«Вся Русь во мне поет»

Собираю жёлуди…
.
Собираю жёлуди прилежно.
Тяжелеет сумочка, круглясь.
Не голодный год теперь, конечно, –
Всё ж возьму побольше, про запас.
.
Завтра выйду в сумерки густые,
Городскую обойду межу,
Жёлуди тяжёлые, литые
Я в сырую землю положу…
.
Вспыхнет пусть – и пусть померкнет слава
И стихи развеются, как дым, –
Дуб тысячелетний величаво
Отзовётся голосом моим!
.
И поэт придёт к заветной кроне,
Постоит в прохладной тишине –
И согреет жёлуди в ладони,
Ничего не зная обо мне…
.
Он уйдёт – пытать небес безбрежность,
Сеять хлеб иль строить новый дом –
Но моих стремлений боль и нежность
Светлой песней отзовутся в нём.
.
Украина
.
О, сколько раз ты погибала!
Неистовей день ото дня
Тебя пытали: было мало
Врагам железа и огня…
.
Моя любовь, моя кручина!
В сиянье скорбной красоты
Ты оживала, Украина,
Из праха возрождалась ты.
.
Паны веками власть делили –
Ты шла вперед, чиста, строга.
От них осталась горстка пыли,
Полузабытая строка.
.
Те живы, кто сильней барвинка
С тобой срастались глубоко:
Шевченко, Леся Украинка,
И Коцюбинский, и Франко…
.
Держись! Ты выстоишь и ныне!
Господь не даст тебе пропасть.
Закончится на Украине,
Прервется лихолетья власть…
.
Вино беды
.
На сумерки буен ветер загулял…
Старинная песня
.
То мокрый снег, то ледяная сыпь.
«ЗИЛ», озверев, дорогу разволок.
Гусиной кожей взявшись, смотрит в зыбь
Испуганный сиротка-тополёк…
.
Ах, осень накачала столько прав,
Её не переспоришь, хоть умри! –
А ветер, на сумерки загуляв,
Напрашивается в поводыри.
.
Ну, брось толкаться! Ты уже хорош!
Меня не удивишь такой гульбой…
Куда, родимый, нынче поведёшь
Пить сизый сумрак наравне с тобой?
.
Конечно – к Дону! Древний ворон клюв,
Дивясь, разинет: «Что за ходоки?!»…
Стрибожье чадо! Смело, не моргнув,
Приму братину из твоей руки.
.
До дна!
И снова, сглатывая ком,
Мальчишиться наперекор годам…
.
Всё горше пить на берегу крутом
Вино беды со снегом пополам.
.
Атаманово слово
.
Покатый переулок,
Сбегающий к реке…
Здесь ветер, свеж и гулок,
С бедой накоротке:
.
То за полу ухватит,
То в спину подтолкнет…
Да разве крикнешь: «Хватит!»
На весь честной народ?
.
Ах, ветер, славный малый!
А мне сегодня впрок
Разбойничий, удалый
Услышать говорок.
.
И вдруг светло, блаженно
Почуять добрый меч
И разворот саженный
Могучих русских плеч…
.
Миную скат упругий –
И полечу к реке,
И разинские струги
Увижу вдалеке.
.
В водоворот событий
Рванусь в горячке: «Эй! –
Махну рукой. – Возьмите!
Мы – родственных кровей!
.
Я знаю песен много –
Вся Русь во мне поет,
А вольная дорога
Забыться не дает».
.
«Аль не страшишься зыка,
Острога, топора?
Коль так – причалю, прыгай!
Пришла твоя пора…».
.
Святослав Игоревич
.
День, в багровой заре расплавленный,
Шлемы, копья, мечи, ножи…
Святослав, русский князь прославленный,
Где могила твоя, скажи?
.
Разве подвиг великий, дерзостный,
Ратный подвиг твой для того,
Чтоб какой-нибудь Куря мерзостный
Пил из черепа твоего?!
.
Мне всё внятней твой голос слышится:
«Иль пресекся могучий род?
Иль от ветра мой внук колышется,
Робко крестится у ворот?».
.
- Меркнут русские души гордые,
Вакханалия на Руси…
А не имут ли сраму мёртвые –
У себя теперь ты спроси.
.
Но неужто (мне всё не верится
В неизбежный постыдный крах!)
Нечестивцами Русь похерится –
И останется только прах?!
.
Нет, мой князь! Мы Земле обязаны,
Нас вспоившей живой водой,
Мы единой струной повязаны,
Общей радостью – и бедой…
.
Волки-вороги, как не рвут они,
Разомкнётся постылый круг.
