Сокровища Мавераннахра. Миф или реальность?

Тамерлан считал себя знатоком людей. И не без основания. По тому, как говорил с ним человек: боязливо или напротив смело; как смотрел: глядя в глаза или отводя взгляд в сторону; подрагивал ли его голос или звучал громко; как держался: стоял прямо или угодливо склоняясь вперед, эмир мог судить о характере этого человека и делал вывод – в какой мере можно доверять ему.

 

И надо сказать, никогда не ошибался. Потому не боялся ни дворцовых заговоров, ни удара ножом в спину. Приказания выполнялись без промедления, а дисциплина в войске была такой, что ряды всадников казались отлитыми из металла. И все оттого, что его окружали люди, преданные ему, те, которых он отбирал сам, а не по чьему-то совету.

 

Вот и теперь, сидя на золоченом троне, Тамерлан слегка склонился вперед и всматривался в стоящего перед ним посла Кастильского короля Генриха III. Эмир уже знал, что этот испанский дворянин принимал участие в сражениях с маврами, что он в большей степени воин, нежели дворцовый придворный. У посла было трудное имя Руи Гонсалес де Клавихо. Он был высокого роста, худощавый, темноволосый. Держался спокойно, глядел эмиру прямо в глаза. Лицо испанца украшали усы с острыми кончиками и узкая полоска бороды. И вообще смотрелся он странно: камзол, тесно облегающий тело, с белым складчатым воротником, скрывающим шею, в широких штанах до колен, похожих на пузыри, белые чулки и остроносые туфли. Тамерлан подумал, что в такой одежде в сражении долго не продержишься.

 

Отвечал посол на вопросы эмира коротко и толково. Голос его был звучен и ровен, и это Тамерлану понравилось. Посол не льстил, хотя был вежлив. Говорил он на арабском языке, а переводчик, приближенный эмира, излагал его речь на понятном фарси.

 

Спутники Руи Гонсалеса де Клавихо понравились Тамерлану меньше. Один Алонсо Паэс, ученый богослов, другой Гомес де Саласар, придворный короля. Оба были среднего роста, излишне полные, в той же причудливой одежде. Чувствовали они себя во дворце эмира явно неуютно, переминались с ноги на ногу, глаза отводили в сторону, и Тамерлан больше не удостаивал их вниманием.

 

Гонсалес де Клавихо внимательно рассматривал знаменитого завоевателя. Слава о нем разнеслась по всей Европе. Одно его имя навевало ужас. Посол видел перед собой человека сухощавого, крепкого сложения, с бронзовым от загара лицом, уже немолодого, с испытующим взглядом. Одет Тамерлан был просто, по всему чувствовалось, что конское седло ему привычнее эмирского трона. Гонсалес де Клавихо слышал рассказы о неимоверной жестокости азиатского повелителя и думал, что это не лучший способ правления. Обильные всходы людской признательности дают только добрые дела, а жестокость всегда оборачивается ненавистью, которую правитель пожинает в полной мере, если не при своей жизни, то после смерти, это уж точно. И тогда все сотворенное разваливается, как глиняная постройка во время затяжных ливней, а имя сопровождается проклятиями.

 

Тамерлан лишь недавно оценил важность дипломатических контактов с другими странами. До этого он считал их никчемным делом. Но теперь, когда многие государства находились под его пятой, его взоры устремлялись на дальние страны, богатые и слабые в военном отношении. Но чтобы идти на них с походами, следовало многое знать: где расположены, какая там природа и климат, какие дороги, каким располагают войском. Таких вопросов было немало, и всем им Тамерлан придавал первостепенное значение. Дервиши, странствующие монахи, служившие шпионами, хотя и сообщали эмиру много полезного, но были ограничены в своих возможностях. Другое дело послы, которым открыто многое в чужих странах. И Тамерлан стал принимать посольства из других государств и посылать своих туда же. Пусть послы сообщают своим правителям как можно больше о нем. Его войско велико, прекрасно обучено и испытано во многих боях, государство крепко, как металлический панцирь, пусть все знают, что противостоять монгольскому владыке невозможно и пусть распахивают ворота своих крепостей, завидев пыль, облаком поднимающуюся из-под копыт его лошадей. Монголы победоносного Чингисхана пели: «Вперед крепконогие кони, вашу тень обгоняет народов страх». Именно страх народов перед мощью Тамерлана и был его действенным помощником в сражениях.

