Блудные дети России

Кто станет спорить с тем, что современный русский реалистический роман, свободный от влияний литературного постмодерна, увлекающий, как только и может увлечь хороший роман приключений, воспитывающий на образе молодого героя с его блуждающей судьбой ответственное отношение к выбору пути в жизни, - кто, спрашиваю, станет спорить, что такой роман нынче большая редкость?

.

Что редко, то драгоценно - как драгоценно взвешенное писательское слово о нашем времени, не в порыве самовыражения произнесённое, не «на продажу» предназначенное, но возвращающее литературу и литературный труд к их назначению.

.

***

.

Роман Светланы Замлеловой «Блудные дети» (СПб.: Алетейя, 2013. – 216 с.) названием и сюжетом отсылает к евангельской притче о блудном сыне, который «был мертв и ожил, пропадал и нашелся».

.

Книга увидела свет в год 20-летия «чёрного октября» - расстрела на Красной Пресне в Москве здания Верховного Совета России и его осаждённых защитников. В одном из начальных эпизодов романа (повествование ведётся от лица студента-москвича Иннокентия Феотихтова) герой вспоминает о том, чем жила Москва в тот день, 4 октября 1993 года, когда толпы людей, взбудораженных ожиданием ярких и незабываемых впечатлений, стекались по Садовому кольцу «в эпицентр революционных событий».

.

«Да, да: мы шли под грохот канонады!», - с усталой ироний, заметит потом наш герой, удивляясь задним числом, как и он сам, и другие люди вокруг вели себя в тот день на улицах большого города.

Впрочем, рассказ свой о том времени, спрессовавшем много такого, что виделось тогда столичному жителю чем-то из ряда вон выходящим, историческим, Иннокентий начнёт с чуть более ранней поры: «Я был зачислен в студенты в августе 1991 года. Это было время, когда по улицам Москвы ползли танки, вся страна жила в предвкушении чего-то необычайного. А многие верили, что всё то необычайное, что грядёт и вот-вот разразится, непременно будет содействовать всеобщему благу»…

.

Позднее войдёт в привычку говорить о времени, отсчёт которому начался на сломе 80-х и 90-х, как о времени «смутном», но тогда – о! тогда небывалая яркость всего происходящего на телеэкранах и в зоне обитания жителей Садового кольца питала неясными надеждами огромную страну. Светлана Замлелова хорошо передаёт ощущение взбаламученного моря человеческих ожиданий тех дней.

Вот ректор ВУЗа, студентом которого стал Иннокентий, произносит перед студентами вдохновенную речь. Известный «своими либеральными и демократическими убеждениями», «большой поклонник всего, “как в Европе”», ректор говорил о том, что именно им, молодым людям, вступающим в студенческую жизнь в дни великих перемен, предстоит «стать первым свободным поколением обновлённого государства». А вот ещё одна картинка: в ВУЗе, куда угодил Иннокентий, да не только в нём, а и в засверкавшем новыми красками телевизионном зрелище, и в житейском обиходе свободно и широко распространялся «негласный дух терпимости ко всему, что только ни на есть». Ещё немного, и этот «негласный дух» станет вполне гласным, посягнёт не только на роль законодателя общественных вкусов, но и на внутренний мир человека в «обновлённом государстве»…

«Зачем я пишу всё это, ради чего я вообще взялся описывать? –cпросит, предваряя дальнейший рассказ, Иннокентий и тут же ответит себе. - …Может быть, что называется «в назидание потомству»… Конечно, я не так наивен, чтобы верить, что рассказ мой послужит кому-то предостережением. И всё-таки я надеюсь. Забегая вперёд, скажу: я всегда знал, что всё это изначально мерзко. Но почему-то изо всех сил старался переубедить себя. “Нет, не мерзко, - говорил я себе, - а прогрессивно и современно”… Потянувшись, как козёл за морковкой, погнавшись за призраками, я чуть было не свалился в глубокую яму. Всё то, что я пережил, и о чём намереваюсь рассказать, вся моя тогдашняя жизнь кажется мне сегодня абсурдом, какой-то злой шуткой. “Диаволов водевиль” – вот, что это было такое».

.

***

.

Мы не станем пересказывать Иннокентия. Пусть читатель, если захочет, сам погрузится в его рассказ, открыв книгу. Для Иннокентия всё в романе завершится благополучно, но прежде, чем роман подойдёт к концу, герою в его странствиях понадобится преодолеть такие повороты, что с какого-то момента читателя уже не покинет беспокойство за его жизнь. Особенно, когда Иннокентий, вернувшись со «страны далече» в Москву, в родительский дом, где всё, начиная с маминой стряпни, покажется вдруг необыкновенно родным и нужным, узнает новость: пока, ударившись в бега, он осваивался в Лондоне, затем, вытолкнутый из Лондона, обитал в захолустной деревушке на одном из Канарских островов, в Москве трагически ушёл из жизни его лучший друг Максим. Макса найдут повесившимся в своей квартире. Повесившимся или повешенным. «В самоубийство Макса я не верил. – признается герой. – Я знал, чьих рук это дело. За себя я не боялся. Я был уверен, что мне ничего уже больше не угрожает. Может, прошло довольно времени. А может, нужна была жертва. И ею стал Макс… И жалость к этому несчастному, растерявшему себя человеку, сдавила мне нутро».

.

Иннокентий пройдёт по краю глубокой ямы, рискуя растерять себя так же, как и неутомимый фанат московских тусовок Макс, человек «неглупый и добрый, хотя и бесполезный».

В символическом пространстве «Блудных детей» - романа на тему притчи - извилистый путь героя по краю начнётся с одной из центральных московских площадей, на которой, как выразился знакомый нам ректор, когда-то была одержана победа над «бандой красно-коричневых мерзавцев» и которую назовут после этого площадью Свободной России. А завершится этот путь у села N., затерянного во Владимирской области. Здесь, в Свято-Троицком женском монастыре, начавший своё возращение блудный сын вновь найдёт, но теперь уже в числе послушниц, ту, которая впервые поразила его некогда в роли хозяйки великосветской московской тусовки и которую он не мог потерять. «Я сразу узнал её… Медовые пушистые волосы выбивались у неё из-под платка и в солнечном луче, врывавшемся в храм сквозь узенькое оконце, казались свечением, нимбом, как у святых на иконах. Она и правда была похожа на святую. Её лицо, ещё и прежде поразившее меня выражением уверенности и покоя, теперь точно упрочилось в этом выражении. Это было лицо, не омрачённое ни суетной заботой, ни грубой чувственностью, ни горделивой отстранённостью. В этом лице было что-то новое и неизъяснимое – что-то надмирное. И если бы меня как художника попросили изобразить свободу, я бы написал именно это лицо».

.

***

.

Под пером Светланы Замлеловой история героя романа прервётся в конце того пути, который для всех блудных детей всех времён пролегает между «пропадал» и «нашелся», между «был мертв» и «ожил». Дальше - новая, совсем другая траектория, в движении по которой ничто не проще, но всё яснее. Чтобы выйти к этой другой жизни, герою понадобилось придти к себе. Придти в себя, вспомнив об Отчем доме, как сказал, перелагая притчу, евангелист Лука.

.

«Я всего лишь щепка, подобная множеству других таких же щепок, - заключает Иннокентий Феотихтов свой рассказ. – И все мы вместе – дети того беспокойного и беспорядочного времени, которое нещадно разметало нас по свету и, лишив всякой опоры, поставило перед сложнейшей на этом свете задачей: заново отыскать себя и свой путь в жизни. Мне надлежало сделать выбор… Я выбрал жизнь».