В час урочный на берег утренний
Я взойду – и замечу вдруг:
.
Блещут шлемы родные, русские,
Свищут стрелы, орду гоня,
И на холмы, от пепла русые,
Всходит солнце иного дня…
.
В ковыльных ветрах
.
– А родимый докучливый прах
Всяк с подошв отряхает своих!
.
– Мы в былинных, ковыльных ветрах,
На страницах неписаных книг!
.
– А в дороге, очнешься, – ни зги.
Да и где она, эта стезя?
.
– Отступить, говорю, не моги,
Без победы вернуться нельзя!
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
Облака против ветра летят,
Куст под ноги бросается: «Стой!»
И несметные дни шелестят
До Мамая сгоревшей травой…
.
Над Смородиной – шаток мосток,
Налетающий ужас стоглав.
Но поет камышинкой Стрибог,
Ждет Георгий, копье приподняв.
.
В сечу кинусь – на тысячу лет!
До корысти ль теперь, посмотри:
На кольчуге горит русский свет
И лишь миг – от зари до зари…
.
***
.
В сердце ветер, гость неуютный,
То вздохнёт, то заплачет глухо.
Обмирает жизнь поминутно
У последнего, злого круга…
.
Я сверну с песчаной дорожки
И пойду вдоль опушки в затишке,
Где к апрельскому солнцу ладошки
Тянут сосенки-ребятишки.
.
Сколько хрупкой, живительной силы
И молитвенной нежности милой!
Приголубьте меня, пожалейте,
Детство в сердце мне влейте…
.
Лапки ласково пожимаю,
Не боюсь уколоться хвоей.
Всё хорошее – принимаю!
Здравствуй, солнышко молодое!
.
Мир Твой, Боже, распахнут присно
Голубино, тысячелистно.
Душу греет незамутнённо
Золотая Твоя икона.
.

***
.
Так давно сады не зацветали –
Радостно, и смело, и светло…
Отпускаю зимние печали
И беру заветное весло.
.
Поплыву к забытому парому,
По реке широкой поплыву –
И причалю к берегу родному,
И тебя увижу наяву.
.
Юная и ветреная, злая,
Нежная, желанная навек,
Машешь ты кому-то, забывая,
Кто твой самый близкий человек…
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .  .
Ты теперь другая. Невозбранно
Пролетели годы, пронеслись.
Затянулась та сквозная рана
И весенний ветер рвется ввысь.
.
Может, нужно быть грубей, упрямей –
Но сады, волнуя сон-траву,
Взмахивают белыми крылами,
Торопясь умчаться в синеву…
.
Грусти нет
.
Грусти нет, если ждет река
Серебристого поплавка
И зовет под чудо-навес
Добродушный дубовый лес;
Грусти нет, если сердце поет,
Замечая ночной самолет,
И ромашка манит опять,
Словно в юности, погадать…
.
Мы встретимся завтра
.
У старой собаки печалей не счесть –
Шатаются зубы и лапы хромают…
А люди жестокие не понимают,
И в голосе каждого – гулкая жесть:
.
«Что шляешься здесь? Отвали, попрошайка!» –
И камень хватают, и палку берут…
А ветер все шепчет: «Подруга, решай-ка –
Прогнали из стаи, не приняли тут;
.
Не лучше ли сразу, рывком, под колеса? –
Шофер матюкнется, зубами скрипя,
И вдруг – белый рай – ни слезы, ни угрозы,
И голод уже не достанет тебя…».
.
Ах, милая, милая, ты подержись-ка!
От бедной старушки, глядишь, каравай,
От доброго дворника – чудо-сосиска…
Почаще, почаще ты их вспоминай.
.
Крепись – и не думай о призрачном рае,
И верь: на земле, бесприютной такой,
Гонимы тупой и безжалостной стаей,
Мы встретимся завтра, сиротка, с тобой.
.
Ты встанешь, дрожа.
Покачнешься, но встанешь
В смертельной, сминающей сердце тоске –
И мне так доверчиво лапу протянешь,
И глянешь в глаза, и прижмешься к ноге…
.
Деревья нашептали
.
Ночные вершины сминает
Гроза, алебастра белей, –
И каждое дерево знает:
Ему не уйти из полей!
.
И мнится: в тревоге всегдашней
Стоят от зари до зари
У каждой дороги, у пашни
Дозорные богатыри.
.
Хмельными ветрами продутые,
Исклеванные вороньем,
Стоят они, крепко обуты
В воронежский чернозем.
.
Пусть мчится орда иль крадется –
Вотще злопыхает беда!
А ежели пасть доведется –
Засечная встанет черта.
.
