20 июня 2011 75

Они шли с самого утра, ступая почти след в след, словно прижимаясь друг к другу, стараясь создать нечто единое в огромном и чужом море зелени. Лес угнетал, подавляя своим однообразием, отупляя, делая безразличным ко всему. Даже взгляд остановить не на чем. Березки посветлее, дубы потемнее, а трава совсем темная в тени деревьев. И все это стоит неподвижной бесконечной стеной… Вдоль нее можно идти вечно и не встретить ничего, радующего глаз.

Андрей поглубже надвинул фуражку. Опустил взгляд на свои пыльные сапоги и грязно-серый песок. За спиной он слышал частое сбивчивое дыхание, но не оборачивался.

Одним из самых значительных изменений в восприятии мира с тех пор, как Андрей после беззаботной студенческой жизни оказался в этом забытом богом и людьми месте, стало отношение к зеленому цвету. Шелестящие листья в отсветах фонарей над парковыми скамейками; шелковистая трава, на которую совсем не страшно падать принимая мяч; соблазнительные платья, сверкающие автомобили и пивные бутылки, вечно занимавшие подоконник… Все это какая-то другая, ласковая зелень, которая бесследно растворилась в окружавшем его теперь глухом зеленом лабиринте. Этот цвет казался всеобъемлющим, затмевающим даже голубизну неба.

Может быть, попавший сюда случайно, различил бы шорохи и птичьи крики; даже нашел бы красивым какой-нибудь кривой изуродованный природой сук, но Андрей жил здесь уже целых два месяца, и лес стал для него немым и безликим. Он уже не раздражал, а являлся той неотъемлемой частью гнусного бытия, от которой невозможно избавиться и бороться с которой бесполезно. Зеленая слепота…

Неохотно наползали сумерки. Это был пока не вечер, а просто скрылось солнце, сделав окружающий мир менее приветливым. С другой стороны, это говорило о том, что еще один день тупого бессмысленного существования прошел, и ощущение этого радовало…

- Подожди, я портянку перемотаю, - услышал Андрей сзади.

Остановился; оперся спиной о толстую сосну с теплой шелушащейся корой и закурил. Напарник его сел и начал, пыхтя, стягивать сапог. В конце концов, он освободил ногу и вопросительно посмотрел на Андрея, ожидая объяснений происходящего.

- По-моему, мы отмахали километров сорок, - сказал он.

- Ну, сорок – не сорок, но явно больше двенадцати.

- И где же этот чертов тригопункт?

- Ты у меня спрашиваешь? - голос Андрея звучал так равнодушно, будто этот вопрос его совершенно не интересовал.

- Я, вообще, спрашиваю, - второй, которого звали Виктором, вздохнул и начал наматывать портянку заново, аккуратно и вдумчиво, как будто делал это первый раз в жизни.

- Спрашивать «вообще», бессмысленно, - заметил Андрей философски.

- А что теперь делать?

- Идти.

- Куда?

- Вперед.

- Ты что, не понимаешь?.. - Виктор наконец засунул ногу в сапог, топнул ею, проверяя удобно ли получилось, и встал, - мы же идем не по той дороге.

- Понимаю. Но и она должна куда-нибудь привести, - слова выползали лениво – казалось, разговаривая, Андрей делает собеседнику великое одолжение. Такая интонация могла вывести из себя кого угодно.

- Как это, куда-нибудь?! - истерично крикнул Виктор, - ты что, дурак?!.. Мы даже не знаем, сколько идти до… - тут он запнулся, - ... туда, куда она ведет. Еды у нас нет и полфляжки воды. Ты псих, да?! Робинзон Крузо!..

На этом запал иссяк, потому что Андрей никак не реагировал на его эскапады, задумчиво разглядывая огромный ярко красный мухомор, выделявшийся среди всеобщего однообразия, как окурок валяющийся посреди комнаты. В голосе Виктора послышались примирительные нотки:

- Слышь, Андрюх, не может быть, чтоб тут не было людей, ведь ездит же кто-то по этим дорогам. Нам лучше вернуться к мотоциклу и ждать. Может, даже удастся починить его.

- Вернуться? А ты найдешь обратную дорогу? - Андрей усмехнулся, - Дерсу Узала... если я Робинзон Крузо.

Виктор закрыл глаза и поднял лицо к небу – видимо, аргументы у него закончились.

- Но мы же не в джунглях, правда?.. - спросил он так, что ответить отрицательно явилось бы величайшей жестокостью, - Волино должно быть километрах в тридцати…

- Да, - согласился Андрей, - километрах в тридцати от тригопункта, которого нет.

Виктор открыл глаза, полные самого неподдельного ужаса. Красноречивее всяких слов они говорили, что лишь сейчас он наконец полностью осознал суть сложившейся ситуации. Это не занятия по топографии и не простая поломка старенького мотоцикла – они заблудились. По-настоящему! Забрели в гиблое место, усеянное квакающими и чавкающими болотами, утыканное белыми грибами размером с суповую тарелку, перепаханное старыми и новыми воронками, неправильно расчерченное заросшими травой дорогами, по которым давно никто не ездил… И название этому месту – полигон.

- Пошли, - сказал Андрей, пытаясь вывести товарища из состояния ступора, - надо двигаться на восток.

- Почему на восток?..

- Потому что на запад двигаться хуже, - пояснил Андрей.

Несмотря на нелогичность и неопределенность этого довода, ответ удовлетворил Виктора. Он больше ни о чем не спрашивал, а только покорно кивнул. Скорее всего, исчерпав запас собственной воли и не имея в душе Бога, он готов был довериться кому угодно, пообещавшему спасение, причем, за любую цену. Покрутил головой, пытаясь определить, где же находится тот спасительный восток.

Андрей решил, что с задачей справился. Больше всего он опасался истерики с катанием по земле и призыванием на помощь мамы – тогда они потеряли бы еще несколько часов драгоценного времени. Теперь все встало на свои места, и продолжать дальнейший разговор не имело смысла. Ведь двигаться на восток – являлось его собственной догадкой, в аргументацию которой он боялся поверить до конца, потому что тогда… Андрей молча повернулся, глубоко вздохнул, как спортсмен перед стартом, и зашагал вперед, безжалостно топча высокую траву.

Виктор шел сзади. Перед его глазами, ориентиром, маячила спина, по которой из-под ремня разбегались темные лучики пота, образовывая большое влажное пятно. Зрелище утомляло не меньше, чем безликость леса, зато пока эта спина не исчезла из вида, можно самому ни о чем не думать и не принимать никаких решений. Раз человек так уверенно идет на восток, значит, он имеет для этого вескую причину, и все, точка! Надо просто следовать за ним, а в голове пусть роятся какие-нибудь мысли, не связанные с его «военным» настоящим. Он так хотел вспомнить что-то хорошее, но никак не получалось…

Уезжая из лагеря на мотоцикле, который одолжил им, по такому случаю, командир роты, Виктор мечтал увидеть пуск настоящей боевой ракеты. Это такая редкость даже для настоящих солдат, а уж им, так называемым «курсантам», подобное и не снилось. Разве можно упускать такой случай? Ведь через месяц, получив звание «лейтенант запаса», все они устроятся на завод или разбредутся по каким-нибудь конторам, а вспомнить-то будет и не о чем…

И в принципе все складывалось нормально, пока не заглох этот старый драндулет. Полчаса они бились, пытаясь оживить его, но, похоже, тот сдох навсегда. Пришлось замаскировать бесполезную груду железа возле трех приметных дубов на обочине и идти пешком. Тогда казалось, что до тригопункта «111», принятого в качестве места встречи с офицером дивизиона, вызвавшимся сопроводить их на позиции, гораздо ближе, чем до лагеря. Видимо, они все-таки ошиблись, когда искали нужный поворот (это и не мудрено для людей, выросших в городе и привыкших читать названия улиц на стенах домов).

Через три часа бесполезных поисков, полностью потеряв ориентацию, Виктор уже не думал о ракете. Он мечтал добраться обратно до лагеря, чтоб закончилась неизвестность, и утром можно было спокойно лежать на койке и ждать, когда ровно в шесть ноль-ноль голос дневального поднимет тебя на зарядку и далее жизнь снова покатится по расписанию.

Потом прошло и это. Хотелось просто увидеть живого человека, который бы знал, куда и зачем идет. Но если они, действительно, углубились в полигон, то даже этот шанс становился призрачным. Виктор монотонно переставлял отяжелевшие ноги и в очередной раз пытался переключить сознание на приятные, но далекие воспоминания.

*

- Колька! Ты где, оболтус?! Мне на работу пора! - молодая женщина в немодных туфлях и мешковатом цветастом платье, сшитом совсем не по ее фигуре, заглянула по очереди во все комнаты и наконец вышла на крыльцо; внимательно оглядела просторный двор.

Серый самодовольный кот сидел в тени сарая и лениво вылизывал лапу; в нескольких шагах от него, вытянувшись на земле, дремала большая дворняга (ее лапы чуть подрагивали, будто во сне она гналась за кем-то); у забора мирно бродили куры, не обращая внимания ни на того, ни на другого хищника.

- Колька! - снова крикнула женщина, - я ж из-за тебя опоздаю! Вот отец вечером придет, он тебе врежет!..

Из узкого закутка между стеной сарая и забором появился мальчуган лет двенадцати – загорелый и босой, в одних штанах, подвернутых до колен.

- Ну, чо орешь? - спросил он совсем не по-детски, - знаю я, что с Аленкой надо сидеть. Я ж здесь – я ж никуда не ухожу.

- Здесь он… - мать сразу успокоилась, - нечего слоняться! Иди в дом и читай книжку. На лето их сколько задали, помнишь? А ты хоть одну прочел до конца?

- Ну, не прочел, так что с того? - Колька с вызовом взглянул на мать, - а кто отцу на тракторе помогал? Кто картошку окучивал? Кто скотину целый месяц пас?

- Вот когда пас, мог бы брать с собой книжки и читать, - назидательно сказала мать.

- Еще чего!..

- Ох, договоришься ты у меня… - но в ее голосе больше не слышалось угрозы, - Аленка проснется, дашь ей молоко и картохи помнешь, понял? Сам поешь заодно. И чтоб из дома ни ногой! Если узнаю, что опять с Сашкой в лес бегал, отцу скажу, так он тебе…

- Знаю-знаю, - перебил Колька, - врежет он мне, - по его тону и интонации чувствовалось, что это являлось стандартной, но никогда не выполнявшейся угрозой.

- Я серьезно говорю, - мать уже спустилась с крыльца и подошла к сыну, - ступай в дом и никуда не смей отлучаться. Предчувствие у меня дурное. То ли про тебя, то ли про Аленку… Сердце чего-то не на месте.

Колька удивленно поднял на мать глаза.

- Ты чо, ма? Ты ж знаешь, все нормально будет… Хоть во дворе-то можно играть, когда книжку почитаю?

- Во дворе можно, только играй здесь. За сарай не ходи, а то там ничего не видно и не слышно, - она погладила сына по голове, - помощник ты мой, - и пошла к калитке.

Колька не стал дожидаться, пока яркое пятно платья исчезнет за поворотом, и вернувшись в дом, осторожно заглянул в комнату. Аленка спала, раскинув по кровати пухлые ручки; длинные светлые волосики паутиной накрыли подушку; она улыбалась во сне и смешно шевелила губами.

…Вот подрастет, никому ее не отдам, - подумал он ревниво, - красивее девчонки не будет в селе… Ох, и погоняю я ее женихов! Нечего ей коров доить – пусть в город едет. Замуж выйдет за богатого, а там, глядишь, и меня заберет. Буду у ее мужика телохранителем. Я ж ничего не боюсь и драться умею. Только не скоро это будет… - он поднял глаза к потолку, производя несложные вычисления, - когда ей будет восемнадцать, мне уже стукнет двадцать шесть. А что? Нормально. Только все равно ждать еще долго… Вздохнул, тихонько прикрыл дверь и уйдя в другую комнату, взял со стола книгу; пролистал ее, ища загнутый уголок страницы, но в это время в окно неуверенно постучали. Его дружок, Сашка, красноречиво показывал пальцем на дверь, и Колька радостно вскочил. Конечно, жизнь у старателей Аляски интересная и пишет про нее этот… (он взглянул на обложку) …Джек Лондон классно, но все равно это ж его фантазии, а здесь все настоящее, все можно потрогать руками!..

Колька выглянул на улицу – Сашка уже стоял на крыльце.

- Привет. Я видел, как мать твоя на работу шла. В лес пойдешь? - спросил он сходу.

- Не, - Колька вздохнул, - мать Аленку дома оставила. У нее вчера температура была. Сегодня с утра упала, но она все равно ее в садик не повела.

- Жалко…

…И что он находит в этой сопливой мелкоте? - подумал Сашка с детским недоумением, хотя понимал, что уговаривать друга бесполезно – младшую сестренку он ни на что не променяет. Даже на «клад», который они нашли вчера возле старого блиндажа.

- А ты куда дел все это? - спросил он, смирившись с тем, что сегодня раскопки отменяются.

- В «штабе» оставил.

- Пошли, еще поглазеем.

- Пошли, - Колька прислушался, не проснулась ли Аленка, и только после этого осторожно спустился с крыльца.

- А мне сон сегодня снился, - сказал Сашка, - будто голос с небес со мной разговаривал.

- Ты чо?.. - Колька прыснул со смеха.

- Нет, правда. С бабкой Мотей же он все время разговаривает и предсказывает ей про всякие события. Я у нее сегодня спросил, какой он, тот голос? Она говорит – благостный. А у меня какой-то злой был и сказал, что все в нашем доме перевернется, а у тебя тоже какая-то беда будет.

- А я-то здесь причем? - испугался Колька.

- Не знаю. Но, думаю, все это враки. Я ж не баба Мотя. Мне знаешь, как часто мотоцикл снится?.. Блестящий весь – прям, зверь! Но никто мне его до сих пор не подарил.

Оба засмеялись, тем не менее, Колька боязливо оглянулся. Хотя нет, ерунда все это – на фоне ясного голубого неба поднимающийся из зелени домик казался совсем сказочным, если, конечно, отбросить залатанную свежими кусками шифера крышу, облупившуюся краску на когда-то белых окнах, и стены с похожими на крохотные молнии трещинками.

Пацаны свернули за сарай, где в дальнем углу возвышалась странная конструкция из жердей, накрытая сверху серыми пожухлыми ветками – это был «штаб». Здесь хранились деревянные мечи и ружья (использовались те или иные, в зависимости от настроения и последнего фильма, показанного по телевизору); еще там имелся старый компас, часы-ходики, стрелки на которых приходилось переводить вручную, и много всякой ерунды, которая не шла ни в какое сравнение со вчерашними находками. Пригнувшись, оба проскользнули внутрь и уселись на травяных матах, сплетенных под руководством Сашкиной матери.

- Где? - спросил Сашка с нетерпением.

- Вот, - Колька приподнял тряпку. На земле, оскалясь беззубым ртом лежал коричнево-желтый человеческий череп, изъеденный ржавчиной пистолет и помятый бинокль без линз.

- Класс!.. - Сашка схватил пистолет и направил его во двор, - бах! Бах!.. Интересно, а починить его можно?

- Вряд ли, - Колька со знанием дела взял оружие. На маленькой ладони пистолет казался огромным, - смотри, он весь… - ковырнул ногтем, и от ствола откололся кусочек.

- Хорош! Ты чо?!.. - Сашка выхватил драгоценную находку, - это мой! Это я нашел! Найди себе и делай с ним, что хочешь!

Кольке стало обидно, ведь это он, а не Сашка, случайно обнаружил тот блиндаж, и раскапывать холмик около него придумал тоже он.

- Слушай, интересно, чья это черепушка – нашего или немца? - спросил Сашка, отвлекая внимание друга от пистолета.

- Не знаю. Надо еще там покопать. Он же, наверное, был одетый – если на пуговицах звезды, значит, наш; если свастика, то немец.

- Голова… - Сашка с уважением посмотрел на Кольку, - тогда лопату надо взять, а то палками много не накопаешь… Слушай, может, ничего с Аленкой не случится? Пойдем, а?

- Не, сейчас не пойду, - Колька вздохнул, - мать говорила, какое-то у нее предчувствие было плохое, а она у меня бешеная – уж если чего в голову влезет… она ж может и с работы сорваться, проверить «предчувствие». А меня нет. Я так не могу.

- А завтра Аленка выздоровеет, как думаешь? - в Сашкином голосе прозвучала такая надежда, что Колька даже улыбнулся.

…Никуда он без меня не пойдет, малявка. Это он тут горазд хвастаться, кто что нашел, а сам-то жидок на расправу, - эта мысль настолько возвысила Колькино самомнение, что он ответил с достоинством:

- Не знаю. Как выздоровеет, так скажу. Сразу и пойдем.

- Я пистоль возьму пацанам показать, ладно? - попросил Сашка, осознав, кто здесь главный.

- Бери, - милостиво разрешил Колька, решив, что одному играть в него не интересно, а сегодня у него вряд ли появится время выйти со двора, ведь вечером вернется отец и надо будет помогать ему заниматься с трактором.

- А вдруг мы найдем что-нибудь не ржавое, а настоящее?.. - перебил его мысли Сашка заговорщическим шепотом.

- Может, и найдем – там же не только с войны все осталось. Мать почему не разрешает в лес ходить? Там же и сейчас учения всякие проводят – там полигон.

- Я знаю. Но, думаешь, настоящие солдаты тоже могут потерять какое-нибудь оружие?

- Потерять все могут.

- Класс!!.. - мечтательный Сашкин взгляд переместился в угол и остановился на черепе, - а эту штуку ты зачем притащил?

- Я по телеку видел, - разъяснил Колька, - «новые русские», особенно, бандиты, любят в своих домах черепа старые ставить. Почистят, лаком покроют, и они у них, вроде украшений.

- Чо, правда?!

- Говорю ж, сам видел. Даже специальные люди есть. Они на кладбищах могилы раскапывают и черепа воруют, а потом продают. За это их в тюрьму сажают, но здесь-то не кладбище. Здесь он просто в лесу валяется. Вот и пусть до поры до времени лежит. А когда мы с Аленкой в город переберемся, я его кому-нибудь продам за дорого.