 

Тамерлану было известно, что испанское посольство, прежде чем прибыть в Самарканд – резиденцию Тимура, посетило Константинополь, Тегеран, Мешхед, Мерв и другие города Азии, что само по себе необычно. Да и тут, в Самарканде, испанский посол не отсиживался в четырех стенах, а много ездил по городу, причем без охраны, всего лишь со слугой и переводчиком. И это тоже понравилось Тамерлану, он ценил любознательность, она обостряет ум человека и обогащает его знаниями.

 

Переговорили обо всем, и эмир уже собирался жестом дать понять посольству, что оно может быть свободным, но Гонсалес де Клавихо удивил его своей просьбой, а повидавший многое Тимур уже отвык удивляться. Он был бесстрашен и считал, что все зависит от воли Создателя и человек не в силах изменить его предначертания.

 

-Ваше высочество, - произнес испанский посол, слегка склонив голову. – Я не только дипломат, но еще путешественник и писатель. Мне хотелось бы поездить по вашей империи, посмотреть ее города, познакомиться с жизнью населения. Когда еще выпадет такая возможность и мне жаль было бы терять ее.

 

-Да, но обязанности посла - брови Тимура поползли кверху.

 

-Я же не навсегда покину Самарканд, - возразил Гонсалес де Клавихо . –Кроме того у меня есть опытные помощники. – И он указал на стоявших рядом Алонсо Паэса и Гомеса де Саласара.

 

Те склонили головы в знак согласия. Тамерлан подумал, что этих-то вряд ли вытащишь за крепостные стены города, слишком уж невоинственным был их вид.

 

Возражений у Тимура не было, пусть ездит и смотрит. Чем больше будут говорить и писать о нем, тем лучше. Слабых сторон в его государстве нет, а лишнее напоминание о силе всегда полезно.

 

-Ну что ж, я не против, - сказал эмир. – Можешь ездить и смотреть, посол, сколько тебе угодно. – С высоты своего величия Тимур не разделял людей на знатных и простых, но ко всем обращался на «ты» и ценил всех, с кем имел дело, не за происхождение и звание, а за воинственность и деловые качества.

 

– Я дам тебе достойную свиту и хорошую охрану.

 

Посол покачал головой в знак отрицания.

 

-Вот этого не нужно, светлейший правитель. Я хотел бы ездить лишь с несколькими спутниками. Пышное окружение лишает искренности в общении с людьми, - пояснил Гонсалес де Клавихо.

 

В глазах Тимура появились искры интереса к необычному собеседнику. С такой просьбой к нему не обращался еще ни один посол.

 

-Но как же ты будешь говорить с моими подданными? Хотя бы переводчик-то тебе будет нужен?

 

-И он не нужен, - проговорил посол. – Сделаем так, светлейший эмир. Дайте мне ровно год. Если за это время я не выучу основной язык вашего государства, я откажусь от своего намерения. Вы сами проверите мое знание языка и обычаев населения вашей империи.

 

Тамерлан улыбнулся. Придворные пораженно переглянулись. Улыбка вечно хмурого эмира была большой редкостью.

 

-Будь, по-твоему, посол, - сказал он. – Встретимся ровно через год, если, конечно, это будет угодно Творцу.