И в страхе орда разлетится!..
Но здесь, на лихом рубеже,
Есть место и зверю, и птице,
И каждой хорошей душе…
.
Земли моей отчая прелесть!
И глубь принимаю, и высь –
Ведь волосы с листьями спелись,
А пальцы с корнями сплелись.
.

***
.
Осенние мосты сжигаю, знай!
Разносит ветер заполошный лай
И черный дуб зарю берет за вымя.
Прощай! Грядет эпоха глухозимья.
Я остаюсь в косматой стороне,
Где первый снег наградой будет мне…
.
Осенние мосты сжигаю, знай!
Заря кроваво хлещет через край,
Крадутся сумерки по бездорожью,
Угрюмые леса объяты дрожью.
Лишь радуга под веками горит,
Как память несмываемых обид.
.
Чернильные уши
.
Опять в расстроенный кредит
Октябрь поглядывает косо,
И по-старушечьи кряхтит
Слепая, хроменькая проза…
.
Рвануть бы нынче напрямик,
Рвануть, буксуя на пределе, –
И заложить за воротник,
И сгинуть до конца недели!
.
Без каверз и без закавык
Полями долгими шататься
И на распутьях заревых
С терновой порослью брататься…
.
Но хмыкает сосед: «Шалишь!..».
Ему привычней и вольготней
Шуршать бумагой, словно мышь,
На дне чернильной преисподней.
.
Из цикла «Профили»
.
Микеланжело
.
В сердцах резцы швыряя об пол,
Он яростно в ладоши хлопал
И говорил: «Один, два, три!
Три года нестерпимой пытки –
И я опять, опять в убытке…
А Папу – дьявол забери!
.
Так вот он, плод больных бессониц
И голодовок! С Папой ссорясь
Чего добьюсь? Он сух, как жердь!
Но как терпеть, о Боже правый,
Когда глумится шут лукавый
И гнет такой, что слаще смерть?
.
Я с Папой завтра потолкую.
Пускай он врет напропалую –
Ему такую речь скажу:
“Я непомерный труд подъемлю,
Но грызть готов святую землю
И не скрываться за межу, –
.
Лишь вспоминай о долге старом,
Не заставляй трудиться даром.
Я есть хочу – и этим прав!”».
…На Рим ложатся ночи тени –
И старый скульптор на ступени
Бессильно никнет, зарыдав…
.
Трасса
.
Вечерний гул многоголосый,
Огней стремительный каскад.
Непокоренные березы
В глаза горящие глядят;
.
Они молчат тепло и ясно,
У них учусь терпеть и я
Молниеносные соблазны
Сверкающего бытия.
.
Дитя отчаянного века,
Вобрав и копоть, и озон,
Я превращаюсь в человека,
Мир для которого – газон?!
.
Успех сомнительный и лживый
И непотребная возня,
И повсеместный дух наживы
Все больше мучают меня.
.
Подальше от дорог, подальше!
Туда, на тихие холмы –
От нестерпимой этой фальши,
Невыносимой кутерьмы!..
.
…Уйти б навек, смирить броженье,
Не вспоминать асфальта ось,
Когда б кровавого крушенья
Увидеть здесь не довелось…
.
Счастье мое
.
Закину удочку под берег,
Заросший мятой и кугой,
И – ни Австралий, ни Америк…
Попробуй, вклинься в мир тугой!
.
Кто попадется – окунь, жерех?
Иль, может, кто-нибудь другой?
Лишь бы удилище – дугой,
А коль сорвется – без истерик!
.
Я леску заново свяжу,
Удачу кликну за межу:
«Ну, что упрямишься, дуреха?».
.
А счастье дышит под рукой –
Оно прикинулось рекой,
Простой проселочной дорогой…
.
***

.
Пересыхающая речка,
Где прячутся свои ключи?
Скажи заветное словечко,
О трудной доле прожурчи.
.
В тебе есть нечто человечье! –
Так и старушка: чуть жива,
От года к году суше плечи
И неразборчивей слова.
.
Под смертной ношей изнывая,
Бессильно горбится она,
Но жизни тайна вековая
В её душе заключена…
.
Ожидание
.
Тройная радуга повисла
Над сёлами и над садами;
Полна таинственного смысла,
Тройная радуга повисла
Над городами…
.
А на востоке
Тучи, тучи, –
Ущелья, кручи –
И оттуда
Печально Бог-Отец могучий
На землю смотрит
В жажде чуда…
.
И позовет любовь
.
И снова – ледяные вечера,
Где небосвод ослепший, онемелый
Уже не манит радостно и смело
Лететь в объятья звездного костра…
.
