Мелочи царской жизни

Листая страницы старых журналов, мы обнаружили целый ряд заметок о жизни царской фамилии. Заметки эти в общем рассказывают о мелочах, но мелочах говорящих, помогающих дорисовать образ той ли иной исторической фигуры. Порой верно схваченный, подмеченный штрих может чудесным способом вдруг оживить картины ушедшего, словно вдохнуть в них дыхание жизни, обозначить резче некую важную черту характера того, кого не дано увидеть, но дано как-то необъяснимо, благодаря тонкому движению пера или кисти очевидца, услышать неожиданно зазвучавшие струны далекой души, отчего она становится ближе, понятней. И не всегда свидетель событий придает важность сообщаемым деталям или специально, но чаще все же бессознательно, собирает их вместе, а уж мелочи эти будто сами собой складываются в тот единственный рисунок, что прочерчивается в нашем воображении. Конечно, не всякий может услышать минувшее, тут нужен особый настрой и, главное, — доброе расположение.

.

Г-жа Бологовская

.

Воспоминания о детских годах Императора Александра III[1]

.

Чтобы играть с Наследником Николаем Александровичем и великим князем Александром Александровичем, меня с моим братом Николаем каждое воскресенье привозили во дворец, а также Никса и Володю Адлербергов[2], Сашу Паткуля[3] и Гоголя[4].

Те часы, которые мы проводили во дворце, были для нас прямо чем-то сказочным.

В длинной галерее Большого царско-сельского дворца были собраны всевозможные игрушки, начиная с простых и кончая самыми затейливыми, и нашему детскому воображению представлялся тут полный простор. Помню, как сейчас, длинную вереницу всяких экипажей, приводивших нас в неописуемый восторг.

Однако, несмотря на обилие, разнообразие и роскошь игрушек, одной из любимейших наших забав была игра в лошадки, а так как у меня были длинные локоны, то я всегда изображала пристяжную. Великий князь Александр Александрович вплетал в мои локоны разноцветные ленточки, садился на козлы, и мы с гиком летели вдоль всей галереи, причем в пылу игры великий князь нещадно хлестал «лошадей» по ногам; доставалось, конечно, и платью, к великому негодованию моей чопорной англичанки, которой оставалось, однако, только кисло улыбаться.

Великие князья были очень ласковые и добрые дети и если замечали, что сделали больно или же чем-либо обидели своих сверстников, то сейчас же старались загладить свою вину и утешить.

Часто наследник Александр Николаевич[5] и цесаревна приходили смотреть на наши игры; помню, как однажды в присутствии наследника великий князь Александр больно ударил меня хлыстом, я рассердилась и без всякой церемонии ответила ему толчком в спину, а цесаревич заметил сыну: «И по делом тебе, Саша, не дерись».

В Царском Селе около сетки была устроена по всем правилам искусства маленькая крепость для игр и военных упражнений наследника цесаревича Николая и великого князя Александра: были воздвигнуты бастионы, выкопаны рвы, стояли пушки, и мы дети постоянно играли в войну, причем мне всегда приходилось изображать маркитантку. Помню, как одна из наших игр в войну не закончилась трагически, только благодаря своевременному вмешательству воспитателя великих князей генерала Н. В. Зиновьева.

Дело было летом, играли мы в поход, и я, конечно, изображала маркитантку, но в чем-то провинилась и меня решили судить военным судом. Было устроено торжественное заседание, на которое меня привели с связанными руками и прочли мне целый ряд обвинений, после чего я была единогласно приговорена к смертной казни через расстреляние.

Мне завязали глаза, поставили к стенке и стали палить в меня из деревянных пистолетов. При первом залпе мне было приказано упасть, что я и выполнила, конечно, в точности, затем великие князья решили, что надо меня похоронить; не долго думая, схватили они меня за руки и за ноги и потащили к копне сена, где принялись устраивать мне могилу, причем я, только что расстрелянная, также принимала участие в этой работе самое деятельное участие; когда же все было готово, меня столкнули в яму и начали забрасывать сеном, а для того, чтобы лучше утрамбовать, вся компания уселась наверху. В начале мне было весело и смешно, но вскоре я начала задыхаться, так как на мне сидели два великих князя, мой брат, Паткуль и два Адлерберга; двигаться я также не могла, так как была совсем придавлена тяжестью сидевших наверху. Не знаю, чем бы окончилась наша затея, если бы не подоспел генерал Зиновьев, который вытащил меня оттуда полумертвой и, о Боже, в каком виде! Нас всех за это выбранили и тотчас же увезли по домам, но надо было видеть, как на другой день великие князья ласкали меня и радовались; они меня очень любили, потому что я была ужасный сорванец и никогда ни перед чем не останавливалась.