- Классно ты придумал, - Сашка вздохнул, видимо сожалея, что такая замечательная идея пришла не ему, - это даже лучше, чем настоящий пистолет.

- Конечно. С пистолетом тебя сразу в милицию загребут, а это в лесу нашел, и никто ничего не сделает. Он же ничейный, а деньги будут, наверное, хорошие…

Поскольку поход в лес откладывался, Сашке стало скучно просто сидеть в шалаше. Пистолет будоражил воображение, поэтому так не терпелось показать его остальным.

- Ну что, я пошел? А то тебе за сестрой надо смотреть, наверное, - сделав этот хитрый ход, Сашка поднялся.

Расстались они посреди двора. Сашка побежал на улицу, а Колька повернулся к дому, наблюдая, как солнечные зайчики играли на стеклах. Часов у него не было, но, по любому, отсутствовал он совсем недолго; довольный запрыгнул на крыльцо, распахнул дверь… и почувствовал характерный запах дыма. Заглянул на кухню, думая, что мать забыла что-то на плите, но там дыма оказалось гораздо меньше, чем в коридоре. Он бросился в Аленкину комнату. Оказалось, что в окнах отражались вовсе не солнечные зайчики…

Языки пламени поднимались по сухим деревянным стенам, а от постели, на которой лежала девочка, полз удушливый голубоватый дым. Пол под кроватью уже выгорел, но Аленка продолжала спокойно лежать, не чувствуя опасности – правда, теперь она свернулась калачиком, закрыв лицо ручками, и что самое страшное, не шевелилась.

Колька рванулся вперед, но жаркая волна выбросила его обратно. Схватив с вешалки отцовскую майку, он навернул ее себе на голову и вновь шагнул через пламя, поднимавшееся над порогом. Если б он намочил ее, дышать стало бы легче, но для этого надо бежать к колодцу, а как же Аленка?..

Задержав дыхание, он за несколько шагов добрался до кровати. Буквально под его руками неожиданно вспыхнула простынь, но он успел схватить жаркое, вялое тельце; выскочил из комнаты, пронесся по коридору и, оказавшись на крыльце, сначала несколько раз вдохнул такой же горячий, но бездымный воздух, а потом закричал, что было сил:

- Пожар!!!..

Громким лаем ему вторил лохматый Рекс, давно тоже убравшийся в тень сарая и теперь бдительно вскинувший морду. Откликнулся петух, живший на другой стороне улицы, да стайка воробьев сорвалась с яблони и, истерично чирикая, понесла новость по деревне.

- Пожар!!!.. - снова крикнул Колька, слыша, как за его спиной что-то грохнулось на пол. В испуге оглянулся; пулей слетел с крыльца и лишь тогда сообразил, какая бесценная ноша находится у него на руках. Только почему Аленка не плачет и не цепляется за него, как обычно?.. В растерянности он опустил взгляд и увидел безжизненно свесившиеся ручки, остатки замечательных шелковистых волос, которые каким-то чудом не успели сгореть, и сморщенное личико с закрытыми глазами. Нет, этого не могло быть!!..

Он оторвался от ужасного зрелища и бессмысленно заорал. Наверное, этот вопль оказался страшнее, чем крики о пожаре, потому что мгновенно появились люди. Но все они были мужчинами и выполняли свою мужскую работу – загромыхали ведра, послышался звон выбиваемых стекол… А Колька стоял посреди двора, судорожно пытаясь придумать, как заставить Аленку вновь двигаться и весело смеяться.

Наконец прибежала соседка (Колька с трудом узнал ее сквозь пелену слез, застилавшую глаза). Он безропотно отдал ей свою самую большую драгоценность и обессилено опустился на землю; лег, мешая разматывать шланги подъехавшей пожарной машины, и в отчаянии начал скрести ногтями траву.

Потом прибежала мать. Она уже знала и то, что произошло, и то, что спасти Аленку не удалось. Девочка задохнулась почти мгновенно, потому что очагов возгорания, по мнению пожарных, было несколько, и все в районе кровати. Это очень походило на поджог, только кто мог такое сделать? Может, она сама стащила спички и уронила одну? Но тогда почему она мирно лежала в постели, и в ее разжатых ладошках ничего не было?..

Мать опустилась рядом с сыном и осторожно коснулась его волос. Колька не поднял головы, но знал, что это могла быть только она.

- Не убивайте меня, - пробормотал он сквозь слезы, - я не виноват… я же так любил ее…

- Я знаю, сынок. Это я виновата, а ты сделал все, что мог…

На другом конце села, куда Сашка увел компанию показывать пистолет, всего этого шума не было слышно, и только, когда вздымая пыль, по улице пронеслась пожарная машина, пацаны поняли, что происходит что-то интересное. Ржавая железка сразу потеряла привлекательность, и выбравшись из громадных, как тропические лотосы лопухов, вся ватага сорвалась с места.

Деревня опустела. Только у Колькиного дома толпился народ, и стояла красивая красная машина, блестя сложенной лестницей и никелированными бамперами. Сашка вдруг вспомнил странный «голос с небес»; не задумываясь, зачем это делает, он стал отставать и, в конце концов, сломя голову, бросился к своему дому.

Дверь оказалась подперта лопатой, и кто-то с силой барабанил в нее изнутри. Сашка отбросил лопату. Дверь распахнулась. В проеме стоял разъяренный отец, всегда в это время приходивший обедать.

- Ах, ты, шпанюга! - он схватил Сашку за ухо, - я тебе покажу, как с отцом шутки шутить!

- Это не я, папка! - завизжал Сашка, пытаясь вырваться.

- Саша, зачем ты врешь? - послышался невозмутимый голос матери (она работала учительницей и считала, что дети, как зеки – они способны на все, и при этом всегда говорят, что не виновны), - за свои поступки, Саш, надо отвечать.

- Сейчас он у меня ответит!.. - громыхнул отец.

Сашка почувствовал, как взлетает в воздух, потом плавно опускается, и тут же его худенькое тельце сжали могучие отцовские колени; противно звякнула пряжка ремня.

- Честное слово, не я!!.. - он судорожно рыскал руками, пытаясь удержать вмиг соскочившие штаны, хотя из опыта знал, что это бесполезно, - не надо, папка!!.. - Сашка заревел, весь сжался, готовясь к тому, что неминуемо произойдет… но вдруг колени ослабли, и он от неожиданности упал. Сверху возвышалась огромная фигура отца с уже занесенным ремнем – только рот его был приоткрыт и глаза сделались круглыми, как у рака. Опасливо скосив взгляд, Сашка увидел, как из кухни медленно выплывает табурет; плавно вращаясь вокруг оси, он остановился посреди веранды и потом, подскочив в воздух, ударился об пол с такой силой, что рассыпался на части.

- Господи, спаси и сохрани!.. - пробормотала мать, которая никогда не верила в Бога.

- Что за черт?! - отец выпрямился, не расставаясь с ремнем, но Сашка был уже забыт (на четвереньках он быстро отполз подальше от грозного отцовского орудия воспитания, и встал, по инерции еще всхлипывая и неловко натягивая штаны).

В это время за спиной раздался звон разбитого стекла и большой кусок угля упал посреди веранды вместе с осколками.

- Ну, держитесь!!.. - отец бросился к двери, но она вновь оказалась заперта.

Новый камень точно угодил в другое окно.

- Всех поубиваю, сволочи!!.. - взревел отец всей массой обрушившись на дверь, но она не поддалась – все в их доме было сделано на совесть.

Готовясь к новому «штурму», отец пристально осмотрел веранду. Его грудь тяжело вздымалась, лицо покрылось потом, а глаза стали безумными, как у разъяренного быка.

- Папка, я могу вылезти в окно, - робко предложил Сашка.

- Да?.. - отец перевел на него бессмысленный взгляд. Наконец, видимо, сообразил, о чем идет речь, - давай, сынок, - сказал он совсем другим, почти ласковым голосом, - ты только глянь, кто это хулиганит. Я всем им ноги повыдергиваю, ты ж меня знаешь.

Сашка, действительно, знал, что перед отцом, много лет ворочавшим в кузне тяжелые раскаленные болванки, расступались все мужики – особенно, когда он выпивал и шел «гулять» по деревне. Он гордился им… конечно, за исключением случаев, когда отец порол его ремнем – тогда он, наоборот, мечтал, чтоб кто-нибудь намял ему бока, но как раз этого еще не случалось никогда.

Сашка выскользнул из объятий матери, которая тут же сложила руки на груди и зашептала что-то невнятное. В это время вылетело стекло в комнате. Не мешкая, Сашка подбежал к одному из разбитых окон и легко вскочив на подоконник, спрыгнул вниз.

- Сынок, осторожно, - услышал он отцовский голос, - только глянь, кто это…

Пригибаясь, Сашка миновал двор, выскочил за калитку, где лежал привезенный две недели назад уголь, и… никого не увидел – улица, насколько хватало глаз, была пуста.

- Здесь никого нет! - крикнул он.

- Дверь открой! - глухо отозвался отец.

Сашка вернулся во двор и увидел, что на этот раз она подперта бревном – одним из тех, что отец заготовил для новой бани. С трудом оттащил бревно в сторону.

- Папка, готово.

Отец шагнул за порог и остановился. Вокруг стояла тишина, нарушаемая только разноголосыми петушиными криками. Но неожиданно в воздухе засвистело, и очередной «снаряд» врезался в очередное окно. Оба бросились к калитке. У кучи по-прежнему никого не было, а следующий кусок угля сам собой вдруг поднялся в воздух, перевернулся, словно подбрасываемый чьей-то невидимой ладонью, и с неимоверной скоростью полетел в сторону дома. Выпучив глаза, отец сделал два шага назад. Раздавшийся звон стекла уже не производил впечатления после увиденного.

- Господи, прости меня грешного… - он трижды перекрестился, но и это не помогло – куски угля подскакивали один за другим и устремлялись в цель, - мать! Слышь, мать!!.. - заорал отец, - тащи сюда икону!

- Где я ее возьму? - послышалось из дома.

- Найди!! К бабе Моте сбегай! Тут бесы!

- Ты что, Толя? Какие бесы?..

- Делай, что говорят, дура! Училка хренова!! Не тому детей учишь!!..

Бледная мать, не привыкшая к такому обращению, осторожно выскользнула во двор, но когда увидела, что происходит с углем, сама, снова причитая и крестясь, бросилась вдоль по улице туда, где на отшибе жила баба Мотя.

Стекла больше не сыпались. Вернее, их уже не осталось, и уголь сам собой угомонился. Отец даже решился взять один из кусков, подбросил его… Нет, самый обычный уголь, каким они каждую зиму топили печь. Швырнул его обратно.

- Сын, что же это делается на свете? - растерянно спросил он, не надеясь получить вразумительный ответ, а просто обратиться ему больше было не к кому.

- Папка, - Сашка прижался к нему, - я сон сегодня видел, что все у нас в доме перевернется. Мне голос с небес так сказал.

- Тут во что хочешь, поверишь, - он потрепал сына по плечу, - кто б мог подумать, что не брешут про нечистую силу. Только к нам-то она чего привязалась? Мы ж работаем исправно, не пьяницы какие-нибудь. И грешим не больше других…

Он говорил так серьезно, что Сашка от удивления поднял голову (из прошлых уроков жизни он усвоил, что прав всегда сильный, а остальное придумали слабаки, ища себе оправдание); замолчал, не зная, как вести себя дальше с таким «новым» отцом.

В доме что-то упало, но никто не решился посмотреть, что, именно. Отец только пробормотал раздраженно:

- Где она таскается? Весь дом разгромят, пока эта старая карга доплетется…

Но баба Мотя не пришла вовсе, и мать вернулась одна.

- Почему одна?! - крикнул отец, увидев ее еще издали.

Мать не стала также орать на всю улицу, а подойдя совсем близко, сказала виновато:

- Она говорит, что мы сами потревожили мертвых – нам самим с ними и разбираться.

- Каких-таких мертвых?.. Ты что-нибудь понимаешь, мать?

- Нет. Мы и на кладбище-то были, аж в Пасху.

Сашкино сердце екнуло. Неужели дело в них с Колькой?.. Около него ведь тоже пожарка стоит почему-то. Он прикусил губу, чтоб сдуру не ляпнуть что-нибудь.

- Икону-то хоть дала?

- Дала.

Отец уставился на строгий лик Богородицы.

- Ну, мать, - он провел по лику рукой, - ты уж придумай что-нибудь. Обещаю, в церковь потом съезжу, - и неся доску на вытянутых руках, направился к дому.

…Хоть бы помогло… Хоть бы помогло… - Сашка пристроился следом.

Процессия беспрепятственно вошла в дом. За время их отсутствия большая кастрюля слетела с плиты, и борщ аппетитно дымился на полу, разлившись по всей кухне.

- Сволочь, - констатировал отец.

Они обошли комнаты, задерживаясь в каждой на несколько минут и демонстрируя лик всем четырем стенам по очереди. Завершив этот странный безмолвный обряд, все уселись на диван в гостиной. Мать уже облегченно перевела дыхание, когда в спальне что-то заскрежетало. Бросив икону, отец вскочил, но кровать сама въехала в гостиную и остановилась в самом ее центре; потом она запрыгала, весело взбрыкивая ножками, как молодая коза.

- Не помогает, - произнесла мать так спокойно, словно уже привыкла к новому видению мира, включавшему в себя, и бога, и дьявола. Наверное, учителя и сами быстро учатся всему новому, - мы ж, дураки, молитв не знаем.

- Я всем тут сейчас покажу молитвы!.. - отец схватился за грядушку и сильно тряхнул кровать. На секунду та успокоилась, но потом, собравшись с силами, начала медленно и уверенно теснить отца, в конце концов, припечатав его к стене, - да сделайте что-нибудь! - крикнул он, пытаясь освободиться, но грядушка уже вдавилась в живот, затрудняя дыхание.

Лицо его напыжилось, став пунцово-красным; пальцы побелели, однако он не мог даже сдвинуть кровать с места. Мать встала и робко попыталась тащить за другую грядушку, но ее сил и подавно не хватало. Сашка видел, как отец начинает задыхаться, и уже открыл рот, собираясь крикнуть: – Это я! Я потревожил мертвых, а не он!.. Но страх, что вся эта непобедимая сила обрушится на него, лишил его голоса – он только издал звук, вроде, его тошнило, и не смог произнести ни слова.

Неожиданно кровать сама собой отъехала в сторону. Отец схватил ртом воздух, потом еще раз и тяжело сполз на пол. Мать тут же кинулась к нему.

- Толечка, ты жив?..

- Жив, - отец с трудом поднялся, опираясь спиной о стену, - бешеное отродье… - он с ненавистью поглядел на кровать, - и что теперь прикажешь делать?

- Надо позвать батюшку, - предложила мать.

- Какой, к черту, батюшка?! Вон, икона твоя валяется и ни хрена не может сделать! И этот придет такой же, только ему еще надо деньги платить!

Ярким пятном, сразу привлекшим внимание, мимо окон проехала пожарная машина.

- А это у кого? - спросил отец, глядя сквозь остатки стекла.

- У Самохинского дома стояла, - робко сообщил Сашка.

- Так у них же нет никого, - встрепенулся отец, - Алексей в поле, Дашка в магазине, небось. Ежели пожар, так там все…

- У них Аленка болеет, и Колька с ней сидит, - пояснил Сашка также тихо.

- Господи, они ж совсем дети!.. - мать всплеснула руками и прикрыла ладонью рот.

- Пошли, глянем, - отец решительно шагнул к двери, только Сашке почему-то показалось, что он не столько желает помочь соседям, сколько покинуть разгромленное жилище; успокоиться; может быть, посоветоваться, как быть дальше.

Сашка побежал следом, стараясь догнать отца, а мать замыкала шествие, постоянно оглядываясь, словно ожидая удара в спину. Но ничего не произошло – неведомая сила затаилась (в то, что она исчезла совсем, верилось с большим трудом).

Самохинский двор был залит водой, а ворота, не предназначенные для громоздкой техники, просто сломаны; однако сам дом, на первый взгляд, казался невредимым – лишь разбиты окна в спальне. Но если присмотреться, то через них виднелись обугленные стены и сгоревшие куски штор. На пороге сидел Колька, закрыв лицо руками. Его плечи вздрагивали, а из горла доносился уже не плач, а, скорее, рычание.

- Коленька! - Сашкина мать бросилась к нему; присела рядом, гладя по голове, - что случилось, детка?

- Уйдите вы все!..

Женщина отдернула руку.

- Аленка!.. Сестричка!.. - заголосил Колька, убирая руки. Глаза его были красными и опухшими, а на белках ярко проступали алые русла лопнувших капилляров.

- Что с ней, милый?..

От этого слащавого голоса Колька снова закрылся ладонями и замолчал.

- Пошли отсюда! - скомандовал отец, - завтра узнаем.

Они двинулись обратно, а Сашка остался. Его никто не позвал, и он решил, что они обойдутся и без него.

- Что с ней? - Сашка присел рядом с другом.

- Угорела, - срывающимся голосом выдохнул Колька.

- Насмерть, что ли?

Колька молча кивнул и только потом снова открыл лицо.

- Но я ж не виноват! Сколько нас с тобой не было? Совсем чуть-чуть… а она спала…

- Может, и виноват, - сказал Сашка неуверенно, - помнишь, я тебе про «голос с небес» говорил? Так у нас весь дом разгромило. А мать бегала к бабке Моте, и та сказала, что кто-то нарушил покой мертвых.

- Врешь!.. - Колька уставился на него немигающим, но уже осмысленным взглядом.

- Мать так сказала.

- И что теперь? - Колькины слезы как-то сразу высохли – даже всхлипывать он стал реже.

- Почем я знаю? Мать икону притащила, но не помогла она, ни фига. Может, надо отнести череп обратно?

- Только не сейчас, - испуганно выпалил Колька, - представляешь, если мать с отцом вернутся, а меня нет? Они совсем с ума сойдут… Может, ты один отнесешь?

- Нашел дурака! Знаешь, что они с нашим домом сделали?

- Кто они?

- Не знаю. Ну, они – и все тут. А ты хочешь, чтоб я один в лес пошел! Это ты придумал череп принести, вот, ты и относи.

