.

 

И все-таки верил, что рано или поздно узнает, кто о нем печется.

 

Однажды, когда он лежал с закрытыми глазами, неожиданно послышался шепот:

 

— Следуй за моим голосом, не открывая глаз!

 

У бегемота сердце заколотилось от радости.

 

— Иду,— отозвался он тихо и ликуя последовал за голосом: не зря, оказывается, надеялся и ждал.

 

Один раз в жизни и бегемота, и небегемота непременно позовет за собой таинственный голос. «Закрой глаза и следуй за мной»,— скажет кто-то неведомый, но мало кто доверяется ему. Обычно вскакивают и громко спрашивают: «Куда это идти? Зачем идти, да еще с закрытыми глазами! Может, ты меня в пропасть сбросишь?»

 

А было бы неплохо положиться на призыв и без боязни следовать за таинственным голосом.

 

Наш бегемот доверился ему.

 

Видимо, потому, что видел сны и терпеливо ждал кого-то.

 

Шел бегемот за шепчущим голосом.

 

— Иди, иди за мной, сюда, сюда,— направлял его кто-то.

 

Долго-долго шли они.

 

Бегемот не сомневался, что его ведут в то красивое место, куда он попадал иногда, и только недоумевал, почему они так долго идут? Может, тот, кто мгновенно переносил его раньше, устал и сейчас просто указывает путь?

 

«Что ж, не такой я уж легкий, в конце концов»,— подумал бегемот. Он много размышлял о себе и хорошо знал, каков он и как выглядит.

 

Шел он и шел.

 

То жар донимал его, то холод пробирал, то подъем одолевал он, то спуск, выбивался из сил, спотыкался и даже скатывался по каменистому склону, но упорно следовал за голосом.

 

—          Сюда, сюда,— то и дело слышал он.

 

Шел бегемот.

 

Шел с закрытыми глазами.

 

До слуха его доносились разные звуки, и он догадывался: то лес шумит, то ручей журчит, ветер завывает в ущелье, листья падают. И чувствовал, по траве ли шел или по песку, по камням или мягкой земле.

 

Наконец, одолев еще один склон, он услышал:

 

— Пришли.

 

Бегемот остановился.

 

Он стоял и ждал, когда же ему разрешат открыть глаза.

 

Но ласковый голос больше не слышался.

 

А бегемот боялся, что если раньше времени откроет глаза, то все его мучения по дороге сюда окажутся напрасными, и он снова увидит свою лужу.

 

Внезапно что-то приятно, нежно коснулось его лба.

 

Бегемот понял — это тайный знак.

 

И открыл глаза.

 

Он стоял на горке, а перед ним простиралась пестрая, цветущая долина, за которой далеко-далеко всходило солнце.

 

Тепло его лучей и почувствовал бегемот на лбу.

 

От радости у бегемота заколотилось сердце.

 

Именно эту долину видел он, когда засыпал.

 

Но тогда не порхали над ней эти яркие бабочки, на крыльях которых радужно сияли лучи.

 

Сон редко сбывается, но уж если сбудется, окажется намного прекрасней того, что снится человеку.

 

Постойте, а почему — человеку, мы же о бегемоте рассказываем!

 

Надо было написать так:

 

Сон редко сбывается, но уж если сбудется, окажется намного прекраснее того, что снится бегемоту.

 

Но в таком случае вы подумаете, что я веду речь только о бегемоте. А я, как вы наверняка уже догадались, и людей имею в виду, рассказывая эту историю.

 

Что бы не погрешить против истины и сказать то, что хочется, напишу так:

 

Сон редко сбывается, но уж если сбудется, окажется намного прекраснее того, что снилось увидевшему сои.

 

В этом-то суть — снится ли тебе сон. Одно существо отличается от другого именно этим — снится ли ему сон.

 

Возможно, кому-то мои слова не придутся по душе, но я все же скажу: у человека и бегемота, которым снятся сны, больше общего, чем у двух людей, из которых один видит сны, а другой нет. И добавлю, хорошо бы соединить слова «сон» и «видеть» в одно и каждого, кто достоин, называть «сновидцем».

 

А достойного определить легко.

 

Сидим мы, скажем, в парке, а по аллее идет человек, посмотришь на него, и ясно — ему снятся сны. И в душе у нас сами собой рождаются строчки:

 

«Сновидец идет по аллее, сновидец счастливее всех...».

 

Строчки эти — начало стихотворения.

 

А стихи сочиняют сновидцы.

 

Теперь признаюсь вам, и не обессудьте: я занял вас этими рассуждениями, чтобы оставить бегемота одного, наедине со своей радостью. В такие минуты хочется побыть одному.

 

Но вернемся к бегемоту.

 

Помните — он зачарованно смотрел на пеструю долину, и сердце у него колотилось от восторга.

 

Мы оставили его веселым, а теперь он стоял грустный, уронив голову.

 

Отчего он загрустил?

 

Оттого, что боялся — исчезнет сейчас долина, и он опять будет лежать в мутной луже. И решил бегемот не смыкать глаз, дождаться того, кто привел его сюда, и попросить не уводить обратно. А если тот не согласится, то бегемот заупрямится. «Пускай попробует перенести силой»,— погрозился он... Но знал, что ничего не сумеет сделать: тот, кто привел его, вернет назад, когда вздумает.

 

Грустно было бегемоту...

 

А над долиной порхали бабочки.

 

Одна из них подлетела к бегемоту и спросила, что его опечалило.

 

Голос бабочки был очень знакомый.

 

— Это ты привела меня сюда? — спросил он.

 

— Да, я.

 

«Неужели это она переносила меня сюда? Как ей удавалось, такой крохотной? И почему они, эти красивые бабочки, не порхали тогда над цветами?» — удивился бегемот.

 

Но особенно волновало его другое.

 

— Я должен вернуться назад?

 

— Почему? — удивилась пестрая, яркокрылая бабочка.

 

— Но ведь раньше я всегда возвращалась к луже.

 

— А разве ты бывал уже здесь?

 

«Значит, не она переносила меня прежде. Может, не уведет назад, или хотя бы оставит подольше»,— с надеждой подумал бегемот и сказал:

 

— Я часто бывал тут, но никогда не видел вас.

 

— А как ты попадал сюда?

 

— Не знаю, лежал себе в луже, а когда закрывал глаза, я оказывался в этой долине. Кто-то приносил и уносил меня.

 

Бабочка просияла. Она-то знала, почему ее потянуло полететь за тридевять земель и привести сюда именно этого дремавшего в огромной луже бегемота. Бабочка знала, что он сновидец. Не ведала только, что ему снилась именно эта долина.

 

— Ты эту долину видел во сне.

 

— А что это такое... сон?

 

— Сон — это картина, но в твоей голове, в твоем воображении, когда ты спишь. Никуда тебя не переносили, ты лежал. в луже и видел то, что представлялось твоим глазам — видел сон.

 

— Значит, все было сном? — снова опечалился бегемот.— Неужели и эта долина сон, и...

 

Он не договорил, но бабочка догадалась, что он хотел сказать.

 

«Обо мне сожалеет, думает, что и я снюсь ему» — мелькнуло у бабочки.

 

— Не бойся, сейчас ты все видишь наяву.

 

— Наяву?

 

— Да, долина такая же настоящая, как и лужа, например.

 

— А можно мне остаться тут навсегда, любоваться цветами? — робко спросил бегемот.

 

— Конечно.

 

— Спасибо.— Бегемот присел на горке и со вздохом, воскликнул: — Как чудесно!

 

Бабочка отлетела, опустилась на цветок и позвала бегемота:

 

— Иди, походи здесь.

 

— Нет, нет, я растопчу цветы,— испуганно сказал он и заплакал, потому что во сне именно этого хотелось ему всегда — походить по цветущей долине. Нет, не мог он этого сделать ни сейчас, ни во сне.

 

— Не бойся, иди,— снова позвала бабочка.

 

— Жалко цветы.

 

— Ты не повредишь их, поверь.

 

— Я очень тяжелый.

 

— Ничего, иди, решайся,— стали уговаривать и другие бабочки, подлетев к нему.

 

— Ничего, что я тяжелый, да? — волнуясь и радуясь, спросил бегемот.

 

— Закрой глаза и встань,— сказала ему яркокрылая бабочка.

 

Он закрыл глаза.

 

— Сделай шаг.

 

— Сюда, сюда ступай,— зашептали и другие бабочки.

 

Бегемот решился, ступил, но нога его почему-то не коснулась земли...

 

И неожиданно — взлетел!

 

Полетел над цветами. У него дух захватило от восторга, не то на всю долину прокричал бы:

 

— Я летаю, летаю! Э-э-эй!

 

— Э-э-эй, летает бегемот, летает!

 

Но это уже воскликнул я, снова вмешавшись в рассказ.

 

Что делать, хочу, чтобы все узнали, какое произошла чудо!

 

Да только кому об этом известно?

 

Мне да вам.

 

Давайте поступим так:

 

Если сейчас ночь, не будите соседей, а если день и если вам передалась радость бегемота, распахните окно и выкрикните:

 

— Бегемот летает, бегемот стал летать! Э-э-эй!..

 

Во дворе наверняка играют дети. Они прервут игру и, задрав головы, глянут вверх — кто это там кричит!

 

Не будем обольщаться. Среди них найдутся насмешники, что ничему не верят, и пренебрежительно бросят: «Ладно врать-то» — да и сплюнут может быть гадко.

 

Но кто-нибудь из ребят доверчиво переспросит:

 

— Летать стал?

 

— Да, да, летать! — крикнете вы.

 

— Бегемот?!

 

— Да, бегемот!

 

Мальчишка (а может быть, это будет девочка) замрет удивленно, а потом сорвется с места и побежит.

 

Побежит вприпрыжку и будет повторять:

 

— Бегемот летает! Бегемот летает!

 

И я твердо знаю — он (а может быть, она) сновидец!

 

И хотя я не видел его, готов поспорить, что он умеет быть настоящим другом. Такой не наябедничает и не выйдет во двор с яблоком, чтобы съесть его при всех одному…

 

...Летал наш бегемот среди бабочек.

 

Любовался красивыми цветами.

 

Потом он опустился совсем низко и увидел в росинке свое отражение.

 

Свое и солнца.

 

Летал бегемот, а вокруг него вели хоровод бабочки.

 

Потом его бабочка-проводница села на голубой цветок.

 

— Иди, сядь и ты,— позвала она бегемота.

 

— Как же я сяду, такой огромный!

 

— Иди, не бойся!

 

Бегемот подлетел и опустился на цветок рядом с бабочкой.

 

А цветку хоть бы что, будто и не садился на него никто. Стебелек даже не изогнулся.

 

Нет ничего легче и нежней бегемота, у которого сбылся сон.

 

Артист

 

В Маленьком городе очень любили театр.

 

Как только появлялись афиши, извещавшие о премьере, у билетных касс сразу возникали очереди, а потом все, как праздника, ждали представления.

 

Наступал желанный день, и ближе к вечеру горожане наряжались в свои лучшие одежды и отправлялись в театр.

 

Шли не спеша, мужчины вели женщин под руку. По пути покупали цветы, встречали знакомых и, беседуя, продолжали идти вместе.

 

Они вспоминали постановки прошлых лет и о персонажах пьес высказывались как о реальных людях.

 

Короче говоря, горожане любили театр истинной любовью.

 

Разговаривая о театре, они особенно часто касались одного известного артиста.

 

Артист этот был обыкновенным человеком.

 

Не выделялся среди других ни красивой внешностью, ни зычным голосом. Многие в труппе пели, танцевали и фехтовали лучше него и даже сальто выполняли куда более ловко.

 

Но вес равно, когда на сцене появлялся артист, в зале уже не бывало равнодушного зрителя.

 

Люди веселились, если он веселился, и печалились, если он печалился, вместе с ним страдали или вспыхивали гневом.

 

И когда он, раскинув руки, приближался к рампе и устремлял взгляд к невидимому небу, зрителям тоже хотелось устремиться ввысь в вольном полете...

 

По пути в театр горожане обсуждали спектакли, в которых участвовал этот артист, но никогда не касались спектакля, на который шли.

 

Не думайте, что они сомневались в игре любимого артиста.

 

Нет, они сомневались в другом.

 

Артист нередко опаздывал на спектакль, а случалось, и вовсе не являлся.

 

И не потому, что зазнался, считал себя самым лучшим артистом, которому все дозволено, дескать.

 

Бывало, что зрители, не дождавшись артиста, в огорчении покидали театр и видели, как он подбегал, запыхавшись, то запыленный, то заляпанный слякотью, а то оборванный и встрепанный.

 

Еле переведя дух, он просил извинить его, уверял, что опаздывает не по своей вине.

 

И люди верили. Чувствовали, что неспроста опаздывает, есть этому какая-то загадочная причина.

 

В таких случаях кто-либо советовал ему:

 

— Откройся нам, может, поможем, как-нибудь вызволим из беды...

 

— Нет, не поможете, не вызволите,— говорил артист грустно.

 

И люди задумчиво расходились.

 

Никто не упрекал и не укорял его, но срыв спектакля все же малоприятная вещь и, понятно, что директору театра это не нравилось.

 

Он дорожил артистом, верил ему, но был директором и не имел права допускать задержки спектакля, а тем более — срыва.

 

Директор все думал, как проникнуть в тайну артиста.

 

И наконец пошел на хитрость,

 

Надумал вызвать к себе по одному всех работавших в театре — от гардеробщика до режиссера, и сказать, что он вынужден уволить артиста из-за срыва спектаклей, что он очень сожалеет об этом, но другого выхода у него нет.

 

Директор прекрасно знал, что все любят артиста и наверняка поведают о его тайне, если только знают ее.

 

Так он и поступил.

 

Однако никто ничего об артисте не знал, но все горячо просили не увольнять его.

 

Директор был в отчаянии. И тогда он решил, что ему надо поговорить с каждым жителем города, может, ему и откроется тайна артиста. Но тут к нему вошла пожилая билетерша.

 

— Я знаю кое-что, сынок,— призналась женщина.— Артист взял с меня слово, что никому не проговорюсь, но раз вы грозитесь уволить его, что поделаешь — нарушу слово. Он просил ни за что не впускать в зал детей, когда он играет.

 

— Только и всего?

 

— Да, и часто напоминает об этом, боится, что позабуду.

 

Директор поблагодарил билетершу.

 

— Не уволишь его, сынок?

 

— Нет, ни в коем случае,— заверил ее директор.

 

Женщина вышла.

 

— Что ж, попытаюсь все узнать,— сказал директор.

 

И вечером, когда артист, обратившись к залу, произносил свой печальный монолог, на сцену вышел мальчуган.

 

Мальчик этот был сыном директора, а сам директор наблюдал за всем из-за кулис.

 

Мальчик направился к артисту.

 

Вот он уже в нескольких шагах от него...

 

И внезапно... артист превратился в красивое, зеленевшее листвой дерево.

 

Зрители сначала восприняли это как должное, как заранее задуманный сценический трюк, даже захлопали.

 

Но потом поняли, что у них на глазах свершилось чудо, и затаили дыхание.

 

Зеленело на сцене дерево.

 

Откуда-то повеял ветерок и пробежался по листве.

 

Посреди сцены шелестело листвой прекрасное дерево, а мальчик медленно обходил его вокруг, оглядывая.

 

Чуть погодя на сцену вышел директор театра.

 

Какое-то время и он растерянно взирал на дерево, потом вздохнул и взял мальчика за руку.

 

— Пошли, сынок, тебе спать пора.

 

— Как он это сумел, папа? — спросил мальчик.

 

— Талантливый очень артист, сынок.

 

— И он знал, что мне нравится такое дерево?

 

— Выходит, знал. Хочешь, посадим в нашем дворе такое дерево?

 

— Хочу, давай посадим,— мальчик обернулся к дереву, попрощался: «До свиданья, до свиданья!».

 

И как только директор с сынишкой скрылись за кулисами, дерево вновь превратилось в человека.

 

Потрясенные зрители, словно по команде, разом встали с мест.

 

Артист подошел к рампе, молча опустил голову.

 

Молчали и зрители.

 

Тишину прервал голос директора, который вернулся на сцену, отправив сына домой с матерью.

 

— Извини, пожалуйста, ты не хотел раскрывать свою тайну, а я не выдержал, решил узнать во что бы то ни стало.

 

— Верно, до сих пор я в самом деле не хотел посвящать кого-либо в свою тайну, но раз уж так получилось, я признателен тебе, спасибо.

 

Артист пожал директору руку и обратился к зрителям.

 

— Садитесь, я поведаю вам свою историю.

 

И вот что он рассказал.

 

В самом начале своего артистического пути он решил для себя: чтобы хорошо играть, надо хорошо знать людей. И он ходил по городу, бывал в самых людных местах: в магазинах, на базарах, на вокзалах. Наблюдал и запоминал, кто как ходит, как жестикулирует, с кем и как разговаривает, когда какое принимает выражение лица.

 

Устав бродить по городу, он садился у окна и часами следил за прохожими.

 

Он исходил города и села, горы и долы...

 

И действительно стал хорошим артистом.

 

Однако не перестал наблюдать за людьми.

 

Никто на свете не изучил человека так хорошо, как он, вот почему он играл все лучше и лучше.

 

Он знал, как смеется юноша, скачущий по просторному влажному после дождя полю.

 

Знал, как смотрит девушка на цветущую под ее окном сирень.

 

Знал, как дрожат от волнения руки у старика, когда он вскрывает конверт с письмом от внука.

 

Знал, как вздрагивает, в какое возбуждение приходит малыш, впервые увидев птичку...

 

Он знал уже все, что должен был знать.

 

И вдруг обнаружил, что хотя и не стремился к этому, стал необычайно проницательным: постигал мысли человека, догадывался о них по его виду, по его взгляду.

 

Радость артиста не имела предела.

 

Ведь он будет играть еще лучше, угадывая, о чем человек думает, чего хочет.

 

Нет, не о славе и популярности помышлял артист. Он любил свое дело и радовался, что сумеет еще сильнее захватить и взволновать зрителя.

 

...Однажды зимним утром артист шел через городской сад.

 

Падал снег.

 

В саду было безлюдно.

 

Пройдя заснеженную аллею и свернув в сторону, он увидел на берегу пруда молодую женщину и девочку лет шести. Они сидели на скамейке и смотрели на воду.

 

«Девочка мечтает о каких-то больших птицах»,— мелькнуло у артиста.

 

Но он не обрадовался своей прозорливости.

 

Он не видел лица девочки и все же почувствовал, что ей грустно. И у него больно сжалось сердце.

 

Тут девочка спросила мать:

 

— Куда девались лебеди, что плавали в пруду?

 

— Улетели, доченька.

 

И у матери был грустный голос.

 

— Все улетели? — допытывалась девочка.

 

— Думаю, все,

 

— А когда вернутся?

 

— Летом.

 

— Ой, как долго ждать,— со вздохом проговорила девочка.

 

И тут артист ощутил, что его тянет взмахнуть руками, словно крыльями.

 

Он развел руки, с силой вскинул их, опустил, снова вскинул и взлетел.

 

И уже лебедем опустился на пруд.

 

— Мама, мам, смотри, лебедь прилетел! — вскричала девочка и кинулась к пруду.

 

— Да, правда! Это лебедь, настоящий лебедь! — обрадовалась и мать.

 

Лебедь по воде плыл.

 

Девочка не отрывала от него глаз.

 

Мать с трудом увела ее.

 

Едва они исчезли из виду, артист принял человеческий облик.

 

Еле доплыл он до берега, продрогший в ледяной воде.

 

Мокрый с головы до пят, постоял, растерянно говоря:

 

— Э-э, плохо дело! Это еще что за напасть...

 

И, недоумевая, пошел дальше.

 

Гулявшие в саду горожане узнавали артиста, когда он проходил мимо, и изумлялись, почему он весь мокрый, спрашивали — не помочь ли?

 

— Нет, спасибо, не беспокойтесь,— отвечал артист, дрожа от холода.

 

И продолжал путь.

 

Неожиданно он снова почувствовал непонятное волнение. С ним явно что-то творилось.

 

И тут услышал откуда-то сверху:

 

— Цуго! Цуго! — обращался кто-то ласково к собачке, а по голове почему-то гладили его — артиста.

 

Он вскинул глаза и увидел мальчика.

 

Мальчику было годика три, но ему он показался великаном.

 

Артист глянул на свои ноги и, обнаружив вместо них лапки, понял, что превратился в щеночка.

 

«Пропал я»,— подумал он про себя и во всю прыть помчался по аллее. Тщетно гнался за ним мальчик — он успел нырнуть в кусты.

 

— Э-э, плохи дела,— повторил он, вновь став человеком, и усмехнулся.

 

Целый день скрывался артист в кустах и чтобы хоть чуточку согреться, топал ногами, подпрыгивал, размахивая руками.

 

Когда наступил вечер, артист выбрался из кустов и под прикрытием сумерек поспешил домой, надеясь, что все дети уже спят.

 

Дома он выпил несколько стаканов горячего чаю и поскорее лег в постель.

 

Чудом избежал он воспаления легких.

 

С того дня артист старался не попадаться детям на глаза.

 

Днем он не выходил из дому. Но вечером-то надо было пойти в театр, не срывать же спектакли!

 

В театр он отправлялся по самым безлюдным, уже опустевшим улицам.

 

И хотя до театра было рукой подать, иногда он очень долго добирался до него.

