Дезинтеграция общества и справедливость

Сохранение, воспроизводство и развитие общества – одна из главных функций государства.

Как и в отношении понятия народ, обыденное представление об обществе слишком упрощённое. Мы думаем о нём как о вещи – массивной, подвижной, чувственно воспринимаемой и существующей всегда. Это представление было воспринято вместе с механицизмом в проекте Просвещения и укреплено в советское время истматом, в котором общество выглядело как движение масс, организованных в классы, ведущие между собой борьбу.

В стабильное время с этим ошибочным представлением можно мириться, а во время бурных изменений надо рассматривать общество как сложную систему, которая не возникает «сама собой» и не существует без необходимых условий.

Общество находится в процессе непрерывного развития, так что в динамическом взаимодействии переплетаются интеграция и дезинтеграция – как отдельных элементов, так и всей системы в целом. Общество надо конструировать и создавать, ремонтировать и обновлять.

Кризис российского общества, перешедший в 1991 г. в острую стадию, потряс всю эту систему, все её элементы и связи. Период относительной стабилизации после 2000 г. сменился в 2008 г. новым обострением. Главная причина продолжительности кризиса – глубокая дезинтеграция общества. Происходит разрыв связей между общностями и в то же время разрыв связей между членами каждой общности.

Этот процесс был запущен в 80–90-е гг., маховик его был раскручен в целях демонтажа советского общества в целом. Но остановить этот маховик после 2000 г. не удалось – он начал крушить вообще все общности уже постсоветской России, кроме антисоциальных.

А. Тойнби писал, что «больное общество» (в состоянии дезинтеграции) ведёт войну «против самого себя». Образуются социальные трещины – и «вертикальные» (например, между региональными общностями), и «горизонтальные» (внутри общностей, классов и социальных групп). Это и происходит в России.

П. Сорокин писал, что «движущей силой социального единства людей и социальных конфликтов являются факторы духовной жизни общества – моральное единство людей или разложение общей системы ценностей».

Грубо говоря, для распада любой социокультурной общности достаточно разрушить три скрепляющие её структуры – познавательную (понятийный аппарат, картину мира и самосознание), информационную (каналы передачи

сообщений внутри общности и с внешней средой) и нормативную (правовые

и нравственные нормы, правила социальных отношений в общности и в обществе в целом). Познавательная структура, соединяющая население в общество, была разрушена на удивление быстро. Р.Х.Симонян пишет (2012 г.): «Общество постепенно отучили размышлять. Эта усиливающаяся тенденция принимается без возражения и им самим, так как осознание происшедшего приводит к глубокому психологическому дискомфорту. Массовое сознание инстинктивно отторгает какой-либо анализ происходящего в России»*

Политическим инструментом разрушения самосознания стало резкое обеднение населения. В.Э. Бойков писал в 1995 г.: «В настоящее время жизненные трудности, обрушившиеся на основную массу населения и придушившие людей, вызывают в российском обществе социальную депрессию, разъединяют граждан и тем самым в какой-то мере предупреждают взрыв социального недовольства»**.

Так, политический режим в 1990-е гг. с помощью пауперизации приобрёл «социальную терпимость» граждан ценой распада общества.

Самосознание социокультурных общностей разрушалось и «культурными» средствами – в ходе кампании СМИ, которую вполне можно назвать операцией информационно-психологической войны. О.А.Кармадонов в большой работе (2010 г.) так пишет о «направленности дискурсивно-символической трансформации основных социально-профессиональных групп в годы перестройки и постсоветской трансформации»:

«Как следует из представленного анализа, в тот период развенчивались не только партия и идеология. В ходе “реформирования” отечественного социума советского человека убедили в том, что он живёт в обществе тотальной лжи. Родная армия, “на самом деле” – сборище пьяниц, садистов и ворья, наши врачи, по меньшей мере, непрофессионалы, а по большей – просто вредители и убийцы, учителя – ретрограды и садисты, рабочие – пьяницы и лентяи, крестьяне – лентяи и пьяницы. Советское общество и советские люди описывались в терминах социальной тератологии – парадигмы социального уродства, которая, якобы, адекватно отображает реалии. Это, разумеется, не могло не пройти бесследно для самоощущения представителей этих общностей и для их социального настроения, избираемых ими адаптационных стратегий – от эскапизма до группового пафоса. Происходила массированная дискредитация профессиональных сообществ, обессмысливание деятельности профессионалов»***.