 

Испанское посольство исправно занималось своими делами. Передавали эмиру королевские послания, посылали в Кастилию сообщения обо всем, что происходило в Самарканде и вообще в государстве Тамерлана. Но этим больше занимались Алонсо Паэс и Гомес де Саласар, сам же Гонсалес де Клавихо, изучал жизнь империи и языки ее населения. Он встречался со знатными людьми и священнослужителями, командирами воинских подразделений и поэтами, ко всем у него были вопросы. Посла видели расхаживающим в кварталах ремесленников и на шумном городском базаре. Его сопровождали слуга и переводчик. Шло время, и в переводчике нужда отпала, Гонсалес де Клавихо уже мог самостоятельно объясняться со всеми, кто был ему интересен, и от кого он мог получить хоть какие-то сведения. Соглядатаи сообщали Тамерлану о том, чем занимается испанский посол, и он внимательно выслушивал их доносы. Эмира занимало все необычное, и Гонсалес де Клавихо именно к такому разряду людей и явлений и относился. Другие послы отсиживались в своих резиденциях, не снисходили до близости с простолюдинами и опасались за свои жизни, окружив себя охраной. Испанец же, казалось, ничего не боялся. И это тоже нравилось Тамерлану. Он ценил в людях бесстрашие и остроту ума и сам в полной мере обладал этими качествами.

 

Минул установленный год. Гонсалес де Клавихо напросился на прием к повелителю. Тимур принял его в тот же день. Посол выглядел по-иному. На нем уже не было прежней, причудливой одежды, одет он был так, как одеваются придворные эмира, но без украшений и золотой отделки. Борода и усы подстрижены на мусульманский манер, нет и былых длинных волос, спадавших на плечи. Конечно, своим обликом он не походил на местных жителей, но и не выделялся, бывая в торговых рядах и ремесленных мастерских.

 

Тамерлан жестом пригласил посла сесть, и тот опустился на мягкие одеяла, поджав под себя ноги. Началась беседа. Эмир задавал простые вопросы и Гонсалес де Клавихо спокойно отвечал на них. Разговор шел на фарси. Посол говорил медленно, подбирая слова, но достаточно свободно. Тимур перешел на тюркское наречие, и тут для испанца не было особых сложностей. Он понимал вопросы, его ответы были ясными и по - существу. Говорили о разном, и знания посла о жизни государства вполне устроили правителя.

 

- Ну что ж, посол, - эмир слегка хлопнул в ладони. – Ты оказался человеком слова. Можешь ездить по моей стране и смотреть на все, что покажется тебе интересным. Но потом покажешь мне свои записи.

 

- Но я буду делать их на испанском языке, - возразил Гонсалес де Клавихо.

 

- А ты их переведешь, - усмехнулся Тамерлан.

 

Испанец замялся.

 

- Я понимаю, - сказал Тимур. – Ты боишься, что иногда твои записи будут правдивыми. Можешь не опасаться, описывай все так, как есть. Больше всего я ненавижу лесть и фальшь. Я хочу знать, что думают обо мне люди из других краев, и что на самом деле происходит в моем государстве. Устраивает тебя такое?

 

- Вполне, ваше высочество, - Гонсалес де Клавихо склонил голову.

 

С того дня он стал путешествовать по Мавераннахру, громадной территории, раскинувшейся между реками Сырдарьей и Амударьей. Его сопровождали слуга Симон, приехавший с ним из Кастилии, молодой, подвижный, сообразительный и проводник караванов Ахмад, уже пожилой и степенный. Всю свою жизнь Ахмад водил купеческие караваны по Средней Азии и странам Востока, не было таких краев, которые бы он не знал. Он был незаменимым спутником в опасных путешествиях и Гонсалес де Клавихо по достоинству оценил проводника. Он познакомился с Ахмадом на самаркандском торговом дворе и уговорил сопровождать себя за хорошие деньги.

 

Визирь по иностранным делам при дворе Тамерлана снабдил испанского посла бумагой, в которой от имени эмира всем правителям провинций предписывалось оказывать Гонсалесу де Клавихо всяческое содействие и выполнять все его просьбы.