- Может, дело не в черепе?.. - с надеждой спросил Колька.

- Может, - Сашка смилостивился, - это бабка Мотя про мертвых сказала, а, может, дело и не в них. Она тоже иногда такое загнет…

- Давай подождем немного. Мои вернутся, тогда и решим, что делать, - Колька, вроде, даже успокоился. Новые проблемы захватили его внимание, а Аленку ведь все равно уже не вернешь… Только какие надежды он возлагал на сестру!.. Теперь все, прощай город, прощай веселая жизнь...

*

Постепенно создавалось впечатление, что воздух становится гуще, вроде кто-то мыл в нем кисточку с серой акварельной краской. Под широкими кронами кусты начинали превращаться в темные бесформенные бугры, ограничивая и без того скудную зону обзора. Хотелось есть. Это был не тот острый голод, который возникает внезапно, болью сжигая желудок, но и потушить его можно простым глотком воды – этот голод высасывал силы, заставляя судорожно сглатывать пустую слюну; от него дрожали руки, и ноги подкашивались, отказываясь повиноваться.

- Надо поесть, пока еще светло, - Андрей остановился, - ты в грибах разбираешься?

Виктор отрицательно покачал головой.

- Ладно, собирай, авось, не отравимся.

Они сошли с дороги, углубившись в лес всего на несколько метров, и сразу потеряли друг друга из вида. Приходилось прислушиваться к хрусту веток и шороху травы, иногда нарушая тишину ничего не значащими возгласами. Это помогало хоть частично победить страх перед возможным одиночеством и надвигающейся ночью.

Когда они вернулись на дорогу, темнота стала почти осязаемой. Высыпали из фуражек грибы, развели костер прямо посередине старой колеи и наконец-то сели. В ушах противным не прерывающимся фоном стоял комариный писк. Днем эти мерзкие твари скрывались среди влажной прохлады деревьев, а теперь у них, видимо, тоже наступило время ужина. Можно было ежесекундно проводить по лицу, шее и каждый раз смахивать пять-шесть раздавленных комариных трупиков. Но сознание притупилось, чтоб бороться еще и с такими мелкими проблемами, а тело ныло от непривычной усталости и ужасно не хотелось шевелиться вообще.

Виктор все-таки достал из кармана носовой платок и надел его под фуражку. Теперь незащищенным осталось лишь лицо, а с него можно сдувать комаров, не прилагая усилий – просто дышать ртом, нижней губой направляя воздушный поток…

- Поспим немного? - предложил Виктор.

Андрей не ответил. Он сидел на земле, ловко орудуя перочинным ножиком и, будто сортировочный автомат, складывал в кучку одни грибы, а другие равнодушно выбрасывал в темноту. Виктору показалось, что он делает это наугад, даже не рассматривая добычу их «тихой охоты». Молодой месяц еле заметно проглядывал над верхушками сосен, и на первый взгляд казалось, что его нет вовсе – одни звезды; много-много звезд на любой вкус – голубые, розовые, белые… Было начало августа, и они периодически срывались со своих мест, расчеркивая небо огненными хвостами.

- Да брось ты их, - сказал Виктор, - смотри, как падают. Давай лучше загадаем желание.

Страх, который все это время подавлял его, внезапно притих. Может быть, дело было в этом огромном небе, не знавшем границ – оно ведь простиралось и над ними, и над потерянным лагерем, и над городом, отстоящим отсюда на сотни километров, где их обоих ждали и, наверное, любили. А может, просто он устал бояться. Состояние опасности сделалось таким же атрибутом бытия, как дыхание – мы ж не задумываемся, когда дышим. Мы ко всему можем привыкнуть…

- А есть-то ты хочешь, звездочет? - пробурчал Андрей.

- Уже нет. И перестань строить из себя заботливого папу при малолетней дочке!..

Андрей промолчал, нанизывая грибы на неизвестно откуда взявшийся кусок проволоки. Казалось, ничто не могло сбить его с мыслительного круга, который он сам себе обозначил.

- Андрюх, - Виктор повернулся к нему лицом, - а, знаешь, что мне Ленка пишет?

- Не знаю.

- Что любит меня. В конце сентября мы поженимся. Она даже кольца уже купила.

- Тебе, конечно, самое большое – в нос.

- Пошел ты… - Виктор отвернулся. Огонь костра выхватывал из темноты светло-желтые сосновые стволы, а по ветвям проносились бесформенные тени.

- Значит, говоришь, купила? - возобновил разговор Андрей, - это хорошо. Деньги периодически обесцениваются, а драгметаллы… пока я не припомню такого случая.

- Андрюх, ты, правда, такой злой или прикидываешься?

- Какой же я злой? Я грибы тебе жарю, - он сделал из палочки подобие щипцов и аккуратно вращал над огнем проволочный вертел.

- Хорошо, не злой. В таком случае, похренист. У тебя, вообще, какие-нибудь чувства есть, кроме голода и холода? Например, ты любишь кого-нибудь?

- Наверное… - Андрей презрительно скривился, а, может, просто так упал свет костра.

- Вот! О чем я и говорю! Разве это бывает «наверное»? Это ж, раз и навсегда!..

- Как думаешь, грибы готовы? - Андрей не собирался продолжать дискуссию.

- Не знаю. Дай закурить.

- После ужина покурим, как все нормальные люди, а то сигарет мало осталось. Зато на десерт, извольте, землянику. Вон, в кустиках, - он показал на край дороги, - не думал, что она в августе еще бывает.

- Ты много, чего не думал, - пробормотал Виктор, вовсе не стремясь быть услышанным.

Грибы немного обуглились, но, в целом, были съедобными.

- Хорошо, да мало, - Андрей довольно потянулся, - но кто ж знал, что они так ужарятся.

Покурили, сняв сапоги и активно шевеля при этом пальцами, чтоб отогнать комаров. Месяц выполз по верхушкам сосен на самую верхотуру и воцарился в небе; звезды сразу потускнели, вроде, обиделись, и даже падать стали реже…

- Подъем! - неожиданно скомандовал Андрей.

- Ты что, с ума сошел? Какой подъем?! Время, без четверти час. Темно, хоть глаз выколи. Куда мы пойдем?

- Все туда же, на восток.

- А ты сейчас определишь, где он, восток? С тех пор, как солнышко село, мы уже столько кругов нарезали.

Андрей долго и пристально смотрел в угасающий костер, потом поднял голову, отважившись наконец сказать то, о чем думал все это время:

- Ты хорошо помнишь дорогу, по которой мы шли?

- Ну, допустим… - неуверенно ответил Виктор, не понимая, к чему он клонит.

- Это мертвая дорога. Здесь людей не бывает.

Виктор растерялся, но вдруг вспомнил.

- Почему не бывает, а котлован помнишь? У березовой рощи проходили. Наверное, какой-то военный объект строить собираются, хотя он и странный какой-то…

- Это не котлован, - перебил Андрей, - это воронка от такой же ракеты, как наша. Свежая воронка, понимаешь?

- Нет… Ну, воронка…

- Откуда появляются воронки, знаешь? - Андрей начинал злиться на беспросветную тупость напарника, - мы оказались не в районе батареи, а в районе целей. Чувствуешь разницу?

- Этого не должно быть. Мы не могли забраться так далеко, - Виктор попытался улыбнуться, но получилось нечто вымученное и неуклюжее. В сознании мгновенно возникла огромная хищная тень, закрывающая половину неба. Она двигалась с противным воем, от которого закладывало уши, а потом вдруг раскрывалась зловещим цветком на множество отдельных боеголовок… Что произойдет дальше, Виктор представить не мог – на это у него не хватало, ни фантазии, ни здравого смысла.

- Я ничего не утверждаю, но лучше все-таки уходить на восток, потому что пуски будут вестись оттуда. Не знаю, куда мы выйдем, но, по крайней мере, туда, где не рвутся ракеты.

- Так ты знал все с самого начала… - обиделся Виктор, - на восток!.. И молчал!

- Ничего я не знал, да и сейчас не знаю! Что ты панику разводишь?! Вставай и пошли!

Андрей по-солдатски быстро сунул ноги в сапоги и теперь с интересом наблюдал, как Виктор наматывает портянки; наконец, поняв, что процесс близится к завершению, затоптал остатки костра. Искры гасли, едва успев подняться, а лунный свет, ярко разливавшийся по черному небу, добравшись до земли, делался настолько призрачным, что в нескольких шагах уже с трудом различались очертания предметов.

- И как мы пойдем? - спросил Виктор.

- Ножками. Или ты предлагаешь остаться здесь и ждать?

После того, как Андрей озвучил свои предположения, последний вопрос казался риторическим. Виктор промолчал, хотя и не представлял способа, при помощи которого они бы могли сориентироваться в кромешной тьме. Таким образом, их дальнейший марш, скорее всего, не даст никаких результатов, кроме иллюзии, что они все-таки борются и поэтому, в конце концов, им должен быть предоставлен шанс, победить. Хотя в сложившейся ситуации и это тоже не мало.

Глаза постепенно привыкали к темноте – уже различалась не только дорога, но угадывались и отдельные стоявшие поблизости стволы; еще Виктор видел, как фигура Андрея быстро превращается в частицу ночи, и чуть не бегом, устремился в погоню. Он не представлял, как можно остаться здесь одному – наверное, сразу сойдешь с ума…

Вокруг не слышалось ни звука. Лес, то ли спал, то ли умер; лишь торопливые шаги за спиной подсказывали Андрею, что не все в природе потеряло свои естественные свойства. И в то же время шаги пугали – хотелось обернуться и удостовериться, что это действительно Витька идет сзади, но если обернуться раз, то страх заставит оборачиваться постоянно. Поэтому Андрей отрешенно шел вперед, безрезультатно пытаясь рассмотреть свои сапоги, а мысли в голове блуждали самые разные. Одна из них, которую Андрей холил и лелеял, как очень дорогое, но хрупкое растение, заключалась в том, что все это не более, чем приключение – на данном этапе самое большое приключение в его жизни. Все образуется; они непременно спасутся, как бывает в девяносто девяти процентах подобных случаев, и вернувшись домой, он будет с гордостью и легкой бравадой рассказывать, как почти сутки блуждал по действующему полигону, ожидая пуска ракеты, но даже не испугался, не потерял самообладания, а твердо шел к намеченной цели. Это будет здорово, потому что такого не переживал ни один из его приятелей – это почти, настоящая война…

Остальные мысли были менее красивыми и привлекательными – их исходной точкой являлся тот один процент, который, по значимости, с лихвой перекрывал остальные девяносто девять. Но подобный вариант Андрей просто запретил себе анализировать. …Этого не может быть, потому что не может быть никогда, - убеждал он себя, и этот аргумент, вроде, пока действовал. По крайней мере, не возникало, ни отчаяния, ни истеричной жалости к себе, когда кажется, что жизнь кончена, а ты еще не получил от нее столько удовольствий!.. Удовольствия будут – после таких приключений все вернется в тройном размере, надо только идти. Все время идти на восток!..

Незаметно стал подниматься ветер. Пока еще слабый, но лес уже качался, наполняя воздух какими-то зловещими звуками. Гигантская система стволов, ветвей и листьев стала со скрипом приходить в движение; вспорхнула птица и тяжело взмахивая крыльями, пролетела над самой дорогой, едва не коснувшись волос. Андрей поднял голову, глядя ей вслед, и увидел, что небо заволокло; месяц превратился в мутное бледное пятно, которое, то исчезало совсем, то неожиданно возникало вновь на какое-то мгновение; ветер поспешно гнал тучи, собирая их где-то за невидимым горизонтом в одно огромное стадо. …Интересно б еще знать, правильно ли мы идем? - подумал Андрей, однако вопрос так и остался без ответа. Дорога наверняка уже сделала ни один поворот, который он даже не заметил – оставалось полагаться на везение и интуицию.

Виктор ткнулся в него, чуть не сбив с ног.

- У, черт! Ты чего остановился?

- Решаю, что делать, если пойдет дождь, - в действительности, Андрей думал совсем о другом (именно, от той неожиданной мысли он и остановился). А дождь?.. От него все равно не скроешься, разве только, забиться под дерево? И, вообще, зачем ломать голову над неизбежным?

А та мысль была очень коварной, переводящей «приключение» совсем в другую, более трагическую категорию – оказывается, он чувствовал себя гораздо спокойнее, пока не высказал вслух своей догадки относительно их местонахождения. Тогда казалось, скажи он подобную ересь, и Витька сразу поднимет его на смех и убедит в обратном. А он испугался. Андрей не собирался осуждать или обвинять его в трусости, но, значит, догадка его очень похожа на правду. Он сам не решался думать – «была правдой», потому что тогда… (он посмотрел на светящийся циферблат) до пуска осталось восемь с половиной часов – фактически всего лишь рабочий день. Даже если дорога ведет в нужном направлении, успеют ли они?.. Нет, и об этом думать категорически запрещено…

- Пошли дальше, - сказал Андрей, - будем надеяться, что дождя не будет.

Виктор вздохнул и двинулся следом, пока Андрей не успел снова раствориться в темноте. Он видел, как минуту назад Андрей взглянул на часы и зачем-то сделав то же самое, вдруг осознал, сколько еще им осталось пребывать в этом спокойном знакомом мире. Ощущение утекающего времени было так не кстати, ведь перед этим он все-таки сумел настроиться на самое прекрасное, что существовало в его памяти и стремлениях – на Лену. В ней его единственная жизнь, которую нельзя оборвать так глупо и бессмысленно! Впервые он почувствовал само понятие «жизнь» настолько остро. До этого момента она катилась сама собой к невидимому, даже в обозримом будущем, концу – старости, а, оказывается через жалкие восемь часов можно просто исчезнуть с лица земли. Неважно по чьей вине это произойдет. Он просто не хотел умирать…

Тем временем силуэт являвшийся для него ориентиром, незаметно исчез. …Или я устал, или он пошел быстрее, - решил Виктор, прибавляя шаг. Новый темп сбил прежние мысли. Он никак не мог вновь сосредоточиться, поэтому образ Лены, до этого незримо следовавший рядом, исчез.

А ветер усиливался. Огромные сосны стонали оттого, что им пришлось размять свои застарелые ветви; березки вдоль дороги низко склонялись друг к другу – наверное, они шептались о чем-то неприличном, потому что ветер нещадно драл их за косы. Пропитанная потом гимнастерка прилипала к телу, и от этого становилось холодно.

…А Ленка сейчас спит. У нее, наверное, как всегда, открыто окно… Виктор вновь попытался представить ее, в ночной сорочке, разметавшуюся по постели; такую теплую и податливую, что хотелось схватить, прижать ее, вдыхая возбуждающий аромат чистого тела…

Видимо, он вработался в ритм. Прежние мысли вернулись, но над самым ухом противно ухнула глупая сова – и снова остался только шумящий лес и неясная тень впереди. …Как же мы могли ошибиться, ведь все проще простого – седьмой поворот от Красных Двориков…

- Андрюх, слышь!

- Что? - прилетело вместе с порывом ветра.

- Ты считал ту дорожку, где мы курили под старой липой?

- Что ты там говоришь?!..

Виктор замолчал. Разговаривать на таком ветру оказалось достаточно сложно – слова уносились вместе с облаками, оставляя, лишь короткие обрывки фраз.

В это время раздался треск, совсем не похожий на ставшие привычными лесные звуки. Огромный зигзаг молнии разрубил пополам тучу и зарылся своим концом в гущу деревьев, обретших на мгновение неестественный голубоватый цвет. Все произошло так неожиданно, что Виктор вздрогнул и остановился, как вкопанный; в нескольких шагах он увидел Андрея, инстинктивно закрывшего руками голову.

Невольно возникла мысль, что этот выброс необузданной природной энергии гораздо страшнее пуска гипотетической ракеты, созданной руками человека и находящейся полностью в его подчинении. Ракету можно и не запускать, и упасть она может совсем в другом конце полигона, но это разверзшееся над головой небо… Насколько здесь все понятно и просто, настолько же и неотвратимо. Он представил даже не огонь, пожирающий деревья, а низвергающуюся с небес массу воды, от которой невозможно скрыться. И что будет дальше – без костра, около которого можно обсохнуть и приготовить пищу, без возможности элементарно прилечь и отдохнуть? Да они умрут в этом болоте!

- Дальше не пойдем, - решил Андрей, - давай искать укрытие.

- Где? - Виктор обвел взглядом вновь подступившую вплотную темноту. Как в ней можно было выбрать какое-то конкретное место?

- Не знаю. Давай костер разводить.

- При таком ветре? Мы сгорим вместе с лесом.

- Не сгорим. Черт с ним, с лесом! Если это полигон, то сам бог велел ему гореть. Идем!..

Они свернули с дороги и углубились в заросли. Здесь оказалось гораздо тише – ветер в бессильной истерике рвал верхушки деревьев, но забраться внутрь ему не удавалось. От этого он, наверное, злился еще больше.

- Далеко не ходи, - сказал Андрей, - а то и дорогу потеряем.

Сделав несколько осторожных шагов, Виктор споткнулся и упал, с хрустом ломая невидимые сучья.

- Ты в порядке? - раздался впереди голос Андрея.

- Все нормально. Кстати, слушай, здесь столько сушняка. Может, остановимся?

Вслепую наломав веток потоньше, они сгребли их в кучку, и через минуту крохотный костер, неуверенный и клонящийся из стороны в сторону, показал свой жадный язычок.

Дров поблизости оказалось предостаточно (об этом позаботился ветер). Их даже не надо было собирать, требовалось всего лишь протянуть руку. Желтое трепещущее пятнышко постепенно крепло, создавая иллюзию замкнутого обжитого пространства. Пусть у него пока не хватало сил отвоевать у тьмы значительный кусок территории, но ситуация как бы становилась подконтрольной – начинало казаться, что все опасности носятся где-то там, над вершинами бушующего моря деревьев.

Андрей молча опустился на землю, привалившись спиной к стволу, и сняв сапоги, вытянул ноги к самому огню. Едва поднялся ветер, комары разом исчезли, и теперь никто не мешал расслабиться, прикрыть глаза, чувствуя, что в этом мире осталось хоть что-то хорошее.

- Андрюх, а ведь, по идее, нас должны искать, - высказал Виктор здравую мысль.