 

Некоторых детей к вечеру выводили погулять— подышать перед сном свежим воздухом.

 

Издали заметив ребенка, артист торопливо сворачивал на другую улицу, но, как на беду, часто и там оказывался малыш. Артист убегал, скрывался, плутал по улицам и переулкам, но несмотря на все старания, измотавшись, все равно сталкивался с ребенком.

 

И тут же превращался в...

 

В кого он только ни превращался! Довелось ему быть щенком, слоном, ягненком, жирафом, павлином, совой, носатым клоуном, ласточкой, пузатым барабанщиком, соловьем, зайчиком — и не перечислить всего.

 

Спасался по разному — в зависимости от того, в кого превращался.

 

Если бывал «ходячим» существом — убегал, если крылатым — взлетал на дерево или дом.

 

А потом, в безопасности, снова становился человеком, торопливо слезал на землю или выбирался из укрытия.

 

И разве удивительно, что после всего этого вид у него бывал истерзанный.

 

— Такова моя история,— сказал артист в заключение.— Я избегал детей, потому что очень люблю театр, а все эти превращения были помехой моему любимому делу...

 

Сегодня, когда мальчик, выйдя на сцену, подумал о дереве, мне вспомнилась та девочка, которая грустила по лебедям, и я понял, что всегда превращаюсь в то, о чем мечтает в ту минуту ребенок.

 

Кто знает, возможно в этом и есть назначение артиста — осуществлять мечту ребенка.

 

Я прощаюсь с вами, оставляю театр, отныне буду служить городу, детям...

 

С этими словами артист покинул сцену.

 

С тех пор он все свое время проводил дома —сидел у окна.

 

Тонкая штора скрывала его от прохожих, но сам он хорошо видел все, что делалось на улице.

 

Когда мимо окна шел ребенок, артист превращался в то, о чем мечтал малыш, а когда тот скрывался из глаз, обращался в человека и записывал в тетрадь, о чем мечтал тот или иной ребенок.

 

А вечером к нему заходили родители малыша, и он рассказывал им, о чем мечтает их ребенок. И родители старались исполнить желание ребенка.

 

Вы спросите: любое ли желание исполнялось? А если ребенок мечтал иметь золотые горы или улететь в небо? Как бы тогда поступил этот человек?

 

Уверяю вас — дети ни о чем подобном не мечтают.

 

Ребенок хочет иметь друга. Друга, чтобы играть с ним, дружить, поверять свои тайны.

 

Один ребенок находит друга в щеночке, другой тянется к клоуну, третьему хочется ухаживать за саженцем.

 

А когда у ребенка появляется желанный друг, он счастлив.

 

Да, в этом городе дети были счастливы.

 

Даже болеть перестали.

 

Никакая болезнь не пристанет и не одолеет, когда рядом с тобой друг.

 

Это был город счастливых детей.

 

Остается сказать, что жители по-прежнему любили ходить в театр.

 

По-прежнему с нетерпением ждали представления.

 

И теперь игра других актеров волновала и захватывала их.

 

Прекрасен город, где любят театр.

 

Но этот прекрасный город был еще и городом сбывшихся желаний.

 

И потому был прекрасен вдвойне.

 

Жил себе артист...

 

Проникал в мечты детей...

 

Миновали дни и годы.

 

Он состарился.

 

Однажды вечером, когда ушли все мамы и папы, он подошел к зеркалу.

 

Долго смотрел в глаза своему двойнику, потом прошептал, улыбаясь:

 

— Что ж, и у меня есть мечта...

 

И мечта его исполнилась.

 

В полночь открылось окно в доме артиста, поднялась легкая занавеска и из окна вылетел букет прозрачно-голубых цветов. Высоко взлетев, он засверкал в свете фонарей и медленно полетел к соседнему дому. И скрылся в нем.

 

А через некоторое время вылетел обратно и полетел к другому дому...

 

Так летал букет от одного дома к другому и постепенно все меньше и меньше оставалось в нем цветов...

 

А он все летал...

 

И все уменьшался и уменьшался.

 

И в конце концов остался один-единственный цветок.

 

Сверкнув в свете фонаря, он полетел к дому одинокой старой женщины.

 

Эта старая женщина была учительницей. Сейчас она спала прямо за столом, видно устала, исправляя детские тетрадки.

 

Голубой цветок подлетел к старой женщине, какое-то время медленно летал над ее головой, потом чуть-чуть коснулся ее седых волос, как будто хотел приласкать, и присоединился к букету, который стоял на столе в стеклянной вазе.

 

Так, превратившись в букет прозрачно-голубых цветов, артист роздал себя людям.

 

А утром...

 

Хотя ничего необычного ни утром, ни потом не случилось. Голубые цветы увяли вместе с цветами, к которым они присоединились в домах горожан. И вместе с теми цветами горожане выбросили их.

 

И только в комнате той старой женщины случилось то, что должно было случиться.

 

Когда солнце осветило комнату, женщина проснулась, подняла голову и сразу же посмотрела на букет. Что-то почувствовало ее сердце...

 

Вгляделась в букет и...

 

Узнала голубой цветок.

 

Очень давно, когда эта старая женщина была маленькой девочкой, она дружила с одним маленьким мальчиком. Вместе они играли, вместе мечтали и по вечерам, сидя на крыльце, затихшие, вместе смотрели на большое небо...

 

Голубой цветок был похож на того маленького мальчика.

 

Нок и Олёк

 

На краю океана вспыхнуло зарево. Взошло солнце.

 

И в тот же миг над водой взметнулись два фонтана, а потом между ними брызнул совсем маленький фонтанчик.

 

— Китенок родился, китенок родился!— передавали друг другу киты и спешили взглянуть на малыша.

 

Со всего океана приплыли они, окружили счастливых родителей, поздравляли их, восхищаясь китенком.

 

— Что за прелесть!

 

— Какой милый!

 

— А глазки какие умные!

 

Но один кит-ворчун омрачил всеобщую радость.

 

— Да, да, малыши-то все славные, а как вырастут...— он тяжко вздохнул и умолк.

 

— Верно, верно, растишь, мучаешься, а он и спасибо не скажет,— поддакнул ему еще один кит.

 

— Ну и что, все равно — в малышах наше счастье!— возразили родители.

 

Киты загомонили, одни спорили, другие соглашались, все высказывались разом, совсем позабыв о китенке. А он взял и поплыл себе, не ведая куда.

 

Плыл китенок, шлепая хвостом по воде, и часто-часто пускал фонтанчики.

 

Потом приметил в небе пушистое облачко.

 

Любопытно стало — что это такое?

 

И взлетел на небо — посмотреть, поиграть.

 

Боднул китенок облачко и... очутился внутри него!

 

Обволокло облачко китенка, ничего ему не видно.

 

Вынырнул он из облака, понесся к другим, еще более пушистым.

 

Весело было китенку, смешно.

 

Над ним солнышко сияло.

 

Внизу под ним океан синел.

 

Вокруг облака белели.

 

Носился по небу китенок, то в облака нырял, то с солнышком в прятки играл, то с птицами наперегонки летал.

 

Но больше всего ему нравилось под дождем оказываться, струйками воды обливаться.

 

А потом вдруг не стало внизу синего океана.

 

Внизу зеленели леса и поля. И тянулась голубая полоска реки.

 

Полетел китенок над рекой и долетел до Маленького города.

 

На горке у реки сидела девочка и разговаривала с цветами.

 

Китенок никогда не видел маленьких девочек, но сразу почувствовал — доброе это создание и поздоровался с ней.

 

— Здравствуй,— ответила девочка.

 

— Кто ты такая?— спросил китенок.

 

— Я — Оля, Олёк, а ты?

 

— Я китенок.

 

— Вижу, что китенок! А как тебя звать?

 

— Китенок. Разве это не имя?

 

— Нет, не имя. Я вот — человек, и у меня есть имя — Оля, Олёк. У каждого есть имя,— объяснила девочка.— Ты не огорчайся, придумаю тебе имя. Китенок... ки-тен-нок. Будешь Ноком, хорошо?

 

— Нок, Нок! Я — Нок!— радовался китенок, взлетая и опускаясь.— Нок—Олёк! Нок—Олёк! Давай вместе летать, Олёк!

 

— А я не умею,— огорченно призналась девочка.

 

— Не умеешь?— изумился Нок.— Ничего, садись мне на спину и полетим.

 

Забралась Олёк на спину китенку, уселась поудобней, а когда полетели, чуть не свалилась! Хорошо, за хвост успела ухватиться.

 

Теперь огорчился китенок. Не знает, как ей помочь.

 

— Не горюй, Нок,— сказала девочка.— Придумаем что-нибудь. Знаешь, ты побудь тут, а я побегу домой. Видишь дом с цветами на веранде? Как помашу тебе рукой сразу лети ко мне.

 

Прибежала девочка домой и говорит маме с папой.

 

— Дайте мне наш ковер, я его на полоски разрежу.

 

А у них был один-единственный ковер, и родителям Олёк не хотелось, понятно, лишаться его, но они знали — Олёк зря просить не станет.

 

— Что ж, бери, если тебе надо,— разрешили мама с папой.

 

Девочка выбежала на веранду и помахала китенку рукой.

 

Потом широко распахнула двери и крикнула:

 

— Мама, папа, смотрите, у нас китенок в гостях!

 

Нок влетел в комнату, вежливо поздоровался.

 

— О, какого славного гостя ты привела!— похвалил девочку отец.

 

А мама сразу догадалась, зачем понадобился девочке ковер. Вместе с Олёк она сняла с Нока мерку, раскроила ковер, и они сшили из полос большую майку.

 

Надели майку на Нока и дали ему посмотреться в зеркало.

 

Майка из пестрых ковровых полосок очень шла Ноку, но он понравился себе.

 

— А знаешь, ни к чему был ковер на стене!— сказал папа.— На хорошее дело ты его употребила.

 

Нока усадили за стол, угостили вареньем.

 

Китенок немного стеснялся, но Олёк сидела рядом и говорила: «Ешь, ешь! Ложку за твою маму, ложку за папу, а эту ложку за мою маму и еще за папочку...»

 

Потом Нок пригласил Олёк полетать над городом. Девочка держалась за майку и больше не падала.

 

Люди на улице останавливались, задирали голову, глядя на невиданное зрелище.

 

Другим ребятишкам тоже захотелось полететь, и Нок всех сажал себе на спину и уносился под облака.

 

Китенок полюбился детишкам. И они уговорили его навсегда остаться у них.

 

— Пусть живет в нашем городе,— предложила Олёк.

 

Ребята повели Нока в городской парк, к бассейну, где сами плескались в жару.

 

Нок кинулся в бассейн, зашлепал по воде хвостом.

 

До самого вечера развлекал Нок ребятишек — то поднимал их в небо, то взбивал воду хвостом и брызгался.

 

В парке собралось уйма народу, всем было любопытно увидеть китенка.

 

Пришел в парк и один угрюмый ворчун.

 

Не выносил этот ворчун, когда людям было весело, хорошо.

 

Откуда здесь фонтан! Кто посмел устроить фонтан?!— сердито спросил он.

 

— Это не фонтан, это — китенок...

 

— Что, что?— оборвал ворчун.— Ну-ка, пропустите!

 

Люди не хотели пропускать его к Ноку, но он растолкал всех локтями и прорвался к бассейну.

 

— Кто ты такой?

 

— Я Нок.

 

— Какой еще Нок?! Знать не знаю никакого Нока- Мока! — раскричался угрюмый человек.— Кто ты такой, спрашиваю!

 

— Китенок.

 

— Откуда ты взялся?!

 

— Прилетел.

 

— При-ле-тел...— передразнил Нока ворчун.— Не ври! Киты не летают!

 

Нок призадумался. Вспомнил — а ведь и правда, не встречал он в небе китов. Ласточки попадались, всякие другие птицы летали, а киты вот — нет.

 

— Заруби себе на носу: не летают киты, не ле-та-ют!— сердито сказал Ноку угрюмый ворчун.

 

— Нет, летают, летают! — зашумели ребятишки.

 

— Глупости! Не летают!

 

— Нок, давай полетаем, покажем ему!— сказала Олёк китенку.

 

Но Нок не сумел взлететь.

 

И заплакал китенок.

 

— Вообще-то, китам и плакать не положено, да ладно уж, реви,— разрешил злой ворчун. И пошел прочь, довольный, что отчитал китенка и испортил всем настроение.

 

Плакал Нок. Плакали Олёк и другие девочки. А мальчики сердито стиснули кулаки, глядя вслед противному злюке.

 

— Не плачь, Нок, мы тебя не бросим, играть с тобой будем, и кормить будем,— успокаивали китенка дети, но он не переставал плакать, и они поняли — он хочет вернуться к маме с папой.

 

— Мы поможем тебе, Нок, не плачь,— сказала Олёк.

 

И вот что они придумали. Принесли из дому веревки сплели сеть и бросили китенку в бассейн.

 

Нок лег на сеть. Ребята ухватили сеть со всех сторож вытащили китенка из воды и осторожно понесли его к реке.

 

Опустили Нока в воду, и он от радости позабыл о своем горе — о том, что не мог больше летать!

 

Китенок попрощался с ребятишками и грустно молвил:

 

— Возьмите майку, не придется мне больше летать...

 

— Оставь себе на память! — сказала ему Олёк.

 

— Спасибо! Может, еще один китенок надумает летать, я ему отдам.

 

— Хорошо.— И Олёк расцеловала китенка.

 

— Не скучайте без меня!— крикнул Нок и пустил высокий-высокий фонтан воды.

 

Уплыл китенок.

 

Скучали по нему ребятишки, скучали взрослые и только угрюмый ворчун был доволен. Никогда прежде не удавалось ему огорчить сразу столько людей.

 

Но после этой истории ему самому пришлось худо.

 

Когда он шел по улице, на голову ему падали тухлые яйца и гнилые помидоры...

 

Каждый день падала ему на голову всякая гниль.

 

Вечером он старательно чистил свой черный котелок и рассуждал вслух: «Ну хорошо, допустим, один раз может упасть с неба тухлое яйцо или гнилой помидор, но каждый день?! Странно, очень странно! А главное, почему они шлепаются именно на мою голову? Почему?»

 

В самом деле — почему?

 

Пианино и бабочки

 

На окраине Маленького города жил мальчик.

 

В его комнате стояло пианино.

 

Пианино было старинное, красивое, мастер отделал его красным деревом, украсил тонкой резьбой.

 

Полное тайн, стояло пианино в углу, волнуя воображения мальчика.

 

Вечером, перед сном, мама играла одну и ту же нежную мелодию.

 

Накормив его ужином, умывала, укладывала в постель и садилась за пианино.

 

Подняв крышку клавиатуры, она оборачивалась к мальчику — он ждал, глядя на нее широко раскрытыми глазами.

 

Мама улыбалась ему и начинала играть.

 

Мальчик слушал, устремив взгляд в окно.

 

А за окном то тучки плыли друг за другом и ветер гнул ветки, а с листьев скатывались дождинки, то снег розовел под заходящим солнцем.

 

Звучала музыка.

 

Сумерки сгущались.

 

У мальчика сладко слипались глаза.

 

Мать переставала играть и тихо опускала крышку, потом целовала малыша и выходила из комнаты.

 

Как только дверь за ней закрывалась, мальчик вставал и полусонный брел к пианино. С огромным усилием открывал крышку и, снова улегшись, мгновенно засыпал.

 

Посреди ночи он часто просыпался и глядел на пианино. Ему нравились белевшие в темноте клавиши, а особенно — трепетавшие на них тени листьев в лунную ночь.

 

Утром, едва открыв глаза, он вскакивал и подбегал к пианино.

 

Кое-как забирался на круглый стул и смотрел на клавиши.

 

Долго сидел так.

 

Время от времени рука его тянулась к клавишам, но коснуться их не смела.

 

И даже днем, занятый во дворе игрой, мальчик помнил о пианино.

 

Бросал все и убегал от сверстников. Сломя голову влетал в свою комнату, словно боялся, что не застанет там пианино.

 

Но пианино оказывалось на месте. Он облегченно переводил дух и смущенно приближался к нему.

 

Следом за ним в комнату входила мама, но мальчик не замечал ее.

 

Припав к боку пианино, он прижимался к нему ухом, будто пытался услышать звук.

 

Мать тихо покидала комнату.

 

Иногда она спрашивала его как бы между прочим:

 

— Хочешь научу играть?

 

Мальчик испуганно взглядывал на нее и мотал головой.

 

Она не уговаривала его.

 

А вечером, перед сном, она, как всегда, играла малышу.

 

Однажды летним утром мальчик, проснувшись и глянув на пианино, изумленно присел в постели.

 

Клавиши пестрели яркими цветами.

 

Мальчик сполз с постели и подошел к пианино.

 

На клавишах сидели красивые пестрые бабочки.

 

На каждой клавише — одна бабочка.

 

Он осторожно забрался на стул и уставился на бабочек.

 

Бабочки долго не шевелились. Потом одна взмахнула крыльями и взлетела.

 

Она покружилась миг и вернулась на свое место.

 

За ней вспорхнула другая и тут же опустилась на клавишу.

 

Следом за второй взлетела с клавиши и снова села на нее третья.

 

Так они взлетали и опускались.

 

Мальчику понравилась их игра.

 

Вдруг он догадался, что бабочки подсказывали ему что-то.

 

Подумал и понял, что именно.

 

Несмело протянул руку и ударил по клавише, с которой вспорхнула бабочка. Взлетела другая, и он ударил по ее клавише.

 

И так опускал палец на разные клавиши — на те, с которых взлетали бабочки.

 

Звуки музыки донеслись до его мамы, и она поспешила посмотреть, кто это играет!

 

Мальчик не слышал, как открылась дверь, не заметил мамы, весь поглощенный игрой.

 

Поднимались и опускались бабочки, уже по две, по три разом.

 

Поднимались и опускались пальцы мальчика.

 

Звуки постепенно складывались в мелодию.

 

Прислонившись к стене, мать молча наблюдала за малышом.

 

Бабочки отрывались от клавиш.

 

Пальцы мальчика опускались на них.

 

Играл он и кружились бабочки.

 

Наконец они опустились на клавиши и оцепенели.

 

Мальчик перестал играть.

 

Озадаченно смотрел он на бабочек.

 

Через секунду они разлетелись по комнате, потом устремились через окно в сад и исчезли.

 

Мальчик обернулся, увидел маму и ничуть не удивился ей.

 

— Они вернутся? — спросил он грустно.

 

— Вернутся, детка, не расстраивайся,— ответила мама.

 

И правда, с того дня бабочки часто появлялись на клавишах.

 

Мальчик сразу чувствовал это, где бы ни был в это время, и мчался домой.

 

Садился за пианино и играл.

 

Взлетали бабочки, порхали над ним, а он играл.

 

Но по вечерам мальчик все равно просил играть маму, а она, смеясь, говорила:

 

— Теперь ты и сам умеешь.

 

— Я умею, когда бабочки садятся на клавиши,— возражал он.

 

И мама играла ему любимую мелодию.

 

Шло время. Мальчик рос.

 

И однажды весной, в тихий вечер он осознал, что может сам призывать бабочек.

 

Он сел за пианино.

 

Притронулся к клавишам, и в тот же миг появились бабочки, затрепетали нежными яркими крылышками...

 

Мальчик играл сам, без подсказки бабочек…

 

Миновали годы. Мальчик превратился в юношу.

 

Теперь игру его приходили послушать соседи и знакомые. Их было так много, что они не вмещались в комнате, и мать рассаживала гостей в саду — музыка доносилась из открытых окон...

 

Даже прохожие на улице завороженно останавливались, привлеченные чарующими звуками.

 

Юноша играл.

 

Мама сидела в углу, смотрела на сына и плакала от радости...

 

Потом медленно садились бабочки на клавиши. Юноша прекращал игру и сидел опустив голову.

 

Зрители какое-то время молчали.

 

Потом раздавались аплодисменты.

 

Юноша вставал и кланялся публике.

 

Зрители кидали ему цветы.

 

Юноша прикладывал руку к груди, благодарил публику и начинал собирать цветы.

 

Собрав цветы, он направлялся в угол комнаты.

 

Это были счастливые мгновения.

 

Аплодировали, поднявшись с мест, зрители. Во дворе тоже раздавались аплодисменты.

 

В глазах у матери и сына блестели слезы радости. Мать и сын улыбались друг другу. И сын нес ей большой букет...

 

Юноша стал известным пианистом, и послушать его приезжали из соседних городов.

 

Газеты наперебой восхваляли игру молодого дарования, почтальон не успевал доставлять ему письма в тонких голубых конвертах.

 

Успехи сына радовали мать, но у нее появилась непонятная тревога за сына, она предчувствовала какую-то беду и предостерегала его:

 

— Будь осторожен, сынок, неспокойно у меня на душе.

 

— Что ты, мама? Ничего плохого со мной не случится, гляди сколько мне цветов преподнесли,— отвечал он беспечно...

 

— Вижу, сынок, вижу,— говорила она,— но сердце чует беду...

 

В одно утро в дверь к ним постучал незнакомец, прибывший из далекого, большого города.

 

У юноши от радости затрепетало сердце. Он знал, что в том городе был знаменитый на весь мир концертный зал, куда приглашали только известных пианистов.

 

Человек именно это и сказал юноше: вас приглашают, мол, играть в том зале.

 

— Как хорошо, правда, мама? — сказал юноша.