С тех пор во время наших игр всегда присутствовал где-нибудь поблизости один из воспитателей великих князей, и это было весьма кстати, так как прошло всего несколько дней после моих злосчастных похорон, как генералу Гоголю пришлось снова наложить свое veto на затею нашу.

Играли мы как-то в парке в лошадки, я и брат изображали лошадей, наследник цесаревич Николай Александрович и великий князь Александр Александрович — кучеров, и вот нас повели поить к фонтану «La cruche cosée» [разбитый кувшин], но тут кто-то из великих князей заявил, что надо всегда купать лошадей для того, чтобы они были здоровы, а поэтому решено было выкупать меня всю, с ног до головы. Моя несчастная англичанка пришла в полное отчаяние от такой затеи и, забыв все свое почтение, решилась остановить нас, но великие князья ее не слушали, я же пришла в такой дикий восторг от предстоящего купанья, что со мной уже больше не было никакого ладу. Мисс Жаксон, видя, что ее увещания ни к какому результату не приведут, решила побежать к дежурному воспитателю великих князей генералу Гоголю, и они вдвоем, к ужасному нашему огорчению, успели помешать импровизированному купанью, которое сулило быть таким весёлым.

.

П. Ронин

.

Как я был соседом царя[6]

.

Как казанскому обывателю, П. Ронину, покупать дачу в Гатчине было неразумно. Но когда ему сообщили, что, как хозяин дачи, он будет соседом Императора Александра III, то он не мог не купить ее и при первой же возможности с семьей переселился в Гатчину. Однажды на улице П. Ронин встретил Императора.

Сняв фуражку я поклонился. — Здравствуйте, сосед! — произнес Государь, остановившись.

Государь спросил, что побудило меня купить дачу так далеко от Казани. Я чистосердечно признался, что соседство с русским императором было для этого основной причиной. Государь улыбнулся. — Вы здесь с семейством, конечно?

— Да, Ваше Величество.

— И нравится Вам здесь?

— Лично мне — нет: я привык к Казани, к другой обстановке; но семья довольна, хотя, по моему мнению, дача и не особенно хороша.

— В чем же ее недостатки? Мне приходилось слышать, что Гатчина — лучшее дачное место в моем государстве. .. Впрочем, о вкусах не спорят.

— Может быть, Ваше Величество, но, на мой вкус, приволжские дачи лучше. Там и природа более на самое себя походит, и просторнее, и растительности больше. А моя дача как раз лишена последней; сад при даче слишком мал, а это огромный недостаток.

— Да, конечно, это большой недостаток, но устранимый, — промолвил Государь и, несколько помолчав, добавил, — ваш садик соприкасается с моим…

— Да, Ваше Величество.

— Так вот, я разрешаю вам и вашему семейству пользоваться для прогулок моим садом… Сегодня же я прикажу соединить наши сады калиткой… Надеюсь, что вы тогда будете лучшего мнения о Гатчине, — сказал Государь.

Я горячо поблагодарил его и высказал опасение, что я и моя семья будем стеснять державного хозяина.

— Не безпокойтесь! Мой сад настолько велик, что нам в нем не будет тесно, — сказал Государь улыбнувшись.

Вечером к Ронину явился адъютант Двора и сообщил ему, что в ограде сада сделана дверка.

— Вы можете пользоваться садом, когда вам будет угодно, но только при одном условии: аккуратно запирайте за собой дверь, когда будете приходить в сад или уходить из него. Замок для этой цели сделан в двери, а ключ мне поручено вручить вам сейчас.

С этими словами посетитель положил предо мной огромный ключ.

— Я считаю лишним говорить о той ответственности, которую возлагают на вас те, кто меня послал к вам… Разрешение пользоваться садом дано только вам и вашей семье… Да, только вам, — делая ударение над словом «только», сказал гость.

Сначала я не совсем ясно представил себе, какие обязанности должны были соединиться с этим железным подарком. Я только после понял это. Ключ, весом около фунта [400 гр.], стал моим постоянным спутником. Шел ли я куда — он лежал в моем кармане; если спал, то он хранился в изголовье. Я не решался отдать его на хранение даже жене. Об остальных членах семьи даже и говорить нечего. Вдруг потеряю?! Что тогда ?! Хорошо, если найдется кто-нибудь такой, который забросит его. А если злоумышленник найдет да заберется в царский сад?..

Дальше в моем воображении рисовалась страшная картина, на которой первое место занимала тюрьма. «Да, хорошо, если только сошлют на каторгу, а то ведь и повесить могут», — думал я.