В самом деле, до этого они оба так увлеклись безвыходностью своего положения, что забыли о существовании остального цивилизованного мира, а в нем тоже есть свои законы и понятия – например, никто не бросит двух живых людей. Ради их спасения и пуски ракет могут отменить. Не так это важно, сегодня запускать или завтра – противник-то «условный», он может и подождать…

Но Андрей оказался настроен более пессимистически.

- Ты думаешь это кому-то надо? - усмехнулся он, не открывая глаз, - если б все было организовано официально, с разрешения командования, тогда другое дело, а так… Наш капитан договорился с их капитаном… Это ж сплошная «партизанщина». Он нам одолжение сделал, как самым любопытным. Думаешь, им охота брать на себя ответственность, если все откроется? Ну, покинули мы расположение лагеря и ушли в «самоход», прихватив чужой мотоцикл, только и всего. Может, в деревню по девкам рванули, а, может, пуски смотреть…

- Ты так думаешь?.. - в голове Виктора подобная перспектива укладывалась с трудом, - но не могут же они скрыть наше отсутствие?

- Они все могут. Это армия. Ты что, газет не читаешь?

Газеты Виктор читал, но всегда старался считать, что после многочисленных публикаций случаи армейского беспредела, если не остались в прошлом целиком, то сделались единичными и его самого никак не могли коснуться.

Вторая молния полоснула по небу. Из-за плотной листвы ее не было видно так хорошо, как первую, только вспышка окрасила дорогу в мистические тона. Впрочем, они тут же исчезли, утонув в громовых раскатах. Земля вздрогнула, и две горящие ветки вывалились из костра.

- Ни хрена себе, если такая ухнет поблизости, хлеще ракеты будет, - Андрей вдруг подумал, что нет никакой принципиальной разницы, от чего умирать. При этом жалость, поднимавшая изнутри предательские слезы, заполняла все существо. Он сильнее сжал веки, чтоб Виктор не заметил его состояния.

…Я сильнее. Если я раскисну, то нам хана… А мы дойдем! У других бывало и хуже… Словно отматывая время назад, перед глазами вновь засияло горячее и радостное солнце. Сосны лениво шевелили своими короткими стрижками; в траве мелькали грибы, а голоса невидимых кузнечиков слышались, будто из непривычно огромных, темно-фиолетовых колокольчиков. …Они звонят по нам… А может, и по ящерке высунувшей мордочку из кустов, и по большому блестящему жуку медленно ворочавшему лапами, подгребая под себя песчинки… Все вернулось к исходной точке, только восприятие стало ярче и пронзительнее. Наверное, просто сначала оставалось двадцать пять часов, потом четырнадцать, потом восемь с половиной… Но и это было уже давно… А сейчас? …Нет, на часы лучше не смотреть. Об этом думать запрещено. Табу… Вето… Ведь потом обязательно наступит десять ноль-одна, десять ноль-две и так до бесконечности. А мы будем все идти и идти, живые и невредимые… Не вмещалась в его голове такая дьявольская логика, по которой их вдруг не станет. Причем, не станет просто так, совершенно необоснованно и незаслуженно. …Хотя кто оценивает заслуги и выдвигает обоснования? Сколько гибнет молодых и здоровых?.. Но это они, а это я. Я сильнее всех богов и дьяволов, потому что я хочу жить. У тех других, может быть, не получалось…

- Андрюх, - Виктор прервал затянувшееся молчание. Видимо, мысли у них двигались в одинаковом направлении, потому что он сказал, - знаешь, а говорят, умирать не страшно.

- Да?.. - Андрей открыл глаза; стряхнул со щеки хвоинку, - кто говорит? Я тоже чужие гробы помогал таскать, но мне почему-то оттуда ничего не сообщали.

- Оттуда мне тоже не сообщали…

- Там, может, и хорошо, а представляешь, как все это будет уходить?.. Раз – и осталось на один вздох меньше… Представляешь, каким будет последний?..

Такого ужаса, как после этих простых слов, Виктор не испытывал никогда в жизни – даже когда однажды после дискотеки сдуру лез на нож один против троих отморозков. Хотя, может, тогда он не понимал всей ценности жизни, и Лены в ней тогда еще не было… Он отвернулся, часто-часто задышал ртом, стараясь сдержать слезы; потом выдавил из себя:

- Конверт бы, хоть написать…

- Ты совсем идиот? - Андрей удивленно повернул голову.

Этот спокойный голос привел Виктора в чувство.

- Знаешь, - уровень слез снизился до разумного предела, - я понимаю, что если нас не будет, то в мире ничего не изменится. Нас забудут и жизнь у всех, в конце концов, нормализуется, только жалко… Всего жалко!.. Что у нас с Ленкой не будет детей; что мать наварила варенья, а я его так и не попробую; что диплома своего не увижу… интересно, его в архив сдадут или просто сожгут за ненадобностью? - воспоминания о той жизни отодвинули на второй план даже завывания ветра и очередной раскат грома… или это казалось, что он стал тише, будто гроза проходила стороной?..

Андрей подумал, что в его жизни нет таких «эпохальных» вех, поэтому ему уходить, наверное, будет проще, но все равно ужасно не хотелось этого делать.

- Дай закурить, - Виктор протянул руку.

- Четыре штуки осталось, - Андрей вытащил смятую пачку, - по две на брата.

- А чего их экономить? Часом раньше, часом позже…

Оба одновременно затянулись. От никотинового голода в голове сразу зашумело, а на душе сделалось светло и пусто, словно они совсем-совсем не любили жизнь, и больше им от нее не хотелось абсолютно ничего, кроме этого легкого головокружения и апатичной вялости. Андрей уже хотел сказать: – Ну и хрен с ним! Да будет так, если по-другому не выходит…, когда вновь полыхнула молния. В ее моментальном свете Виктору, сидевшему лицом к дороге показалось, что всего в нескольких шагах от костра движутся люди. Его рот приоткрылся, а рука с сигаретой опустилась сама собой.

- Ты что? - удивился Андрей.

- Смотри, там кто-то есть. Прошел кто-то…

Андрей резко обернулся, но небесный огонь уже ушел в землю, оставив после себя лишь грохот терзаемого неба. Воздух упругой волной всколыхнул природу, ударил в уши… Нет, гроза никуда не уходила – она висела над ними, явно пристреливаясь к цели. На этот раз она опять, слава богу, промахнулась.

- Кто там прошел? - спросил Андрей, когда многократное эхо укатилось за горизонт.

- Люди. Я видел их довольно четко. Человек шесть. С какими-то круглыми головами. Они молча шли друг за другом…

Еще минуту назад оба думали, что готовы все отдать, лишь бы увидеть людей, но вдруг оказалось, что вовсе не хотели этого. Гораздо спокойнее сидеть в свете костра и ожидать своей участи, а эти люди?.. Кто они? Что здесь делают? Куда идут в такое время и в такую погоду?..

- Может, тебе показалось? - с надеждой спросил Андрей, однако по лицу напарника понял, что он тоже б очень хотел, чтоб ему показалось, - может, нас действительно ищут?.. - в сознании Андрея не было такого смятения, потому что сам он не видел эти безмолвные мрачные фигуры – предполагать и строить догадки всегда легче, чем убеждаться воочию.

- Вряд ли, - Виктор покачал головой, - тогда они должны идти цепью; должны звать нас… И почему у них нет фонарей? - он задумчиво смотрел в вернувшуюся всепоглощающую темноту.

- И костер наш они должны бы заметить, - добавил Андрей, но мозг его уже включился в работу. От минутной апатии не осталось и следа, - а вдруг это диверсанты?

- Кто? - в первый момент Виктор не понял, но потом сообразил – ведь завтра пуск боевой ракеты, - та-ак… - он склонил голову, обхватив ее руками, будто мысли разбегались, а он пытался удержать их, - интересный вариант. Только я не понимаю, зачем?.. Откуда им тут взяться, да и ракета, не ахти какая – ее уже сто раз показывали во всех телепрограммах; даже, кажется, продавали в третьи страны. Зачем им ночью лазить по этим дебрям? Нелогично…

- Но ты точно их видел? Тебе не померещилось?

- Точно. На них какие-то широкие накидки. А лица… это ж был момент, пока молния сверкнула – лиц не успел разглядеть.

- Надо идти за ними, - заключил Андрей, - они должны знать местность. Уж к какой-нибудь деревне они нас выведут, - взглянул на часы, - сейчас четыре. Скоро начнет светать. Главное, не упустить их.

- Они наверное, уже далеко ушли.

- Сомневаюсь. По такой темени с дороги они вряд ли свернут, и тут мы их сможем догнать. Собственно, нам надо только увидеть, в какую сторону они направляются, а сами по себе они нам, на фиг, не нужны, так?

- Так, - Виктор представил, что им предстоит встретиться с этой шестеркой, и внутренне содрогнулся. Было в них что-то такое, чего он не мог описать словами, потому и решил не говорить Андрею, ни об их лицах, ни о своих впечатлениях – как ни крути, это был единственный шанс выбраться отсюда.

Больше всего оба жалели о костре. Он являлся их главной радостью за прошедший день, но и оставлять его не имело смысла – они твердо знали, что никогда к нему не вернутся. К тому же, если огонь перекинется по сухим веткам и поползет дальше… По телевизору не раз показывали, что происходит от брошенного окурка, а здесь целый костер!

Но постепенно дрова прогорели и пламя сникло, превратившись в россыпь переливающихся углей, заключенных в ажурную пепельную оправу. При их свете даже рассмотреть лица стало уже практически невозможно.

- Поесть бы, - мечтательно произнес Виктор.

- Придется подождать. Ночью, если только сосновых шишек наберем…

- Знаешь, - Виктор вздохнул, - может, все-таки это были тени… Действительно, откуда людям тут взяться?

- Поздно, батенька. Костра уже нет. Идти, значит, идти.

Они выбрались на дорогу и с удивлением обнаружили, что еле-еле, пока чуть заметно, но начинало светать. Сидя под пологом леса, они не заметили, как ночь перестала быть черной. Внезапно, также как и поднялся, стих ветер, оставив над головой мрачный тучевой свод. Но гроза ушла, так и не излившись дождем. Громовые раскаты теперь слышались далеко за лесом и больше не сотрясали землю, а молнии из могучей разрушительной силы превратились в яркие фейерверки, периодически оживлявшие небо. Только воздух еще был влажным и тяжелым, поэтому деревья замерли, сдавленные его густой массой. Пейзаж напоминал кадр из мистического триллера, но настроение сделалось совсем иным.

- Удача с нами! - провозгласил Андрей, - грозу пронесло, а, в отношении пусков, наверное, я был не прав. Раз местный народ здесь бродит, значит, ничего страшного. Важно теперь побыстрее выбраться к жилью.

Виктор слушал его бодрый голос, глядя на причудливые нагромождения неподвижных деревьев и пытался понять, почему все положительные факторы, перечисленные Андреем, не вызывают в нем радостных эмоций. Неужели дело в «ночных прохожих»? Их лица показались ему какими-то нечеловеческими, причем, в чем конкретно заключалась эта «нечеловечесть», он объяснить не мог. Вроде, ни рогов, ни дьявольского огня в глазах – наоборот, глаза как глаза; нос на месте и все остальное тоже. Но что-то было не так, и это внутреннее ощущение встречи с неведомым рождало не меньший страх, чем реальная угроза лесного пожара, наводнения или падающей ракеты.

- Витя, ты идешь? Komm zu mir, - произнес Андрей весело.

Виктор знал, что переход на немецкий являлся хорошим симптомом – значит, к Андрею вернулась уверенность. Наверное, эти присказки пришли к нему из военных кинофильмов, где героические победители всегда объяснялись с побежденными врагами подобными легко запоминающимися штампами, типа «schnell, schnell» или «Hande hoch».

- Иду я, - Виктор поправил гимнастерку, и они двинулись вперед в том же порядке, что и раньше – первым Андрей, а Виктор немного позади.

Трава, медленно обретавшая цвет, тускло поблескивавшая, то ли от росы, то ли от пропитанного влагой воздуха, мгновенно стерла пыль с сапог. По странной ассоциации, глядя на них, Виктор подумал, что не хватает только удочки и банки с червями; а еще того по-детски счастливого состояния, когда уже заранее чувствуешь, как упрямый окунь натягивает лесу и по своей рыбьей глупости пытается бороться с превосходящим его во всех отношениях противником. Почему-то сейчас он ощущал себя, скорее, окунем приближающимся к наживке…

Шли они около получаса, когда Андрей вдруг остановился.

- Странно, трава совершенно не примята, - сказал он, - если б тут протопали шесть человек… Обернись. Это мы только вдвоем прошли.

Виктор оглянулся и увидел сломанные былинки и следы сапог, четко отпечатавшиеся на песке – а вперед уходила заросшая, давно не тореная дорога.

- Что бы это могло значить?

- Не знаю, - Виктор пожал плечами. Отсутствие следов, конечно, не соответствовало известным физическим законам, но он, как сейчас, видел перед собой молчаливые, идущие быстрым шагом фигуры и этого ему было вполне достаточно.

- А я знаю. Померещилось тебе все.

- Возможно, - покорно согласился Виктор. Какой смысл спорить, если не можешь даже объяснить, что же такое ты видел?

- Следовательно, - продолжал Андрей, - все наши предположения, за исключением, разве что, грозы, ничего не стоят и радовались мы совершенно напрасно.

- Что это меняет? - спросил Виктор, - мы никуда не идем и остаемся здесь?

Он вдруг почувствовал, что страх перед ракетой улетучился окончательно. Его затмило нечто другое, несоизмеримое с творением человеческих рук, но что, именно?..

Если принять прописную истину, что, ни привидений, ни всевозможных лесных див не существует, то задача вообще не имела решения. С другой стороны, эти странные субстанции просто прошли мимо, не причинив никому вреда. Значит, двое заблудившихся людей им неинтересны; значит, у них свои цели и не стоит их бояться!.. И, тем не менее, несмотря на всю логику, страх перед ними почему-то не исчезал.

- Здесь мы оставаться не будем, - сообщил Андрей безапелляционно (впрочем, Виктор и не собирался ему возражать), - но раз теперь нам не надо никого догонять, мы можем спокойно позавтракать, а то у меня скоро все поплывет перед глазами.

Стоило заговорить о еде, как Виктор тоже почувствовал голод, о котором просто забыл, занятый своими мыслями.

- Пошли за грибами, - Андрей достал из кармана вчерашнюю проволоку, - видишь, какой я запасливый? - он засмеялся, - даже шампур не забыл прихватить.

- Молодец, - а что еще мог ответить Виктор? Он-то даже не вспомнил об этом.

Ребята свернули с дороги и внимательно глядя под ноги, углубились в заросли. Сосновый лес еще ночью незаметно сменился лиственным. Здесь росли совсем другие грибы, в основном, с волнистыми бледными шляпками; они, словно выставляли себя напоказ, и это настораживало.

- Поганки не трогай, - предупредил Андрей, видя, как Виктор наклонился и протянул руку к грибу, - вон, смотри, какие чудные подберезовики.

Виктор поднял голову. Впереди, всего в нескольких шагах поднималось над травой целое семейство стройных красавцев; чуть дальше еще одно, точно такое же. Он уже наполнил фуражку до верха, но, увлеченный «охотой», раздвинул ветки густого кустарника с мелкими круглыми листочками и остолбенел.

В поднимавшемся от земли утреннем тумане перед ним открылась небольшая поляна. На ее противоположной стороне, не более, чем в двадцати шагах, стояли «ночные прохожие». Они, видимо, не ждали появления Виктора и быстро, будто выполняя неслышную команду, построились и скрылись в лесу, мгновенно растворившись среди стволов. Правда, теперь Виктор четко разглядел на их головах каски. Причем, у одного из солдат в ней зияла рваная дыра от осколка. Одежда, которую он не разглядел ночью, оказалась старыми армейскими плащ-палатками; за плечом у каждого висел автомат.

Потрясение от встречи оказалось настолько сильным, что Виктор даже не успел испугаться. Он просто лишился возможности мыслить и чувствовать, а когда все-таки осознал реальность происходящего, бояться было уже нечего – видение исчезло. Он сделал осторожный шаг назад, и кусты перед ним сомкнулись. Ощутил свою влажную и липкую руку; опустив голову, увидел, что сжимает в кулаке раздавленный гриб. Вытер пальцы об одежду и вновь внимательно посмотрел на кусты, но ни один листочек не шелохнулся – солдаты, если они существовали, ушли.

- Ты скоро? Мы ж столько не съедим!.. - услышал он веселый голос Андрея.

Виктор нашел в себе силы повернуться к кустам спиной и несколько раз быстро оглянувшись, словно пытаясь застать кого-то врасплох, побежал обратно к дороге.

- Что с тобой? - Андрей уже сложил костер и замер с поднятой зажигалкой, - ты бледный, как смерть.

Виктор молчал, не зная, как пересказать увиденное. Казалось, никакие слова не смогут истинно отразить эту пробитую каску и висящую на грязной перевязи руку другого солдата. Застывшие глаза Виктора стеклянными бусинами уставились на Андрея. Тот убрал зажигалку в карман и подошел, разглядывая напарника со всех сторон, как куклу в музее восковых фигур.

- Мы в «замри» играем, да? - спросил он с интересом.

- Я снова их видел, - звук собственного голоса вернул Виктора к жизни. Он аккуратно подал Андрею фуражку с грибами, - они стояли на краю поляны, а потом ушли в лес.

Андрей осмысливал эту информацию не меньше минуты, то сворачивая губы трубочкой, то растягивая их в странную улыбку – может, он ждал продолжения рассказа, но не дождавшись, положил руку Виктору на плечо.

- Вить, по-моему, это от голода. Галлюцинации. Сейчас поедим, и все будет нормально.

- Нет, - Виктор покачал головой, - я их видел, как сейчас тебя. Это солдаты. В касках и плащ-палатках, с автоматами.

- Да?.. - впервые в голосе Андрея послышалось сомнение. Видимо, слова «полигон» и «солдаты» соединились в его сознании в единое целое, - тогда я не пойму, чего они ночью так пронеслись мимо нашего костра? Его нельзя было не увидеть.