 

— Да, сынок,— ответила мать тихо. Ей сразу же не понравился этот хитро улыбающийся человек.

 

Юноша обрадованный ходил по комнате. Его заботило лишь одно — как перевезти пианино в такую даль.

 

— А пианино как?! — воскликнул он.— Что я буду делать, если оно разобьется в пути?

 

— Какое пианино? — не понял незнакомец.

 

— Мое. На другом я не играю.

 

Человек засмеялся.

 

— Кто тебе разрешит привозить свое пианино? В том зале отличный рояль, за которым следят лучшие настройщики, Куда твоему пианино до концертного рояля, разве у него звук? — и пренебрежительно постучал по клавише.

 

Юноша призадумался.

 

Мать огорчило, что сын ее стерпел насмешку над своим пианино.

 

Она встала, тихо опустила крышку клавиатуры и вышла из комнаты.

 

Юноша не заметил ее ухода.

 

Стоял и думал.

 

— Как мне быть, мама? — промолвил он наконец и вскинул голову, но матери в комнате не было.

 

И тогда он решил все сам.

 

— Хорошо, я согласен.

 

И человек снова хитро улыбнулся.

 

В объявленный день и час прославленный концертный зал большого города переполнила публика.

 

Тот человек с хитрой улыбкой вышел на сцену и объявил о начале концерта.

 

Юноша от робости даже поклониться забыл.

 

Вы догадались, разумеется, о чем он тревожился.

 

Наконец, собравшись с духом, он коснулся клавиш пальцами.

 

И затрепетали на сцене бабочки.

 

Юноша облегченно вздохнул и принялся играть...

 

Выступление юноши имело шумный успех.

 

Он дал еще несколько концертов.

 

Потом его пригласили в другие большие города.

 

Молодой пианист получил всемирную известность.

 

Он ездил по разным городам и был счастлив.

 

Но каждый раз, подходя к концертному роялю, он на миг испытывал угрызение совести, вспоминая свое старое пианино. Но тут же говорил себе, как бы оправдываясь: Что делать, не таскать же инструмент по всему свету, да и звук его затерялся бы в огромных концертных залах, где я выступаю.

 

И начинал играть.

 

Играл, пока над ним порхали бабочки, пока они не опускались на клавиши.

 

Потом в зале гремели аплодисменты...

 

Прославленный молодой пианист выступал то в одном городе, то в другом, а тот самый человек, что пригласил его в свое время выступать в большом городе, стал его импресарио, он сопровождал его всюду и зарабатывал на нем большие деньги.

 

Так прошло несколько лет. Пианист все ездил по свету, только в родной город ему не удавалось заехать.

 

Он часто писал матери, сообщал о своих успехах но, мать все равно грустила.

 

«Что ты грустишь, неужели не рада, что твой сын прославился?» — спрашивали ее знакомые, она же только тяжко вздыхала в ответ.

 

А сын ее разъезжал по свету и становился все более знаменитым.

 

Однажды утром, проснувшись в роскошном номере какой-то гостиницы, он, нежась в мягкой постели, с удовольствием вспоминал, как торжественно встречали его накануне, как восторженно приветствовали на вокзале, сколько преподнесли цветов... «Эх, видела бы мама,— мелькнуло у него,— вот бы обрадовалась». И тут вспомнил, как она играла ему в детстве перед сном.

 

А что она ему тогда играла?

 

Как ни пытался вспомнить, не смог. И со страхом признался себе, что позабыл...

 

Он очень расстроился и решил написать матери, чтобы напомнила, но, увы, не нашел для этого времени.

 

С утра явились к нему какие-то люди, сказали, что он почетный гость в городе, и повезли показывать всякие достопримечательности, потом устроили банкет в его честь, где без конца провозглашали пышные тосты. Потом он выступал и совсем позабыл о том, что опечалило его утром.

 

В этот вечер он играл особенно вдохновенно, так как знал, что в почетной ложе сидит человек, признанный лучшим ценителем музыки.

 

Он играл.

 

Знаток музыки что-то помечал в своей записной книжке.

 

А потом бабочки опустились на клавиши и пианист перестал играть.

 

В зале захлопали.

 

Пианист собирался встать и поклониться публике, но на сцене появился импресарио. Он подошел к пианисту и шепнул, что Знаток музыки просит сыграть еще что-нибудь.

 

— Еще что-нибудь? Но ты же видишь, бабочки сели на клавиши!

 

— Знаток музыки собирается написать о тебе, как о самом лучшем пианисте, не обижай его отказом.

 

Пианист заколебался.

 

Заметив это, импресарио добавил:

 

— Что тебе в бабочках, не они же играют.

 

— Но они сели на клавиши, нельзя больше играть.

 

— Подумаешь какое дело! Как сели, так и взлетят,— улыбнулся импресарио.

 

Пианист задумчиво взирал на бабочек.

 

В зале царила тишина.

 

— Ну, что, решился? — спросил импресарио.

 

Пианист молча кивнул.

 

Импресарио ушел.

 

...Сидел пианист и смотрел на бабочек.

 

Бабочки не шевелясь сидели на клавишах.

 

Пианист закрыл глаза, ударил по клавишам и внезапно почувствовал, что не умеет играть.

 

А бабочки вспорхнули, покружились мгновение и цветными дождинками попадали на сцену.

 

Пианист открыл глаза, увидел погибших бабочек и опечаленный заплакал.

 

Он опустился на колени и бережно подобрал бабочек.

 

Зал оцепенел.

 

Пианист одиноко стоял на сцене, прижав к груди, словно охапку полевых цветов, мертвых бабочек.

 

Потом бабочки исчезли.

 

Пианист, не поднимая головы, покинул сцену.

 

Расходилась опечаленная публика. И лишь Знаток музыки ликовал: ведь он оказался очевидцем небывалого события, присутствовал на последнем концерте прославленного пианиста.

 

Импресарио незаметно исчез и никто никогда его больше не видел.

 

Молодой человек, бывший пианист, вернулся в родной дом.

 

Поведал все матери.

 

А на следующий день уже трудился в их порядком запущенном саду.

 

От зари до зари трудился он там, сажая молодые деревца и разводя цветы. Не зная устали копал, рыхлил землю, проводил красивые дорожки.

 

Старое пианино по-прежнему стояло в углу, но подойти к нему он не смел.

 

Ему хотелось попросить мать сыграть то, что она играла ему в детстве перед сном, но и на это не решался.

 

По утрам, проснувшись, он тотчас кидал взгляд на открытые клавиши.

 

Но бабочки не прилетали.

 

Он возвел вокруг сада высокую ограду, боясь, что кто-нибудь, прокравшись в него, обломает ветки или затопчет цветы.

 

Разросся сад.

 

Красиво располагались кусты вокруг клумб, прихотливо пересекались тенистые аллеи.

 

Шли годы.

 

Человек не терял надежды, что бабочки вернутся.

 

И день-деньской ухаживал за своим садом и за цветами.

 

Но не оставляла его печаль, потому что не мог он вспомнить мелодию песни, которую играла мать.

 

Когда он занялся садом, мать его сначала радовалась, а потом загрустила.

 

— Что тебя огорчает, мама, что тебя мучает? — спрашивал он часто.

 

Она отвечала одно и то же.

 

— Ничего, родной, ничего...

 

Миновало много лет...

 

Женщина умерла. Сын ее состарился и жил один.

 

И по-прежнему заботливо ухаживал за своим садом.

 

Однажды до него донесся непривычный шум.

 

Оказалось, в сад незаметно пробрались двое — девочка и мальчик.

 

Они бродили по дорожкам и любовались незнакомыми им цветами.

 

Человек долго следил за ними, и понял, почему невесела была мать и чего не хватало саду.

 

Он понял, что еще раз совершил ошибку.

 

И в тот же день снес ограду.

 

Затем отправился в город и обратился к людям:

 

Приходите гулять в мой сад, отдаю его вам, приходите, любуйтесь цветами.

 

Потом нанял мастеров.

 

И когда вечером люди пришли погулять в сад, там уже были карусель, качели и много всяких других развлечений и забав.

 

В аллеях светились цветные фонари.

 

Веселились дети — катались на карусели, взлетали на качелях, а взрослые прохаживались по аллеям, наслаждаясь ароматом цветов. Люди благодарили хозяина сада, заводили разговор о том, о сем, и только музыки не касались, чтобы не расстраивать старого человека.

 

Но разве есть город, где не нашелся бы хоть один дурень?!

 

Приведи дурня в самый расчудесный сад, он все равно останется болваном.

 

Нашелся болван и здесь. Подошел к старику и ляпнул без обиняков:

 

— Давай, сыграй-ка нам, тряхни стариной, вспомни славную молодость.

 

Люди вокруг смущенно притихли.

 

Старик побледнел.

 

Всем было неловко. И даже дурень осознал свою оплошность и, пристыженный, спрятался за чьей-то спиной.

 

И тут вдруг тишину нарушили звуки пианино.

 

Музыка доносилась из дома.

 

Все кинулись туда.

 

Поспешил в дом и старик.

 

На глазах у него блестели слезы.

 

Люди пропустили его, он вошел в свою комнату.

 

На пианино играли те самые дети, что пробрались недавно в сад — мальчик и девочка.

 

С клавиш взлетали бабочки и порхали над ними.

 

Дети ударяли по свободным клавишам, и звуки складывались в мелодию.

 

Слушали люди.

 

Слушал старик, и слезы текли по его щекам.

 

А мне остается добавить то, о чем вы и сами догадались,— мелодия была та самая, которую играла ему мама в далеком детстве.

Цветы

 

Стояла зимняя ночь. На деревьях и тротуарах мерцал пушистый снег.

 

По безлюдной улице шагал мальчуган.

 

Мальчик прижимал к груди огромный букет цветов. Под фонарями цветы играли яркими красками.

 

Мальчик шел быстро, подняв воротник пальто, нахлобучив шапку на лоб. Видно было — спешил.

 

С отяжелевших веток иногда срывался, рассыпаясь снежный ком, и цветы искристо вспыхивали.

 

Шагал мальчик по снегу.

 

Вот он свернул за угол и очутился на железнодорожной станции.

 

Мальчик вышел на платформу и сел на скамейку, все по-прежнему прижимая букет к груди.

 

Немного погодя донесся гудок паровоза, и на платформе появился дежурный по станции.

 

В Маленьком городе и станция была маленькой и, открою вам секрет — начальник станции сам бывал и дежурным.

 

Он прошелся по платформе.

 

Мальчик испугался, что его прогонят, и упрятал голову за цветы.

 

Дежурный был близорук и принял мальчика с букетом за цветущий куст, не додумав спросонья — откуда вдруг зимой цветущий куст!

 

К платформе подошел поезд.

 

Из зала ожидания высыпали люди с чемоданами.

 

Мальчик вскочил и тоже побежал к поезду.

 

Дежурный оторопел — ну и куст! Что за чудеса!

 

Потом разглядел мальчика и посмеялся над собой. «Верно, встречает кого-то, хороший мальчик, но почему его отпустили одного, странно...»,— подумал он недоумевая.

 

Мальчик выжидательно смотрел на окна, но пассажиры, видимо, спали.

 

Неожиданно из одного окна выглянула молодая женщина.

 

— Какие прелестные цветы! — воскликнула она и стала что-то быстро искать.

 

На возглас женщины откликнулись другие пассажиры и тоже выглянули в окна.

 

— О, цветы!

 

— Какие цветы!

 

— Смотрите, цветы!

 

Тем временем молодая женщина вышла из вагона и поспешила к мальчику.

 

— Сколько за цветы, малыш? — спросила она, раскрывая сумочку.

 

— Нисколько.

 

— Как это — нисколько?

 

— Я не продаю их.

 

— Зачем же принес их тогда?

 

— Берите, если нравятся, просто так берите. Это мои первые цветы.

 

— А ты случайно не украл их? — заподозрила его женщина, но тут же добавила: — Нет, на воришку ты не похож. Знаешь что, дай мне букет и возьми деньги. Тебе, может, они не нужны, а дома пригодятся.

 

Около них уже толпились пассажиры, восклицая:

 

— Как — весь букет берете?

 

— А нам?

 

— Продавай по одному цветку!

 

— Хорошо,— согласилась женщина.— Цветка и одного достаточно. Лишь бы был цветок, а один или десять — все равно.

 

Она взяла у мальчика один цветок, сунула деньги ему в карман пальто и, наклонившись, поцеловала в лоб.

 

Мальчик улыбнулся ей и раздал цветы.

 

Дежурный дал звонок к отправлению.

 

Поезд медленно тронулся.

 

Мальчик увидел, как молодая женщина вошла в купе, протянула кому-то цветок, а потом в окне показалась маленькая девочка в длинной ночной рубашке.

 

Девочка улыбалась ему.

 

Мальчик бежал рядом с вагоном, но поезд все ускорял ход, и он стал отставать.

 

Пассажиры махали ему из окон рукой.

 

Но взгляд его был прикован к девочке в белой длинной рубашке.

 

Наконец поезд скрылся из глаз.

 

Мальчик грустно вздохнул.

 

Потом сунул руку в карман и достал деньги.

 

Он смотрел на мятые бумажки и не знал, что с ними делать.

 

Постоял немного, подумал и вошел в зал ожидания.

 

На длинных скамьях дремали и спали, дожидаясь поезда, люди. На одной скамье лежал, подложив под голову ботинки, бедно одетый человек, и мальчуган тихонько сунул деньги ему в ботинок.

 

Сделав это, он пустился домой.

 

Дежурный следил за мальчиком. Он уже был в очках и прекрасно видел все.

 

«Скажи-ка, сам с вершок, а сколько уже разумеет»,— подумал он, когда мальчик оставил деньги спящему пассажиру.— Интересно, кто он? Пойду-ка за ним. Все равно до утра поезда больше не будет».

 

Мальчик то шел медленно, то бежал, взбивая снежную пыль.

 

С одного дерева на него посыпался снег, видно, встрепенулись и качнули ветку спавшие на ней птицы.

 

Мальчик залился счастливым смехом и помчался домой.

 

Следующей ночью мальчик снова пришел на станцию.

 

Продал свои чудесные цветы, а деньги, опять неприметно оставил спящему пассажиру.

 

Это повторилось и на третью ночь.

 

Начальник станции все больше дивился мальчику и наконец решил повидать его родителей.

 

Вообще-то его больше интересовало — что они за люди, сумели так хорошо воспитать сына.

 

Он пришел к ним, когда мальчик был в школе.

 

— Скажите, пожалуйста, почему вы посылаете ребенка ночью одного на станцию?

 

Родители изумились — когда это они посылали сына на станцию!

 

— Нет, ничего дурного он не делает,— успокоил он их,— продает удивительно красивые цветы, а деньги почему-то оставляет бедным пассажирам.

 

— Горе нам, неужели он цветы ворует! — расстроилась мать.

 

Матери очень любят своих детей, и поэтому им все время мерещится что-нибудь ужасное.

 

— Нет, мой сын красть не станет,— уверенно сказал отец.— Очень красивые цветы, говорите?

 

— Да, дивные, невиданно красивые.

 

— Та-ак,— задумчиво протянул отец.

 

А мать мальчика все твердила: «Неужели он крадет, неужели он крадет!»

 

— Ну, хорошо, проверим, это же проще простого,— решил отец.— Приходите к нам вечером.

 

Вечером они втроем стали следить за мальчиком, чтобы узнать, где он берет цветы.

 

Но мальчик все время был дома, а ночью все равно вышел из своей комнаты с цветами в руках, надел шапку, пальто и отправился на станцию.

 

— Наверно, днем запасся цветами,— предположил начальник станции.— Всего хорошего, я пойду, скоро поезд прибудет.

 

На другой день, когда мальчик ушел в школу, мать обшарила его комнату.

 

Цветов там не было.

 

— Посмотрим, где он возьмет их этой ночью,— сказал начальник станции, который снова пришел к ним вечером.

 

А отец мальчика хитро улыбнулся себе в усы.

 

Каково же было их удивление, когда мальчик опять вышел ночью с крупными сверкающими цветами.

 

Мать успокоилась, какая разница, где он их берет, раз не ворует и радует людей, чего мне тревожиться! Пусть он хранит свою тайну и думает, что мы ничего не знаем, не надо отбивать охоту дарить цветы.

 

Отец же засмеялся.

 

— Я так и знал!

 

— Что ты знал?

 

— А то, что мой мальчик не станет красть,— увернулся он от ответа.

 

На самом же деле он догадался, но не хотел говорить, так как боялся, что жена расскажет соседке, та — другой, и весь город проведает о тайне его сына.

 

Он догадался, что цветы у сына — из сна.

 

Ему и самому снились порой такие цветы, но вынести их из сна ни разу не удалось.

 

И теперь он очень радовался за сына.

 

А мальчик все носил и носил цветы к поезду.

 

Радовал ночных пассажиров.

 

Они ставили цветок в бутылку, словно в вазу. Любовались им перед сном и представляли себе, как приедут домой и порадуют самого дорогого человека.

 

Но утром цветка не оказывалось.

 

На рассвете цветы исчезали.

 

В этом был их недостаток. Сорванные во сне, они жили лишь одну ночь.

 

Пассажиры не знали, конечно, этого и поднимали шум, винили в краже цветка друг друга или проводников.

 

Были и такие, правда, что к утру забывали о цветке и не понимали — чего пассажиры бранятся, подумаешь — какая беда, цветок пропал!

 

Снова проезжая через Маленький город, проводники просили мальчика не носить к поезду эти злополучные цветы, говоря — покоя из-за них нет.

 

Но начальник станции возражал, уверенный, что на эти дивные цветы и один раз взглянуть — счастье. «И вам бы не мешало покупать их»,— говорил он проводникам.

 

Сперва мальчика не огорчало, что цветы к утру пропадают,— ведь у него они каждую ночь появлялись. Но, став постарше, начал сожалеть об этом.

 

Он ставил цветы на ночь в воду, однако на заре цветы все равно исчезали.

 

Мальчик рос и становился все печальней.

 

Не продавал он больше чудесных цветов из сна. Ночью они радовали людей, это правда, но утром не находили их, а это же был обман!

 

Не лучше ли вовсе не видеть цветов и не расстраиваться потом?

 

Мальчик превратился в юношу.

 

В печального юношу.

 

Мама думала, что сын ее печален оттого, что не находит красивых цветов там, где находил раньше. И сама пыталась найти их в ближних лесах и ущельях. Потом и мужа стала брать с собой. Но мужу скоро надоело таскаться по чащобам, и он поведал ей тайну о ночных цветах.

 

А юноша все грустил.

 

Бродил по улицам, уйдя в свои думы.

 

И часто шел на станцию, садился на скамейку, где в первый раз дожидался поезда.

 

Если его спрашивали, кого он встречает, отвечал: «Не знаю», и действительно не знал.

 

Так прошло еще несколько лет.

 

Однажды ясным летним днем юноша снова оказался на станции.

 

Сел на свою излюбленную скамью.

 

И внезапно полил дождь.

 

Солнце то выглядывало, то исчезало за тучами.

 

Лился златоструйный дождь.

 

Юноша вымок весь, но не встал, не ушел.

 

Прибыл поезд.

 

С поезда сошла красивая девушка.

 

Юноша застыл — в руках у девушки были цветы, цветы из его детских снов.

 

Думаю, вы уже догадались, кто была эта девушка.

 

С той далекой ночи, когда он увидел в окне вагона маленькую девочку, она снилась ему постоянно.

 

В его снах девочка всегда была в длинной белой рубашке, и стоило дохнуть на нее ветерку, как он тут же просыпался в тревоге — не простудилась бы она!

 

И девочка видела его во сне — всегда в пальто и шапке. Ей казалось, что ему жарко, и она играла с ним в «брызгалки».

 

— Идем к нам, мои родители очень тебе обрадуются,— сказал юноша.— По-моему, они знают тайну о цветах, но скрывают. Наверно, и твоя мама знает.

 

— Идем,— сказала девушка.

 

Но они не сдвинулись с места.

 

Стояли под дождем, не сводя друг с друга глаз.

 

«Хорошо, что идет дождь, никто не заметит моих слез»,— думал каждый из них.

 

Лил дождь.

 

Сияло солнце.

 

Сверкали капельки на волшебных цветах.

 

С этого дня юноша и девушка не расставались.

 

Вместе ходили на станцию продавать свои чудесные цветы. Деньги отдавали бедным, себе оставляли столько, чтобы прокормить детей.

 

Рассказывают, что многие намеренно удлиняли путь, лишь бы проехать через Маленький город и увидеть невиданные цветы, о которых по всему свету прошла молва.

 

А знаете — цветы перестали исчезать с рассветом.

 

Вы не догадываетесь, почему?

 

В ту ночь, когда молодая женщина дала дочери цветок, девочка прижала его к груди и взяла с собой в сон.

 

И ухаживала за ним во сне.

 

И цветок не исчез на рассвете.

 

Она ухаживала за ним и лелеяла все детство, поливала водой, ставила в вазу, оберегала от мороза, и он породил тысячу других цветов.

 

Вот так-то... Если перенести в свой сон цветок, возникший во сне другого, и бережно за ним ухаживать, он будет вечно цвести и при свете дня.

 

Бабочка

 

Однажды летним утром прохожие увидели на улице странную бабочку.

 

Одно крылышко у нее было обычное — пестрое, красивое, второе же...

 

Вместо второго — была рублевка.