К ужасу владельца, ключ скоро исчез… Но затем был найден офицером, который усиленно домогался руки дочери П. Ронина, но безуспешно.

Конечно, после этого П. Ронин согласился на брак, хорошо понимая в то же время, что история исчезновения ключа устроена ловкой и находчивой дочерью…

Дача, в виде приданого, перешла к молодым.

.

В книге «Кругосветное путешествие крейсера “Африка” в 1880-1883 гг.» (СПб., 1909) контр-адмирал В. Ф. Руднев (командир крейсера «Варяг»; в этой книге он себя называет «лейтенант Р.») рассказывает, между прочим, о царском смотре «Африки» по прибытии после кругосветки в Кронштадт.

.

Царский смотр

.

Наконец желанный смотр состоялся. Во время обхода команды и верхней палубы Его Императорское Величество, увидев привязанную камчатскую собаку, пошел ее погладить. Мы все замерли, так как «Камчатка» никого не признавала кроме своего хозяина старшего офицера и Р.; ее все боялись и не подходили к ней.

К нашему изумлению, Камчатка сама встала и подошла к Государю. Погладив собаку, Его Величество изволил пойти дальше, но вернулся еще раз погладить собаку, и Камчатка опять встала и лизнула руку (такого знака внимания с ее стороны еще не бывало).

Смотр прошел блестяще, лейтенанту Р. жутко было командовать авралом (общая работа) при постановке парусов, хотя в то же время радовался счастью, выпавшему на его долю, стоять на мостике между Ее Величеством Государыней Императрицей и Великим Князем Михаилом Николаевичем. При стрельбе минами Командир просил Его Величество назначить цель, мина прошла в точку, но Командиру показалось, что Государь принял это за случайность, и потому обратился с просьбой сделать еще выстрел по назначенной цели. Мина, и на этот раз, прошла точно по назначению — тогда Государь изволил милостиво благодарить Командира и минного офицера.

По окончании смотра Командир удостоился получить согласие Его Величества принять Камчатку. За собакой из Петергофа прислали от дворца пароходик…

.

***

.

Камчатка стала любимицей в семье императора Александра III. С Камчаткой государь не расставался. Однако пес погиб 17 октября 1888 г в железнодорожной катастрофе под Борками. «Бедный Саша так подавлен без Камчатки... Он скучает без его преданной собаки...», — писала в дневнике императрица Мария Федоровна. Император действительно тяжело переживал утрату любимца:  «Разве из людей у меня есть хоть один бескорыстный друг; нет и быть не может, а пес может, и Камчатка такой», — говорил после гибели собаки государь. Через три дня после крушения, прибыв в Гатчину, Александр III приказал похоронить Камчатку в собственном саду, против своих комнат.

.

В январе 1914 г. отмечался Земский юбилей. Газеты писали: «Пятьдемят лет тому назад в Бозе почивающим Императором Александром II было подписано “Положение о губернских и уездных земских учреждениях”. <…> Оглядывая… службу земства русскому народу, мы не можем не отдать должное земству за то, что оно сделало для местных польз и нужд. Оно неустанно заботилось о народных школах, о народном здравии, об улучшении путей сообщения, об уменьшении пожаров. Земство создало народного учителя, оно дало и земского врача, но мы не можем пройти мимо и отрицательной стороны юбиляра… Земство повинно в создании, так называемого, третьего элемента, той оторванной от народа безпочвенной интеллигенции, которая начала пропаганду отречения от народных святынь и, как всякое политиканство, только тормозила поступательное движение земского дела. Но, слава Богу, теперь ряды политиканов редеют и на их место идут уже серьезные трудники земского дела. Пожелаем же от души, чтобы наши земства совершенно очистились от всяких политических веяний, чтобы в рядах их стояли православные, преданные Царю и Отечеству люди и чтобы исконные русские начала жизни были полагаемы земскими деятелями во главу угла земского дела. <…> Да простит Бог все старые ошибки и да поможет Он сбросить навсегда земству всякую политику и нести народу устои исконной русской жизни: Православие, Самодержавие и народность. Без этих трех основ никакой прогресс в русской жизни немыслим. Наш народ всегда был и есть православный, преданный Престолу и по духу истинно русский народ. <…> Берегите народ! Не толкайте его во тьму и помогите скорей выбраться на свет, ко Христу! Вот в чем истинная задача русского земства!» («Кормчий». 1914, № 3)

Юбилейные торжества продолжались в Петербурге с 7 по 11 января 1914 г., куда съехалось множество представителей провинциальных земств со всей земской России. 7 января в Петропавловском соборе была отслужена панихида по императору Александру II. В тот же день в Казанском соборе был отслужен торжественный молебен с провозглашением многолетия «всероссийскому земству». 8 января в Зимнем Дворце происходил Высочайший прием представителей юбилейной земской депутации, прибывшей в столицу на празднование. Земцы поднесли Его Императорскому Величеству на серебряном блюде хлеб-соль и передали для Наследника Цесаревича, «надежды верноподданной России, скромный дар, отражающий поприща земской работы», Государь Император изволил обозревать подарок от земств Империи, подносимый Наследнику Цесаревичу: хуторок в виде образцовой деревни, сделанный из дерева кустарями Московского земства[7].