- А, может, у них спецзадание? Может, учения заключаются не только в пуске ракеты, но и в отражении нападения неприятельской разведгруппы, например? - Виктор почувствовал, что попытка найти всему объяснение снимает напряжение, но на его место пришла усталость. Он опустился на землю и чтоб скрыть дрожь в коленях, поджал ноги. Андрей развел костер, достал ножик с прилипшими к лезвию остатками вчерашних грибов и занялся привычным делом.

Уже вращая над огнем первую порцию, он, наконец, вынес свое резюме:

- Неважно, кого они изображают, диверсантов или еще кого-нибудь, но это наши ребята, согласись. Значит надо каким-то образом связаться с ними, чтоб они помогли нам выбраться. До пуска четыре часа. По лесу больше десяти километров они вряд ли пройдут. Значит, совсем недалеко стоит, если не сам дивизион, то есть какое-то укрытие, где мы и сможем их найти.

Виктор продолжал молчать, мысленно соглашаясь с логичностью доводов. Одного он только никак не мог объяснить даже самому себе – почему ему так не хочется близко встречаться с этими солдатами. Андрей безусловно прав – брести по дороге, которая плутает по полигону совершенно невообразимыми петлями, можно до бесконечности. Все они здесь вспомогательные и не ставят целью кратчайшее попадание из пункта А в пункт Б, но если б Андрей видел эти странные фигуры, их лица; видел, как они фактически растаяли в воздухе …Нет, они не могли раствориться – исчезают только призраки. Наверное, и правда, у меня помутилось в глазах, то ли от голода, то ли от страха…

- Вить, чего ты молчишь?

Виктор резко повернул голову, очнувшись от своих мыслей, и решил, что разумно объяснить так ничего и не сможет. Оставалось только согласиться с Андреем. На данном этапе предложенный им вариант являлся наиболее логичным.

- Я?.. Нет… Все нормально, - пробормотал он.

- Странный ты какой-то. Ешь, - Андрей снял на большой лист лопуха еще дымящиеся кусочки грибов, - мне кажется, что ты не хочешь, чтоб мы встретили этих людей. Почему?

- Не знаю.

- Нет, ты все-таки поясни, что тебя настораживает. Они похожи на дезертиров, на бандитов, на беглых уголовников? Может, это шпионы и говорили они на иностранном языке?..

- Я не могу этого объяснить, но мне кажется, что они не люди… - Виктор прикрыл глаза, чтоб не видеть ответной реакции, но он услышал ее – Андрей громко расхохотался.

- Ну, брат, я понимаю – у страха глаза велики, но не до такой же степени. Может, тебе гриб попался галлюциногенный? Слушай, кстати, это тоже возможный вариант!..

Виктор вновь не ответил, и Андрей замолчал. Какой смысл обсуждать то, чего не понимаешь, притом, что решение, вроде, уже принято? Оба занялись едой, ломая пальцами обугленную корку и жадно набивая рот несоленой, безвкусной массой. Внутри грибы были почти сырыми, но другой еды ребята все равно изобрести не могли. Земляничных полян больше не попадалось, лесные орехи еще не вызрели – их вяжущая рот светло-зеленая сердцевина очень отдаленно напоминала твердые сытные ядра (к тому же сами кусты орешника попадались не так уж часто). Оставались, правда, еще черви и улитки, но поглощать их никто пока не решался.

Когда на лопухе осталось лишь несколько угольков, Андрей вытер о траву черные руки и достал оставшиеся сигареты.

- Давай покурим, по последней, и пойдем.

- Я не буду, - Виктор вспомнил головокружение и слабость, возникшие вчера. Сегодня он хотел мыслить трезво и иметь четкую координацию движений – кто знает, с чем им придется столкнуться в следующую минуту?

- Значит, мне больше достанется, - Андрей щелкнул зажигалкой и сладко затянулся, - Вить, главное, не сдаваться. Как только мы раскиснем, все – мы тут же и подохнем. Всегда надо биться до конца. Люди к Северному полюсу пешком шли, а у нас тут лето; красотища какая… Зато если мы выйдем отсюда, значит, мы можем все – значит, мы непобедимы, понимаешь?

- Понимаю.

Костер догорел сам собой, оставив легкий дымок, поднимавшийся над кучкой пепла.

- Пойдем, глянем, куда направились твои новые друзья, - Андрей докурил и поднялся.

«Грибной маршрут» привел их к знакомым кустам. Они пересекли поляну и с удивлением обнаружили, что с того места, где стояли солдаты, в лес уходила еле приметная тропка – не свежие следы, но здесь ходили, пусть и довольно давно. Это открытие подняло настроение обоим.

- А ты говоришь, привидения, - радостно воскликнул Андрей, - их просто не бывает, я сам в газете читал, - он неожиданно обнял Виктора с грубоватой лаской.

…Значит, я просто трус, - подумал тот, чувствуя на плече сильную уверенную руку, - я просто испугался, а остальное накрутило мое воображение. Хотя что-то в них все равно не так – та же форма, автоматы, эти странные ранения… На фиг! Не рассмотрел я их толком, вот и все… Сделав усилие, он улыбнулся и освободившись от объятий, обдернул гимнастерку.

- Ну что, пошли?

Теперь впереди шел Виктор – он, вроде, был ближе к тем солдатам, и Андрей уступал ему право встретиться с ними первым. Стало уже совсем светло, но все равно как-то нерадостно. Тучи сменились серыми облаками, не пропускавшими в мир ни одного солнечного лучика. Они ползли друг за другом, как бесконечная транспортерная лента. Но когда ребята углубились в лес, пропало даже это неприветливое небо. Показалось, что вновь вернулся вчерашний вечер. Густые кроны создавали свое небо, темно-зеленое, и могучие стволы, как корявые Атланты, держали его на своих вытянутых руках-сучьях. Стояла какая-то неживая тишина, лишь хруст случайно попадавших под ноги веток периодически подтверждал естественную реальность мира.

Слух, видимо, обострился, пытаясь уловить знакомые звуки и, словно в награду, эхо наконец принесло издалека глухую дробь дятла. Работал он на совесть. Стук клюва был настолько частым и монотонным, что задавал ходьбе определенный ритм, несовместимый с выступавшими из земли корнями и извивами тропинки, огибавшей деревья. Иногда она совсем пропадала и только через несколько метров обнаруживалась вновь отброшенными в сторону сучьями и прелой прошлогодней листвой втоптанной в прошлогоднюю грязь.

Виктор остановился, прислонившись к дереву.

- Ты что? - спросил Андрей, догоняя его.

- Устал. Не привык я не спать по ночам и при этом совершать подобные марш-броски. К тому же от этих грибов сытости никакой, а в животе, черте что делается.

- А как же на войне? Здесь хоть не стреляют.

Виктор посмотрел на часы.

- Это мы узнаем через пару часов, - сказал он совершенно спокойно. Вчерашние рассуждения о расставании с жизнью показались ему смешным фарсом. Собственно говоря, все мы когда-нибудь умрем. Какая разница, раньше это произойдет или позже? Если б имелась возможность жить вечно, а мы, вот, лишаемся ее, тогда другое дело. И Ленка… Она тоже когда-нибудь умрет. Это минутная блажь – любовь, слава, деньги, а в сущности-то, не остается ничего…

Виктор усмехнулся собственным мыслям. Наверное, в критических ситуациях философия человека резко меняется, переходя на более высокий, неличностный уровень.

- Чего смеешься? - Андрей подозрительно прищурился.

- Это я так, о бренности бытия.

- Знаешь, а я почему-то не верю, что они запустят ракету…

- Да фиг с ней, с ракетой! Она ж не ядерная, поэтому учитывая площадь полигона, вероятность попадания конкретно в нас, может, чуть больше, чем попасть под машину. Разве не так? Это мы сами хотим, чтоб было страшно, а на самом деле…

Вдруг тишину пронзил крик, похожий, то ли на мартовский кошачий ор, то ли на истошный плач младенца. Также неожиданно он стих, продолжая звучать в сознании.

- Кто это? - Виктор вжался в ствол, словно стараясь навсегда срастись с ним.

- По-моему, птица, - ответил Андрей неуверенно.

- Какая, на хрен, птица? Какой-то нечеловеческий крик…

- Он и есть нечеловеческий, а птичий. Кажется, это сойка. Она так противно кричит.

- Пойдем отсюда, - Виктор оттолкнулся спиной от дерева, - надо выбираться из этого леса.

Дальше они пошли быстрее. Виктор даже, как на плацу, стал отсчитывать ритм. Ать, два!.. Ать, два!.. Это помогало; заодно и мысли исчезли, оставив лишь картинку квадратной, поросшей травой площадки, по которой маршируют тридцать человек в форме, но без погон и знаков различия, а чуть в стороне стоит капитан Панасенко и зычно командует «Ать, два!.. Ать, два!..»

Едва позавтракав, Сашка сбежал. А чем можно заниматься в чужом доме, где даже нет нормальных игрушек? Угрюмый отец сидел на крыльце и курил. Мать с ним не разговаривала после вчерашнего и помогала тете Полине прибираться на кухне. Дядя Витя ушел «на минутку за лекарством», да так до сих пор и не вернулся. Сашка догадывался, какое «лекарство» он пошел искать. Скорее всего, нашел, да там и остался пробовать его, еще горячее, наполняющее комнату тяжелым сивушным духом. Куда ушла Катька, Сашка не знал, да это его и не интересовало. Она уж очень задирала нос, желая казаться взрослой, поэтому все равно б никогда не согласилась играть с ним в «дурацкие мальчишечьи игры».

Со вчерашнего дня жизнь изменилась, но и к ней, в конце концов, можно привыкнуть. Жаль только, что своего дома у них теперь практически нет. Вернее, он был – неведомая сила не смогла или не захотела рушить стены и срывать крышу, но жить в нем стало невозможно.

Вчера отец даже вызывал милицию. – Как же без милиции, - сказал он, - если налицо факт злостного хулиганства? Пусть разберутся, кто это сделал. У них работа такая. Но участковый разбираться не стал. Покурил, составил протокол, а когда в него, сами собой, полетели сначала части мясорубки, потом ножи с вилками, быстро убрался, обозвав происходящее «неизвестным разрушителем». Сашка запомнил это смешное словосочетание, потому что потом отец повторил его раз десять, пересыпая отборным матом. Ночевать в такой обстановке они не решились и ушли к тете Полине, сестре матери.

Из-за отсутствия места спать Сашку положили в одной комнате с Катькой. Вечером он притворился спящим и подглядывал, как та раздевалась, поэтому сумел увидеть ее крохотные сиськи – это было самое интересное, что случилось за весь вечер. А до того отец с дядей Витей долго пили водку и ночью собирались «гонять нечистую силу», но дядя Витя уснул прямо за столом. А мать с тетей Полиной читали Библию. Сашку они тоже заставили заниматься этим; и Катьку, хотя ей уже исполнилось четырнадцать. У нее в комнате даже стояла фотка неизвестного парня… а, может, какого-то артиста.

Скучное и непонятное обучение закончилось, когда ввалился отец. Мать заикнулась, было, что и ему неплохо б присоединиться, но он просто съездил ей по уху. Тетя Полина пришла в ужас, спрятала Библию и стала раскладывать всех спать. Потом были Катькины сиськи, а потом пришли солдаты…

О них Сашка не мог рассказать никому, кроме Кольки, поэтому, пробегая по улице, остановился напротив его дома и через сломанные вчера ворота беспрепятственно вошел во двор. Понурый Рекс повернул голову, но лениво вильнув хвостом, снова принялся что-то рассматривать в траве. Сашка осторожно поднялся на крыльцо, заглянул в дом. У самой двери стоял сколоченный из досок ящик. По прибитым сверху в виде креста планкам Сашка догадался, что это крышка маленького самодельного гробика. На кухне гремела посуда, шипела плита, слышались женские голоса, а по дому разносилась смесь разных вкусных запахов. Войти он не отважился, но, словно почувствовав его присутствие, Колька сам высунулся из двери.

- Ты чего?

Сашка молча поманил его рукой.

- Ма, я во двор выйду!

- Иди, сынок, - донеслось из кухни, - только не уходи далеко. Может, отцу надо будет отнести что-нибудь.

Наверное, сегодня Колька еще не выходил из дому, потому что первым делом огляделся. Унеся неизвестно куда огромную массу запасенной воды, гроза, явившаяся вчера веской причиной, чтоб не ходить в лес, миновала. Ее даже не было слышно, зато по небу нескончаемым потоком плыли серые печальные облака; иногда они наползали друг на друга и в этих местах образовывались темные, почти черные фигуры. Ветер тоже стих. Будто природа затаилась в преддверии какого-то таинства.

Сашке, конечно, хотелось в первую очередь поделиться своими новостями, но видя осунувшееся лицо друга и его красные глаза, он счел нужным сначала спросить:

- Ты как?

- Нормально, - Колька пожал плечами. Видимо, в детском сознании чувство утраты, как, впрочем, и остальные чувства, не приживаются надолго. Это потом, по прошествии многих лет, оказывается, что детские впечатления отложились не только во всех подробностях, но и нанесли свой отпечаток на всю последующую жизнь.

- Родители ничего?.. В смысле, ругали не сильно? - спросил Сашка наивно, словно речь шла о поломке дорогой игрушки.

Колька посмотрел на него с удивлением. Наверное, за эту ночь он стал взрослее, и игры стали у него совсем другими, но как объяснить не испытавшему этого человеку, что за такое не ругают. За такое, либо убивают сразу, либо так же сразу и абсолютно прощают, чтоб потом вместе бороться с болью утраты и строить новую, мгновенно изменившуюся жизнь.

Внимательно посмотрев на Сашку, он не стал отвечать на дурацкий вопрос. К тому же у него была гораздо более важная информация, которой стоило поделиться. Для этого Колька спустился с крыльца, чтоб мать ненароком ничего не услышала, и присел на столб поваленных ворот.

- Они сегодня ночью приходили ко мне, - сказал он.

- Кто? - спросил Сашка с глупой надеждой, что Колька ответит: – Кощей с Бабой-Ягой или страсти – мордасти.

- Солдаты. Их было шестеро. Они стояли посреди комнаты и смотрели на меня. Все грязные, перебинтованные, а у одного прямо в голове дырка. Они сказали, что скоро я тоже умру, а потом ты. Через день от меня. Только произойдет это не сегодня и не завтра.

- Врешь! - Сашка схватил его за руку, - слышь, ты все врешь! - глаза его наполнились ужасом, - они ко мне тоже приходили, но ничего не сказали. Они просто посмотрели на меня и ушли. Я тоже видел дырку в его голове, но они ничего не говорили, слышишь?!.. Это тебе приснилось!!.. Ты просто обосрался со страха, да?!..

- Маленький ты еще и ничего не понимаешь, - Колька усмехнулся, - зачем мне пугать тебя?

- Это я маленький?! - взвился Сашка, - я всего на два года младше тебя!..

Колька подумал, что дело вовсе не в годах. Еще вчера они совсем не отличались друг от друга, и если б Аленка каким-то чудом осталась жива, то сейчас, наверное, также гоняли по деревне с ржавым пистолетом, весело крича: – Бах! Бах!.. И падали понарошку замертво в густую траву. Он молчал, понимая, что вряд ли удастся вернуть это время, и умирать понарошку также глупо, как и жить понарошку…

- Но ведь мы не умрем, правда? - спросил Сашка жалобно. Видимо, то, что друг не спорил, не доказывал своей правоты, а равнодушно сидел, глядя под ноги, подразумевало, что он ничего не придумал. Все произойдет само собой, вне зависимости от их желания, поэтому и обсуждать это не имеет смысла.

- Не знаю, Сашок, - ответил Колька, не поднимая головы, - но мы должны что-то сделать.

- Идти в лес, да?!.. - при одной этой мысли у Сашки все внутри опустилось, а душа, вообще, скатилась в пятки, - если они тут такое творят, то, что с нами там сделают?!..

- Не знаю. Но я все равно пойду. Аленку похоронят… - он глубоко и прерывисто вздохнул, но ни одной слезинки не выкатилось из глаз, - все сядут поминать, тогда можно смыться.

- Может, не надо?.. - захныкал Сашка, - может, все образуется?..

- Образовалось уже, - Колька цыкнул, и капелька слюны повисла у него на губе. Он стер ее ладонью, - Аленка-то совсем не при чем была. А если они до мамки с папкой доберутся?

- Это все ты со своим черепом!.. - Сашка, видимо, представил себе развитие событий и заревел в голос, не стесняясь больше казаться маленьким и слабым, - я ж не виноват!.. Я только пистоль взял поиграть!.. Что им, жалко?.. Он все равно ржавый и не стреляет…

- …Коль, иди, помоги мне! - раздалось из дома.

- Сейчас!.. Приходи часа в три, - приказал он строго, - все уже будут за столом и никто ничего не заметит, понял?

Сашка кивнул, размазывая по щекам слезы. Ступая грузно, как большой человек, Колька поднялся на крыльцо (оно даже чуть скрипнуло, такими неестественно тяжелыми казались его шаги). Виляя хвостом, подошел Рекс. Словно пытаясь утешить, он лизнул Сашку в лицо, но тот отвел дышащую жаром и воняющую тухлятиной собачью морду.

- Уйди, Рекс. Тебе хорошо… - он вдруг представил деревянный ящик с крестом и заревел еще громче.

- Кто это там плачет? - спросила мать, когда Колька появился на кухне.

- Сашка. Тоже Аленку жалеет…

- У них самих-то, слышал, что вчера творилось? Весь дом разнесло. Видать, и Аленку нашу прибрала та же бесовщина. Не иначе, конец света скоро, - она прижала к себе сына, словно ища в нем опору и спасение.

*

Постепенно лес стал редеть; почва сделалась более влажной; появилась трава – сначала редкими пучками, похожими на кочки, потом они стали образовывать целые зеленые островки и, наконец, с правой стороны открылась подернутая ряской заводь, очень похожая на болото. Тропинка бежала совсем близко от берега, и в некоторых местах на ней даже стояли лужи, начавшие зарастать остролистой травой. Отдельные деревья, оказавшиеся в воде, наклонились так низко, что Виктору приходилось пригибаться и отводить рукой ветки. Сапоги противно чавкали, взметая грязные брызги. …Ать, два!.. Ать, два!.. Он споткнулся и упал на колено; уперся в ногу руками, перевел дыхание. Хорошо бы сейчас поесть, выпить пива и уснуть прямо здесь, поднявшись на склон неглубокой балки – там посуше. Несколько таких балок выходило практически к самому берегу, и напоминали они старые заброшенные окопы. А, может, это и были окопы, оставшиеся с прошлой войны.