 

Одни прохожие, пробормотав: «Чего только не бывает на белом свете»,— шли дальше, а другие гнались за ней, споря и крича: «Я увидел бабочку первым! Нет, я! Моя бабочка! Нет, моя! Я должен ее поймать, я!»

 

Самый сообразительный из них сказал:

 

— Давайте не будем спорить, а посмотрим лучше, куда она полетит, там, наверно, у всех бабочек рублевка вместо крылышка, и каждому достанутся деньги.

 

Предложение его всем понравилось.

 

И люди побежали за бабочкой.

 

По дороге они купили в магазине сачки.

 

Все дальше уносилась бабочка.

 

Преследователи гнались за ней, переговариваясь друг с другом:

 

— Может там, у других бабочек оба крыла из рублевок?

 

Некоторые из них даже думали про себя — скорей бы дойти до того места, а там я буду не я, если не поймаю бабочку с двумя червонцами!

 

Но бабочка что-то не торопилась.

 

Порхала себе.

 

Залетела в городской сад, поиграла с фонтаном.

 

Потом ее привлек голубой трамвай на улице. Опустилась на крышу трамвая и проехалась на нем. Когда запыхавшиеся преследователи выбились из сил, бабочка вспорхнула с крыши вагона и устремилась за маленькой девочкой.

 

А девочка долго гуляла по улицам. Бабочка все не отставала от девочки, у которой на голове красовались большие банты.

 

Преследователи начали злиться — чем больше бабочка летала по городу, тем больше людей гналось за ней с сачками в руках!

 

Наконец они не выдержали и накинулись на девочку:

 

— Сейчас же беги домой и садись за уроки!

 

Девочка, увидев столько дядей и тетей с сачками в руках, испугалась и с громким плачем побежала домой.

 

А бабочка, продолжая порхать, покинула город.

 

Преследователи вздохнули с облегчением.

 

Бабочка носилась, носилась над холмами и прилетела на большую цветущую равнину.

 

Было жарко, нещадно пекло солнце...

 

Бабочка кружилась над цветами, перелетая с одного на другой.

 

Люди не отставали от нее. Высунув языки, изнемогая от жары, они бегали за бабочкой.

 

Вокруг летали и другие бабочки, но ни у одной из них не было вместо крылышка рубля.

 

Целый день перепархивала странная бабочка с цветка на цветок, а к вечеру опять полетела в город.

 

Разозлились на бабочку ее преследователи и теперь уже хотели поймать ее, чтобы расправиться, убить — чего издевается, чего морочит им голову!— но они измотались и еле поспевали за ней.

 

В городе бабочка покружилась по улицам, а потом залезла в большое окно одного дома.

 

В этом доме жил очень добрый человек.

 

Каждый приходил к нему со своей бедой.

 

Сегодня на рассвете и наша бабочка влетела к нему и пожаловалась: «Меня ветер подхватил и швырнул о скалу. Сломалось мое крылышко, помоги!»

 

Человек осмотрел крылышко и сказал:

 

— Не беспокойся.

 

Снял он крылышко и стал его осторожно расправлять.

 

Но ведь бабочка не может целый день ждать, пока мастер исправит крылышко! Она должна постоянно летать и кружиться! Поэтому человек временно заменил ее крылышко тем, что попалось под руку.

 

А под руку случайно попался рубль, вот и пришлось бабочке весь день летать с этим необычным крылышком.

 

Бабочка ведь не знает, что такое деньги. Поэтому и непонятно ей было, почему за ней гоняется толпа людей.

 

Она думала, что их ее красота привлекала.

 

Сейчас, когда добрый человек снял рублевку и прикрепил ей настоящее крылышко, бабочка в знак благодарности покружилась над ним и выпорхнула на улицу.

 

Она думала, что с двумя красивыми крылышками, наверно, с ума сведет людей.

 

А преследователи повалились, оказывается, у стены под окном и, еле переводя дух, внимания не обратили на бабочку.

 

Бабочка немного покружилась над ними, думая, может не заметили они ее.

 

Потом улетела, удивленная.

 

А у того доброго мастера был только один тот рубль, поэтому он весь день ничего не ел.

 

Теперь он вышел на улицу и купил себе хлеба в пекарне.

 

Он нес хлеб и вспоминал, как исправил бабочке крылышко, все ли правильно сделал.

 

Подойдя к своему дому, он заметил людей, без сил повалившихся вдоль стены.

 

Человек вошел в дом, вынес кувшин воды, напоил их, затем он разделил между ними и свой хлеб.

 

Потом присел рядом, откусил кусок хлеба и спросил:

 

— Что это с вами случилось?

 

А люди, придя уже немного в себя, разом спросили:

 

— Не знаешь, куда делась бабочка с рублевкой вместо крылышка?

 

— Улетела,— ответил мастер.

 

— Улетела, значит, от нас рублевка,— вздохнули они.

 

— Не печальтесь, эту рублевку вы сейчас едите,— улыбнулся добрый человек и рассказал все им.

 

— Выходит, не существует рублевокрылых бабочек,— еще раз вздохнули преследователи и разбрелись по своим домам.

 

Добрый мастер покачал головой и задумчиво улыбнулся...

 

А самое хорошее в этой истории то, что ночью некоторым из гонявшихся за бабочкой людей приснилась цветущая равнина, порхающие бабочки, и главное, во сне они нисколько не сожалели, что у бабочек были просто крылышки, обычные яркие крылышки.

 

Чудак

 

Жил некогда очень странный человек.

 

Дурного о нем никто бы ничего не сказал, но все считали его чудаком.

 

Странную вещь вбил он себе в голову.

 

Вреда от этого никому не было, но все же...

 

Чудак-человек уверял всех, будто он способен светить.

 

Каждый вечер он заходил в чей-нибудь дом и просил погасить свет. Горожане знали о его причуде и не возражали, молча улыбались и гасили свет.

 

Человек стоял посреди комнаты и ждал — вот-вот озарит дом светом.

 

Напрасно простояв так, он вздыхал и виновато говорил: «Не свечу почему-то сегодня».

 

Его провожали сочувственным взглядом, извиняли — какой-де с него спрос, хороший человек, да ведь чудак.

 

Но не все относились терпимо к его чудачеству. Не раз спускали его с лестницы, награждая пинком, а то и собак спускали, науськивая: «Куси его, куси!»

 

Добрые люди уговаривали чудака не ходить по домам, не нарываться на неприятности.

 

— Хочешь светить, свети для себя,— говорили ему.

 

— Для себя светить? — недоумевал человек.— Нет, для себя не сумею засветиться.

 

— Ну, сноси тогда брань и побои,— усмехались люди.

 

Однажды кто-то сказал ему в шутку:

 

— Да какой же ты светильник без абажура!

 

Человек шуток не понимал, поэтому эти слова не обидели его и не удивили. Наоборот — пришлись по душе. Распродал он в доме все вещи и накупил уйму абажуров. И с тех пор, отправляясь к кому-нибудь светить, надевал на голову абажур.

 

В любой дом заходил он засветиться, кроме одного.

 

В том доме жила одинокая женщина. Ему очень нравился ее звонкий смех и хотелось озарить ее светом, но он не решался.

 

Однажды он зашел в дом, где жили грубые, злые люди. Они не то что засветиться, даже попытаться не дали. Изодрали на нем абажур, ухватили за руки-ноги, раскачали — раз, два, три — и швырнули за высокую ограду дома в преогромную лужу.

 

Растерянно сидел человек в луже.

 

Наконец он сказал себе: «Что будет — будет, сегодня все решится».

 

Дома он долго выбирал абажур. Взял самый красивый, семицветно-радужный, надел на голову и направился к дому одинокой женщины.

 

Женщина радушно пригласила его в дом. В тот вечер у нее были гости.

 

В ярко освещенной комнате в креслах сидели женщины. Мужчины подавали им прохладительные напитки, пирожное и рассказывали всякие смешные истории.

 

Видимо, им тоже нравился звонкий смех хозяйки дома.

 

Собравшись с духом, человек, которого считали чудаком, попросил погасить свет.

 

Свет погасили.

 

«Сейчас засвечусь, сейчас засвечусь, сейчас засвечусь»,— несколько раз повторил человек.

 

Он чувствовал — вот-вот заполыхает ярким светом.

 

И тут вдруг гости расхохотались.

 

Звонко засмеялась и женщина.

 

Этого человек не выдержал.

 

Бросился к двери, сбил стул и сам чуть не растянулся. Вскочил, выбежал вон.

 

Он бежал, ничего не видя, налетал в темноте на деревья, падал, вставал, несся дальше. Колючие кусты раздирали ему лицо, руки.

 

«Еще немного, еще немного, и кончатся мои муки»,— утешал он себя.

 

Человек бежал прямо к реке.

 

Внезапно совсем близко прозвучал голос.

 

Человек остановился.

 

Сердце разрывалось от радости — вслед ему мог звучать только голос той женщины.

 

Но прислушавшись, он понял — голос доносился с той стороны, куда он стремился.

 

— Кто-то бежит сюда,— сказал в темноте кто-то.

 

— Да, и мне так кажется,— заметил кто-то другой.

 

— Кто идет? — спросил первый.

 

Человеку все уже было безразлично.

 

Он горько рассмеялся и печально ответил:

 

— Я, человек, который светит.

 

— Светит? — Голос был очень взволнованный.

 

— Видишь, говорил тебе, непременно придет,— так же взволнованно отозвался второй.

 

Человек усмехнулся.

 

— Даже вы смеетесь надо мной!

 

— О, что ты, что ты, мы заждались тебя,— разом сказали оба, и человек понял,— они верили ему.

 

— Раз, два, три! — воскликнул он, и все вокруг залило светом.

 

— Вот и засветился я,— человек тяжко вздохнул, ноги у него подкосились, и он без памяти упал на землю.

 

Когда он пришел в себя, увидел перед собой куст розы.

 

— Неужели ты со мной разговаривал?

 

— Да, я и мой гость.

 

На ветке розы сидел соловей.

 

— Ночь безлунная, а я не умею петь в темноте. И очень горевал из-за этого. Увидишь, как я запою сейчас,— сказал соловей.

 

Ошалев от радости, человек не удивился даже, что разговаривал с кустом розы и птицей!

 

Тихо сидел он у куста розы и слушал соловья.

 

Прекрасное это было зрелище: светившийся человек в пестром абажуре, и озаренные им роза и соловей...

 

С того вечера человек мог засветиться всегда и везде.

 

Но человек больше ни к кому не заходил озарить светом дом.

 

В безлунные ночи садился возле розы и светил соловью.

 

Случалось, что он невольно вспыхивал ярким светом где-нибудь на темной улице. Видевшие это люди рассказывали другим. Им, разумеется, не верили... и спрашивали человека: «Это правда?» А он опускал глаза и отвечал смущенно: «Да нет, я давно выкинул из головы эти глупости, им показалось».

 

И лишь одинокая женщина знала о его тайне.

 

Когда он выскочил из ее дома, она устыдилась своего смеха.

 

И побежала за ним следом...

 

Она слышала, как он разговаривал с розой и соловьем, видела, как он засветился.

 

И перестала женщина с тех пор смеяться своим звонким смехом, перестала приглашать к себе гостей.

 

Сидела одиноко дома и говорила себе:

 

Выставила бы тогда всех гостей, и остался бы человек со мной. В доме появились бы малыши, они тоже светились бы в темноте и носились бы по комнатам в пестрых абажурах. И не было бы на свете ничего краше нашего дома.

 

Человек, ходивший вверх ногами

 

Однажды на просторном зеленом поле играли дети.

 

Бегали.

 

Прыгали.

 

Гонялись за бабочками.

 

У одного мальчишки в кармане нашлись цветные стеклышки. Ребята расхватали их и смотрели через них на небо, солнце, деревья. Они менялись стеклышками, и все вокруг виделось то красным, то розовым, то голубым, то синим.

 

— Глядите — красные облака!

 

— Не красные, а синие.

 

— Вон зеленая бабочка.

 

— А я вижу голубую ромашку!..

 

Одна из девочек заметила на дальнем краю поляны что-то непонятное и закричала:

 

— Смотрите вон туда, там ножницы ходят!

 

Ребята помчались туда.

 

Прибежали и видят:

 

Человек вверх ногами и нюхает цветок!

 

Насладится запахом одного цветка, переходит к другому.

 

Ходит себе на руках.

 

— Здравствуйте, дяденька! — сказали ребята, а сами подумали: если ответит, значит, можно не бояться, а нет — надо удирать.

 

— Здравствуйте, ребята,— ответил им человек.

 

— Что вы делаете?

 

— Нюхаю цветы.

 

— А почему — вверх ногами?

 

— Потому что — цветы нюхаю.

 

Ребята все поняли и тоже начали делать стойку на руках, дрыгали ногами, падали, хохотали и снова вскидывали ноги.

 

— Давайте, давайте, еще разок и получится,— подзадоривал их человек, стоявший вверх ногами.

 

В это время мимо них прошел какой-то человек. Смешно вытянув шею, тупо глядя перед собой, он шумно, изо всех сил вдыхал и выдыхал воздух. Врач, оказывается, велел ему гулять за городом и дышать свежим воздухом. Он был из тех, кто делает все, что положено.

 

А врач, видимо, забыл ему сказать, что за городом бабочки порхают и цветы цветут — любуйтесь бабочками, наслаждайтесь красотой, вдыхайте запах цветов.

 

Заметив человека, стоящего вверх ногами, и резвившихся вокруг него детей, этот Порядочный гражданин — давайте назовем его так — остановился и сердито спросил:

 

— Что здесь происходит? Что вы делаете?

 

— Нюхаю цветы.

 

— А на руках стоять зачем? Я вот могу нагнуться, сорвать цветок и понюхать.

 

— Так вы не почувствуете аромата,— возразил человек, стоявший вверх ногами.— Цветок теряет свой настоящий запах, когда его вырывают из земли.

 

— Я могу стать на колени или на корточки...

 

— Бесполезно. Пока не упретесь ногами в воздух, цветок не покажет подлинного запаха.

 

— Почему? — удивился Порядочный гражданин.

 

— Это уж я не знаю,— признался человек.

 

— Глупости все,— изрек Порядочный гражданин и оглядел присмиревших с его появлением ребят.— Ты и ребят хочешь приучить стоять вверх ногами и сделать их хулиганами!

 

— Почему — хулиганами? Кому какой вред, если человек стоит на руках?

 

— Отойдите от него подальше, дети! Идите, идите и запомните — этот дядя нарушает порядок, не ведет себя как положено и установлено.

 

Ребята не хотели уходить, но Порядочный человек пригрозил им пожаловаться учительнице.

 

— Влепит вам двойку, узнаете как стоять на руках!

 

Порядочный гражданин даже того не знал, за что двойку ставят.

 

— Идите, ребята, идите, до свиданья,— сказал человек, стоявший вверх ногами, и подмигнул им.— А что касается порядка, запомните: хулиган не тот, кто стоит на руках, а тот, кто пытается силой заставить другого стать вверх ногами.

 

Ребята ушли, решив вернуться, как только Порядочный гражданин уйдет. Им очень понравился человек, стоявший вверх ногами. Чувствовали — добрый он человек.

 

Когда ребята отошли подальше, Порядочный гражданин повысил голос:

 

— Стыд! Позор! Взрослый человек и ноги задрал! Что скажут люди!

 

— Знаю, что скажут, и меня это не волнует! Одним понравится, а другие, вроде вас, будут возмущаться!

 

— Сейчас же стань на ноги! — рассвирепел вдруг Порядочный гражданин.

 

— Не могу, нельзя пока! Сначала должен насладиться запахом цветов,— сказал человек.— Если мешаю вам, уйду!

 

— Как бы не так! Куда это уйдешь? И в другом месте могут оказаться дети, а ты подаешь им дурной пример. Стань на ноги, сейчас же стань на ноги! — негодовал Порядочный гражданин.

 

Человек не ответил ему.

 

Пошел на руках дальше.

 

Порядочный гражданин не отставал и все орал:

 

— Стань на ноги, стань на ноги!

 

В конце концов он так разбушевался, что совсем перестал соображать.

 

— Не хочешь добровольно, силой поставлю! Силой поставлю тебя на ноги!

 

— Вот это и будет хулиганством! Несильное вмешательство в чужие дела и называется хулиганством.

 

— Пусть называется как угодно, главное — соблюдать порядок, все на свете должно быть как положено! — орал Порядочный гражданин.

 

Тут я должен заметить, что, к сожалению, пока еще многие думают подобным образом.

 

Порядочный гражданин рванулся к человеку, стоявшему вверх ногами.

 

А человек пробормотал словно бы про себя:

 

— Если безмозглый хулиган пускает в ход силу, чтобы помешать тебе нюхать цветы, то и тебе придется применить силу.

 

И здесь я снова должен заметить, что мало кто рассуждает подобным образом, и это тоже, разумеется, достойно сожаления.

 

Услышав слова человека, Порядочный гражданин растерянно отступил.

 

— Что ты собираешься делать?

 

— Руки у меня заняты, поэтому остается дать тебе пинка в макушку.

 

— Дать пинка? В макушку! — Порядочный гражданин расхохотался.— Вот до чего доходишь, когда стоишь вверх ногами! Не соображаешь, что говоришь! Пинком ногой дают ниже спины!

 

— Что поделать,— человек усмехнулся.— Пока я стою вверх ногами, мне удобнее пнуть тебя выше спины. Но вообще говоря, все равно куда пнуть — выше спины или ниже, у тебя это одно и тоже!

 

— Как это так? — не понял Порядочный гражданин и стиснул лоб руками, пытаясь уразуметь, напряг свой умишко, но безуспешно.

 

Человек, верно, махнул бы рукой, но руки у него были заняты, и сказал только:

 

— Сделай милость, отстань, а не то дождешься, пинками осыплю!

 

— Я желаю поставить тебя на ноги, а ты еще грозишься! Ну стань же на ноги,— Голос Порядочного гражданина стал просительным.

 

— Отвяжись, говорю! Пойми, не хочу.

 

— А если тебя удар хватит? — с притворным участием спросил Порядочный гражданин, и сам себя похвалил в душе: «Хорошо я придумал».

 

Но человек пошел прочь.

 

Порядочный гражданин не отставал от него.

 

На другой стороне поляны ребята кувыркались и упрямо учились стоять вверх ногами, некоторым уже удавалось простоять на руках, досчитав до тысячи.

 

Солнце заходило.

 

Повеял теплый ветерок.

 

Опустился вечер.

 

На небе засверкали звезды.

 

А Порядочный гражданин все долбил свое: «Стань на ноги. Не положено стоять вверх ногами!»

 

Наконец стал умолять:

 

— Ну что тебе стоит? Очень тебя прошу, стань на ноги...

 

— Нельзя, нельзя мне становиться на ноги,— отвечал человек.— Я еще не все цветы обошел, не всеми ароматами насладился. Но раз не отстаешь, придется стать...

 

И стал человек на ноги.

 

— Вот и хорошо! Ведь так же лучше,— обрадовался Порядочный гражданин и осекся...

 

Человек рос, тянулся ввысь!

 

— Ой! — оторопел Порядочный гражданин и плюхнулся на землю.

 

Человек становился все выше. Он улыбался.

 

И его устремленное вверх лицо несло улыбку к небу.

 

— Что с тобой! Остановись! — завопил Порядочный гражданин, приходя в себя.

 

— Я предупреждал тебя, не надо мне становиться на ноги! — крикнул человек с высоты.— Не могу иначе: если не вдыхаю аромата цветов, то должен наслаждаться ароматом звезд.

 

— Почему, почему?! — в отчаянии кричал Порядочный гражданин.

 

— Таким уж сотворила меня природа!

 

— Природа?! Глупости! Это недопустимо! Я доложу где и кому следует! Призову тебя к порядку! Скажи-ка, природа! Я покажу ей!..— разбушевался Порядочный гражданин.

 

— Как знаешь! — рассмеялся высоко человек.

 

И все рос и тянулся вверх.

 

Прошелся через облака и коснулся головой неба.

 

Порядочный гражданин ошалел.

 

Потом растерянно спросил:

 

— А ты не врешь, неужто звезды пахнут?

 

— Звезды не пахнут, а испускают аромат,— поправил его человек.

 

— А чем от них пахнет? — упрямо повторил Порядочный гражданин.

 

— Не знаю, как тебе объяснить... По-моему, аромат их схож с ароматом сна!

 

— И сон пахнет?! Как же он пахнет? — допытывался Порядочный гражданин.

 

Порядочному гражданину не снились сны.

 

— К черту и твои сны и твои звезды! — вскричал он, ничего не поняв, и, ухватив человека за ногу, вцепился зубами в штанину.

 

А человек занес под самые облака ногу с повисшим на ней Порядочным гражданином и сказал ему:

 

— Видишь ли, я тебя самого могу послать подальше, чем к черту, но... Но ты человек, хоть и тупой, и я в какой-то мере люблю тебя. Без любви к людям и цветы, и звезды ничего не стоят! Может, хоть теперь поймешь что-нибудь, ощутив высоту. Я бы поднял тебя к небу, но боюсь, ты и там начнешь наводить свои дурацкие порядки, и звезды потускнеют, зачахнут с тоски и скуки.

 

Вцепившись человеку в ногу, Тупица трясся от страха.

 

Кругом были облака.

 

Далеко внизу светились огни Маленького города.

 

«Вот это хорошо, все видно»,— одобрительно подумал Тупица и стал отыскивать свой дом — не загорелся ли, пока его нет.

