Цвела весна, шел месяц май…
Цвела весна, шел месяц май…
Цвела весна, шел месяц май,
Сирени – кипенная сень.
И радость, радость через край!
Как долго ждали этот день.
И слезы по щекам текут,
Под крик победного «Ура!»
И Гитлеру пришел «капут!»
И на Восток домой, пора...
И привкус горечи за тех,
Кого уж больше не вернуть
И фронтовых сто грамм на всех
По кружкам, чтобы помянуть.
Мы помнить будем этот день
До искончания веков.
Сирени – кипенная сень.
И ликованье городов!
Девочкам военных лет посвящается
Платья бальные сменили на шинели,
Туфельки валяются в углу.
Вы влюбиться толком не успели,
И ушли в пороховую мглу.
Вой снарядов, стоны, кровь и слезы,
Марш бросок, привал и снова бой…
Помнишь, девочка, свой школьный бал и розы?
Помнишь мальчика, что ждал рассвет с тобой?..
Помнишь, ты всегда любила осень,
И кружащий в вальсе листопад?..
Рано так виски покрыла проседь,
И серьезным стал твой детский взгляд.
Помнишь, у дверей военкомата
Хрупких плеч коснулся автомат?
Ты стоишь пред мамой виновато:
«Мамочка, не плачь, вернусь назад…»
Помнишь, девочка?.. И гулко вторит эхо:
«Помни... помни…» – смерти вопреки…
Пролетела огненная веха
И цветут ромашки у реки.
Мальчишкам сороковых
Из-под маминого выпорхнул крыла,
Он ещё совсем, совсем мальчишка.
Как его растила, берегла
И читала на ночь ему книжки.
Жил он в радости, заботе и любви –
Гордость мамина, надежда и опора,
Но осталось детство позади
И труба зовёт – недолги сборы.
Перебросив ствол через плечо,
Он пошёл дорогою солдата
И дрожит сиянье над свечёй:
«Возвратись, сыночек мой, обратно!»
Из-под маминого выпорхнул крыла –
Сохрани, Господь, в бою мальчишку.
В мир война непрошено вошла
И летят страницы детской книжки...
Блокадникам
«Мама, мне холодно, мама.
Мама, я кушать хочу…» –
Это блокадная драма
Ветер задул свечу…
Город в кольцо охвачен,
А с неба – лютый мороз…
«Но я уже, мама, не плачу,
Нет у меня больше слёз.
Мама, ты слышишь, мама,
Что ты, родная молчишь?
Мама, мне страшно, мама,
Что ты так долго спишь?..»
Заживо сожжённым
Война. Нет предела твоей безумной жестокости. Сожжённые деревни, сёла и безмолвно взывающие к Небу остовы печных труб, и… чьи-¬то останки припорошенные пеплом… старики, бабы и беспомощные дети…
Воронье над пустым пепелищем –
всё кружит.
Средь обугленных хат что-то ищет
и кричит.
Что ты, чёрная птица, надрывно орёшь
своё: «Кар!»
Здесь когда-то смеялись, но всё уничтожил
пожар.
Только звон тишины…
Только горькая память в сердцах…
Только ворон кружит…
И покоится чей-то здесь прах…
Солдату сороковых
Шумят над землёй вёсны и зимы. Ни одно поколение народилось на свет после военных лихолетий. И все мы живём под небом благодаря мужеству солдат, прошедших через огненный ад войны и отстоявших право на нашу жизнь. Но как живётся тебе сейчас, Солдат сороковых?..
Седой старик, болезнью измождённый,
Встает на зорьке, лишь забрезжит свет.
Чредою лет прошедших, умудрённый,
Он мог бы каждому разумный дать совет.
А он живёт печально незаметно,
Среди людей, по сути, одинок.
От сыновей на письма ждёт ответа
Им не досуг отцу ответить в срок.
У старика в потрёпанной коробке
Хранится память пролетевших лет:
Вот лейтенант молоденький на фотке
Из юности шлёт фронтовой привет
Льняной кисет любимою расшитый,
Что всю войну у сердца проносил.
Осколок мины, кровию пропитанный,
Из раны, что под Курском получил.
Он воевал, Отчизну защищая,
Имеет за отвагу ордена
И в День Победы, павших поминая,
Он выпьет чарку горького вина.
Седой старик глядит в проём оконный,
Блуждая взглядом, смотрит на рассвет.
На ветке, каркая, сидит ворона
И даже ей до старца дела нет.