Подхватив Виктора, Андрей поставил его на ноги.

- Ты что, совсем обессилил?

- Не волнуйся, дойду. Только посидим, отдохнем немного.

Они сошли с тропы и поднявшись на бугорок, уселись под деревом. От земли тянуло сыростью и прохладой, но это не имело никакого значения. Не успевшие за два прошедших месяца сродниться с сапогами ноги гудели и не хотели идти дальше.

Совсем рядом проснулась кукушка, отсчитывая, то ли годы, то ли минуты, оставшиеся им в этой жизни. А над заводью роились комары. Их черный клубок будто перетекал с одного места на другое, но были они какие-то мирные, занятые своими внутренними делами и не обращали внимания на сидящую поблизости пищу. В завораживающих своим покоем просветах темной гладкой воды сновали такие огромные водомерки, что их удлиненные тельца хорошо просматривались с берега.

Удивительный покой вновь возвращал к мысли, что все-таки жизнь прекрасна, и уходить из нее, желательно, как можно позже. Виктор с удовольствием поговорил бы о Лене, о ее искрящихся глазах и нежных руках, но, зная Андрея, молчал и лишь улыбался своим воспоминаниям. Он не видел, как Андрей сидит ссутулившись и внимательно смотрит на часы.

- Двадцать минут, - наконец объявил он, - давай подождем здесь; здесь так спокойно и красиво – как там, наверное…

Виктор повернул голову и огляделся. …Действительно, красиво… Скорее бы прошли эти минуты, чтоб, либо остаться здесь, либо окончательно перебраться туда…Он остановил взгляд на комарином рое. …Счастливые… Мысли утряслись, оставив на поверхности простой, но неизбежный вывод …чему быть, того не миновать…

В идиллический покой ворвался нарастающий свист, становившийся все тоньше, подбираясь, наверное, к границе ультразвука. Оба резко вскинули головы, но в сером небе ничего не изменилось. Хотя… Вот она!.. Блестящий, похожий на коробочку от сигары предмет поднялся над лесом и через семь секунд, как положено по баллистическому расчету, распался на десяток отдельных частей, устремившихся в разные стороны. Оставшаяся «недокуренная сигара» клюнула носом и повернула к земле. Вслед за этим раздался взрыв, докатившийся до них гулким эхом. Вода в заводи вздрогнула, всколыхнувшись мелкой рябью; заметались не привыкшие к «штормам» водомерки; комары поднялись к вершине небольшого деревца, да невидимая птица сорвалась с места, хлопая крыльями.

- Вот и все, - Андрей засмеялся и от избытка эмоций принялся кататься и колотить по земле, словно пытаясь достучаться до кого-то.

Виктор прикрыл глаза. Безумного восторга почему-то не возникало. Все произошло так, как и должно было произойти. Они не могли умереть так по-дурацки. Он предчувствовал это, только боялся озвучить, чтоб не спугнуть судьбу.

- Теперь можно спокойно двигаться дальше, - чумазый, перепачканный травяными пятнами Андрей, наконец, прекратил свои буйства и поднял голову, - все идет по плану. Даже пуск мы видели гораздо лучше, чем с позиции. Там что? Ушла с направляющих и скрылась – осталась только обгоревшая установка, а тут… все, как на ладони, - он встал, тщетно пытаясь отряхнуться, - слушай, на кого мы похожи?.. От нас люди шарахаться будут.

- Этих людей еще найти надо, - заметил Виктор.

- Теперь, точно, найдем. Теперь-то куда они денутся? Не сегодня, так завтра. Пошли?

Виктор нехотя поднялся, подумав, что если полежать еще полчаса, то он вообще никуда не захочет идти, а расслабляться нельзя. Самое страшное таится в нас самих, в наших слабостях и желаниях, а не в каких-то летающих по небу железяках.

- Stehen auf und los… Los! - скомандовал Андрей.

Виктор улыбнулся, потому что это означало – жизнь вернулась в нормальную колею. Даже солдаты больше не донимали его. Наверное, когда дни и ночи соединяются в единую бессонную вечность, действительность смешивается со снами и фантазиями усталого сознания, являя некую ирреальность. Вычленить из нее рациональное зерно уже просто невозможно…

Заводь, окончательно превратившаяся в болото, постепенно начала зарастать обычной луговой травой, тянувшейся к свету сквозь клочья высохшей ряски и сухие перья осоки. А еще через полкилометра появились ярко зеленые сосенки – совсем маленькие, не больше метра, но такие пушистые и пахучие… Между ними вспыхивали белые звездочки неизвестных цветов на паутинках стебельков. Несмотря на суровое небо, это был уже совсем другой радостный пейзаж.

Если б не голод, усталость, желание спать и натертые ноги, идти было б, можно сказать, приятно, ведь все угрозы миновали – оставалось лишь не спеша добраться до какой-нибудь деревни. Однако тропика снова старалась увести их в лес. Андрей с сожалением посмотрел на дальний горизонт, с которым так не хотелось расставаться.

- Кажется, чем шире обзор, тем быстрее все должно закончиться, - заметил он, - почему так?

- Наверное, подсознательно мы ищем человеческое жилье на равнине, а не в лесу.

- Возможно. Ну что, заглубляемся?

Не зная не только дороги, но даже нужного направления, Виктору было все равно. С таким же успехом они могли продолжать двигаться и по старой дороге – чем эта тропа лучше? Тем, что по ней прошли некие существа, напоминавшие людей?..

Мысль о «неких существах» понравилась ему гораздо больше, чем наивная гипотеза, относительно призраков. Конечно, как он сразу не догадался?! Это инопланетяне, маскирующиеся под землян и поэтому принявшие облик солдат. Кого еще они могли увидеть на полигоне? Правда, перевоплощение прошло у них не совсем удачно. А если это действительно так…

- Знаешь, куда мы сейчас придем? - спросил он весело. Все, вселявшие ужас, вчерашние впечатления вдруг сделались не просто объяснимыми, но и достаточно правдоподобными (конечно, с точки зрения науки уфологии).

- Куда? - Андрей повернул голову.

- К летающей тарелке!

Сначала Андрей скептически хмыкнул; потом, мысленно пробежав ту же логическую цепочку, снял фуражку и задумчиво почесал затылок.

- Возможно. Если принять в качестве гипотезы само существование инопланетян… - начал он, но Виктор перебил его.

- У тебя есть другая гипотеза? Я почему-то уверен – те, кого мы встретили все-таки не люди.

- Гипотезы у меня нет и, по большому счету, я не хочу ее придумывать. Я просто хочу обратно в лагерь, вот и все. Пошли. К «тарелке», значит, к «тарелке».

Лес поглотил их почти мгновенно. Уже через несколько минут от широкого «соснового поля» не осталось следа и даже если оглянуться, сразу за спиной пространство смыкалось привычной зеленой стеной. Идти стало скучно, но поскольку страх больше не давил, обрадованное сознание во всех красках рисовало сцены возвращения. Причем, не в лагерь, где их вряд ли ждало что-то, кроме нарядов вне очереди, а домой. До него и остался-то всего месяц!..

Перед Виктором на фоне бесконечных деревьев вновь замаячила стройная девичья фигурка. Казалось, он даже слышал смех и отдельные неясные слова, произносимые очень ласковым голосом. Он настойчиво убеждал себя, что это вовсе не галлюцинации, а прекрасный плод воображения, поэтому периодически вскидывал голову, широко распахивал глаза, изучая абсолютно не менявшийся пейзаж – тогда голос пропадал, сменяясь далекими криками птиц. Конечно, это воображение, раз он способен управлять им… Снова опускал глаза на тропу и шел дальше, отдаваясь тут же возвращающемуся ласковому голосу.

Андрей снова шел вторым, и ему даже не требовалось высматривать тропинку. Голова освободилась от ответственности, и он пытался заполнить ее, как, собственно, и всю свою жизнь, какой-нибудь ерундой. Он стал думать о том, чем будет заниматься после получения диплома. Может, например, пойти к брату в уже состоявшуюся солидную фирму, которая финансировала его учебу? Но братец – мужик требовательный и правильный; руководящую должность сразу не даст, а заставит пахать, начиная с самых низов, да и зарплату положит, как остальным. Конечно, со временем можно дорасти до кого-нибудь важного, но зачем ждать, если можно открыть собственный бизнес и начать загребать деньги сразу? Вот только, какой бизнес?..

Получаемых от брата «карманных» денег Андрею хватало и на оплату мобильного телефона, и на ночные клубы, и даже на то, чтоб иногда занимать друзьям, поэтому на глобальные проблемы почему-то всегда не оставалось ни времени, ни желания. Зато сейчас этого времени столько! Кто знает, может им придется идти еще целые сутки… Он начал перебирать все известные варианты от заведомо нереального создания собственной нефтяной компании до торговой точки на Центральном рынке…

Виктор остановился, озираясь по сторонам. Андрей сначала решил, что он опять ищет место для привала, но подойдя ближе, увидел котлован похожий на огромную старую воронку. Он вырвал из земли десятки, а, может, сотни кубометров грунта, съев и без того неприметную тропу. Склоны котлована уже поросли кустарником и мелкими кривыми березками, однако по краям кое-где продолжали чернеть полусгнившие остатки обгоревших стволов. После пуска ракеты это зрелище больше не вызывало ужаса. Вот если б они набрели на воронку вчера, наверное, шок был бы у обоих. Сейчас же Андрей весело сказал:

- Оказывается, и сюда долетали наши ласточки, - с интересом заглянул вниз, - глубоко. Ну что, полезли?

- Честно говоря, чтоб лазить по горам, сил у меня уже мало осталось. Такая слабость во всем теле, аж ноги дрожат. Может, проще обойти? - предложил Виктор.

- Рафинированный ты мой, - Андрей покровительственно похлопал его по плечу, - сразу видно, спортом никогда не занимался. А у меня, между прочим, был первый разряд по гимнастике. Я могу еще столько же пройти.

- Может, и пройдешь, - согласился Виктор. Во-первых, в нем продолжал жить вечный стереотип, что количество мышц всегда обратно пропорционально количеству мозгов, а, во-вторых, он ведь жил своей жизнью, к которой чувствовал себя достаточно приспособленным и не собирался ни с кем соревноваться, а, тем более, ничего менять.

- Ладно, - Андрей еще раз оглядел окрестности, хотя кроме беспорядочно растущих деревьев и ярких кустов папоротника, сменивших чахлую траву, вокруг все равно ничего не просматривалось, - пойдем в обход.

Они свернули в сторону, с хрустом ломая попадавшие под ноги мелкие сучья. Лес затягивал, замыкая пространство и отрезая пути к отступлению. Хотя чуть правее он делался реже… А еще подальше, вроде, даже вновь обнаруживается тропа… Что это там впереди?.. Нет, опять показалось…

Через полчаса они поняли, что не только не нашли тропу, но потеряли из вида и саму воронку. Вокруг стоял девственный лес и только старые окопы, превратившиеся в поросшие травой лощины, слегка горбатили ландшафт.

- Пришли, - сказал Андрей мрачно, - без какой – никакой, пусть самой хреновой дороги, здесь можно блудить до пенсии.

- Вернемся обратно?

- Давай попробуем.

Однако попытка успеха не принесла. Ничего знакомого в пейзаже не появилось, и Виктор молча опустился на поваленный трухлявый ствол.

- И что дальше? - он поднял на Андрея усталые глаза.

- Пока не знаю, - тот присел рядом, - курить будешь? Последняя. Давай напополам.

- Ни фига, это ни инопланетяне, - затянувшись, Андрей вспомнил недавний разговор.

- Почему?

- Потому что инопланетяне… ну, насколько я читал в книжках… они всегда приходят на помощь в трудную минуту. Либо, если они плохие, увозят на свой корабль для опытов, но, в любом случае, не бросают на произвол судьбы.

- А это инопланетяне – садисты? - Виктор слабо улыбнулся.

Наверное, у каждого из них уже оформилась мысль, что лес не всегда заключен между Задонским шоссе, аэропортом и деревней Подгорное, как в окрестностях их родного города, а иногда простирается на сотни километров. Чтоб выбраться из него могут потребоваться не часы или дни, а годы. Раньше казалось, что непроходимые джунгли только в Африке и еще где-то на острове Ява, где до сих пор бродят японские солдаты, незнающие, что вторая мировая война давно закончилась. Стоп!.. Эта идея приглянулась Виктору уже тем, что в ней не фигурировали никакие необъяснимые силы и явления. О подобных фактах даже однажды писали в газете.

- Андрюх, слушай, а если те солдаты…

- Да оставь ты их в покое! - перебил Андрей раздраженно, - нам надо думать, как выбраться отсюда, а про ночные кошмары будем рассказывать дома, когда вернемся.

- А я не знаю, как нам выбраться отсюда! Должен же я о чем-то думать, тебе это понятно?..

Андрей почувствовал, что для разрядки ситуации должен, либо предложить что-то конкретное (но в голову ничего не приходило), либо просто поднять настроение, иначе останется сидеть и дожидаться смерти. И мысль возникла совершенно ниоткуда. Он даже не успел понять, хорошая ли это мысль, но тихонько, словно стесняясь, Андрей запел:

- Там вдали за рекой загорались огни…

- А нельзя что-нибудь повеселее? - оборвал Виктор, - а то знаешь «…капли крови густой из груди молодой…» Навевает.

Андрей решил, что хоть и ошибся с репертуаром, но двигается в правильном направлении. Нужен марш, от которого ногам самим бы захотелось маршировать бодро и уверенно, но «Прощание славянки» (единственное известное ему отечественное произведение в данном жанре) почему-то не вызывало этого желания – оно, скорее, ассоциировалось с разлукой, с уходящим эшелоном и окопами, где безвестные бойцы, погибая, совершают свой великий подвиг. Мелодия должна быть бравурной и совершенно «безбашенной»…

- Deutschen Soldaten und der Offizieren

Mit russischen Madchen… куда-то там spazieren…

Хайдарунг, хайдарунг… да шим барассе,

Бум барассе, бум барассе, бум…

Он победно посмотрел на Виктора, готовый в случае нужного эффекта повторить куплет заново и вдруг боковым зрением, всего в нескольких шагах увидел человека в длинном плаще. Еще через секунду разглядел остальных пятерых, хотя их силуэты практически сливались с деревьями. Андрей удивленно раскрыл рот; мотнул головой, пытаясь прогнать наваждение, но оно не исчезло.

- Опять они… - еле слышно прошептал Виктор.

- Просто мы сходим с ума, - также тихо ответил Андрей, и в этот момент один из солдат вскинул автомат.

Остальные, пытаясь занять оборонительную позицию, цепляли деревья, и те с треском падали, будто на них обрушился какой-то локальный ураган.

- Бежим!!.. - Андрей вскочил, уклоняясь от рушившихся сучьев; схватив за руку, он потащил Виктора за собой, и тут же очередное дерево упало в то место, где они только что сидели.

По непонятной причине солдаты не преследовали беглецов, только за их спиной слышался шелест листьев и гулкий треск стволов. Что там происходило в действительности, ни Андрей, ни Виктор не видели, потому что неслись, зажмурив глаза от хлеставших по лицу веток, не осознавая, куда они бегут, зачем и можно ли вообще убежать от всего этого. Откуда вдруг появились силы, никто из них не знал, но страх и преддверие смерти открывают в людях такие возможности, на которые не способен даже тренированный организм, накачанный допингом.

Но у любых возможностей существует предел. Виктор все-таки споткнулся и упал, вытянувшись в полный рост. Ноги пронесли Андрея еще несколько шагов, но потом он нашел в себе мужество остановиться. Открыв глаза, обернулся; напрягся, готовый в любой момент отпрыгнуть в сторону, но, похоже, охота на них временно прекратилась. Виктор неловко копошился в кустах, безуспешно пытаясь встать; опираясь на руки, он елозил коленями по земле, но ничего не получалось. Даже голова, словно приклеенная, клонилась вниз, методично вздрагивая. Глядя на него и ощущая минутную, а, может, секундную передышку Андрей тоже почувствовал, насколько устал. Он опустился на колени, прекрасно понимая, что больше подняться не сможет; не опустил руку, а, скорее, оперся о плечо Виктора.

- Лежи, - выдавил он хрипло, - надо отлежаться. Может, они потеряют нас.

Виктор будто только и ждал этой команды. Он затих. Голова его повернулась на бок, открывая огромную царапину, пересекавшую щеку. Андрей плюхнулся рядом, зарывшись лицом в траву. Прохладная земля освежала лоб, но ему почему-то чудился запах могильной сырости. Перед глазами вспыхивали и гасли разноцветные зарницы… а, может, это были бившие в них автоматные очереди… Андрей не знал, но это и не важно, потому что сопротивляться, сил все равно уже не осталось…

Сколько они пребывали в таком беспомощном состоянии, неизвестно – серое небо, к тому же скрытое кронами деревьев, не позволяло ориентироваться во времени, но никто о нем и не думал. Главное, что жизнь постепенно начала возвращаться – может быть, она дала о себе знать муравьем, укусившим Андрея в щеку; а, может, травинкой щекотавшей нос, но он открыл глаза.

Мгновенно вспомнились последние события. В испуге перевернулся на спину – замершие листья над головой и тишина… Одна из веток чуть шелохнулась, потом другая… Среди листвы метнулась рыжая белка с облезлым хвостом. Андрей вздохнул полной грудью и почувствовал, как ноют мышцы. Потом засвербело в носу – сырая земля оказывала свое действие. Он громко чихнул и снова ничего не произошло – лес не содрогнулся и не обрушился на них всей своей мощью. Не глядя протянув руку, он нащупал голову Виктора; взъерошил ему волосы и ощутил под рукой легкое движение. Значит, он тоже пришел в себя.

- Ты жив? - спросил Андрей, на всякий случай.