 

Человек еще немного подержал тупицу в облаках и сказал:

 

— Извини, но я устал стоять на одной ноге,— и опустил его на землю.

 

Потом ступил раз-другой своими длиннющими ногами и скрылся в туманной дали за горами.

 

Остался Тупица один.

 

Оглядел поляну и пошел туда, где были дети.

 

Набегавшись и напрыгавшись, ребята спали.

 

«Слыхано ли — спать на земле!» — недовольно подумал Тупица, но впервые промолчал.

 

Разбудил ребят и спросил:

 

— Скажите, вам сон не снился?

 

— Снился.

 

— Какой у него запах?

 

Ребята призадумались, пожали плечами — не знали, как объяснить. Но тут одна девочка нерешительно сказала:

 

— Аромат у них, как у звезд, наверно!

 

— Глупости,— буркнул Тупица, но уже без прежней злости.

 

Он смотрел на детей и думал: «Ясно, и они научатся ходить на руках. И ничего тут не попишешь...»

 

Тупица вздохнул.

 

Вот и вся история.

 

Впрочем, справедливости ради надо заметить, что если у Тупицы вырвался вздох, значит, что-то прояснилось в его голове

 

.

 

А тот человек, что не может жить без аромата цветов и звезд, шагает по земле исполинскими шагами, появляясь то тут, то там. Не задерживается ни на одном месте, потому что везде попадаются Порядочные граждане.

 

А Порядочного гражданина всегда можно распознать — он не дает покоя тому, кто наслаждается ароматом цветов и звезд.

 

Маляр и угрюмец

 

Однажды утром в Маленьком городе появился веселый маляр — рисовальщик. Весь он был измазан красками, а на голове красовалась пестрая шапка.

 

Он шел, напевая, и тащил за собой тележку.

 

В тележке был ящик, а к его крышке привязана лесенка-стремянка.

 

Маляр остановился возле первого же дома и пробормотав: «Начнем-ка», постучался.

 

Когда хозяева открыли ему дверь, он вежливо поздоровался, сняв шапку, и спросил, есть ли у них дети.

 

— Есть, конечно,— ответили они.

 

— Это хорошо.— Маляр улыбнулся.— Давайте покрашу стены в детской.

 

Хозяева отказались — денег сейчас, мол, нет на ремонт, и переставлять вещи хлопотно, тяжело.

 

Маляр надел шапку на голову и снова улыбнулся.

 

— Не нужны мне ни ваши деньги, ни ваша помощь, об этом не беспокойтесь. Только до вечера впустите в комнату.

 

Хозяева согласились.

 

Человек отвязал стремянку, достал ящик, банки с красками и кисти. Внес все это в указанную комнату и заперся там.

 

Вернувшись из школы, дети как только ни пытались заглянуть в свою комнату, узнать, что в ней делается, но маляр хорошо занавесил окна. Им оставалось лишь слушать, как он мурлычет, работая.

 

Вечером маляр открыл дверь и весело пригласил хозяев и детей в комнату.

 

Ребята первыми переступили порог. И застыли пораженные.

 

Вокруг них цвел сад.

 

Их кровати и другие вещи стояли среди холмов, покрытых деревьями в белом и розовом цвету. В одном месте дерево высилось на скале, прямо над водопадом, а из зеленых кустов проглядывало голубое озеро.

 

Ребята стояли среди цветущих садов. Им чудилось, что ветерок доносит аромат цветов...

 

Очнувшись от удивления, они запрыгали от восторга.

 

Родители не знали как поблагодарить маляра-рисовальщика.

 

— Не стоит благодарить, это мое занятие,— сказал маляр.— Я бы и другие комнаты разрисовал вам, но сначала должен расписать комнаты ребят в других домах. Счастливо оставаться.

 

— Куда вы на ночь глядя? — стали удерживать его хозяева.

 

— Не беспокойтесь, я сплю под открытым небом, так надо.

 

— Хотя бы поужинайте с нами,— попросили они.

 

— Нет.— Странный маляр отказался и от ужина.

 

Ребята помогли ему уложить в ящик кисти и краски, привязать лесенку к ящику, и он покатил свою тележку дальше.

 

— До свидания, до свидания! — кричали ему вслед ребята.

 

Маляр помахал им шапкой и скрылся в темноте. Разом стих и шум тележки.

 

Родители долго стояли тихо, задумчиво улыбаясь, потом зашли в дом.

 

Ребята восторженно запрыгали, очень нравилась им необыкновенная комната.

 

Утром следующего дня маляр-рисовальщик снова пришел в городок, напевая песенку, и раскрасил стены еще в одном доме.

 

Так появлялся он каждый день и превращал в каком-нибудь доме одну из комнат в сад.

 

Весело было детям.

 

А самое удивительное, никто из них больше не болел.

 

И вот остался единственный дом на окраине, в котором не побывал чудной маляр.

 

Наконец постучался он и в этот дом.

 

Дверь открыл хмурый человек.

 

— У меня нет детей,— угрюмо бросил он.

 

— Печально,— заметил маляр.

 

— Нисколько,— буркнул хозяин дома.

 

Маляр вздохнул и, молча потянув веревку, покатил за собой тележку.

 

Шагал и напевал, но теперь напевал грустно.

 

Маляр отправился в соседний город, чтобы и там разрисовать комнаты, в которых живут дети.

 

Хозяин дома проводил его мрачным взглядом, проворчав: «Не нравится мне что-то этот типчик», и вернулся в дом.

 

Этот угрюмый человек всегда был насуплен, и не то что смеяться, он даже не улыбался, считая себя мудрым, а мудрец, по его понятиям, должен быть серьезным и мрачным.

 

Люди прозвали его Несмеханом.

 

Несмехан редко выходил на улицу, а если уж выбирался из дому, шествовал со строгим, задумчивым видом, ни с кем не здороваясь.

 

Но поразительно, что и горожане считали его мудрым, хотя никогда ни слова от него не слышали. Видимо, многие на свете полагают, что всякий человек с задумчиво серьезным лицом — мудрец.

 

Так вот, стоило горожанам встретиться с этим угрюмцем, как они тотчас переставали смеяться, им бывало стыдно, что они легкомысленно веселы, когда он серьезен.

 

А Несмехану было приятно, что при виде его с лиц окружающих слетала улыбка. И смех обрывался. И он думал довольный: «Погодите-ка, образумлю я вас, поймёте, наконец, что глупо смеяться, и все уподобитесь мне».

 

Возможно, так бы и случилось, взрослые поневоле уподобились бы ему в конце концов, но с детьми у него ничего не получалось.

 

Они не переставали резвиться, веселиться. Завидев его, когда поблизости не было взрослых, бежали за ним и дразнили: «Бука, Бука!».

 

Несмехан давно заметил, что родители, глядя на своих детей, счастливо улыбались.

 

Поэтому и семьей не обзавелся, боялся как бы нечаянно и он не улыбнулся, ведь это недостойно мудреца.

 

Мало того, он стыдился, переживал, что некогда и сам был малышом, и сам смеялся.

 

От Несмехана не укрылось, что в последнее время в городе чаще звенел детский смех, но почему — никак не мог сообразить.

 

Теперь, увидев маляра, понял, что во всем виноват этот улыбающийся, несерьезный человек, с головы до ног перемазанный красками.

 

Несмехан оделся в черное, надел черную шапку и вышел на улицу.

 

Приняв еще более, чем обычно, серьезный и суровый вид, он постучал в дом соседа на другой стороне улицы.

 

Сосед открыл дверь и чуть не онемел — никак не ожидал, что такой мудрый человек снизойдет до него, соизволит посетить его.

 

— Входите, пожалуйста,— пригласил он.

 

— Мне некогда,— сказал Несмехан не здороваясь.— Скажите, и у вас был этот перепачканный красками тип?

 

— Да, был.

 

— А что ему понадобилось?

 

— Разрисовал комнату детей.

 

— Понятно... И больше ничего?

 

— Нет... ничего,— ответил сосед, обеспокоившись.— Почему вы спрашиваете?

 

Несмехан молча отвернулся и ушел, говоря про себя: «Нет, тут что-то не так ».

 

Сосед же действительно скрыл от него правду, вернее, не рассказал ему всего...

 

У кого есть дети, те хоть раз да встают ночью взглянуть, спокойно ли спит ребенок, не раскрылся ли. Вот почему все родители знали, что с тех пор как маляр изобразил на стенах цветущие сады, в детской комнате происходило что-то странное.

 

Сосед Несмехана передал жене свой разговор с ним, и оба ломали голову, зачем он к ним явился.

 

— Может, рассказать ему все? Вдруг нашим детям грозит опасность?

 

Подумали они, подумали и решили открыть Несмехану правду.

 

Ночью, когда дети уснули, родители пригласили Несмехана и провели в их комнату.

 

Бледный свет луны озарял комнату среди цветущих садов.

 

Дети спали.

 

Внезапно листья на одной ветке зашелестели, чуть раздвинулись, и из куста выпорхнули две чудесные пестрые птицы.

 

И тихо запели.

 

Пели птицы, и улыбались дети во сне...

 

Потом птицы встрепенулись, разом взлетели и исчезли в кустах на стене.

 

Листья больше не шевелились, как и положено нарисованным листьям.

 

Хмурее хмурого вышел из комнаты Несмехан.

 

Хозяева молча следовали за ним.

 

Наконец Несмехан строго покачал головой, поднял указательный палец и изрек:

 

— Ребята слишком много смеются, а это плохо кончится. Скажите всем, что нужно принять срочные меры. Прежде всего переловите этих птиц и принесите их мне. А я подумаю, как с ними быть.

 

На другой день указание мрачного человека известно было всему городу.

 

«Раньше слово от него не услышать было, а тут вон сколько сказал! Значит, нашим детям в самом деле грозит серьезная опасность»,— говорили люди друг другу.

 

Ночью родители сели возле спящих детей, и едва на кустах появились птицы, схватили их и заперли в клетки.

 

А утром принесли птиц Несмехану.

 

Отдав ему клетки, люди стали ждать, хотели узнать, что он сделает, собрав всех птиц.

 

Дом Несмехана наполнился птицами.

 

Но вот принесли и последнюю клетку.

 

Несмехан показался в окне, намереваясь обратиться к горожанам с мудрой речью, заранее заготовленной для этого события, как вдруг раздалось громкое трепыхание крыльев.

 

Это во всех клетках разом встрепенулись птицы.

 

Дружно взмахнули крыльями.

 

Внезапно дом оторвался от земли, и поднялся в воздух.

 

— Что ты делаешь! — закричали люди Несмехану.

 

Они думали, что он сам каким-то образом поднял дом.

 

— Ничего не понимаю! Почему я лечу?! — крикнул им сверху Несмехан.

 

Но его уже не слышали — все покатывались со смеху.

 

Видно, строгий вид человека в окне очень уж не вязался с легкомысленно взлетевшим домом.

 

Обозлился Несмехан.

 

— Чего хохочете! — опять крикнул он и погрозил людям кулаком.

 

Но они еще громче захохотали.

 

А дом улетал все дальше.

 

И скоро скрылся из глаз.

 

— Вот тебе и серьезный человек, вот тебе и мудрый человек,— сказали горожане и разошлись по домам.

 

Целый день летал Несмехан.

 

Поначалу он надеялся, что птицы устанут, но птицы без устали взмахивали крыльями.

 

«Куда они меня несут, куда! Что делать, что делать?!» — говорил он себе в отчаянии, совсем позабыв, что считал себя самым мудрым, и даже сказал себе раз: «Ну-ка найди выход, если ты не дурак!»

 

Наступил вечер.

 

Дом летел в темноте.

 

На небе сверкали звезды.

 

Несмехан заметил, как с неба одна за другой срывались звезды, и сообразил, что делать.

 

Открыл одну клетку, открыл другую, потом третью...

 

И почувствовал — дом постепенно опускается вниз.

 

Выпустил на волю всех птиц, одну за другой.

 

И когда открыл последнюю клетку, дом медленно опустился в темноте на землю.

 

Несмехан вздохнул облегченно и задумчиво проговорил:

 

— В небе полетал!

 

И вспомнил все. Вспомнил, как развеселились горожане, и представил себе, как смешно выглядел в уносившем его вверх доме, представил свою растерянную физиономию и расхохотался.

 

Да, да — расхохотался!

 

Видели б, как заразительно он смеялся!

 

Покатывался со смеху.

 

И заснул, обессиленный смехом...

 

И долго спал умиротворенный.

 

А птицы стремительно улетели назад и успели в ту же ночь вернуться к детям.

 

Рассвело.

 

Угрюмец по-прежнему спокойно спал.

 

А вокруг дома собралась толпа изумленных людей.

 

Оказывается, дом опустился на площади какого-то городка.

 

Люди стояли и думали, как быть, и уже хотели войти внутрь, как вдруг из дома донеслась песня.

 

И в окне дома показался улыбающийся человек.

 

Надо сказать вам, что если человек хотя бы раз от души посмеялся над собой, он не станет больше стараться выглядеть серьезным в любом случае.

 

А если полетает с певчими птицами, то у него появится слух, и он полюбит пенье.

 

Человек поздоровался с незнакомыми людьми и остался в том городе...

 

С тех пор он учит детей пению. Организовал хор, в котором поют все дети города, а среди них и его семеро детей.

 

На рассвете он поднимается на крышу своего дома и оглядывает в подзорную трубу все дороги, ведущие в городок.

 

Уверен — рано или поздно придет в тот город веселый маляр, и хочет встретить его торжественно.

 

Никому не признается, кого он ждет, говорит только: «Увидите, настанет день, когда все наши дети будут веселыми».

 

А дети и без того рады наступлению дня, потому что в их городе живет самый весёлый на свете человек.

 

Балерина

 

Стоял теплый осенний вечер.

 

В ярком свете витрин на главной улице поблескивали камни мостовой.

 

На тротуаре там и сям желтели опавшие листья.

 

Час был поздний.

 

Маленький город отходил ко сну.

 

Спешили редкие прохожие.

 

Неторопливо шла красивая молодая женщина.

 

Женщина эта была балериной.

 

В этот вечер она решила оставить сцену. Нет, не потому, что ей трудно стало танцевать. Зрители по-прежнему долго хлопали ей и закидывали цветами после спектакля, когда она стояла на сцене, усталая и счастливая...

 

Просто балерина поняла, что она достигла предела, лучше, чем сейчас, ей уже не танцевать, не достигнуть большего успеха.

 

О своем решении она никому пока не говорила. «Скажу утром директору и уйду из театра без шума,— думала она.— А то устроят торжественные проводы, будут произносить хвалебные речи».

 

Задумчиво шла балерина. И все же заметила — прохожие озираются на нее, останавливаются, смотрят завороженно.

 

Кинула взгляд на свое отражение в витрине и оторопела: за ней тянулись яркие цветные лучи, освещавшие ее на сцене.

 

Просияла балерина, залюбовалась лучами.

 

Лучи дробились в витринах, множились, заливали светом улицу.

 

Из домов выбежали люди. Ребятишки заполнили балконы и веранды.

 

Балерину узнали.

 

Люди благоговейно взирали на чудо — прекрасную женщину в пестром сиянии лучей.

 

Балерина счастливо улыбалась.

 

Внезапно зазвучала музыка. Какой-то скрипач заиграл на балконе.

 

И балерина стала танцевать.

 

Танцуя, пошла она дальше.

 

И казалось — все вокруг нее вовлекается в танец — липы вдоль улиц, разряженные манекены в витринах, луна, проглядывающая сквозь листву деревьев.

 

И кружились над нею, озаряя, яркие пестрые лучи.

 

Следовала за ней музыка.

 

Танцуя, проходила балерина мимо открытых веранд, мимо балконов, и отовсюду доносилась музыка. Играли на гитаре и на свирели, на скрипке и на мандолине, кто-то даже пианино ухитрился выкатить на веранду.

 

Танцевала балерина легко, свободно, хотя была в пальто и держала в руке сумочку. Никогда с таким упоением не танцевала она на сцене.

 

И ничуть не мешало ей, что с балконов и веранд доносилась разная музыка, что некоторые «исполнители» понятия не имели о настоящей игре.

 

Танцевала балерина.

 

Следовали за ней люди.

 

Обгоняли мальчишки, заглядывали в лицо и бежали дальше.

 

Время от времени балерина замедляла шаг и, чуть наклонив голову набок, покачивалась на носках, раскинув руки, а потом кружилась, и развевались полы ее пальто.

 

Самозабвенно танцевала балерина и все же не наступала на опавшие листья.

 

Так, в сиянии лучей, прошла она улицу.

 

В конце улицы остановилась.

 

Поклонилась людям. И, опустив голову, пошла домой.

 

Люди восторженно хлопали озаренной лучами балерине.

 

...Ночью, когда женщина уснула, лучи выбрались на улицу и унеслись в разные стороны. Одни до рассвета светили на книгу мужчине, который зачитался и не замечал, что ему темно, другие высветили воришку, забравшегося в дом, где жили одни женщины, и уносившего зеркало! Еще одни лучи озаряли комнату малыша, которому страшно было в темноте... Какой-то поэт нашел во сне рифму и проснулся — записать ее поскорее — и лучи ему тоже посветили.

 

Так носились лучи по городу до рассвета, а утром вернулись к балерине. Один за другим облили светом — голубым, оранжевым, зеленым, розовым и разных других цветов, высветили пятнышки слез на подушке и спрятались на чердаке.

 

Балерину разбудил телефон.

 

— За вами ушли, оказывается, лучи осветительных ламп! — кричал в трубке директор театра.— Не зажигаются лампы, не освещается сцена. Немедленно верните лучи! Если сорвется спектакль, вы будете виноваты!

 

— Одну минутку, подождите, не кладите, пожалуйста, трубку,— сказала балерина.

 

Она вовсе не хотела срыва спектакля.

 

Балерина очень любила свой театр.

 

Огляделась по сторонам, поискала глазами — где же лучи, куда они подевались?

 

Подумала и догадалась.

 

Быстро поднялась на чердак.

 

Лучи обступили ее, озорно запрыгали, засверкали.

 

— Постойте, постойте,— остановила их балерина.— Сейчас же возвращайтесь в театр.

 

Но лучи весело носились по чердаку, играя с балериной.

 

«Они не понимают, наверно, слов»,— решила балерина и открыла оконце, указала рукой на здание театра вдали.

 

Лучи застыли.

 

Балерина погрозила им пальцем, как грозят детям, и спустилась с чердака.

 

— Не хотят они возвращаться,— сказала она директору в трубку.— Не знаю, что и делать.

 

— Я пришлю вам машину и как хотите доставьте их в театр,— крикнул в трубку директор.— Хотя нет, я сам приеду за ними!

 

Директор зашторил окна машины — убедиться, что ни один луч не останется в комнате балерины, а ее повел и усадил в машину.

 

Ждали они, ждали, но не пришли лучи.

 

Обозлился директор.

 

— Покажите, где они прячутся! Узнают они у меня!— раскричался он.

 

Балерина подвела его к чердачной лестнице.

 

Забрался директор на чердак, стал браниться, но лучи не послушались его. Тогда он погнался за ними, хотел изловить. Но разве поймать свет? Гонялся он за ними, набил себе шишки, запылился весь и без толку.

 

Махнул он рукой, сошел с чердака и сказал балерине, чтобы она не приходила больше в театр.

 

Сел в машину, стукнул дверцей и укатил.

 

Установили в театре новые приборы, но и они не освещали сцену.

 

Директор из себя выходил. Заперся в кабинете и думал — куда, кому пожаловаться на балерину.

 

Ночью лучи снова вылетели в город. Носились до рассвета, принося людям свет.

 

Когда же утром балерина поднялась на чердак, увидела, что лучи уменьшились, укоротились.

 

Шло время.

 

Каждый вечер лучи спускались к балерине, заливали ее дивным светом, а потом плясали на стенах, кружась и изгибаясь, в вихре ярких цветов.

 

Балерина засыпала, а лучи устремлялись в город.

 

Утром возвращались на чердак, все более и более укороченные. И наконец стали в пядь длиной.

 

Балерина переживала, боялась, что сцена не засияет больше огнями и театр закроется. И однажды вечером она решилась, сказав себе: «Нет у меня другого выхода»...

 

Когда лучи спустились к ней с чердака, она надела пачку, пуанты, стала перед зеркалом и начала танцевать.

 

Лучи повеселели. Сияющей диадемой украсили ей голову и кружились вместе с балериной.

 

Внезапно балерина опустилась на стул.

 

Спрятала голову в ладони и расплакалась — нет, никогда уж не танцевать ей на сцене!

 

Плакала балерина.

 

Ласково скользили по ней лучи, утешали.

 

И тут снаружи донесся легкий шорох.

 

Балерина выглянула во двор — под окном танцевала маленькая девочка.

 

Глаза у девочки были закрыты, и она не видела, как трепетали над нею, озаряя ее, пестрые лучи.

 

Чудесно танцевала девочка.

 

И вспомнила балерина, что и раньше, всякий раз, когда она упражнялась перед зеркалом, раздавался тихий шорох и стук. Оказывается, девочка подражала ей!

 

Балерина вытерла слезы, улыбнулась.

 

А девочка все танцевала и танцевала.

 

Вы, конечно, уже догадались, чем кончилась эта история.

 

На следующий день театр снова сиял огнями. Зал был переполнен.

 

Поднялся занавес.