Государь, поблагодарив земцев, сказал следующее: «Я выражаю твердую уверенность, что всякая земская работа в тесном единении с Моим правительством будет проникнута и воодушевлена безграничною заботою о бесчисленных местных нуждах населения и о его благе. Разумное удовлетворение местных нужд является главным залогом развития и подъема благосостояния всего Государства. Духовному взору Моему ясно представляется спокойная, здоровая и сильная Россия, верная своим историческим заветам, счастливая любовью своих благодарных сынов и гордая беззаветною преданностью их Нашему Престолу»[8]. Слова Его Величества были покрыты громовым «ура» присутствовавших.

.

К. П. Берстель (Казань)

.

Земцы у царя[9]

.

Какие чудные, счастливые минуты переживает русский человек, когда он видит перед собой Великого Вождя дорогого отечества. Я лелеял мечту дожить до этого счастья и пережить эти чудные минуты. Вот почему сильное волнение овладело мною, когда я был выбран в юбилейную депутацию от нашего земства для поднесения Государю Императору хлеба-соли, и это волнение не покидало меня по дороге в Петербург. Там должно было совершиться наше представление Государю Императору. Его невидимая близость чувствовалась нами, и потому в моей душе я мог найти только ликование и безконечную радость.

Канун представления Государю Императору прошел для меня особенно тревожно. Я бродил целый день безцельно. Чего я только не передумал. Я боялся какого-либо случая, который мог бы лишить меня долго ожидаемой встречи с Государем. Ночью плохо спалось. Едва стал редеть мрак, как я уже поднялся.

Момент представления был приурочен к 11-ти часам утра, но мы уже в 9 часов подъезжали к Иорданскому подъезду громадного Зимнего Дворца. И вот мы очутились в роскошных залах Царского чертога… Мрамор, бронза, белые ряды стройных колонн, хрустальные люстры. Чем-то царственным веяло от этих двухсветных зал, в паркете которых отражались блестящие мундиры сановников. Толпа мягко гудела и шевелилась. Здесь были представители всей земской России. Вскоре собрался весь Совет Министров. Церемониймейстеры суетились, разставляя представителей земств в алфавитном порядке губерний.

Момент выхода Государя приближался, и сильнее билось мое сердце. Нервная дрожь охватывала нас. Вот окна задернулись малиновыми шторами, и в зале вспыхнули огромные люстры. При дверях, из которых должен был появиться Государь Император, стояли парные часовые, а далее виднелись арабы в своих ярких шелковых костюмах, с коричневыми невозмутимыми лицами. Но вот послышался лязг оружия, взятого на «караул». «Здравия желаем, Ваше Императорское Величество!» — пронеслось откуда-то. И все замерло…

Замерло так, как только может замереть огромная толпа перед торжественным моментом, как замирает природа перед грозным ударом первого весеннего грома.

Государь вышел в зал и сделал общий поклон. Он был в форме стрелков Императорской фамилии: простая поддевка с малиновой рубашкой-косовороткой, видимой у ворота, подчеркивала любовь Государя к простому народу.

С ласковой, доброй и приятной улыбкой, он выслушал речь представителя Московской губернской земской управы и принял хлеб-соль на громадном серебряном блюде. Потом он начал обходить наши ряды. Подавал руку и задавал вопросы впереди стоящим.

Каким бы счастливым я чувствовал себя, если бы удостоился его милостивого вопроса. Но нервы так были напряжены, я так волновался, что был даже доволен, что стоял в задних рядах. Однако, сильное желание удостоиться внимания Государя превозмогло нервную боязнь, и на рауте в Дворянском Собрании я уже стоял в первом ряду наших депутатов. Когда очередь дошла до Казанской губернии, председатель нашей управы представил Его Императорскому Величеству нас по очереди, и Государь Император милостиво пожал нам руки. Подавленный счастливой минутой и высокой честью, я еще более смутился, когда Государь, повернувшись ко мне и пристально взглянув ласковыми глазами, спросил, сколько лет я состою гласным в земстве. «18 лет, Ваше Императорское Величество», — ответил я, стараясь, чтобы мой голос не дрогнул. Указав, что 18 лет довольно продолжительное время, Его Величество с чарующей улыбкой обратился к другим представителям Казанского земства. Выражение его глаз навсегда осталось в моей памяти. Что-то безконечно доброе светилось в этих глазах, выражение которых менялось каждую минуту. Осталось в памяти и его приятное ласковое лицо уже с сединой на висках, со следами тяжести правления и постоянного душевного волнения за счастие и благоденствие родного народа.