- Кажется, да. И что это было?

- Не знаю. Может, галлюцинации такими и бывают? Ведь чтобы люди боялись всяких чертей, они должны быть почти реальны, да?..

- Почти? - Виктор усмехнулся, - ты считаешь, то что мы видели, это «почти»?

- А вдруг никаких поваленных деревьев там нет, и мы просто так, сдуру и со страха летели, сломя голову?..

- Я проверять не пойду, - Виктор покачал головой.

- Я тоже. Чем черт не шутит?.. - Андрей с трудом поднялся на колени, - интересно, где мы?

- Где и были – в лесу, - ответил Виктор, не открывая глаз.

И тут Андрей схватил его так, что Виктор вскрикнул.

- Смотри, - прошептал он, - люди…

- Где? - Виктор быстро повернулся на бок.

Всего в нескольких сотнях метров лес заканчивался. За нешироким, заросшим бурьяном полем начиналось небольшое кладбище с торчавшими из земли почерневшими крестами. Отсутствие оградок создавало впечатление, что натыканы они в полном беспорядке и от этого крестов казалось гораздо больше, чем было на самом деле. Со стороны деревни, проступавшей квадратами шиферных крыш среди яблоневых садов, медленно двигалась процессия. Впереди несли совсем крохотный ящик, вовсе не похожий на гроб, но, тем не менее, люди шедшие за ним рыдали и их голоса отчетливо доносились до леса.

- Теперь и я понимаю, что мы сошли с ума, - мрачно заключил Виктор.

Андрей обескуражено посмотрел на него. Несмотря на то, что он сам так часто бравировал понятием «сумасшествие», соглашаться с этим ему не хотелось.

- Кто начальника сборов? - подозрительно спросил он.

- Подполковник Стрыгин.

- А как звучит теорема Пифагора?

- Сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы.

- А что такое «Пифагоровы штаны во все стороны равны»?

- То же самое, - Виктор отвечал абсолютно бесстрастно, но определенная логика, присутствовавшая в вопросах и ответах, все же вселила и в него надежду.

- Андрюх, что происходит вокруг? - спросил он.

- Вот на этот вопрос я не могу ответить, но, согласись, все-таки мы не совсем психи.

- Может, остальные сошли с ума? Пока мы блудили, американцы сбросили какую-нибудь психотропную гадость…

- Вить, - произнес Андрей ласково, - не говори глупости, и без тебя тошно.

- Тогда объясни мне, что происходит.

- Не знаю я!.. - Андрей сжал ладонями виски, а, может, просто закрыл уши, чтоб не слышать больше вопросов, не имеющих ответа, - но призраков не бывает, инопланетян тоже, а с НАТО мы теперь друзья навеки…

Процессия остановилась и странный ящик опустили в подготовленную яму. Потом под непрекращающийся плач и стоны ее засыпали землей, водрузив деревянный крест. Женщины клали букетики и отходили, пряча лица; мужчины стояли в стороне, опершись о лопаты.

- Все нормально, все по-христиански, - сказал Андрей, - может, просто это гробик ребенка?

- Странный какой-то гробик…

- А откуда в этой дыре деньги, чтоб обшивать его бархатом? Мы вышли, Витек! Это люди, обыкновенные люди!!..

- Да?.. Давай все-таки подождем. Пусть они уйдут. Пройдемся по кладбищу, посмотрим, что написано на могилах, а потом решим, настоящие они или нет.

- Ладно, - согласился Андрей, - пить хочешь?

- У нас разве осталось?

- Чуть-чуть, - он отстегнул от пояса фляжку, - фуражки мы потеряли, форма вся… - он сунул пальцы в дыру на гимнастерке.

- Форма… ты на рожу свою посмотри, - беззлобно ответил Виктор, устраиваясь так, чтоб удобнее наблюдать за кладбищем.

- Твоя не лучше.

- Знаю. Вся щека саднит. Царапина, наверное.

- Царапина, не то слово – боевой шрам, - он улыбнулся.

Церемония прощания закончилась. Никто не произнес речей, славящих земные деяния и душевные качества усопшего, потому что он еще не успел совершить ничего примечательного. Молчаливой гурьбой люди двинулись обратно и исчезли за поворотом дороги. Среди засеянного крестами поля остались лишь двое – мужчина и женщина. Женщина рыдала, опустившись на колени, а мужчина стоял рядом, скорбно склонив голову. Потом он помог женщине подняться, и они тоже побрели к деревне, поддерживая друг друга.

Кладбище опустело, лишь воробьи весело чирикая и резко меняя курсы, носились среди крестов. Каждый старался единолично занять удобную жердочку и при появлении конкурента тут же срывался с места, перелетая дальше – благо крестов было не меньше сотни. На фоне шумных воробьиных «разборок» из деревни слышались звонкие голоса невидимых петухов, да корова изредка вставляла свое веское слово.

Какое удовольствие после чужих и непонятных звуков леса слушать эту естественную симфонию нехитрого человеческого быта, зная, что это не мираж и не подлая игра больного воображения, а реальность, до которой осталось пройти всего несколько сотен шагов. Натянутые до предела нервы вмиг расслабились, перестав держать организм в напряжении – от этого казалось, тело расплылось, как подтаявшее желе и вообще потеряло способность двигаться. Осталось одно желание – лежать, наблюдая самую прекрасную в мире картину, гораздо более впечатляющую, чем любимый народом фейерверк, устраиваемый на площади в День города.

Однако через десять минут блаженного созерцания оказалось, что пустой желудок продолжает тупо ныть, исцарапанное лицо и руки противно пощипывают, а пальцы ног, стиснутые сапогами, затекли. К тому же свежие мозоли, о которых в движении почти забываешь, теперь отдавались резкой болью при каждом неловком повороте стопы. Чтоб вновь почувствовать себя полноценным человеком, а не изгоем цивилизации, от всех этих малоприятных ощущений хотелось избавиться немедленно.

- Пойдем, что ли? - предложил Андрей.

- Пойдем, - ответил Виктор, не двигаясь с места. В его воображении возникли ровные ряды палаток, плац, «грибки» часовых и настоящие офицеры со звездами на погонах; подумалось, что несмотря на все невзгоды, на свободе не так уж плохо и жалеть, собственно, не о чем – если только о том, что приключение уже заканчивается… Собрав волю в кулак, он все-таки поднялся, решив, что напоминает Железного Дровосека, простоявшего под дождем несколько суток.

Пробираясь сквозь бурьян отделявший кладбище от леса, оба чувствовали себя контрабандистами, переходившими КСП. За спиной остался мир животных инстинктов и безумной игры воображения, мир неизученного и непонятного – он уже никогда не сможет вторгнуться в размеренную жизнь, построенную на жестком распорядке и командах, не допускавших никакого проявления собственной воли. Хотя можно и позволить этим прямолинейным «золотопогонным» людям еще чуть-чуть покомандовать собой. Главное, что они теперь знают себе цену…

«Контрольно-следовая полоса» закончилась. Андрей обошел вокруг первого, самого крайнего креста, но не смог обнаружить на нем никакой информации. Тот оказался слишком старым и облезлым, и даже краска, покрывавшая его изначально, смылась многолетними дождями. Виктор шел чуть левее, тщетно вглядываясь в такие же безликие символы смерти давно позабытых людей. Видимо, кладбище начиналось от леса и двигалось к деревне, намереваясь, в конце концов, поглотить ее.

Жутковатое чувство безвестности, когда ты будто бы и не присутствовал на этой земле, наводило тоску. Сразу становилось неважно, чем ты занимаешься, и какие бури эмоций клокочут в тебе. Тебя просто нет и никому даже не интересно знать, что ты когда-то существовал. Будучи живым, преисполненным сил и желаний ужасно приходить к осознанию этого. Хотя подобные мысли для Виктора уже не являлись откровением – они посещали его и вчера за несколько часов до пуска, являясь некой философской абстракцией, своего рода защитной реакцией на возможное уничтожение, а сейчас он видел конкретную иллюстрацию, как все происходит в действительности. От этого становилось жаль не только себя, но и весь огромный мир, который кто-то создал и перестраивает только затем, чтоб потом исчезнуть из него, не оставив даже имени.

К счастью, дальше могилы стали более ухоженными. Кое-где даже виднелись завядшие и вбитые в землю дождевыми каплями букетики цветов. (Венки здесь не использовали, так же как не было и привычных гранитных памятников). Фамилии, читаемые на крестах, ни Андрею, ни Виктору, ни о чем не говорили, и они перестали обращать на них внимание. Достаточно того, что они существуют, как факт.

К последней могиле оба подошли одновременно. На свежеструганном, еще приятно пахнущем смолой кресте двумя гвоздиками была прибита картонная бирка с чернильной надписью. От дождя ее закрывал аккуратно подвернутый обычный полиэтиленовый пакет. Андрей осторожно разгладил пленку и прочитал «Самохина Аленка. 12.05.99 – 8.08.02».

- Вот и пожила. Три года… Зачем все это?.. - произнес Виктор, озвучивая свои новые, появившиеся в последние дни, представления о жизни и смерти.

Андрей вздохнул, почесал затылок, не зная, что ответить, и молча пошел дальше. Оглянулся; видя, что Виктор продолжает стоять у могилы, сказал негромко:

- Пошли. Ну, что теперь делать? Не забивай себе голову. Понимаешь, я где-то читал, что если постоянно думать о смерти, то и жить будет некогда.

- Наверное… хотя все равно непонятно…

Виктор догнал Андрея, и они зашагали к деревне, до которой оставалось не более километра. Кладбище исчезло из поля зрения и «мысли о вечном» тут же сменились чисто практическими проблемами. Например, куда им лучше обратиться, чтоб побыстрее добраться до лагеря – в милицию, к директору колхоза (или что тут у них есть?) или к обычным гражданам? Виктор настаивал на гражданах, а Андрей предпочитал представителей власти.

Из-за поворота дороги показались фигурки двух пацанов, таких классически деревенских, что Андрей даже усмехнулся:

- Маленькие пастушки. Как на картине. У них сейчас и узнаем, куда это мы попали.

*

- Я боюсь, - Сашка остановился, едва они вышли к околице.

Возле Колькиного дома, где они встретились, просматривалась улица со стоящим возле крайнего дома фыркающим трактором. Анька, которая для всех оставалась просто «Анькой» уже почти сорок лет, копалась в своем огороде. И если забыть о кусках угля, летевших в окна (а детская память легко переходит из прошлого в настоящее), то жизнь казалась самой обычной. Даже завернутый в тряпицу череп в Колькиных руках никак не ассоциировался со смертью, а являлся всего лишь не совсем уместной игрушкой. Но когда впереди открылась панорама кладбища и темная стена леса, все снова сплелось воедино, внушая чувство непреодолимого страха и желание куда-нибудь забиться, может, даже исчезнуть на время… Но куда? Даже отец, которого боялась и уважала вся деревня, ничего не смог с этим поделать и продолжал глушить водку, не подпуская к себе никого, кроме дяди Вити, исправно пополнявшего запасы.

- Я тоже боюсь, - ответил Колька и замолчал.

Он не мог объяснить механизм происходящего; не знал, какая связь существует между черепом, смертью Аленки, событиями в Сашкином доме, а, главное, не представлял, что именно он собирается делать. Если вернуть череп, то кому и каким образом? Но он старался пока не забивать этим голову, просто зная, что надо туда пойти и как говорит отец: «решить все вопросы, чтоб комар носа не подточил».

Сашка вздохнул и совсем поник. Моральной поддержки он не получил, а какова его роль в этом походе тоже не понимал. Так он и шел, преодолевая волны страха простым детским заклинанием: «…Я еще маленький и мне за это ничего не будет...» Это ведь с взрослых может спросить милиция и даже посадить их в тюрьму, а что взять с него? Ему были известны всего два рода наказаний – запертая дверь, когда остальные ребята весело гоняют на улице мяч; и отцовский ремень, после которого целый день огнем горит «пятая точка» и очень неловко сидеть. Сейчас он был даже согласен на оба наказания сразу, но за что его убивать, ведь он еще такой маленький и всего лишь взял поиграть дрянной ржавый пистолет?..

Молча, они повернули к кладбищу; дошли до знакомого поворота. Отсюда до леса уже рукой подать. …Я ни в чем не виноват, но я пойду, чтоб потом Колька не говорил, будто я трус… - и вдруг мысли улетучились через открывшийся рот, выпученные от ужаса глаза; вытекли вместе с теплой струйкой предательски побежавшей по ногам… Навстречу, со стороны опушки, двигались два солдата. На них не было защитного цвета накидок, как во сне, но разорванная и перепачканная землей форма и кровь на лицах говорили о том, что это те солдаты – самые нетерпеливые, которые уже идут за ними.

Сашка попятился назад, оставив после себя лужу, тут же подернувшуюся тонкой пленкой пыли. Колька зажмурился и выронив череп, закрыл лицо руками. Однако от появления солдат земля не разверзлась, не ударила молния и кресты не пришли в движение, выпуская на волю новых мертвецов. Сквозь щелочку между пальцами Колька смотрел на оставшийся незыблемым белый свет – солдаты приближались, но ничего не происходило. Значит они, как и обещали, не станут убивать их сегодня. А, может, просто эти двое лучше оставшихся четверых и собираются объяснить им, как избавиться от напасти?..

Колька убрал руки и увидел, что Сашка медленно отступает; увидел лужу. Невольно глянул себе под ноги и с внутренним превосходством обнаружил вокруг сухую пыль. В это время Сашка, видимо, понимая, что, пятясь задом, далеко не уйдешь, развернулся и побежал, петляя, словно уклоняясь от пуль. Колька с удовольствием бы последовал его примеру, но вдруг почувствовал, что не в состоянии этого сделать. И дело не в каком-то его особом героизме, а в том, что ноги перестали повиноваться приказам перепуганного сознания. Он опустил взгляд. Тряпка при падении развернулась, и череп зловеще взирал на него пустыми глазницами. Нет, уж лучше смотреть на приближающиеся фигуры, пытаясь прочитать в их движениях свою судьбу!..

Солдаты о чем-то тихонько заговорили между собой. Потом один из них усмехнулся. Кольке показалось, что это напоминает усмешку черепа…

- Что это он так рванул? - удивился Андрей.

- А ты представь, две такие рожи выходят из леса. Я думаю, тут и половина взрослых разбежится, - Виктор усмехнулся, - вот так и появляются легенды о привидениях.

До стоящего посреди дороги маленького испуганного человечка оставалось уже метров десять, и Андрей крикнул:

- Мальчик! Слышь, пацан, мы ничего тебе не сделаем! Мы просто заблудились!

Это был совсем не тот хриплый, нечеловеческий голос, который пророчествовал ему ночью. Колька мысленно пытался развести тех солдат и этих, но страх оказался слишком велик, чтоб просто исчезнуть от столь наивных предположений. Поэтому когда солдаты подошли, он продолжал стоять, как затаившийся суслик, и ожидал, пока к нему прикоснутся ледяные пальцы. Но они оказались вовсе не ледяными. Один из солдат легонько потрепал его за плечо.

- Пацан, ты что, испугался? Да мы совсем не страшные, - он засмеялся, и в глазах мелькнули задорные искорки, вовсе не предвещавшие скорую смерть.

Второй наклонился к черепу и поднял его.

- Глянь, Витек, какие у них тут знатные игрушки. Как говорится, он настолько беден, что если б был девочкой, то ему было б совсем не с чем играть.

Оба весело рассмеялись, и только тогда Колька окончательно осознал, что перед ним обычные люди. Эта мысль радостно лезла в голову, расталкивая остальные, но, тем не менее, ответить на многие вопросы она тоже не помогала. Например, как и зачем обычные люди могли незаметно поджечь дом и убить Аленку? Как летал уголь и двигалась мебель? Как солдаты сумели пробраться в его сон? Зачем им череп и если он им так уж нужен, то почему они не радуются его возвращению, а с удивлением вертят в руках, как некую диковинку?..

Но даже если это другие солдаты, с теми их должно что-то связывать, не зря же они направлялись в деревню, ведь солдаты с полигона к ним еще никогда не наведывались. Колька пошевелился; почувствовал, что напряжение ожидание приближающегося конца спало, и обессилено опустился на землю. Один из солдат неожиданно присел рядом, на обочину дороги.

- Пацан, тебя как зовут? - спросил он.

- Колька Самохин.

- А скажи нам, Колька Самохин, - подхватил второй, - как называется твоя деревня?

- Грушино.

- Красивое название. А до Тарасовки далеко? Там, может, знаешь, военные лагеря есть.

- Через лес километров тридцать. По дороге дальше.

- Ну, что? - обратился стоявший солдат к тому, что сидел рядом с Колькой, - пошли, поищем транспорт?

Тот встал и протянул Кольке череп.

- Держи свою игрушку.

Колька понял, что «добрые солдаты» уходят. Еще минута и он снова останется один против тех, «злых», которых гораздо больше, чем этих.

- Дяденьки! - он схватил Андрея за руку, - не уходите, пожалуйста…

Солдаты переглянулись.

- А что случилось?

Клубок, в который спутались Колькины мысли, не имел ниточки, за которую его можно было бы размотать, поэтому он начал говорить сбивчиво и бестолково:

- У меня сестренка угорела, а у Сашки дома выбили все стекла… и еще у него мебель двигалась… а я, вот этот череп… они обещали, что мы тоже умрем…

- Стоп! - Андрей выставил вперед ладонь, отгораживаясь от всего этого бреда, - милиция у вас есть на такие случаи?

- Есть участковый, но он ничего не смог с ними сделать.

- С кем?

- С солдатами… - Колька зажмурился, ожидая реакции, но слушатели только переглянулись.

- А теперь все еще раз, помедленнее и с самого начала, - сказал Андрей. Оказывается, приключение не заканчивалось; оно продолжалось, лишь немного изменив плоскость восприятия. Им самим больше не угрожала опасность, ведь деревня Грушино была вполне реальной и значилась на всех их топографических картах, зато теперь они попали в какую-то другую историю, не менее интересную и захватывающую, чем бесконечное блуждание по лесу. Он посмотрел на Виктора, который тоже ждал продолжения.