 

На темную сцену вышла девочка. На голове у нее венцом сверкали пестрые лучи.

 

Зазвучала музыка.

 

Девочка танцевала.

 

Зрители не сводили с нее глаз.

 

Восхищенные девочкой директор и балерина не заметили, как вышли из-за кулис и очутились на сцене.

 

Девочка кончила танцевать.

 

И тогда директор повернулся к балерине и извинился перед всеми: «Простите, я так глупо себя вел, простите, пожалуйста...»

 

Лучи по-прежнему носятся ночью по городу. Отдают свет людям и иссякают.

 

Но на другой день они кружатся над танцующей девочкой и снова набираются сил.

 

После спектакля балерина и девочка вместе покидают театр.

 

Вместе идут они по главной улице, и тянутся вслед им пестрые лучи.

 

Смотрят на них прохожие, любуются.

 

Девочка провожает балерину до самого дома. Никогда не расстается с ней на главной улице — боится, что лучи пойдут за ней, и балерине будет обидно.

 

Балерина догадывается об уловке девочки и, довольная, думает: «У нее доброе сердце, и поэтому танец ее всегда будет приносить людям радость».

 

И снится ей во сне залитая светом сцена.

 

Шапочник

 

Один раз в месяц ясным солнечным утром по Маленькому городу разносились звуки рожка.

 

Родители старательно умывали своих малышей, делавших первые шаги, и наряжали, только чепчиков не надевали, говоря: «Не нужны они вам больше».

 

Потом они вели малышей по узким улочкам на маленькую площадь, окруженную живописными домиками.

 

Взрослые оставались на тротуаре, а малышам указывали на яркие цветы посреди площади, и те, смешно переваливаясь с ножки на ножку, направлялись к большой красивой клумбе.

 

И тогда в домах распахивались все окна — горожане любовались сверкавшими на солнце цветами и толпившимися возле них нарядными малышами.

 

И только в высоком доме под островерхой крышей одно окно оставалось до поры закрытым.

 

На это окно выжидательно смотрели родители малышей.

 

Над окном трепетал флажок с нарисованной на нем птицей.

 

Взрослые знали — через щелку в ставнях за детишками наблюдает, ласково улыбаясь, человек.

 

Малыши стояли среди цветов и ждали.

 

Солнце озаряло их своими лучами.

 

Наконец ставни на окне растворялись, и в воздух летели пестрые шапки.

 

Шапки летели над площадью, описывали в воздухе круги и опускались малышам на голову.

 

Малыши смеялись. Снимали шапки, снова надевали и кричали: «Какая красивая!»

 

Каждому доставалась такая шапка, какая шла ему и могла понравиться. Ни малыши, ни их родители не заглядывались на чужие шапки.

 

Знал добрый шапочник свое дело...

 

Немного спустя в окне показывался и сам шапочник.

 

Дети с любопытством смотрели, что будет дальше.

 

Шапочник начинал играть на рожке, а потом поднимал руку, чтобы снять шапку и попрощаться, но шапки на голове не оказывалось.

 

— О, извините!— восклицал он и, скрывшись на миг, появлялся с шапкой в руке.

 

И кидал шапку из окна высоко в воздух.

 

Шапка облетала площадь и спускалась ему на голову.

 

Он снимал ее и кланялся малышам.

 

Детишки тоже снимали шапки.

 

И махали друг другу — шапочник малышам, а малыши — шапочнику.

 

Потом родители уводили детей домой.

 

А шапочник вешал свою шапку на гвоздь и принимался за работу.

 

На небе сияло солнце.

 

Ветерок развевал флажок с птицей.

 

И радовались малыши своим пестрым шапкам, которые дарил им веселый шапочник, живший в доме под островерхой крышей.

 

Ребятишки любили свои первые шапочки, до того любили — спать в них были готовы. Берегли, не пачкали и не бросали куда придется. Потом, когда они подрастали, им покупали другие шапки, сшитые другими мастерами, но эти, первые, они не выбрасывали, бережно хранили всю жизнь. И когда становились взрослыми и у самих появлялись малыши, они часто вынимали из шкафа свою шапочку и натягивали на голову, будто бы забавляясь, потешая детей, а на самом деле — им просто хотелось еще раз надеть ее.

 

Все другие шапочники в городе злились — почему горожане первую шапку для ребенка берут у этого шапочника, да еще называют чудодеем.

 

«Чем он лучше нас!— ворчали они сердито.— Может тем, что шапки подбрасывает в воздух?! Подумаешь, какое дело, это и мы сумеем...»

 

И принимались упражняться.

 

День-деньской подкидывали шапки в воздух и подставляли голову. Кое-кто так наловчился, что забросил свое ремесло и начал выступать в цирке. Многие, правда, вовремя опомнились, сообразили, что этак разучатся шапки шить, и взялись за работу.

 

— А может, людям флажок с птицей над его домом нравится?— предположил один шапочник, и все вывесили над своими мастерскими флажки с попугаями и павлинами.

 

Мало того, посадили перед мастерскими цветы, а один шапочник добился даже, чтоб рядом с его домом лавку открыли продавать сласти и варенье.

 

Но все было напрасно.

 

Первую шапочку для ребенка горожане все равно брали у шапочника-чудодея.

 

И вот почему!

 

Малыш, который делал свои первые шаги в шапке, сшитой шапочником-чудодеем, рос добрым и великодушным.

 

А ведь родителям только это и надо!

 

— Значит, хорошо носить его шапки, да?— возмущались завистливые шапочники.— Ладно, давайте-ка посмотрим, что хорошего принесли они вашим детям!

 

Сели шапочники, припоминали одного за другим сотню людей, носивших шапки шапочника-чудодея, и злорадно вскричали:

 

— Да они все дурачками-простачками выросли, «колпаками». Любой их одурачит и обманет.

 

Что верно, то верно, они и вправду легко поддавались обману, простодушными росли...

 

Но отчего, почему?

 

Сначала поведаю вам о тайне шапочника-чудодея.

 

Днем он шил шапки, а вечером раскладывал их на столе.

 

Когда смеркалось, на чердак к нему залетали птицы и садились в шапки, как в гнезда.

 

Мастер гасил свет, и птицы засыпали.

 

На заре птицы разлетались.

 

Но в шапках оставались их сны.

 

И сны эти никогда не покидали детишек.

 

Вы, конечно, знаете,— птицам и во сне снится небо.

 

Поэтому тот, кто носил шапку, в которой спала птица, всюду видел отражение небесного света и цвета и все вокруг себя увязывал с небом.

 

На дерево глянет — оно к небу устремлено.

 

На снежинку глянет — она с неба летит.

 

Даже у бегемота находили связь с небом, он весь под воду ушел, а взглядом тянется к небу, потому и вылуплены у него глаза...

 

А тот, кому все видится через бездонную голубизну неба, не бывает плохим человеком.

 

Но ведь того, кто все видит в голубом свете, легко одурачить, обмануть и провести.

 

Доверчив он.

 

Доверчив и легковерен в небо глядящий, о небе думающий.

 

Некоторые обзывают такого человека простачком, или еще обиднее — «колпаком»!

 

Вот этим словом и запугали горожан завистливые шапочники.

 

— Ваш «чудодей» дурачков множит, простачков разводит! Все ваши дети — колпаки!

 

Родителей охватило сомнение.

 

Каждому хочется вырастить своего малыша добрым, но кому охота видеть его дурачком, «колпаком», которого всякий обведет вокруг пальца.

 

А коварные шапочники еще один довод пустили в ход, еще одним словечком запугали людей.

 

— Вырастят дети дурачками, а дурачка любой обидит!

 

«Обидит?! Их ребенка обидит?! Ну — нет...»

 

И хотя многие родители сами были в небо глядящими, позабыли тут и небо, и цвет, и свет его.

 

Обозлились они на шапочника-чудодея, стали бранить его:

 

— Знать тебя больше не желаем! Уходи отсюда, не нужны нам твои шапки, убирайся из нашего города! Не хотим, чтоб из-за тебя наши дети страдали!

 

Шапочник улыбнулся, наверное, какая-то неразбериха, давайте разберемся. Но они не дали ему докончить.

 

— И так все ясно, если по своей воли не уберешься, прогоним взашей.

 

Понял шапочник, что не имело смысла спорить с ними и попросил;

 

— Будь по-вашему, только до утра погодите.

 

Они нехотя согласились и пригрозили:

 

— Ну смотри!

 

А потом по предложению одного шапочника собрали во всем городе все шапки, сшитые нашим шапочником и подожгли.

 

Великий шапочник смотрел на этот костер и плакал.

 

Но только плачем делу не поможешь: заодно и шил великий шапочник. К вечеру прилетели птички и увидели, что сшил шапочник огромную шапку, которая едва помещалась на чердаке. Вместе переночевали в шапке шапочник и птицы.

 

На рассвете шапочник поблагодарил птиц, и они взлетели.

 

Собрал пожитки, уложил их в свою огромную шапку.

 

Сел в нее и сам.

 

Над городом восходило солнце, и к дому шапочника уже неслись горожане. Они бранились, грозились растерзать мастера, если он еще не убрался...

 

Толпой окружили они дом под островерхой крышей.

 

И тут раздался сильный шум.

 

Огромный зонт пробил кровлю и взлетел в небо, унося с собой огромную шапку.

 

На острие зонта развевался флажок с птицей.

 

Неслась над городом большущая шапка.

 

Разносились звуки рожка.

 

Потом шапка скрылась в белых облаках...

 

Говорят, с той поры никто в Маленьком городе не видел шапочника-чародея.

 

Но это не так.

 

Не все сожгли в тот день его шапочки.

 

В городе есть еще родители, которые хотят, чтобы их дети росли в небо глядящими, о небе думающими.

 

В теплый лунный вечер выходят они с малышами на прогулку.

 

Малыш без шапки.

 

Мама или папа ведут его за руку, и поглядывают время от времени на небо.

 

Если на улице безлюдно, раздаются звуки рожка и в лунном свете из-за облака показывается большущая шапка.

 

Шапочник-чудодей смотрит вниз и кидает шапочку.

 

Шапочка кружит, кружит в воздухе и опускается на голову малыша.

 

А малыш снимает ее и весело кричит:

 

— Какая красивая!

 

И машет шапочкой шапочнику-чародею.

 

— Смотри, никому не говори, кто дал тебе шапочку!— предупреждают малыша.

 

Малыш согласно кивает.

 

И навсегда запоминается ему озаренная луной большущая шапка с раскрытым над ней большущим зонтом...

 

Вот почему в Маленьком городе не переводятся в небо глядящие.

 

Летает в небе шапочник-чудодей, скрытый то туманом, то облаками.

 

Играет иногда на рожке, но звуки рожка тонут в городском шуме.

 

А если и услышит их кто, думает, что ему просто чудится.

 

Шапочник спускался бы на землю, но видит сверху — в небо глядящие и сейчас еще не в чести в Маленьком городе.

 

Летает шапочник-чудодей и с горечью повторяет про себя: «Эх, что им стоило потерпеть. Еще бы немного, и все в городе стали бы в небо глядящими, о небе думающими. Исчезли бы тогда зло и обман, и некому было бы обманывать и обижать людей».

 

Странный художник

 

Однажды солнечным летним утром над Маленьким городом внезапно появилась темная туча. От тучи отделилось крохотное облачко. Оно было фиолетовое и казалось озаренным изнутри.

 

Облачко опустилось на одну из улиц. На нем, словно на пушистой перине, лежал человек.

 

Человек спал.

 

Облако обступили прохожие.

 

Люди шумно дивились чуду — облаку на земле! Громкие возгласы разбудили человека. Он присел, поздоровался со всеми, сошел с облачка, снял с плеч мольберт, Достал из кармана кисти и принялся рисовать.

 

Фиолетовое облачко медленно уплыло ввысь.

 

Человек рисовал, ничего и никого вокруг себя не замечая.

 

Представьте себе — рисовал без красок!

 

У него было семь разных кисточек, и каждая красила своим цветом.

 

Странный художник рисовал и рисовал, пока не глянул случайно себе под ноги.

 

И сразу помрачнел. Быстро опустился на колени и начал раскрашивать мостовую.

 

— Что с ним? Спятил что ли?! — оторопели наблюдавшие за ним люди.

 

Солнце скрылось за тучей, и тени не было видно. Но через миг солнце выглянуло, и все поняли: художник раскрашивал свою тень.

 

Он очень старался, но раскрасить тень целиком никак не удавалось. Стоило переступить хоть на шаг, и тень передвигалась!

 

Тщетно следовал, художник за своей тенью. Тщетно пытался он расцветить, хотя красил весь день.

 

Но вот солнце зашло, и тень исчезла.

 

Художник очнулся, опомнился. Вернулся к своему мольберту, поглядел на незаконченный рисунок и сокрушенно вздохнул.

 

Смеркалось.

 

На улицу снова опустилось фиолетовое облачко и унесло художника, скрыло его в небе, в дальней дали.

 

А утром оно снова принесло его в Маленький город.

 

Художник сошел с облачка, поставил мольберт, но тут вспомнил о тени и опять принялся за нее.

 

Тень его падала на высокий забор, ограждавший чей-то дом.

 

Человек раскрашивал тень, а краски ложились на забор.

 

Возмущенный хозяин дома выскочил на улицу и накинулся на художника:

 

— Что ты делаешь! Чего забор мне мараешь!

 

Но чудной художник ничего не слышал.

 

— Оставь его! Давай посмотрим, чем это кончится! — стали унимать хозяина дома, но он продолжал браниться.

 

Поднялся шум, спор, одни порывались выгнать художника из города, другие кричали: «Обождите, дайте ему раскрасить!» Интересно им было, сколько он будет красить.

 

Кричали, орали и порешили не трогать художника, а приставить к нему кого-нибудь закрашивать все после него.

 

Нашли одного бездельника, дали ему большущее ведро серой краски, большую кисть и велели — следуй за этим чудаком, да замазывай его мазню, а мы тебе денег дадим.

 

«Трудно что ли — води себе кистью вверх-вниз,— подумал бездельник, хотя и был лентяем из лентяев.— Да еще денег дадут!»

 

По утрам на улицы Маленького города опускалось фиолетовое облачко.

 

С облачка сходил странный художник и принимался раскрашивать свою тень.

 

Тень отползала от него, он следовал за ней, а за ним по пятам брел бездельник — ребятишки прозвали его Мазюкой — и замазывал яркие краски серой.

 

Так повторялось изо дня в день, и горожане свыклись с художником, не толпились больше возле него. Разве что какой-нибудь прохожий остановится, взглянет на мольберт и покачает головой: «Надо же, все еще не дорисовал».

 

Зато ребятишки привязались к художнику, не отходили от него ни на шаг. Он не замечал их. Он вообще ничего не замечал.

 

А ребятишки приносили свои игрушки, альбомы, подсовывали ему под кисть, и они делались нарядно-пестрыми.

 

Шли дни.

 

Художник все красил и красил в разные цвета свою тень, а Мазюка все махал и махал своей большущей Кистью, замазывал все яркие краски серой.

 

Но скоро надоело ему это дело.

 

Сами подумайте, что за удовольствие день-деньской размазывать серую краску по цветным.

 

Да к тому же трудно приходилось Мазюке: к вечеру течь художника удлинялась и заползала на стены домов. Художник-то запросто ступал по стенам, совсем как по земле. Ему нипочем была любая высота, а Мазюка лестницу за собой таскал, чтобы к стенам приставлять яркие краски серой замазывать.

 

Все больше и больше злился Мазюка.

 

А тут еще такое случилось: разлегся как-то Мазюка под стеной дома передохнуть, устал волочить лестницу и жара разморила. И надо же было — тень художника пала на него.

 

Вы, конечно, догадываетесь, что произошло.

 

Представляете, какой он стал — весь цветной! Хорошо еще лицо прикрыл шапкой от солнца, когда разлегся отдохнуть.

 

Проснулся Мазюка и чуть было не свихнулся.

 

Что было дальше, не знаю, но когда вечером облачко опустилось на землю, художник не появился.

 

Искали его по всему городу и не нашли.

 

А Мазюка молчал и злорадно ухмылялся.

 

Облако ждало, ждало и унеслось ввысь...

 

И сразу полил дождь с ясного неба.

 

Солнце еще светило и дождь был теплый, приятный.

 

Люди запрокидывали головы, подставляя лица теплым струйкам, но капли обжигали глаза.

 

Перепугались все и разбежались по домам...

 

Дождь лил всю ночь.

 

Утром, выглянув из окон, люди глазам своим не поверили: дома, заборы, тротуары, мостовые,— все-все было ярко расцвечено!

 

Дождь смыл серую краску Мазюки, и стало видно— художник, раскрашивая свою тень, успел раскрасить весь город!

 

Людям не хотелось теперь сидеть дома. Довольные, веселые, они гуляли по нарядным улицам, любуясь городом.

 

Много лет прошло с тех пор.

 

Опять посерели дома в Маленьком городе. Не радуют больше глаз чудесные краски странного художника. Нашлись серьезные скучные люди, которым не по нраву пришлись цветные дома и улицы. «Яркие дома умаляют нашу солидность!» — уверяли они.

 

И в конце концов Маленький город опять закрасили серой краской.

 

Но никто не может смыть со стен радужные цвета, потому что кисти странного художника были обмакнуты в Радугу.

 

И Маленький город снова засверкает радужно, если пойдет такой дождь, какой полил в тот день, когда исчез художник.

 

Тот дождь был слезами художника.

 

По ночам, лежа на облачке, художник плакал оттого, что не мог рисовать, не мог — пока не раскрасит свою серую тень.

 

Его слезами пропиталось фиолетовое облачко и пролилось над городом, когда художник исчез.

 

Трудно, очень трудно Маленькому городу смыть с себя серую краску и засверкать яркими цветами. Должен найтись человек, которого опечалит его серая тень.

 

А таких людей крайне мало.

 

Спросите любого и любой вам скажет! подумаешь, беда — тень серая! На то она и тень, чтобы быть серой.

 

Но если и найдется человек, которого опечалит его серая тень, вряд ли найдется фиолетовое, озаренное изнутри светом, облачко. А если и найдется — сумеет ли человек забраться на него и пронестись над землей?

 

И все же — как знать...

 

Если кто-либо начнет раскрашивать свою тень, может быть, облачко само опустится к нему и унесёт его ввысь?

 

Сныдаритель

 

В Маленьком городе случилось нечто странное. Все его обитатели — и взрослые и дети, мужчины и женщины видели во сне фонтан.

 

Больше месяца снился им фонтан, и весь город только об этом и говорил.

 

Люди собирались группками и высказывали разные соображения, тщетно пытались понять, почему им снится одинаковый сон.

 

Но одно ясно было всем — надо что-то предпринять.

 

Судили, рядили и решили присмотреться к фонтану, вдруг да в нем самом кроется тайна.

 

Фонтан находился в красивом городском скверике.

 

Посреди маленького круглого бассейна стояла мраморная девушка с мраморным зонтиком.

 

С краев зонтика в бассейн журча, лилась вода.

 

Вечером вокруг фонтана загорались фонари, и водяные струи радужно переливались, а затененная зонтиком мраморная девушка казалась грустнее обычного.

 

Часами толпились горожане возле фонтана. То подходили к нему близко-близко, то издали оглядывали, изучали его, но ничего примечательного, необычного в нем не обнаруживали.

 

И расходились по домам с надеждой, что, может быть, хотя бы этой ночью фонтан оставит их в покое.

 

Но фонтан не исчезал из их снов.

 

Надо заметить, что этот странный сон с фонтаном раздражал не всех жителей маленького города.

 

Многим взрослым, не говоря уже о детях, сон с фонтаном очень даже нравился. Это были люди, которые мечтали о добром и прекрасном. И нередко во сне мечта их сбывалась. А ведь гораздо легче обратить свою мечту в явь, если во сне она уже сбылась.

 

У тех же людей, которые озабочены лишь своим благополучием, сны — продолжение их сытого, довольного существования. Они и во сне, как и наяву, похлопывают себя по жирному животу.

 

Если угодно знать, таких людей нельзя считать сновидцами. Это ложные сновидцы. Вот этих людей и раздражал фонтан — и наяву и во сне.

 

Надоело им каждую ночь видеть одно и то же: застывшую фигуру мраморной девушки с зонтиком и падающие в бассейн струйки воды.

 

Осточертело им непрерывное журчанье.

 

А в снах мечтателей — истинных сновидцев, мраморная девушка оживала. Дети во сне гуляли с ней, поднимались на вершину высокой горы любоваться восходом солнца. Зонтик ее менял цвет или разрастался вдруг и укрывал от дождя весь город.

 

Иногда мраморная девушка летела с детьми над бушующим морем — дети летели, обхватив ее талию, и им нисколечко не было страшно, а иногда она собирала их под зонтиком, и возле них на пятачке среди снежной равнины цвели цветы.

 

В снах взрослых сновидцев девушка то ходила по саду, поливая саженцы чудом оставшимся на зонтике дождем, то стояла у мольберта с кистью в руках, и сновидцы видели себя на картине, как в зеркале, то показывала удивительные представления, а потом устремлялась в небесную высь, увлекая их за собой.

 

Сны оставляли светлую грусть, и глаза настоящих сновидцев лучились добротой.

 

Грусть охватывала после сна с фонтаном и тех, кому он надоел, и это как раз и злило их больше всего, оттого они ворчали: «Осточертел нам фонтан с его каменной девушкой и докучным шумом воды».