.

Подарок земств Наследнику Цесаревичу[10]

.

Подарок, поднесенный Его Императорскому Высочеству Наследнику Цесаревичу Алексею Николаевичу особой депутацией от имени всех земств, по случаю 50-летия земских учреждений, представляет изготовленное кустарями образцовое село.

Справа изображена часть современного русского села, население которого занимается кустарными промыслами, слева — хозяйство хуторянина. Крайнюю избу в селе занимает кустарь одиночка, работающий со своей семьей. Он изображен в ней во время работы при обычной обстановке, что можно видеть, приподняв переднюю стену избы. Во второй избе работает артель кустарей. Крыша этой избы снимается, и тогда можно видеть артель кустарей за работой. При этой избе находится земский склад сельскохозяйственных орудий и машин. Следующая изба принадлежит старику-бобылю, который изображен сидящим на завалинке. В четвертой избе живет зажиточный кустарь. Между этой избой и церковью расположена школа, верх которой снимается. В школе изображены ученики с учителем во время занятий. За школой помещается земская амбулатория. Часть ее, представляющая приемную, отделяется; при этом можно видеть, что происходит в амбулатории: в ней доктор и фельдшер принимают больных. Вблизи амбулатории находится сельская церковь; на паперти изображена группа богомольцев со священником. Вдоль села проходит земское шоссе, по которому тянутся крестьянские подводы. Около церкви земский мост через небольшую речку. Вблизи шоссе — проселочная дорога, по которой едут крестьяне. Перед селом изображена крестьянская надельная земля с обычным 3-польным севооборотом и узкополосицей. Левее — тоже надельная земля, но уже с 4-польным севооборотом: клеверное поле, озимое, с рядовым посевом ржи, паровое и яровое. Яровое поле изображено во время его уборки. Около полевой крестьянской земли находятся два небольших луга. На земле хуторянина — дом, два сарая для скота, в одном из которых помещаются взрослые животные, а в другом — молодняк, сарай для инвентаря, около него находятся различные сельско-хозяйственные орудия, далее расположен амбар и навес для сена. При хуторе — огород и молодой сад с пчельником, на котором агроном ведет беседу с хуторянином. Слева находится полевая земля хуторянина. У него7-польный севооборот. Изображено только три поля: клеверное поле, которое представлено во время уборки, затем поле из-под ржи, на котором производится пахота пароконным плугом, и озимое — с рядовым посевом ржи.

.

***

.

Надо заметить, что среди игрушек Цесаревича, некоторые из которых сегодня экспонируются в залах Александровского дворца в Царском Селе, немало было таких, которые отражали дух своего времени, технические новшества ХХ в.: электрическая железная дорога, модели оружия, военных кораблей, транспорта (трамвай, автомобили, аэропланы); а также разнообразные макеты — Троице-Сергиевой Лавры, Казачьей станицы, Бородинской битвы, деревянная резная модель Ростовского кремля работы кустарей Сергиева Посада и т. д. или игра «Путешествие по России». Все они имели характер обучающий, развивающий, познавательный, так сказать, полезный.

Конечно, и подарок земцев был поднесен с умыслом именно Наследнику Цесаревичу, имел значение воспитательное. Этим жестом земские представители будто указывали на перспективную цель дела своего — упорядочение и благоустройство жизни русского села, благопопечение о тружениках, совершенствование крестьянского быта и словно призывали Цесаревича быть чутким к нуждам своего народа, который тому еще только предстояло узнавать. А сама модель-игрушка будто бы говорила, что вот так разумно и полезно должна быть устроена Россия. Много смысла в этой игрушке, но главное — чтобы царь знал, что мужик хочет! В такой ненавязчивой и интересной форме был Наследнику преподан первый земский урок, который, увы, оказался и последним — великая катастрофа эпохи неумолимо приближалась. Вообще же этот «земский эпизод» оставляет неизменно чувство горечи. Невольно вспоминаются слова Бунина — как жаль, что ни дети, ни внуки наши не узнают, что за прекрасная страна была Россия. Добавим — и какой еще более прекрасной она могла бы стать…

.