 

Желтыми нитями потянулись перед взором знатного испанца караванные тропы таинственного Востока. Степи, где шелестела под жаркими ветрами высохшая верблюжья колючка, пустыни с бесконечными барханами, каменистые предгорья, усиливающие и без того нестерпимый жар. Заезжали в города и селения, останавливались у кочевников, на пастбищах животноводов и полевых станах земледельцев. Беспредельная жизнь, полная сложностей, со своим неповторимым укладом, как река, несла по течению испанского посла и путешественника. Он похудел и загорел до черноты. Ахмад с удивлением посматривал на своего хозяина. Он ожидал, что испанца надолго не хватит, лишения долгого пути обессилят его и погасят любопытство исследователя. Но этого не происходило. Выносливость и терпение знатного кастильского дворянина были ничуть не меньше, чем у исконного жителя этих краев. В пути Гонсалес де Клавихо вел подробный дневник своего долгого путешествия, в который скрупулезно заносил все, что казалось ему достойным внимания. Описывал он и свои встречи с Тамерланом, понимая, как это будет важно для европейских государств.

 

Гонсалес де Клавихо осознавал, какой редкий шанс даровала ему судьба, и не собирался упускать его. Биограф Александра Македонского Каллисфен оставил о царе греко-македонцев интересные записи и тем самым вошел в историю. Итальянец Плано Карпини подробно описал свои впечатления от встреч с «Потрясателем вселенной», повелителем монголов Чингисханом, а теперь ему, Гонсалесу де Клавихо, предстоит поведать потомкам о кровавом Тамерлане, который по жестокости превзошел даже монгольского владыку. Испанский посол воспринимал «Железного хромца» не как человека, а скорее как стихийное бедствие, вроде селя или жаркого ветра самума, которые уничтожают все живое на своем пути, не ведая ни жалости, ни раскаяния, поскольку им просто неведомы эти чувства. У себя на родине Гонсалес де Клавихо принимал участие в битвах с маврами и знал, какое это жестокое и кровавое занятие – война. Он порицал Тамерлана за бездушие, видел все противоречия его сложной натуры, горести и беды, которые обрушились на непокорные страны. Гонсалес де Клавихо полагал, что процветание государствам приносят мир, торговля и добрососедство, но никак не уничтожение сотен тысяч ни в чем не повинных людей. Даже самый свирепый хищник довольствуется одной жертвой, которая служит ему для насыщения. Тамерлан – свирепей самого лютого зверя, полагал испанский посол, ему не ведомо чувство удовлетворения, и в этом трагедия завоеванных стран. Гонсалес де Клавихо прямо писал об этом в своем дневнике, нимало не заботясь о том, что ему придется читать свои записи всесильному эмиру.

 

Никто бы не узнал сейчас в загорелом, худощавом путешественнике, халат которого вобрал в себя пыль многих дорог, недавнего камергера короля Леона и Кастилии Генриха III. В пути случалось всякое – попытки ограбить странников, отобрать у них крепких лошадей и даже обратить в рабов, но охранная грамота, полученная во дворце Тамерлана, оберегала их не хуже многочисленного воинского отряда. Имя эмира повсюду воспринималось с трепетом и боязливым почтением. Зато открытость испанца давала ему возможность беседовать по душам со всеми встречными на постоялых дворах, в пути, в разъездах по провинциям империи, и сведения, полученные при расспросах, тоже ложились строками в объемистый дневник.

 

Не все было благополучным в путешествии. В Афганистане путников захватило какое-то тюркское племя. Обшарили их мешки, забрали все ценное, ссадили с лошадей и пешком отправили в свое становище. Глава племени, узнав, что путешественники находятся под покровительством самого Тамерлана, не только не испугался, а, напротив, довольно потер руки. Он прищурил свои и без того узкие глаза, на плоском лице с редкими усами и бородой появилась довольная улыбка. За таких пленников можно получить хороший выкуп.

 

- Ты рискуешь повлечь на себя гнев самого эмира, - сказал Гонсалес де Клавихо.

 

Глава племени оскалил желтые зубы.

 

- Эмир далеко, вокруг пустынные земли и горы. Найти нас трудно, его гнев нам не страшен. Вот этот твой спутник, - глава племени указал на проводника Ахмада, - пусть доберется до большого города, где есть гарнизон Тамерлана, и сообщит там о нашем требовании. За тебя я назначу выкуп – мне должны доставить столько золота, сколько его смогут унести на своих спинах пять верблюдов. Если я не получу такого каравана, с тебя с живого сдерут кожу.