Основные профессиональные общности были выведены в «социальную тень», а упоминания о них были крайне негативными. Помимо нанесённого им удара реформы (обеднение), СМИ разрушили их самосознание, надев на каждую общность трудящихся «образ зла».

Ряд ключевых ценностей входят в культурное ядро общества (понятие А. Грамши) или, как иногда говорят, в его мировоззренческую матрицу. Они – и часть картины мира, и нравственные нормы, то есть, являются составляющими одновременно двух систем, скрепляющих общности – когнитивной и нормативной. Разрушение или подавление таких ценностей быстро разрывают общество и отдельные общности. В ходе реформы это произошло с ценностью социальная справедливость.

Осенью 2009 г. в 24 субъектах Российской Федерации было проведено большое исследование социально-политических ориентаций россиян. Сделан исключительно важный вывод: «В иерархии ценностных ориентаций ключевое значение имеет “социальная справедливость”, что проявляется в оценке различий между людьми по принципу получения ими доходов. Во взглядах респондентов на соответствие оплаты труда трудовым усилиям произошёл существенный сдвиг в сторону социального равенства. <…> Оценки социальной справедливости с точки зрения морали предстают как осознание людьми общественно необходимого типа отношений.

Как показывают данные исследований, распределение мнений о сути социальной справедливости и о несправедливом характере общественных отношений одинаково и в младших, и в старших возрастных группах. <…> Именно несоответствие социальной реальности ментальному представлению

большинства о социальной справедливости в наибольшей мере отчуждает население от политического класса, представителей бизнеса и государственной власти»****.

Таким образом, консолидация общества, прежде всего, зависит от того, считают ли граждане сложившееся в России общественное бытие справедливым или нет. Что же говорят на этот счёт самые тщательные исследования социологов?

В 2011 г. Институт социологии РАН опубликовал большой доклад, подводящий итоги исследований восприятия реформы в массовом сознании – с начала реформ до настоящего момента. В докладе сказано: «Рассмотрим ситуацию с негативно окрашенными чувствами и начнём с самого распространённого по частоте его переживания чувства несправедливости всего происходящего вокруг. Это чувство, свидетельствующее о нелегитимности в глазах россиян самого миропорядка, сложившегося в России, испытывало в апреле 2011 г. хотя бы иногда подавляющее большинство всех россиян (свыше 90%), при этом 46% испытывали его часто. <…> На фоне остальных негативно окрашенных эмоций чувство несправедливости происходящего выделяется достаточно заметно, и не только своей относительно большей распространённостью, но и очень маленькой и весьма устойчивой долей тех, кто не испытывал соответствующего чувства никогда – весь период наблюдений этот показатель находится в диапазоне 7–10%»*****

Вот глубина культурной травмы – в духовной сфере практически всего населения России господствует чувство несправедливости. И это чувство порождается не какими-то эксцессами или частными противоречиями, речь идёт  о несправедливости всего жизнеустройства. Иными словами, травма не залечивается, а воспроизводится из года в год.

Таков исходный пункт, с которого надо начинать срочную национальную программу «сборки» общества. Надо помнить слова Аристотеля о том, что «главной причиной крушения политий и аристократий являются встречающиеся в самом их государственном строе отклонения от справедливости».

Проблема в том, что попытка задать объективные правила оказалась невыполнимой – на представления людей о справедливости сильно влиял их социальный статус. Помещики, составляя 1% населения России, считали справедливым, что они владеют половиной пахотных земель, а крестьяне считали это несправедливым. А поскольку общество – система динамичная, то представления о справедливости менялись и во времени. Значит, общечеловеческих критериев справедливости нет, они исторически и социально обусловлены. Религия учит нас о том, что справедливо в отношении бессмертной души, а в земных делах нам надо разбираться самим, применяя свой разум, совесть и знание о реальности.

В 80-е годы в нашем обществе созрел и оформился глубокий раскол в представлении о справедливости. При этом расколе население разделилось на большинство, которое следовало традиционным взглядам, и радикальное меньшинство, которое эти взгляды отвергало. Большинство, например, считало резкое разделение народа на бедных и богатых несправедливостью, то есть злом. А Юлия Латынина свою статью-панегирик рынку назвала «Атавизм социальной справедливости». С возмущением помянув все известные истории попытки установить справедливый порядок жизни, она привела сентенцию неолибералов: «Среди всех препятствий, стоящих на пути человечества к рынку, главное – то, которое Фридрих Хайек красноречиво назвал  атавизмом социальной справедливости.