Казалось, даже голод уже не так беспокоил, а родной лагерь… он никуда не денется. Теперь, когда добраться до него стало делом чисто техническим, им обоим ужасно расхотелось расставаться со своей свободой. Кто может проверить, сколько времени они проплутали в лесу, двое суток или чуть больше? Никто. Если б еще сигареточку раздобыть для полного кайфа…

Пока Колька рассказывал о блиндаже, о летающих предметах, которые сам он, правда, не видел, о пожаре, об Аленке – это было весьма интересно, но никак не могло касаться их, поэтому Виктор понимающе кивал, вдохновляя рассказчика, а Андрей жевал травинку, следя за воробьями, продолжавшими игру в салочки на могильных крестах. Но стоило Кольке дойти до ночного визита, как оба встрепенулись.

- Сколько их было, говоришь? - спросил Виктор.

- Шестеро. В длинных плащах, касках и с автоматами.

- У одного каска пробита, у другого рука на перевязи?.. - продолжал Виктор задумчиво, повернувшись лицом к лесу.

- Да… - Колька растерялся. Может, они притворяются добрыми, а, на самом деле, одни из них? Он растерянно замолчал, не зная, как вести себя дальше.

- Значит, они обещали тебя убить? - уточнил Андрей и взглянул на череп, который еще продолжал держать в руках. Возникло желание тут же бросить его, но не мог же он показать себя трусом перед этим пацаном?

- Обещали. И еще Сашку, потом моих папку и мамку… - он жалобно переводил взгляд с одного на другого и, наконец, решился, - дяденьки, пойдемте со мной, ведь вы тоже солдаты…

Виктор тут же вспомнил треск падающих стволов и ужас, гнавший их прочь, напролом, не разбирая дороги. Хотя, может, в этом и был определенный смысл, ведь иначе бы они до сих пор бродили по лесу и вряд ли вышли бы к Грушино. Если б те солдаты хотели их уничтожить, то могли б это сделать еще ночью, когда проходили мимо костра. Он вопросительно посмотрел на Андрея. Глаза того сощурились – видимо, он тоже пытался оценить ситуацию.

Неизвестно, каким путем Андрей шел к своим выводам, но озвучил он их вполне конкретно:

- Конечно, это не наше дело, но жить и знать, что мир устроен совсем не так, как его представляешь, противно. Поэтому я, например, хочу понять, что это за явление такое.

Колька пропустил мимо ушей психологическую подоплеку и понял только, что один из солдат согласен идти с ним, поэтому перевел взгляд на другого.

- Дяденька, пожалуйста…

Наклонившись к Андрею, Виктор прошептал:

- Ты хоть понимаешь, во что мы ввязываемся?

- Пока нет, но хочу понять. Если это столь мощная, неизвестная человеку сила, то мы просто обязаны с ней познакомиться. Мы ж не сделали этим существам ничего плохого, кроме того, что пели не те песни, которые им нравятся.

- А не боишься? Помнишь, что та «сила» способна творить?

- Помню и боюсь, но мы выжили, значит, нам не суждено от нее погибнуть. Ты представляешь, этот пацан идет с ней биться, а мы поедем трескать перловку, заниматься тактикой и учить матчасть хреновины, которая, оказывается, не страшнее детского пугача!..

Пока они беседовали, Колька забрал у Андрея череп, вновь «упаковал» его и терпеливо ждал, когда «добрые солдаты» окончательно договорятся.

- Хорошо, - сказал, наконец, Виктор, хотя сама затея ему совсем не нравилась – неужели нельзя спокойно дожить оставшийся месяц и вернуться к привычной жизни… к любимой Ленке, в конце концов!..

*

Дорога сворачивала к кладбищу, но Колька повел их напрямик. Лес, из которого ребята только что благополучно выбрались, встретил их неодобрительным шелестом листьев – вроде, поступали они не по правилам. Но Колька шел уверенно, потому что не единожды проделанный маршрут хорошо отложился в памяти. Андрей же постоянно озирался, на всякий случай, запоминая ориентиры – то куст с покрасневшими до времени листьями; то кривую березу, а правее – три осины, росшие из одного корня… Таких примечательных объектов набиралось слишком много, и он уже боялся запутаться, в каком порядке они следуют друг за другом, когда Колька остановился.

- Вон, - он указал на пригорок меж двух толстых стволов.

- И что? - не понял Виктор.

- Блиндаж.

Обойдя холм, они обнаружили наполовину обвалившийся ход в темноту, и рядом перекопанную кучу темно-серого песка, из которой торчала большая кость.

- Я нашел его здесь, - Колька кивнул на свои раскопки, и тут все трое поняли, что даже не представляют, как поступить дальше. Достаточно ли просто положить череп на место и уйти или необходимо совершить ритуал? Например, произнести молитву? А, может, какое заклинание? Но они не знали, ни того, ни другого… Или надо дождаться этих… (как их назвать?..) и вернуть вещь лично? Это было бы самое неприятное.

Виктор растерянно огляделся, но никаких признаков сверхъестественного не обнаружил. Обычный лес. Он даже показался почему-то более прозрачным и веселым, чем тот где они проходили вчера. Колька положил череп рядом с торчащей костью и наклонившись, аккуратно присыпал его песком.

- И все? - Виктор, с одной стороны, испытывал облегчение от окончания миссии; с другой, разочарование, потому что все их жуткие приключения вновь отошли в область фантазий и галлюцинаций. Оказывается, ничего особенного с ними и не происходило, кроме страха перед собственным одиночеством.

Виктору никто не ответил – ни лес, продолжавший шептать что-то невнятное миллионами листьев; ни Колька, испуганно водивший глазами в ожидании, то ли обещанной кары, то ли прощения; ни, тем более, Андрей, который подошел к входу в блиндаж и осторожно раздвинул гигантские листья папоротника. Достал зажигалку и сунув руку в темноту, чиркнул кремнем.

В следующее мгновение, будто какая-то сила втащила его внутрь. Виктор даже не успел опомниться, как ажурный папоротниковый занавес снова закрылся. Ни ужасных звуков, ни каких-либо других внешних проявлений не последовало. Могло показаться, что Андрей вошел сам, подгоняемый любопытством, но внутренне Виктор ощутил, что там что-то происходит, что-то противостоящее человеческой природе – не сам и не просто так Андрей резко, чуть не падая, впрыгнул в темноту.

Несмотря на вернувшийся страх, Виктор вдруг понял, что ему тоже придется войти туда. Он всегда считал, что чувство самопожертвования, определяемое принципом «сам погибай, а товарища выручай», если и существовало, в принципе, то сейчас, со сменой моральных и идеологических ценностей, ушло в небытие, сменившись более естественным лозунгом «каждый за себя» – оно сохранялось лишь неким стереотипом для пишущих и снимающих о войне или «трудовом героизме советского народа». А оказывается, нет! Оказывается, чувство стаи, в которой ценен каждый зуб и каждый коготь, заложено в человеке генетически, еще с животных времен. Только ситуация для его проявления должна возникнуть соответствующая…

Мысли концентрировались в его голове, пытаясь оправдать совершенно абсурдное, но непреодолимое желание все-таки войти в блиндаж. А противостоял ему всего лишь один идиотский постулат, на котором почему-то воспитывают детей всех поколений: «…А если он прыгнет с седьмого этажа? Ты тоже будешь прыгать?…» А ведь еще можно успеть помочь, если вовремя прыгнуть следом…

Заметив первое неуверенное движение Виктора, Колька вцепился в его руку.

- Дяденька солдат, не надо, пожалуйста! А вдруг…

- Не бойся, - Виктор высвободил руку и оглядевшись, решил, что снаружи ничего страшного произойти не может – все неизведанное, если оно действительно существует, сосредоточено в «черной дыре», и надо постараться сделать так, чтоб больше оно никогда не вылезло оттуда. Шагнул к блиндажу и осторожно раздвинул листья. Колька больше ни о чем не просил, поняв, что отговорить солдата все равно не удастся – он исчезнет, как и тот, первый, вновь оставив его одного со страхами и висящей на волоске жизнью. А Виктор в этот момент жалел о потерянной еще в лагере зажигалке – хотя, может, и лучше не видеть заранее того, что тебя ожидает.

Непроглядная тьма показалась ему входом в иной мир. Здесь не должно было быть, ни пола, ни потолка – делаешь шаг и проваливаешься в другое измерение… Прислушался. Ни звука, будто Андрей уже исчез и только ждал, пока Виктор последует за ним. Правда, еще можно сделать шаг назад, и тогда листья навсегда скроют бездонную, потустороннюю вечность…

Если б Виктор оглянулся на такой знакомый до боли мир, то, может быть, так и поступил, но он заставил себя не оборачиваться. Сделал шаг, потом второй. Тьма и тишина, словно укутали его в кокон. Вытянул руки, пытаясь нащупать стены, но помещение оказалось для этого слишком просторным. Присел на корточки, пробуя пол – обычная сухая, хорошо утоптанная земля. Ощупывая ее ладонями, он двинулся вперед тем странным шагом, который на школьных уроках физкультуры почему-то называли «гусиным». Делать это в сапогах было крайне неудобно, но должен же он чувствовать хоть какую-то грань?..

Прошел семь шагов, но не наткнулся, ни на стену, ни на Андрея. Остановился. Сквозь густую листву тусклым пятном обозначался выход (он все-таки существовал, и никакого другого измерения нет!). Это все его собственные страхи, и остается самое элементарное – отыскать Андрея в незначительном замкнутом пространстве.

Ноги затекли, и Виктор выпрямился. Расставив руки в стороны, повернулся на триста шестьдесят градусов. …Господи, да какой же он огромный, этот блиндаж! Целый бункер…

- Андрюха, ты где?.. – позвал он тихо.

Никто не ответил, но неискаженный собственный голос настолько успокаивал, что он позвал громче. Близкое эхо повторило последний звук и угасло. От наличия этого естественного физического явления Виктор совсем осмелел. Вновь вытянув руки, он пошел вперед и через несколько метров наткнулся на холодную шершавую стену; осторожно двинулся вдоль нее и вдруг споткнулся обо что-то мягкое.

…Нет, он не мог умереть. С чего? От страха? От страха, скорее, умру я, чем Андрюха, а больше здесь никого нет. Никого нет… Он резко повернулся в одну сторону, потом в другую, и хотя глаза стали привыкать к темноте, кроме показавшегося далеким и призрачным выхода, не увидел ничего. Однако кто бы это ни был, его надо вытаскивать отсюда – выяснять, что случилось, можно и потом. Сам расскажет, в конце концов…

Виктор наклонился и приложив руку, почувствовал живое тепло. Усадил вялое тело; нащупал поникшую голову, безвольно опущенные руки. Попытался поставить на ноги, но они подгибались, как у веревочной куклы. Тогда Виктор подхватил тело под мышки и волоком потащил к свету. В таком положении он чувствовал себя абсолютно незащищенным. Сердце сжималось при каждом шаге, но пальцы так вцепились в одежду, словно приросли к ней.

Шаг. Еще шаг. Совсем чуть-чуть… Обернулся – вот он, свет! Виктор почувствовал, как листья коснулись спины, и в следующее мгновение стало так светло, что он даже зажмурился. Сырой лесной воздух ворвался в легкие, опьяняя и перехватывая дыхание. И тут он понял, что израсходовал все силы, и физические, и духовные. Упал на землю у самого входа, а тяжкая ноша так и осталась лежать на границе двух миров – ноги в блиндаже, зато бледное лицо, искаженное странной гримасой, широко распахнутые глаза… это безусловно был Андрей, только волосы… По короткой стрижке нельзя сказать, что в них появились «седые пряди», но они сделались гораздо светлее, вроде, припорошенные пеплом.

Подбежал Колька; заплакал, уткнувшись в грудь Виктора.

- Дяденька солдат, дяденька солдат… - запричитал он, и вдруг расстегнув рубашку, вытащил висевший на груди крестик и принялся целовать его.

Это неожиданное проявление Веры привело Виктора в чувство. Отстранившись, он внимательно посмотрел на мальчика, и тот смутился.

- Я у мамки из шкатулки стащил, на всякий случай.

- Ты, молодец, - Виктор прижал к себе его голову, с удовольствием глядя на кроны деревьев, зеленевший под ними папоротниковый ковер, на клочки серого неба, словно, именно, Колька сохранил все это для человечества.

Андрей шевельнулся, глубоко вздохнул. Цепляясь руками за землю, попытался самостоятельно выползти из блиндажа. Виктор с Колькой бросились на помощь, и через минуту он уже сидел, привалившись спиной к дереву и удивленно озирая окрестности, словно соображая, где находится. Виктор стоял рядом, придирчиво наблюдая процесс возвращения к жизни. Все молчали, но ощущение того, что кошмар наконец-то закончился, было совершенно явственным.

- Андрюх, что с тобой случилось? - спросил Виктор.

- А что со мной могло случиться? - Андрей усмехнулся, - помнишь, мы решили тогда, что мы вечные, и ни одна сволочь нас не возьмет… Помнишь?..

Виктор не помнил ничего подобного (скорее, наоборот), но спорить не стал.

- А мы и есть вечные! - Андрей перевел взгляд на Кольку, - пацан, ты ж войну не видел, да?.. А какая тут была мясорубка!..

- Нам в школе рассказывали… - пролепетал Колька, - «наши» попали в окружение и бились, пока все не погибли…

- Молодец. А как звали их командира, знаешь?

- Нет…

- Все забыли, - Андрей снова повернулся к Виктору, - как тогда, так и сейчас... Капитан Калюжный, его звали. Командир разведроты 452 стрелкового полка 24 гвардейской дивизии. С ним оставалось пятеро, когда на деревню поперли танки...

- Откуда ты знаешь? - обалдело спросил Виктор, но Андрей не счел нужным ответить. Его затуманенный взгляд блуждал в прошлом, которого он просто не мог знать.

- …сначала погиб Серега Вязов. Он долбил их из ПТРа, пока танк не раздавил его. Потом Сашка Савченко и Мишка Погорельцев пошли… обвязались гранатами… они остановили колонну, но эти сволочи двинули пехоту… Ванька Прохоров не выдержал и рванул в полный рост. Красивый был малый… - Андрей вздохнул, будто лично знал этого Ваньку, - остались Калюжный, да Лешка Самохин… укрылись в этом блиндаже... сутки держались, пока фрицы их не окружили… но они не сдались!.. Пацан, ты слышал об этом?

- Нет… - Колька растерянно замотал головой, - училка нам не рассказывала…

- Ты потревожил их всех, понимаешь, пацан? Это череп Лешки Самохина. Хорошая у тебя фамилия, иначе б не простил он тебя. Лешка хоть и с Урала, но жена у него осталась, а, там, глядишь… чем черт не шутит…

- Постой, - Виктор присел рядом, - откуда ты это знаешь?

- Оттуда…

Шутка приобрела вдруг новый, зловещий смысл – Виктор и не воспринял ее как шутку.

- Но это невозможно… - произнес он не слишком уверенно.

- Да?.. Впрочем, лучше считай, что невозможно.

- Нет, ты объясни! Я просто не понимаю!.. Ты сейчас лежал в блиндаже без сознания…

- Что ты привязался? - огрызнулся Андрей и отвернулся, разглядывая лес, будто не видел его целую вечность.

- А мне больше ничего не будет? - робко уточнил Колька, пользуясь возникшей паузой. У него были свои проблемы, требовавшие немедленного решения.

- С тобой все нормально, - уверенно ответил Андрей, - фамилия у тебя хорошая… хотя обычно так не бывает. В том мире свои законы. Только наивные славяне полагали, что предки могут помочь им… а мудрые египтяне не зря замуровывали покойников в гробницы. Они понимали, что не стоит их тревожить, ведь тот мир гораздо могущественнее...

Виктор поймал себя на мысли, что сравнение славян с египтянами не могло б даже прийти в голову тому Андрею, с которым он пять лет сидел в одной аудитории и слушал лекции по теории машин и механизмов.

- …Значит, я не умру? - не унимался Колька, - и у Сашки больше не будет летать мебель и биться стекла?

- Я ж тебе сказал, пацан! - ответил Андрей раздраженно, - ничего больше не будет! Живи, только по могилам никогда не шастай. Второй раз тебе этого не простят.

- Клянусь! Честное слово! - воскликнул Колька радостно.

- Пойдем, - Андрей встал; расправил плечи, словно проверяя, все ли на месте, - в лагере нас, небось, обыскались. «Губы», точно, не миновать, а, знаешь, какая противная штука?

- Не знаю, - ответил Виктор и подумал: …А откуда ты-то можешь знать об этом, если никогда еще ни одного курсанта со сборов не отправляли на гауптвахту?.. Да и вообще, их, по-моему, давно не существует…

*

Когда, наевшись борща у Колькиной матери и помянув Аленку рюмкой самогона, они выезжали из деревни, трясясь в грязном кузове «Белоруся», Андрей вдруг постучал по кабине водителя. Трактор остановился. Виктор с удивлением наблюдал, как Андрей спрыгнул на землю и подошел к обелиску, притаившемуся среди старых лип. Склонив голову, опустился на одно колено; прижал руку к груди... Виктор не мог слышать его слов, а даже если б услышал, то вряд ли б что-нибудь понял.

- Товарищ капитан, спите спокойно, - прошептал Андрей, - вы верно говорили, что победа будет за нами, и пусть только кто-то попробует забыть об этом… Мы все вернемся, если потребуется, да, товарищ капитан?.. Вы ж не забыли наш сигнал?.. Две зеленые ракеты.

…На обелиске тусклыми бронзовыми буквами было написано: «На этом рубеже шесть безымянных бойцов 452 стрелкового полка 24 гвардейской дивизии пали смертью храбрых в неравном бою с гитлеровскими захватчиками. Вечная память героям!»

Сергей Николаевич Васильев (псевд. Сергей Дубянский) родился в 1955 году в Воронеже. Окончил Воронежский политехнический институт. Работал на заводе, начав с инженера-наладчика и закончив начальником отдела, занимался предпринимательской деятельностью. Один из создателей и председатель Воронежского городского литературного объединения «Орион» в середине 1970-х годов. Автор одиннадцати книг прозы, печатался в журналах «Подъем», «Север», «Странник», «Сура». Живет в Воронеже.

Средняя оценка: 2.80797
Проголосовало: 276