 

Ахмад в тот же вечер на старом лысом осле, которого ему дали вместо лошади, отправился в Кундуз, где располагался один из гарнизонов Тамерлана, а для Гонсалеса де Клавихо потянулись дни тягостного рабства. Его и слугу Симона приставили к верблюдам, которых они должны были выпасать и поить, таская воду в бурдюках из мутного источника.

 

Знатный испанец стоически переносил все горести неволи. Трудились они от темна и до темна, спали среди верблюдов, питались отбросами. Их изнуряли голод, жара и пыль, висевшая желтым облаком над этой безрадостной местностью. Гонсалес де Клавихо утешался, вспоминая строки одного из восточных поэтов: «О, моя судьба! Еще недавно я был твоим повелителем, а теперь ты гонишь меня в ветхой одежде скитальца по пескам и каменистым россыпям, и нет мне в мире ни покоя, ни радости. И одно вселяет надежду – круговорот бытия. Солнце, скрываясь от нас на Западе, наутро шлет живительное тепло с востока, и вместе с ним оживает вера в новую благосклонность судьбы».

 

Судьба, и верно, оказалась к нему благосклонной. Темной ночью, когда испанец спал среди сопящих и жующих жвачку верблюдов, он почувствовал, как кто-то осторожно теребит его за плечо. Поднял голову и при серебристом свете звезд увидел чей-то силуэт. «Тихо» - послышался голос и по нему Гонсалес де Клавихо узнал своего проводника Ахмада. Быстро поднялся. Ахмад, прижимаясь губами к его уху, сообщил, что им нужно бежать. В степи он встретил разъезд Кундузского гарнизона и сообщил ему о пленении испанского посла. Дня через два сюда нагрянет тысяча воинов Тамерлана.

 

- Но тогда зачем бежать? – удивился Гонсалес де Клавихо. – Не лучше ли дождаться их тут?

 

- Не лучше, - возразил Ахмад. – В битве может случиться всякое. Извини, но тебя сейчас вряд ли кто примет за кастильского дворянина. Воины эмира могут убить тебя в горячке боя, приняв за кочевника, а кочевники поспешат убить тебя, поскольку ты им больше не нужен. Лучше находиться подальше от битвы, так безопаснее.

 

- Но далеко ли мы убежим босыми по раскаленной степи? – усомнился Гонсалес де Клавихо.

 

- Далеко, - отозвался Ахмад. – Я взял у воинов разъезда трех лошадей, одежду для нас и немного еды. Лошади вон там, за холмами. Поспешим, до рассвета осталось немного времени.

 

- Да, но за нами будет погоня, - привел последний довод испанский посол.

 

Ахмад еле слышно засмеялся.

 

- Пусть гонятся. Кочевники подумают, что мы бежали в сторону Кундуза и устремятся туда. Там они наткнутся на войско гарнизона. Мы же поскачем в другую сторону, вернемся в Мавераннахр окружным путем.

 

- И ты знаешь эту дорогу?

 

- Я знаю все дороги на свете, - отозвался проводник.

 

Это было, действительно, так. За время их путешествий Гонсалес де Клавихо убедился, что Средняя Азия и прилегающие к ней страны известны Ахмаду так же, как и линии судьбы на собственной ладони.

 

Разбудили слугу Симона и, крадучись, поспешили к холмам, за которыми проводник укрыл лошадей. Кочевники охраняли рабов лишь первое время, а потом ослабили надзор за ними. Куда убежишь в голой, раскаленной, как сковорода, степи?!

 

Поначалу поехали шагом, а потом, когда удалились от становища на приличное расстояние, пустили лошадей галопом. Рассвет встретили у предгорий.