Поскольку наше впечатлительное население на время было очаровано дамами вроде Латыниной, россиян удалось обобрать, как никого и никогда не обирали в мире. Наша элитарная интеллигенция сделала свой философский выбор. Она приняла неолиберальное представление о справедливости. В данный момент, в преддверии кризиса, который сбросит в бедность ещё сколько-то миллионов впечатлительных россиян, мы представляем собой общество, расколотое представлениями о справедливости на три части.

Одна часть (думаю, примерно половина) считает тип жизнеустройства в России, созданный реформами, крайне несправедливым. Это зло, с которым

невозможно примириться, и речь идёт лишь о том, чтобы выбрать приемлемый способ его преодоления.

Другая часть (думаю, процентов десять) принципиально довольна этим жизнеустройством, она приняла мораль «падающего – подтолкни». У остальных 40% – расщеплённое сознание. Они принимают принципы этого жизнеустройства, но хотели бы, чтобы падающим подстилали немного соломки.

Тенденция, в общем, такова, что переток людей от этих 40% к большинству преобладает над обратным потоком. Это питает надежду на то, что три части нашего расколотого общества всё-таки придут хоть к временному компромиссу, чтобы нам пережить грядущие кризисы без катастрофы.

Пусть те, кто мечтали направить Россию в фарватер западного рыночного общества, вспомнят жёсткий и абсолютный критерий социальной  справедливости, сформулированный именно современным либеральным американским философом Джоном Ролсом (1921–2002). Его главный труд «Теория справедливости» вышел в 1971 г. Как говорят, он «оживил политическую философию и омолодил либерализм». Его формула гласит: «Экономическое и социальное неравенство, как например, богатство и власть, справедливы только тогда, когда несут общую пользу и компенсируют потери наиболее незащищённых членов общества».

Иными словами, уровень справедливости измеряется положением  наиболее обездоленного слоя общества, а не «среднего класса». Неравенство, которое не идёт на пользу всем, является несправедливостью. Вспомним, что именно этот критерий отвергли идеологи реформы, которые с 60-х гг. вели методическую пропаганду против советской «уравниловки», которая именно

«компенсировала потери наиболее незащищённых членов общества». И этой

пропаганде многие поверили! Решили, что отнятое у «слабых» разделят с ними «по справедливости». Разделили!

Ролс считал несправедливым даже «принцип равных возможностей», согласно которому в рыночной системе люди с одинаковыми талантами и волей в идеале имеют равные шансы на успех. Ролс утверждает, что эта «природная лотерея» несправедлива и для её коррекции нужно введение неравенства, приносящего пользу наиболее обделённым.

Подчеркну, что это – выводы либерального философа, а не коммуниста и даже не социал-демократа. Он считается самым крупным философом ХХ в. в США. Более того, его критикуют другие крупные либеральные философы за то, что он слишком либерален и недооценивает проблему справедливости в отношении коллективов, общностей людей, переводя проблему на уровень индивида.

Но мы-то каковы! Ведь принципы этого либерального философа проникнуты более глубоким чувством солидарности и сострадания к людям, чем рассуждения о соборности и народности наших патриотов.

Беда, что мы от травм и потрясений как будто утратили навык рассуждений о справедливости. Это – как будто мы потеряли компас и карту. В тумане маячат угрозы всему нашему народному бытию, а мы их не различаем и не можем осознать.

* Симонян Р.Х. Реформы 1990-х годов и современная социальная структура россий-

ского общества // СОЦИС. 2012, № 1.

** Бойков В.Э. Социально-экономические факторы развития российского общества //

СОЦИС, 1995, № 11.

***Кармадонов О.А. Социальная стратификация в дискурсивно-символическом аспек-

те // СОЦИС, 2010, № 5.

****Бойков В.Э. Социально-политические ценностные ориентации россиян: содержа-

ние и возможности реализации // СОЦИС, 2010, № 6.

***** Двадцать лет реформ глазами россиян (опыт многолетних социологических заме-

ров). Аналитический доклад. М.: Институт социологии РАН. 2011.