 

В конце концов кто-то из них не выдержал и предложил:

 

— Давайте разнесем фонтан! Избавимся тогда от него и во сне! Измучил нас, сил нет терпеть!

 

Весть об этом мигом облетела маленький город.

 

Ложные сновидцы — мужчины и женщины — вооружились железными прутьями, палками, и с угрозами двинулись к фонтану.

 

Но истинные сновидцы обступили фонтан, говоря: «Пока мы живы, не дадим его разрушить».

 

Неизвестно, чем бы все это кончилось, дойди дело до столкновения.

 

Но в одном не было сомнения — истинные сновидцы не сдержали бы натиска нападавших — лжесновидцы превосходили числом, не звать же на подмогу детей! Да и вообще, часто ли доводилось вам встречаться с мечтателем, способным драться?

 

Нападавшие уже занесли над ними палки и прутья, когда поднятый ими шум вывел из задумчивости человека, сидевшего на скамье поблизости.

 

Этот человек и раньше сиживал там, но никто не замечал его.

 

Обычный был человек — в шляпе, очках.

 

Увидев людей с железными прутьями, палками, он смекнул, в чем дело.

 

Вскочил с места, вскричал:

 

— Постойте! Остановитесь, люди! Что вы делаете!

 

— Ломаем фонтан,— отозвался самый рьяный и взмахнул железной палкой.

 

— Что он вам сделал? Чем не угодил?! — спросил человек.

 

— Извел своим шумом, во сне покоя не дает! А тебе, собственно, что? Чего суешься?!

 

— Не ломайте фонтан! Он ни при чем! Отправляйтесь по домам и успокойтесь: не приснится он больше.

 

— Очень ты знаешь, что нам приснится, а что нет! Убирайся, пока цел, не то и тебя пристукнем заодно! — напустились на него лжесновидцы, вновь надвигаясь на защитников фонтана.

 

Человек пробормотал: «Делать нечего, придется открыться»,— и крикнул:

 

— Успокойтесь! Это я посылаю вам сны!

 

— Чего, чего?! Что ты мелешь! Ишь — сны посылает! — раздались насмешливые голоса, но большинство все же удивленно притихло.

 

— Напрасно не верите! Вот ты,— человек обратился к типу с железной палкой,— ты съедаешь во сне десять килограмм клубники, а откуда мне это известно, если не я посылаю тебе сон? А ты вот,— он указал на другого,— ты и во сне все деньги свои пересчитываешь.

 

Те, к кому обращался незнакомец, изумленно вылупили глаза и признались, что так оно и есть.

 

— Отправляйтесь домой, ночью каждому приснится сон, какой он заслуживает.

 

— Ладно, мы разойдемся, но горе тебе, если обманешь! Пусть только приснится мне фонтан! — пригрозил тип с железной палкой и повернулся к своим.— Давайте разойдемся, а там поглядим.

 

Послушались его лжесновидцы, живо разбрелись, боясь, как бы странный человек не рассказал при всех о снах, которые они видят.

 

Истинные мечтатели обступили человека.

 

И вдруг одна девушка подошла к нему, поцеловала и сказала: «Спасибо вам за сны, спасибо, Сныдаритель».

 

— Сныдаритель... Сныдаритель... Он Сныдаритель! Спасибо Сныдарителю! — раздались голоса.

 

— Меня благодарить незачем, я посылаю вам лишь начало сна, который подбираю по вашей мечте, по вашим помыслам, так что за хорошие сны благодарите себя,— сказал Сны даритель с улыбкой.

 

С этого дня Сныдаритель каждому посылал сон, какого тот был достоин.

 

Но истинным мечтателям по-прежнему часто снилась мраморная девушка с зонтиком.

 

И это понятно: настоящие мечтатели верны, преданны тому, что однажды запало им в душу.

 

Теперь вы, наверное, спросите, почему Сныдаритель всему городу посылал одинаковый сон, как случилось, что всем снился фонтан?

 

А случилось так.

 

Проходя как-то мимо фонтана, Сныдаритель обратил вдруг внимание на мраморную девушку — обычно он и не замечал ее.

 

С каждым из нас бывает такое, всю жизнь смотрим на что-либо и не видим, а в один прекрасный день вдруг замечаем.

 

Сныдаритель был на редкость чутким человеком и по грустному лицу девушки, по стекавшим с зонтика, словно слезы, струйкам понял, что скульптор пережил какое-то горе до того, как высек мраморную фигуру.

 

И с того дня Сныдаритель целые дни проводил возле фонтана, разглядывая девушку.

 

Безмерной печалью наполнялось его сердце.

 

Что же удивительного, если он и по ночам думал о ней, и образ ее невольно попадал в сны обитателей города?

 

А когда он пообещал горожанам впредь не показывать им во сне фонтан, то перестал ходить в городской сад, хотя очень тянуло посмотреть на мраморную девушку.

 

Не хотел злить лжесновидцев, боялся, как бы они и вправду не разнесли фонтан.

 

Старался забыть грустную мраморную девушку.

 

Но иногда долго шли дожди, и тогда ему опять представлялось печальное лицо девушки с мокрым зонтиком, а горожанам опять виделся во сне фонтан.

 

В таких случаях Сныдаритель приносил лжесновидцам извинение, говорил — против воли получилось, нечаянно.

 

Но они не сердились больше.

 

Почему?

 

Может быть, им захотелось стать истинными сновидцами и видеть во сне прекрасное и доброе, но они не догадывались об этом?..

 

Надо сказать, что хотя больше никто не брался за палку и не грозил фонтану, Сныдаритель не мог оставаться в Маленьком городе.

 

«Почему? — спросите вы снова.— Неужели ему разонравился город! Разве к нему плохо относились?»

 

Нет. Просто нельзя Сныдарителю оставаться в городе, когда нарушено главное условие его существования:

 

Люди не должны знать, кто внушает им сны.

 

Так нужно для того, чтобы Сныдаритель в уединении мог спокойно заниматься своим делом.

 

А после истории с фонтаном об уединении можно было только мечтать:

 

Мамы на улице показывали детям на него, смотри, этот дядя посылает тебе сны!

 

А подростки и взрослые без конца просили автограф.

 

Поэты пели ему дифирамбы, посвящали стихи.

 

Художники умоляли позировать — пытались написать его портрет. Легко ли часами сидеть или стоять в одной позе?

 

По радио выступали какие-то люди и рассказывали о нем всякую всячину, быль и небыль.

 

Кинооператоры на каждом шагу подстерегали его, снимали скрытой камерой и показывали по телевизору, как он ходит, надевает очки или снимает шапку, как улыбается и чихает...

 

По вечерам дом его осаждали поклонницы и распевали:

 

В этом доме живет он.

 

Дарит людям дивный сон.

 

Мне не нужен его сон,

 

Пусть приснится лучше он.

 

А когда они оставляли его, наконец, в покое, заявлялись незнакомые люди и только что силой не тащили к себе в гости на ужин в его честь.

 

Наведывались и ночью — те, что за деньги выпрашивали у него желаемый сон.

 

Сныдаритель не возмущался, но все это мешало ему заниматься своим делом.

 

Не сердился он на людей, говоря себе: «Они не виноваты, я сам открылся. А они ведут себя так, как и положено людям с их слабостями».

 

Сныдаритель любил людей.

 

Он не сердился даже на тех, кто всеми способами пытался проникнуть в его тайны, дознаться, как он постигает мечты людей, их помыслы и внушает соответствующий сон.

 

Эти не в меру любопытные люди были уверены, что Сныдаритель применяет никому не ведомый прибор.

 

Несколько раз он находил дом в полном беспорядке, кто-то рылся в вещах, видимо, искал таинственные приборы.

 

Однажды у него даже очки украли, уверенные, что у них особенные стекла, они и позволяют видеть все.

 

Сныдаритель только улыбался грустно.

 

Он бы в тот же день, когда признался горожанам, покинул Маленький город, но кого бы оставил вместо себя?.. И пришлось ему остаться...

 

Спустя какое-то время один из дворников увидел на рассвете Сныдарителя, одетого по дорожному.

 

Это насторожило дворника и он окликнул его:

 

— Эй, добрый человек, никак покидаешь нас! Без снов оставляешь?

 

— Да, я ухожу, но не беспокойся, сны будут вам сниться,— успокоил его Сныдаритель.

 

— Тогда счастливого пути!

 

— Счастливо оставаться,— и Сныдаритель пожал ему руку.

 

Да, город не остался без снов.

 

Сныдаритель нашел себе замену, нашел человека, которому смог передать свое умение.

 

В каждом городе есть свой Сныдаритель.

 

Но никому не ведомо, кто он.

 

Сныдаритель передает тайны своего дела только тому, кого избирает себе в преемники.

 

Каким же надо быть человеком, какими обладать качествами, чтобы Сныдаритель избрал тебя своим преемником?

 

Не знаю.

 

Но в одном не сомневаюсь, одно, по-моему, безусловно:

 

Надо очень любить людей.

 

У каждого города есть свой Сныдаритель.

 

И каждый его житель видит положенный ему сон.

 

Но бывает, что горожанам подолгу снится одно и то же, скажем, слетевший на тротуар лист, одинокое дерево или убитая птица.

 

Многим это не нравится.

 

Не нравится потому, что постоянный сон всегда навевает грусть.

 

С этим приходится мириться, ведь грустный сон — свидетельство грусти самого Сныдарителя.

 

А если он никогда не будет печалиться, то не сумеет посылать людям сны.

 

Ничего тут не поделаешь, а может быть, и не надо ничего делать?

 

Если хорошенько вдуматься, то поймем — хотя бы иногда нам надо всем вместе увидеть грустный сон.

 

Человек и ветер

 

В Маленьком городе часто дули сильные ветры.

 

Задует ветер неистово, закрутит опавшую листву, шумно захлопнет окна и понесет над крышами, развевая, сорванную где-нибудь с веревки косынку...

 

Когда он бушевал, прохожие низко пригибали голову и придерживали рукой шапку.

 

Матери опасались выпускать на улицу своих малышей.

 

Только ребята постарше, школьники, радовались ураганному ветру.

 

Они придумали себе развлечение: подставят ветру спину, откинутся назад, будто упираются в него, а порыв ветра подхватывает их и несет вперед. Ноги у ребят отрывались от земли, а переставлял их ветер.

 

Угонял их ветер, а они смеялись.

 

Правда, ребятам быстро надоедало так развлекаться, часто они неделю, а то и месяц сидели дома, когда расходился ветер, и тоскливо смотрели в окно.

 

Словом, нельзя сказать, чтобы жителям там было очень весело...

 

В одно ветреное утро на улицу вышел странный молодой человек. Ничего особенного он не делал — на руках не ходил, огня изо рта не извергал и через голову не кувыркался.

 

Но горожан поразил.

 

Поразил тем, что шел, подняв голову, и шапку рукой не придерживал.

 

Встречные останавливались.

 

Удивленно смотрели на человека с поднятой головой.

 

Но вот ветер сорвал с него шапку.

 

Он погнался за ней, подхватил с земли, надел и продолжал путь.

 

А шел он навстречу ветру.

 

Ветер снова сорвал с него шапку и покатил еще быстрей.

 

Человек опять погнался за ней...

 

Ветер снова и снова уносил его шапку, а он бежал за ней и ловил.

 

Человек надевал, а ветер снимал, человек ловил, а ветер отнимал.

 

Так, гоняя его за шапкой, ветер довел молодого человека до окраины, а потом увел дальше — за город. Кто-то видел, как он бежал за шапкой по шоссе далеко от города; забавлялся ветер его шапкой: то катил колесом, то швырял на землю и снова уносил прочь, то крутил ее в воздухе.

 

Через несколько дней ветер унялся и молодой человек вернулся в город.

 

Горожане со смехом, потешаясь, рассказывали друг другу об этом случае.

 

Вскоре опять поднялся сильный ветер.

 

Молодой человек вышел на улицу, и все повторилось сначала.

 

Ветер срывал с него шапку, он ловил ее, а ветер снова уносил, куда хотел, и так без конца, пока не увел человека за город.

 

Горожане решили, что ему нравится бегать за шапкой, что он всегда будет гоняться за ней.

 

«Вот чудак!» — восклицали люди, глядя на него, и по-всякому пытались объяснить его поведение.

 

Одни уверяли, что он тренируется в беге, в чемпионы метит, другие утверждали, что он похудеть хочет, третьи считали, что этот чудак-человек какую-то машину изобретает, поэтому наблюдает, как катится шапка...

 

Короче, в городе ни о чем больше не говорили.

 

А вскоре случилось нечто совершенно удивительное... В конце концов весь город стал носиться за шапками.

 

Как только поднимался ветер, люди высыпали из домов и бегали по улицам за своими шапками.

 

Неведомо, почему случилось такое. Возможно, сердце подсказало им, что бегая за своей шапкой, они сумеют постичь и тайну странного человека. Если так, то надо отметить,. что они, видно, не верили своему сердцу и вообще не стремились понять того человека, потому что для них ловля шапки была игрой.

 

Они забавлялись.

 

Привязывали к шапке тоненькую бечевку, которую наматывали на катушку. Когда ветер срывал шапку, владелец ее гнался за ней. Но далеко ли мог унести ее ветер?! Когда катушка разматывалась до конца, человек останавливался и преспокойно наматывал бечевку на катушку, подтягивая к себе шапку. Словом, горожане развлекались.

 

А тот человек, глядя на них, лишь грустно улыбался.

 

И продолжал ловить отнятую ветром шапку.

 

Среди игравших по-настоящему бегали за шапками одни лишь дети, но из-за того, что шапка была на привязи, скоро теряли охоту к игре. Видимо, они чувствовали фальшь погони за привязанной шапкой.

 

Детям нравятся честные игры.

 

Без устали гоняясь за шапкой, они спотыкались, падали, разбивали коленки, потели и простуживались.

 

Обеспокоились взрослые. Договорились впредь не позволять больше странному человеку гоняться за сорванной шапкой. Порешили или отнимать у него шапку, или запирать его дома, когда бушует ветер. А будет противиться — изгнать его из города.

 

Но тут у всех — и у больших, и у маленьких — пропала охота играть в «шапку-догонялку» — так же внезапно, как возник интерес к ней.

 

Видно, забавляясь с шапкой, они так и не постигли тайны того человека, и дружно сочли его поведение глупым и бессмысленным.

 

А тот странный человек все гонялся за шапкой.

 

Гонялся за ней летом и зимой.

 

Поймает сорванную ветром шапку, наденет и идет с высоко поднятой головой. Не боялся он непогоды, не прятался, дождь ли хлестал в лицо, ветер ли швырял в лицо снег — ему все было нипочем.

 

Гонялся он за шапкой.

 

А время шло.

 

И вот, однажды весной, когда бушевал ветер, человек вышел из дому, держа шапку в руках.

 

Прошелся по улице, надел шапку... и...

 

Утих ветер!

 

Прохожие оторопели. Не сразу осознали, что произошло. Постепенно собралась толпа.

 

Странный человек снял шапку, здороваясь с ними, и в тот же миг поднялся ветер, да такой буйный — разом сорвал со всех шапки.

 

Человек надел шапку — и ветер тотчас унялся.

 

— Попробуем теперь вот так,— сказал человек и сдвинул шапку набекрень.

 

Повеял легкий приятный ветерок.

 

Человек улыбнулся глазевшим на него людям и ушел.

 

Горожане изумленно переглянулись.

 

Потом подобрали шапки и проводили глазами человека, подчинившего себе ветер.

 

Человек свернул в тихий переулок, зашел в чей-то двор и, поднявшись на крылечко в три ступени, позвонил в дверной звонок.

 

В этом доме жила очень красивая девушка.

 

Допускаю — разочаровал я кого-то, но вся тайна странного человека состояла вот в чем:

 

Он покорил ветер, чтобы заставить его дуть по своему желанию. Ему нравилось, когда ветерок, играя, развевал девушке волосы...

 

Человек позвонил еще раз.

 

Дверь открылась. На пороге стояла пожилая седая женщина.

 

Он поздоровался и попросил позвать девушку, к которой пришел, назвав ее имя.

 

Женщина сказала, что в доме только она одна с таким именем и, помедлив, изумленно воскликнула:

 

— Это ты?!

 

Человек всмотрелся в ее лицо и все понял.

 

Рядом с крыльцом стояла бочка с дождевой водой. Он посмотрел в нее и увидел, что, оказывается, и сам уже поседел, сам уже далеко не молод...

 

— Все еще гоняешься за шапкой? — спросила женщина.

 

— Нет, отныне нет,— ответил человек и снял шапку.

 

Подул сильный ветер и закачал кусты цветущей сирени.

 

Он надел шапку набекрень — и подул нежный, мягкий ветерок.

 

— Ради меня гонялся за шапкой,— промолвила женщина и улыбнулась грустно.

 

Человек кивнул и поправил шапку — ветерок исчез.

 

Они стояли и молчали...

 

Стояли потупившись, потому что знали: если подымут голову, увидят в глазах друг у друга слезы.

 

И тут в дверях появилась девушка, очень похожая на женщину в дни ее молодости.

 

Она поздоровалась с незнакомым стариком и сказав: «До свидания, бабушка», поцеловала ее в щеку и торопливо ушла.

 

Человек улыбнулся пожилой женщине и сдвинул шапку набок.

 

Ветерок настиг девушку и озорно заиграл прядями се волос...

 

Как смотрели вслед ей постаревшие люди, о чем они думали и что чувствовали, я не берусь описывать. Извините, но очень это трудное дело…

 

В тот же день к старику явился молодой человек.

 

На дворе дул сильный ветер.

 

Шапка висела на вешалке.

 

— Извините. Знаете, когда ветерок... локоны... у девушки...— нерешительно начал юноша.

 

— Вам, конечно, нужна моя шапка,— понимающе улыбнулся старик и, сняв шапку с вешалки, протянул ему.

 

Юноша поблагодарил и довольный поспешил на улицу.

 

Вечером он принес шапку обратно. Вид у него был усталый, а шапка — вся в пыли.

 

— Понятно...— проговорил старик и заглянул юноше в глаза.— Откажись от того, что задумал. Очень уж трудно. Видишь, как долго я добивался...

 

— Я постараюсь быстрей,— твердо сказал юноша.— Счастливо оставаться.

 

— За городом яма на дороге, будь там осторожней,— крикнул ему вслед старик...

 

...Вечером, когда стало совсем темно, старик вышел на улицу.

 

Бушевал ветер.

 

Было безлюдно.

 

Старик постоял некоторое время, смотря на шапку в руке.

 

Потом размахнулся и запустил ее в небо.

 

Ветер подхватил шапку, пронес в лучах фонаря и кинул во тьму...

 

Утром все также дул ветер.

 

На улицу вышел юноша. Он был в голубой шапке.

 

Городок был маленький, и все уже знали историю старика.

 

Люди смотрели на юношу и знали: сейчас ветер сорвет с него шапку, а он понесется за ней, и все повторится.

 

Потом один горожанин со вздохом промолвил:

 

— Печальная история.

 

Все согласились с ним.

 

Кто знает, возможно в глубине души каждый таил мечту, пусть неосознанную — покорить себе ветер. Кому же не нравится смотреть, как ветерок треплет волосы любимой девушки!..

 

А тот юноша снова и снова носился за шапкой и надевал ее наперекор ветру.

 

Трудно подчинить ветер. Возможно он тоже покорит его слишком поздно.

 

Но появится другой и, подобно ему, будет стремиться к тому же...

 

И поздно добьется своего...

 

Потом еще кто-нибудь захочет обуздать ветер.

 

И так далее... без конца.

 

Да, история действительно печальная. Но не станет ли вам еще печальней, если узнаете, что перевелись чудаки, жаждущие побороть ветер, и попусту дуют в городе ветры?

 

Роза и дом

 

Был в Маленьком городе один дом.

 

Дом, похожий на большинство других.

 

Невысокая арка вводила в маленький внутренний двор, над которым нависал общий широкий балкон, опоясывавший все четыре стены.

 

С разных сторон балкона протянуты были веревки, на которых постоянно сохло чье-нибудь белье, а под ними внизу во дворе играли дети.

 

В тени под деревом любили посидеть мужчины, говорили о том о сем, играли в шашки, смотрели, как бегали и прыгали дети.

 

Хозяйки перекидывались словами с разных сторон балкона, иногда собирались вместе, судачили о городских новостях.

 

Словом, тридцать семей жили в мире и согласии, и вся их жизнь была на виду.

 

Но вот однажды в доме вспыхнула ссора, ссора разрослась, втянула в себя понемногу всех жильцов.

 

Вспыхнув однажды, она уже не прекращалась.

 

Соседи переругались, не разговаривали между собой, даже детям запрещали водиться друг с другом.

 

В доме жил писатель.

 

Сочинив рассказ, он прятал его в бутылку и, закупорив ее, пускал по реке, говоря добродушно — кому положено, тот и получит.

 

На наш взгляд он, быть может, поступал странно, но поверьте, намерение у него было доброе.

 

И этот писатель тоже втянулся, к сожалению, в свару. Перестал сочинять рассказы, а по реке пускал пустые бутылки, словно на весь мир обозлился.

 

Люди в доме с утра начинали браниться, хотя не было повода и никто уже не помнил из-за чего все рассорились.

 

Уверен, все началось из-за пустяка.

 

Да, как ни странно, обычно самая большая ссора начинается по ничтожному поводу.