 

О событиях, развернувшихся в степи, узнали позднее, уже в Самарканде. Погоня за ними, и верно, натолкнулась на войско гарнизона и все двадцать всадников были зарублены. Затем, уже к ночи, воины Тамерлана напали на становище кочевников. Все они были уничтожены, включая женщин, стариков и детей. Испанского посла в становище не нашли и это еще больше разъярило воинов. Они сочли, что кочевники убили Гонсалеса де Клавихо, и потому расправа с тюркским племенем была ужасной. Становище сожгли и только обугленные развалины говорили о том, что тут когда-то было селение. Главу племени схватили и волокли за лошадьми на волосяном аркане, подбадривая плетьми. Его доставили в Самарканд, и там Тимур приказал залить ему в горло расплавленное золото, которого тот так домогался, презрев указание эмира о необходимости помогать испанскому послу в его путешествиях.

 

А Гонсалес де Клавихо со своими спутниками уже двигался среди гор по просторам Мавераннахра. Заезжали в селения, встречались с горцами, и испанец описывал в своем дневнике все, что видел и о чем ему рассказывали. Эту драгоценную тетрадь ему удалось сохранить, кочевникам он сказал, что в ней записаны молитвы и они, будучи людьми суеверными, с пониманием отнеслись к религиозности знатного раба.

 

В один из дней Ахмад жестом руки велел Гонсалесу де Клавихо и слуге Симону остановиться. Прислушался, потом сказал: «Нам навстречу едет большая группа всадников. Лучше укрыться, тут можно ждать всякого».

 

Въехали в узкое боковое ущелье и затаились в зарослях. Через недолгое время увидели караван из тридцати лошадей. На конские спины были погружены объемистые тюки и кони шли осторожно по каменистой тропе. Впереди каравана ехал проводник на осле, то и дело озиравшийся по сторонам. Караван охраняли вооруженные воины.

 

Гонсалес де Клавихо и его спутники, затаив дыхание, наблюдали за караваном. Когда он был уже далеко, испанец спросил Ахмада: - Кто это был?

 

Ахмад испытующе посмотрел на него, прищелкнул языком.

 

- Это была наша смерть, но мы вовремя ушли от нее.

 

Испанский посол удивился.

 

- И все же?

 

Ахмад вздохнул, покачал головой.

 

- Я скажу, но ты господин, и ты, брат мой Симон, должны тотчас же забыть о встрече с этим караваном.

 

Из рассказа проводника явствовало, что этот караван вез золото и драгоценности богатейших торговцев Мавераннахра. Тимур собирался в дальний поход в те страны, где заходит солнце. Он призвал к себе купцов и приказал, чтобы каждый взял на себя обеспечение всем необходимым целого тумена - отряда в десять тысяч воинов. Следовало приобрести для них все самое лучшее: лошадей, оружие, воинское снаряжение, запас продовольствия. У тех, кто откажется сделать это или попробует схитрить, будет изъято все имущество в государственную казну.

 

- Торговцы выполнили приказ Тамерлана, - продолжал Ахмад. – Но они знали: если волк повадился в овечью отару, то он вырежет ее полностью. За этим побором эмира последуют другие, а сам он тратить свои сокровища не намерен. И тогда купцы решили собрать то, что имеют, и укрыть в отдаленных местах. Вот один из таких караванов мы и встретили.

 

Гонсалес де Клавихо с любопытством посмотрел на Ахмада.

 

- Но откуда тебе известно об этих караванах?

 

- О них мне рассказывал мой брат, он тоже проводник, - последовал ответ. – Человек, который ехал на осле впереди каравана, и был мой брат Сайдали.

 

Испанец изумился.

 

- Но чего же ты тогда боялся?

 

Ахмад покачал головой.

 

- Ты, господин, не знаешь обычая таких караванов. Они убивают всех, кто им встретится в пути. Свидетели им не нужны. Не посмотрели бы на то, кто я сам и чьим я являюсь братом.