Смирись, душа! Всему своя пора:
Пора цветов, пора плодов всецело
Меняются – и мир осиротелый
Бесплоден и сегодня, и вчера.
.
А завтра Дон взломает грузный лед
И лес расправит плечи и шагнет,
Большой и добрый, к самому порогу.
.
И, словно в незапамятные дни,
Молитвенно затеплятся огни –
И позовет любовь тебя в дорогу…
.
***

.
В ткань заката не вплести сто дорог,
Не собрать по лужам лунные слитки…
Ветер плачет, как побитый щенок,
Притулившийся к холодной калитке.
.
А с утра не ты ль, бедовый, был рад,
Заложив за воротник морось-копоть,
Перещупать все домишки подряд
И деревья по щекам перехлопать?
.
Эх, сейчас бы в то окно между крыш –
Пить вино и напевать под гитару!
Час-другой – и, право слово, глядишь,
Заскулить с тобой придется на пару.
.
Грустный хулиган
.
Дождь по улице идёт,
Тихий-тихий, скучный-скучный –
Собеседник неразлучный
Надоедливых забот.
.
А они – толпой за ним,
Изогнувшись, как вопросы.
Гомон их разноголосый
Просто непереносим!..
.
И скребётся, словно мышь,
Дождь в окно.
«Ай да угодник!
Сразу видно: греховодник», –
Ночь бормочет из-за крыш.
.
Заходи, дружище, – вот
Том историй невесёлых…
В ветках путаясь тяжёлых,
Дождь по улице идёт.
.
И ему всё недосуг
Чай хлебать, читать рассказы –
Он готов чинить проказы,
Галстук вешая на сук:
.
Вдруг – с мамашей пошалить,
Просочившись струйкой тонкой
И за шиворот ребёнку
Слёз из пригоршни налить…
.
Прапамять
.
Ночь – в горло дымом.
Ночь – в сердце шилом.
.
Летят с нажимом
Под небом стылым,
Визжа, как черти,
Пилюли смерти;
А над рекою,
Надрывно воя,
Стальные птицы
Взмывают, яры…
.
Опять мне снится:
Ревут пожары!
Опять мне снится
Исход великий,
Где вереницей –
Погибших лики.
.
Смотрю до дрожи,
Смотрю до боли:
Саши, Сережи,
Игори, Коли,
Тани, Марины,
Оли, Наташи…
Кипят долины
Золой и сажей!
.
А сон все длится,
Все длится, длится…
.
Кричу – ни слова:
Молчат сурово
И – в печь рядами…
Я с вами, с вами!
В бою, в печи ли –
Жизнь в каждой жиле.
Не долюбили!
Но – победили!
.
…Печаль не сбросить
И не заямить.
Вверх мчится осыпь,
Поет прапамять.
.
И – горем вечным
В виденьях странных
Стоит Освенцим,
Стоит Майданек…
.
***
.
Корявого леса рогожа.
Бессонных дождей кутерьма.
Сама на себя не похожа,
Подснежники нежит зима…
.
Поэты сидят по квартирам
И пьют золотое вино, –
А тучи несутся над миром
И смотрят туманы в окно.
.
Поэты не ведают горя
И хвалят себя без конца.
Им грезятся шепоты моря
И блеск золотого тельца.
.
А кто-то, побед не итожа,
Среди безысходных пространств
Идет – и ему та рогожа
Дороже всех царских убранств.
.
Лунная цепь
.
Мне доля ненастная выпала –
С тобой разминуться навек…
А осень червонцев насыпала,
Замыслив досрочный побег.
.
И – прочь, напевая вполголоса,
Вполсерца вбивая костыль,
И мне напоследок на волосы
Навеяла снежную пыль…
.
Давно золотые потрачены.
Глухие слова теребя,
Иду, мертвой наледью схваченный,
Не чая увидеть тебя.
.
Ты дремлешь в сиреневой комнате,
Ты зыбкой луной процвела.
Когда-нибудь встретимся? Полноте!
Ведь лунная цепь тяжела…
.
Тропинка петляет бесследная
Среди опустевших садов,
И длится, и длится последняя,
Несбывшаяся любовь…
.
Перо
.
Распахнут Божьему добру,
В Отчизну веря непреложно,
Перо на счастье подберу –
И к сердцу приложу тревожно.
.
Курганы сходятся гурьбой
Послушать песни молодые.
Скрипи, перо, скрипи – и пой
Во славу Бога и России!
.
А если выпадешь из рук
В последний час, во мгле угарной,
Вернись в родной предвечный круг –
Пусть неизвестный добрый друг
Тебя поднимет благодарно…