 

Ссорились, ругались с утра до вечера.

 

Начинали женщины. Через весь двор летели брань и проклятия.

 

Мужчины пытались унять женщин, а потом и сами распалялись, сперва издали поносили друг друга, потом сбегали во двор, пуская в ход руки и даже ноги.

 

Однажды к вечеру, когда ссора приняла грандиозный характер, на крышу дома, вспыхнув огнем, опустилась неведомая птица.

 

И запела…

 

Обитатели дома увлечены были перебранкой и не слышали ее пения, как не заметили ее прилета.

 

Но одна девчушка услышала и замерла в изумлении.

 

Она слушала и вся сияла.

 

— Слушайте, слушайте, ребята, как поет! — закричала она.

 

Тут и некоторые женщины услышали пение и крикнули мужчинам:

 

— Да уймитесь, наконец, дайте послушать!

 

Мужчины притихли, недоумевая — что это с женщинами, сами подстрекали, подзуживали и вдруг...

 

Прекратили мужчины ссору.

 

Тяжело дыша, глянули вверх.

 

И услышали пение птицы.

 

И словно устыдившись ее, оправили одежду, пригладили волосы, привели себя в порядок после драки.

 

Весь дом слушал птицу.

 

Пела алая птица.

 

Потом мальчишки забрались на крышу.

 

На крыше сидел какой-то человек, устремив глаза в небо.

 

— Не видели тут птицы? — спросили они его.

 

— Нет, не видел,— незнакомец улыбнулся.— А зачем вам птица?

 

— Так здорово пела, хотели поближе разглядеть ее,— сказали ребята.

 

Огорченные мальчики сбежали вниз, не подумав, как и зачем попал на крышу незнакомый человек.

 

— Что за птица пела там? Почему умолкла? Куда она делась? — закидали их вопросами взрослые.

 

— Нет там никакой птицы,— ответили мальчики.

 

Все притихли.

 

Смущенно молчали и взрослые, и дети застыли на месте — кто на балконе, кто во дворе.

 

И не заметили, как неизвестный человек спустился во двор, прокрался в чью-то комнату на первом этаже и бросил в щель между половицами крохотное красное зернышко, а потом так же тихо поднялся на крышу и обратился в яркую птицу.

 

Птица взлетела и закружилась над домом, похожая на язычок пламени.

 

Летала птица и пела.

 

Не дыша следили за ней обитатели дома.

 

С каждым кругом птица опускалась все ниже.

 

Вот мелькнула между простынями на веревках, облетела балкон и разом взмыла вверх, устремилась к небу.

 

Пестрые крылья прочертили вечернее небо, и через миг птица исчезла в сумерках.

 

Люди невольно вздохнули.

 

Постояли еще и молча разбрелись по своим комнатам. И будто сговорившись, все сразу улеглись спать.

 

Может быть, надеялись увидеть во сне чудесную птицу.

 

А жители соседних домов недоумевали, что случилось, почему в этот вечер до них не доносятся бранные крики?

 

Удивлялись соседи тишине и покою.

 

Наступила ночь и погрузила город в покойный сон.

 

А утром, когда выглянуло солнышко, горожан разбудил крик дворника.

 

— Проснитесь, люди! Скорее сюда! Гляньте, какое диво!

 

Сбежались люди из соседних домов и онемели от удивления. Дом, о котором мы рассказываем, за ночь превратился в огромный куст роз!

 

Распустившиеся бутоны благоухали.

 

Невероятное было зрелище.

 

Из окон, с балкона, с крыши, а кое-где даже из стен тянулись цветущие розы, нависали над улицей,— казалось, дом предлагал всем розы.

 

Возле чудо-дома скоро собрался весь город.

 

Лишь обитатели его ничего не ведали.

 

Они спокойно спали и улыбались во сне, чем-то довольные — то ли снилась им та птица, то ли аромат роз проник в их сны.

 

И возможно, до вечера проспали бы сладко, если б не писатель, живущий в том доме.

 

Писателю снилось, будто он летал вместе с чудесной птицей.

 

Всю ночь наслаждался он вольным полетом.

 

И во сне же сказал себе: «Надо поскорее всем рассказать об этом».

 

Писатель влетел в свою комнату, взял лист бумаги и описал дивную птицу. Описал и все свои движения — как он раскидывал руки, как взмахивал ими, чтобы не упасть на землю.

 

Он хотел, чтобы все люди научились летать.

 

Потом он вложил лист в бутылку, закупорил и полетел к реке, и все это — во сне.

 

Когда он замахнулся, чтобы кинуть бутылку, что-то кольнуло его в руку, и он проснулся.

 

Открыл глаза и посмотрел на руку.

 

На пальце блестела капля крови.

 

«Обо что же я укололся, хотел бы знать»,— подумал он удивленно и огляделся.

 

И такое увидел, что решил — все еще длится сон!

 

Сами подумайте: вся комната была в розах!

 

Спросонья ему показалось, что кругом разбросаны букеты роз, и розы висят прямо в воздухе, но присмотревшись, различил толстые ветки, выбивавшиеся из пола и уходившие в стены, пробившие потолок, а некоторые, усеянные крупными розами, тянулись в окно, свисали над улицей.

 

Писатель осторожно пробрался сквозь колючие ветки, вышел на балкон и оглядел двор.

 

Весь двор был в листьях и цветах розы. Ветки простирались выше крыши, перекрывая двор цветущим куполом.

 

Писатель вернулся в комнату, выглянул в окно.

 

Толпы людей восхищенно смотрели на дом, потонувший в розах.

 

При виде радостных лиц писатель почувствовал себя счастливым и пошел будить соседей.

 

Он тихо стучался в двери, чтобы не перепугать людей.

 

— Вставайте, соседи! Вставайте, выходите во двор! Осторожно, не уколитесь о шипы!

 

Обитатели дома выбежали на улицу и вместе с другими во все глаза смотрели на свой цветущий дом.

 

С этих пор они стали жить иначе.

 

Красивой стала их жизнь.

 

Заботливо ухаживали они за розовым кустом и старались сделать друг другу приятное .

 

Заходили к соседям в гости, проводили время в интересных беседах.

 

Между розами мелькали улыбающиеся лица.

 

Не сказать, что жить среди роз и шипов было очень удобно. Люди соблюдали осторожность, но руки и ноги у них почти всегда были в царапинах. Однако и взрослые, и дети не обращали на это внимания. Они даже гордились царапинами — ведь на улице прохожие сразу определяли по ним, что они из чудо-дома.

 

Между прочим, горожане придумали жителям дома много прозвищ. Одни вместо «обитатели дома» говорили: «розители дома», другие называли их «розовниками» — поскольку они ухаживают за розами, как садовник за садом, третьи— считали их «сорозовцами» или «розодомцами», но большинство горожан называли их «розовцами».

 

Называли по-разному, но желание у всех было одинаковое — жить в таком же цветущем доме.

 

Розовцы обещали во все дома раздать семена розы, когда пройдет пора цветения, но наступила осень, а исполинский куст все цвел и цвел.

 

Тогда они срезали тоненькие веточки и посадили их во всех дворах города.

 

А наутро каждый дом был уже цветущим кустом, а весь город походил на огромный розовый сад.

 

Горожане не могли нарадоваться!

 

Из всех домов доносились смех, пение.

 

А через некоторое время началось что-то странное.

 

Из домов исчезали жители!

 

Куда они девались, никто не знал, а родные, если их спрашивали, отводили глаза и говорили уклончиво — погостить уехал в другой город, или с работы послали куда-то.

 

Но странным было и другое: на кустах роз появлялись соловьи.

 

Соловьи пели, люди с наслаждением слушали их ночи напролет.

 

Исчезали горожане...

 

И вот кто-то подметил, что чем больше пропадает людей, тем больше появляется в городе соловьев.

 

Да, так и было:

 

Люди превращались в соловьев.

 

С каждой ночью в городе появлялись новые соловьи.

 

Писатель каждое утро на чистом листке писал о том, что случилось в его городе, сворачивал листок и опускал в бутылку.

 

Запечатав бутылку, он шел к реке, бросал бутылку в реку, садился на берегу и думал о странностях Вселенной.

 

Когда смеркалось, писатель возвращался домой.

 

Медленно шел по улицам.

 

Очень красиво выглядели дома.

 

В ночи казалось, будто кусты исполинских роз изнутри озарены цветными огнями.

 

Пели соловьи...

 

Писатель радовался, что скоро сам тоже превратится в соловья.

 

Чувствовал, что это случится совсем скоро, потому что все чаще и чаще тянуло его взмахнуть руками и взлететь.

 

Ночью он садился в постели и пытался подпевать соловьям.

 

А утром, когда выходил на улицу, его взгляд невольно чаще и чаще устремлялся в небо...

 

Прошло много времени. Наверное уже все жители того города превратились в соловьев.

 

Как прекрасно!

 

Ночью в город войдет путник и, пройдя по улицам, почувствует себя счастливым. И уснет потом, опьяненный ароматом роз, восхищенный пеньем соловьев...

 

Однако далеко не всем нравятся розы, да и птиц многие ищут вовсе не для того, чтобы услаждать слух их пеньем.

 

А ведь и роза, и соловей —беззащитны.

 

Поэтому прошу всех, в чьи руки когда-нибудь попадет посланное тем писателем письмо, поехать в тот город.

 

Вполне возможно, что там вам некогда будет восхищаться розами и соловьями.

 

Ничего не поделаешь, вам придется преодолеть много трудностей.

 

Вытерпеть и голод, и холод, и бессонные ночи.

 

И кто знает, может быть в одну из безлунных ночей вам придется пожертвовать собой, спасая бутон розы или маленькую птицу...

 

Но все равно вы будете счастливы, сознавая, что и вашими усилиями стоит самый прекрасный город на свете — город роз и соловьев.

 

Человек, любивший дождь

 

Некогда в Маленьком городе жил человек, который очень любил дождь.

 

Он всегда чувствовал, когда пойдет дождь, и поскорее выходил на улицу.

 

Раскинув руки, он глядел на небо.

 

Из ближайших домов тут же высыпали ребятишки и вместе с ним ждали, когда упадут первые капли.

 

Начинался дождь, но человек не уходил.

 

Стоял он и мок.

 

Вокруг него прыгали и смеялись ребятишки.

 

Люди недоумевали и стыдили его:

 

— Малыши — это понятно, их не удержишь, любят прыгать под дождем, но ты, ты же взрослый человек!

 

А человек твердил в ответ одно и то же:

 

— Дождь—Вода Небесная!

 

Ничего не любил он больше, чем дождь. Каким бы серьезным и срочным делом ни занимался, все бросал и выбегал на улицу под дождь.

 

Однажды он как обычно стоял под струйками дождя, раскинув руки, как вдруг на ладонь ему упало что-то легкое.

 

Глянул — а это прозрачное голубое зернышко!

 

Невиданное было зернышко, и человек долго ждал, что из него может вырасти.

 

Когда дождь перестал, он посадил голубое зернышко в горшок, а горшок вынес на балкон.

 

Вырос из зернышка невиданный цветок. Высокий, с большими, опущенными книзу листьями.

 

Цветок стоял на балконе, и в дождь его огромные полусвернутые листья расправлялись.

 

Влажные листья переливались, голубовато лучились, а падавшие на них дождевые капли превращались в пестрые прозрачные зерна.

 

Зерна скатывались, ссыпались на улицу.

 

Ребятишки подбирали их и сажали дома в цветочные горшки...

 

И скоро все балконы и веранды Маленького города украсили диковинные, сказочно красивые цветы.

 

Маленький город напоминал теперь огромный разноцветный букет.

 

Под дождем цветы раскрывали свои яркие причудливые лепестки, и город сиял и благоухал.

 

А человек, любивший дождь, стоял под струйками и улыбался счастливо.

 

Но вот и девушкам захотелось выходить на улицу в дождь. А чтобы не мокнуть, придумали брать с собой горшки с цветами и укрываться под широкими листьями.

 

Прогуливались девушки, а над их головами лазурно сияли листья и многоцветно блестели лепестки.

 

Это были первые на свете зонтики.

 

Прогуливались девушки, слушая, как стучат по листьям капли, улыбались друг дружке, а над ними радужно сверкали и лучились цветы.

 

Девушкам начали подражать степенные женщины, маленькие девочки, и каждый, кто мог держать в руках горшок с цветком, выходил с ним пройтись под дождем.

 

Представляете, каким красивым становился Маленький город во время дождя!

 

Особенно чудесно выглядел город сверху.

 

Над улицами кружили птицы и от восторга громко щебетали.

 

Говорят, тогда-то и научились они петь.

 

Но самое главное — люди сделались добрее, упоенные ароматом и красотой цветов.

 

Никто никого больше не обижал.

 

Даже девчонки и мальчишки не ссорились, не спорили из-за кукол или мяча.

 

Все были благодарны человеку, любившему дождь.

 

Однажды, когда он стоял под дождем и смотрел на небо, неожиданно услышал песню. Опустил голову и видит — вокруг него поют девушки, пляшут, кружатся.

 

А вместе с ними кружатся яркие, пестрые цветы-зонтики.

 

Понравилось это человеку. Правда, он смутился немножко от такого внимания. И поспешил перевести взгляд на небо.

 

С тех пор девушки постоянно водили вокруг него хоровод.

 

Человек привык к этому и даже сказал себе — что ж, я действительно сделал им доброе дело — подарил цветы-зонтики!

 

И загордился.

 

Теперь он все время думал о том, какой он хороший, и все больше зазнавался. А во время дождя предпочитал смотреть на хоровод, а не на небо.

 

Он даже завел журнал и всякий раз записывал, сколько девушек пело в хороводе.

 

Дождь нравился ему все меньше и меньше — куда интереснее было заниматься журналом.

 

Как-то он проснулся под утро — почувствовал вот-вот хлынет дождь. Присел в постели и выглянул в окно. На улице было темно. Он взял и снова лег, говоря себе — наверняка все еще спят, кому охота водить хоровод в этакую рань.

 

Потянулся, зевнул и уснул.

 

Но тут же проснулся от непонятной тревоги.

 

Глянул на балкон — лил дождь.

 

А голубой цветок, расправив листья, подобно крыльям, медленно уплывал в небо.

 

— О, что я натворил! — вскричал человек и выскочил на балкон.

 

В домах распахнулись окна.

 

Выглянули заспанные люди.

 

И увидели: высоко над домами плывет голубой цветок.

 

А по улице бежит человек, зовет цветок, рыдает...

 

Улетел голубой цветок, исчез в тумане.

 

Скрылся за пеленой тумана и человек.

 

Кинулись люди к своим цветам на балконах и верандах — цветов не было...

 

Дожди в Маленьком городе идут и ныне.

 

Носятся под дождем, мокнут и веселятся дети.

 

Взрослые ходят с зонтами — теперь они сами мастерят их. Но у этих зонтов ни красоты, ни аромата тех волшебных цветов. Наверное, оттого не делают они людей добрее.

 

С грустью вспоминают о чудесных цветах в Маленьком городе.

 

Девушки бережно держат свои зонтики — им чудится, будто в руках у них те чудесные, льющие голубизну цветы.

 

Мужчины не забывают об ужасной ошибке человека, любившего дождь, и в ненастье многие из них выходят на улицу.

 

Бродят они под дождем с серьезным видом, избегая смотреть друг на друга, скрывают, зачем вышли, чего ждут.

 

Но не падает с неба прозрачное голубое зернышко...

 

Ходят мужчины под дождем... Мокнут...

 

Некоторым и во сне нет покоя.

 

Просыпаются. Покидают посреди ночи дом, отправляются искать голубой цветок.

 

Ищут по всему свету, ищут и не могут найти.

 

Последняя история

 

Многие сказочные истории, которые вы прочли, мне поведал один старик.

 

Может, и вам доводилось встречаться с ним. Если доводилось, то, верно, помните его...

 

Задумчиво ходил он по улицам, не слыша городского шума. Иногда останавливался у окна и, вскинув голову, смотрел на небо.

 

В маленькой комнатке старика полно было книг. Высокими стопками лежали они и на подоконнике единственного окна, почти закрывая его, и в комнате всегда царил полумрак.

 

Одиноко жил старик.

 

Я часто навещал его и узнал от него массу всяких историй.

 

Он рассказывал о том, что любил,— о деревьях, цветах, о камнях, о зверях и птицах. Я мог слушать его бесконечно.

 

Однажды вечером я застал старика в постели. Хотел привести к нему врача, но он покачал головой:

 

— Не надо. Садись-ка лучше, я расскажу тебе еще одну историю.

 

И вот что поведал мне старик в тот вечер.

 

В Маленьком городе жили некогда мастера стекольщики.

 

Они ходили по улицам, крича:

 

— Стекла вставляем! Кому стекла вставить!

 

Любили стекольщики свою работу — в окнах чудесно переливались на солнце стекла, и малыши не мерзли в своих кроватках. Любили они детей.

 

Особенно любил ребятишек один из них. У него не было ни жены, ни детей, а одинокому человеку так тоскливо на свете...

 

Как-то вечером, когда стекольщик нарезал стекла, в дверь к нему постучались.

 

Он открыл дверь, и увидел за порогом маленькую девочку. Девочку с голубыми глазами.

 

— Можно, я буду жить у вас? — спросила она.

 

— Конечно, входи, входи!— пригласил ее стекольщик.

 

Он провел ее в комнату, усадил за стол, угостил яблоками, сладким фруктовым соком.

 

Потом он снова принялся нарезать стекла.

 

Девочка с любопытством следила за ним. В осколках плясали и отражались лучи заходившего солнца.

 

Она взяла кусочек стекла и повертела в руках — стекло сверкало, сияло. Это было так интересно!..

 

Мастер оставил работу и ласково наблюдал, как радовалась и забавлялась малышка.

 

Но вот угасли последние лучи солнца, и девочка внезапно превратилась в цветок.

 

Оторопел стекольщик.

 

Всю ночь не смыкал он глаз, боясь, как бы не случилось чего с цветком.

 

А утром цветок снова стал девочкой.

 

Мастер улыбнулся ей и, весело насвистывая, отправился стеклить окна.

 

Так они и жили — стекольщик и девочка.

 

По ночам девочка становилась цветком, а днем играла и ждала, когда придет домой мастер.

 

Больше всяких игр малышка любила смотреть, как блестят на солнце куски стекла. Зачарованно смотрела она на сверкающее стекло, изумленно хлопая длинными ресницами.

 

И эти стекла, вставленные потом в окна, волшебно мерцали голубым светом.

 

Мерцали и сияли окна в домах.

 

Ребятишки были в восторге от этих стекол. Перед сном все смотрели на них, а ночью тихонько открывали окна и улетали в небо.

 

Летали ребятишки и пели, озаренные луной.

 

Ведь и птицы потому щебечут и поют, что умеют летать и кружиться в небе.

 

Даже кое-кто из взрослых летал вместе с детьми. Однако многим это было не по душе, и они перебили все стекла, мерцавшие голубым светом. И позвали других стекольщиков вставить простые стекла.

 

Но мастера умели выручать друг друга. Они сговорились брать стекла у стекольщика, приютившего голубоглазую девочку.

 

И снова засияли окна в Маленьком городе.

 

И снова заворчали взрослые — не все, конечно, уверяя, что спать не могут, когда дети летают и поют!

 

Нашлись даже такие жестокие, что пригрозили стрелять в детей, если они не перестанут летать.

 

Тогда стекольщик попросил голубоглазую девочку:

 

— Не играй, пожалуйста, больше со стеклом.

 

— Почему?— удивилась она.

 

Мастер рассказал ей все.

 

Девочка опечалилась.

 

— Я очень люблю тебя, но не могу остаться в вашем городе. Я уйду. Ты смотри на небо, если оно синее — я жива, потому что синева неба от моих глаз. Может, я вернусь когда-нибудь к тебе, когда не будет людей, что не дают ребятам летать.

 

Сказала так и ушла.

 

Стекольщик ждал ее, но девочка не вернулась.

 

Старик умолк. Глаза его влажно заблестели.

 

И тут я понял: старик рассказывал мне о себе.

 

Молчал больной старик, но из глаз его лились слезы.

 

Потом он встал, оделся, подошел к окошку.

 

— Иди, помоги мне,— позвал он меня.

 

Мы убрали с подоконника книги и...

 

И я увидел чудо!

 

Стекла в окне излучали голубое сияние.

 

— Это единственное окно в городе, одно оно оста лось такое.

 

Я стоял, завороженный голубым мерцанием.

 

Голос старика вывел меня из оцепенения.

 

— Мне пора улетать. Прошу тебя, останься тут, живи в моем доме, дождись девочки с голубыми глазами.

 

Потом он открыл окно, раскинул руки и скрылся во тьме.

 

Поднялся ветер... Послышался звон разбитого стекла.

 

Разбилось последнее окно, мерцавшее голубым светом...

 

И я остался в комнате один.

 

Я и теперь живу в этой комнате.

 

Встаю на заре и гляжу на небо.

 

Небо голубое... И облегченно вздыхаю: жива голубоглазая девочка. Она играет где-то и когда-нибудь обязательно постучится ко мне.

 

Но прошу вас, если доведется увидеть на закате голубоглазую девочку, которая превратится вдруг в цветок, не поднимайте шума. Лучше посидите рядом до рассвета, чтобы в темноте кто-нибудь не наступил нечаянно на цветок.

 

 

 

Перевод с грузинского Элисо Джалиашвили