 

Они поехали дальше. Гонсалес де Клавихо молчал и размышлял о том, сколь непрочна нить человеческой жизни тут, на Востоке. Помедли они и столкнись с караваном, сейчас бы их тела волочил бурный поток между камней, мчавшийся по дну ущелья. И еще он думал о том, что за время странствий настолько сжился с окружающим миром, что прошлая жизнь в Кастилии казалась ему миражом. И если бы не слуга Симон, с которым он обменивался фразами на испанском языке, он бы забыл и родной язык. Уже сейчас он думает на фарси и, говоря по-испански, медлит и подбирает нужные слова. Ахмад прав - о встрече с караваном, не следует вспоминать. Если Тамерлан узнает, что посол видел караван с золотом и умолчал о нем, то казнь последует незамедлительно. Эмир не терпит, когда от него скрывают важные сведения. Если же сказать ему о караване, то золото торговцев будет изъято и тогда они отомстят доносчику. Руки у них длинные, от них не укроешься даже за стенами посольского особняка.

 

И Гонсалес де Клавихо забыл о встреченном караване.

 

В Самарканде Тамерлан вызвал его к себе. Расспросил о поездках, о впечатлениях, о том, как живут его подданные в отдаленных местах, усмехнулся, когда Гонсалес де Клавихо поведал эмиру о днях рабства.

 

- Рабство пришлось изведать и мне, - сказал Тимур. – Сильного испытания закаляют, слабый ломается, как прутик в руках ребенка. Ты, посол, показал себя сильным человеком. Может, стоит тебе остаться при моем дворе? Примешь ислам, я дам тебе хорошую должность. Ты будешь иметь все, чего захочешь. Зачем тебе твоя Испания? Родина там, где тебя уважают и где ты богат.

 

Гонсалес де Клавихо поразмыслил и отрицательно покачал головой.

 

- Прости великий государь, - осторожно проговорил он. – Но я – потомственный кастильский дворянин и для меня слово «честь» - не пустой звук. Я поклялся служить своему королю и буду верен этой клятве. Да и потом – будешь ли ты верить человеку, изменившему своему правителю?

 

Теперь помолчал Тамерлан. Если бы он сам следовал таким понятиям как «честь» и «верность», то вряд ли бы сидел на эмирском троне. Собственная выгода, вот та путеводная звезда, за которой он следовал все эти годы. Но вслух Тимур сказал другое:

 

- Будь, по-твоему, посол, но, я думаю, у себя на родине ты пожалеешь о своем отказе.

 

Гонсалес де Клавихо пробыл в Самарканде до смерти Тамерлана. С эмиром он встречался еще несколько раз, но в этих встречах уже не было прежней доверительности. Они были кратковременны и официальны. Тамерлан не терпел тех, кто не выказывал преданности ему. Таких людей он либо уничтожал, либо навсегда вычеркивал их из своей памяти.

 

Как-то раз испанский посол повидался и с проводником Ахмадом. Тот по-прежнему водил караваны по Великому шелковому пути и теперь собирался ехать с караваном в Багдад. Эта встреча была дружеской и теплой, несмотря на разницу в положении между королевским послом и простым караванщиком. Гонсалес де Клавихо не утерпел и спросил: где же спрятано золото купцов Мавераннахра?

 

Ахмад блеснул глазами, помедлил, но ответил:

 

- Таких караванов было три. Про два других я не знаю. А золото того, который мы видели, укрыли в пещере на берегу горного озера. Свод пещеры обрушили, у входа в нее были залежи угольных пластов. Их подожгли и, видя закопченный провал, вряд ли кто догадается, что там скрыты сокровища.

 

Любопытство испанца разгорелось.

 

- А где это озеро?

 

Ахмад покачал головой.

 

- Зачем тебе знать об этом, господин? Мой брат за это знание заплатил жизнью. Убили и тех воинов, которые сопровождали караван. Золото не зря имеет красноватый оттенок, это цвет крови. Озеро… Озер в горах много, как определишь, до какого из них дошел караван?

 

- И ты ничего не знаешь о нем?

 

- Даже я не знаю, - отозвался Ахмад.

 

После смерти Тамерлана, в созданной им империи началась борьба за власть между его наследниками, и оставаться в Самарканде было небезопасно.

 

Гонсалес де Клавихо вернулся в Испанию. Примерно через месяц он предстал перед королем Генрихом III и отчитался перед ним о своей посольской миссии. Он вновь стал исполнять обязанности королевского камергера, и его имя в испанских хрониках упоминалось среди тех, кто присутствовал при составлении завещания Генриха III в Толедо. После кончины короля Руи Гонсалес де Клавихо отошел от государственных дел и поселился в своем поместье.

 

Он написал «Дневник путешествия в Самарканд», который сразу же разошелся по всей Испании. Сочинение отмечено печатью наивного восприятия окружающего мира, изобилует повторами и возвратами к уже выказанным мыслям. Вместе с тем, в нем проявляется и немалая эрудиция автора. Он обнаруживает знание гомеровского эпоса, упоминает Авиценну, правда, считая его уроженцем Балеарских островов, пишет об амазонках, битве Александра Македонского с индийским царем Пором. Автор стремился изложить побольше событий, узнанных на Востоке, сделать повествование разнообразным и занимательным.

 

Сведения, записанные Гонсалесом де Клавихо по личным наблюдениям, о правлении Тимура и личности самого эмира, положении простого люда в его державе, грандиозном строительстве в Самарканде, переправе на Амударье, как правило, точны. Ошибочны данные, полученные расспросным путем или неверно понятые, в частности, о Чингисхане и его сыновьях, о Китае и прочее. При всем этом, труд испанского посла сразу же стал своеобразной энциклопедией Востока и был по достоинству оценен его современниками.

 

Дневник путешествия Гонсалеса де Клавихо расходился в рукописях и в виде отдельной книги был издан в Испании только через сто семьдесят лет после смерти автора. Тогда же начались его переводы на другие языки. Названа книга была издателем Арготе де Молина «История великого Тамерлана» и, спустя шестьсот лет после создания, не утратила своего значения. К ней и сегодня обращаются историки, пишущие труды о положении в странах Передней и Средней Азии, а также Византии в начале XV века, писатели, создающие романы о Тамерлане и его времени.

 

Возникает вполне закономерный вопрос: откуда же стало известно о сокровищах Мавераннахра, если проводник и воины, сопровождавшие караван были убиты? А те, кто остался в живых, предпочитали держать рот на замке? Виновником оказался сам Гонсалес де Клавихо. «Великое знание» томило его, и уже перед своей смертью он рассказал о караване ученому богослову Алонсо Паэсу, одному из бывших сотрудников его посольской миссии в Самарканде, а тот изложил эту историю в воспоминаниях о Гонсалесе де Клавихо. Всякая тайна становится явной, если проговориться…

 

Жалел ли испанский посол о том, что не принял в свое время предложение Тамерлана навсегда остаться на Востоке? Наверное, да. После увлекательных путешествий по странам Передней и Средней Азии, после множества приключений, многоцветья тамошнего бытия кастильская жизнь казалась Гонсалесу де Клавихо пресной и бесцветной. Он отошел от всех дел, уединился в поместье и выезжал в Мадрид только за тем, чтобы проследить, как идет строительство фамильного склепа в капелле монастыря святого Франциска, где и был погребен. По примеру Тамерлана Гонсалес де Клавихо еще при жизни занимался сооружением своей усыпальницы, в этом тоже проявилась его тоска по восточной экзотике.

 

Руи Гонсалес де Клавихо навсегда остался в Истории. Мы же можем порассуждать вот о чем: разговор о сокровищах Мавераннахра так и остался незавершенным. Извлекли ли их богатые торговцы из тайников после смерти Тамерлана или предпочли подождать, пока не завершится междоусобная борьба за власть в государстве «Железного хромца»? Остается только гадать об этом. Но ведь можно предположить, что какой-то из кладов так и остался невостребованным и кому-то повезет обнаружить его в засыпанной пещере того самого безвестного горного озера. Представьте, вскроет он один из кожаных мешков, обшитых плотной тканью, и его глаза ослепит блеск золотых монет и сияние драгоценных камней, которым нет счета! А что, в преданиях, которые дошли до нас из минувших веков, сообщается и о таких открытиях…