«Над рекой тихоструйной – туманы...»

Славянский триптих

I

.

Над рекой тихоструйной – туманы,

А за ними – курганы в степи…

Русь! Россия! Обиды и раны

Со своими – мои ты скрепи.

.

Дай услышать мне с горечью вещей

Разговоры полночных ветров…

Полночь!.. Помнишь, Россия, зловещий,

Грозный свет половецких костров?

.

Русь… Набеги, метели, пожары –

И тоска, и тревога, и боль…

Немцы, шведы, поляки, татары…

Прорасти в твои дали – позволь!

.

Дай почувствовать, будто случилось

Безраздельно со мной это всё,

Чтобы я сквозь осеннюю стылость

Видел страшные зарева сёл –

.

И постиг всё, что было в начале,

И в душе закрепил каждый миг

Всей твоей вековечной печали,

Всех серебряных песен твоих.

.

Да, мне надо на краешке круга

Заглянуть в синь заплаканных глаз,

Чтоб постигнуть – какая же вьюга

На тебя налетает сейчас;

.

И какие же полчища вышли

На твои вековые пути…

За несветлые мысли – простишь ли?

Если сможешь, пойми и прости.

.

II

.

О, сколько раз ты погибала!

Неистовей день ото дня

Тебя пытали: было мало

Врагам железа и огня…

.

Моя любовь, моя кручина!

В сиянье скорбной красоты

Ты оживала, Украина,

Из праха возрождалась ты.

.

Паны веками власть делили –

Ты шла вперед, чиста, строга.

От них осталась горстка пыли,

Полузабытая строка.

.

Те живы, кто сильней барвинка

С тобой срастались глубоко:

Шевченко, Леся Украинка,

И Коцюбинский, и Франко…

.

Держись! Ты выстоишь и ныне!

Господь не даст тебе пропасть.

Закончится на Украине,

Прервется лихолетья власть…

.

III

.

Белоруссия, Белая Русь!

О тебе моя радость и грусть.

Крепко стой, несгибаемо стой

Под своей незакатной звездой.

.

В мире мало, так мало родни!

Ты России моей протяни,

Протяни свою руку скорей –

И ладонь о Россию согрей.

.

Мы обнимемся крепко – и вот

Молодая струна запоёт

На широких, раздольных ветрах –

И останется песня в веках!

.

Разлетится по свету она,

И любви, и печали полна.

Минск, Москва, Сталинград и Хатынь…

Братский Свет, не сгори, не остынь!

.

Когда нас вызывали на бой,

Мы сражались бок о бок с тобой,

И кровавые раны потом

Утирали одним рушником…

.

Ты созвучно поёшь, Беларусь!

Я вернусь, непременно вернусь.

Припадая к славянским ключам,

Я молюсь о тебе по ночам.

.

Я шепчу: «От смертельных тревог

Сохрани и спаси тебя Бог.

Во все дни, Беларусь, во все дни

Сохрани тебя Бог, сохрани!..».

.

Благословение бездны

.

… и да благословит тебя благословениями

небесными свыше, благословениями бездны,

лежащей долу…

Бытие.

.

Благословение бездны,

долу светло лежащей,

Долго ли, слышишь,

ждать тебя на Руси?

Вспышки ночами –

Чаще они, всё чаще:

«Господи! Грешный свой мир спаси!».

.

В церкви стреляют –

что же запястья в гирях?

В школе стреляют –

всё по моей груди!..

Не замыкайся, Господи,

в междумирьях –

И Апокалипсис отведи.

.

Падают звёзды.

Тянутся вдаль дороги.

Должен ли мир погибнуть,

Разве он – тьмы оплот?!

Что же так долги слёзы,

Что же так злы тревоги?..

.

Божий завет подъемля,

Радуга вновь встаёт!

.

Государев Питербурх

.

Здесь даль темней и небо ниже,

И если грянет Страшный суд,

Здесь мертвецы в болотной жиже

Своих костей не соберут.

.

Кто сосчитает кости эти?

Авось… когда-нибудь… впогляд…

Шумят недобрые соседи,

Родные бороды трещат.

.

О, как суметь успех утроить?! –

С похмелья не доспав опять,

И град срубить, и флот построить,

И необъятное объять…

.

А ближний круг с утра судачит,

Кому сегодня в свой черед

Царь Пётр с ухмылкою кошачьей

Орла большого поднесёт.

.

Плюёт на этикет заморский

Напыщенный, лощёный хлыщ –

И царь идёт к нему по-свойски:

«Девицу охмурять? Шалишь.

.

А! Метишь выбиться в повесы!

Смешон дурак из дураков,

Забыть посмевший политесы

Средь топких невских берегов…».

.

Так принимай повинный кубок –

Ты коронован, царь Осёл!

Что ж, полон извинений глупых,

Икая, валишься под стол?

.

Постой! Ещё гульба в разгаре,

Ещё табак не весь иссяк

И не разбит в хмельном угаре

Дверной двоящийся косяк…

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

А в пять утра – подъём, работа:

На мачту лезь, руби, вяжи.

Герр Петер до седьмого пота

Привык трудиться – от души!

.

Всё у него звенит и блещет,

Ты тоже – в ноготь не свисти.

Пусть царь ошибке рукоплещет,

Но тунеядец – не в чести.

.

Он зыркнет – задрожат поджилки,

А то и врежет – и с копыт

Покатишься, скуля, в опилки,

Родимой кровушкой умыт.

.

Что ж, исправляйся! За науку

Берись, топор не забывай –

И вот спустя полвека внуку

Царёв наказ передавай.

.

Всё, скажешь, впрок. Зело обучен,

Я мастерски топор держал.

У невских и донских излучин

Не зря сам Пётр мне руку жал!..

.

Век родной, враждебный…

.

Век мой, зверь мой.

О. Мандельштам.

.

Не найти среди владык

Милосердных, добронравных.

Мглистый ветер, грозен, дик,

С ними шепчется на равных.

.

Ветер мора и войны,

Ветер дыбы и проклятий,

Виноватых без вины –

И распятых правды ради…

.

Помню сгибших, помню всех…

Что же делаешь ты с нами,

С дочерьми и сыновьями,

Век родной, враждебный век!

.

И куда бежать, куда?

Скрыться где-нибудь – не вздумай.

Сил в избытке? Не беда!

Погибай себе без шума…

.

Спит в короне голова,

Зубы скалятся от скуки –

И вращают жернова

Обездоленные руки…

.

Гнев

.

Зверь замыкает стужу,

Пламень вздувает, яр, –

И уязвляет душу,

Смрадный вздымая вар…

.

Горестное горенье,

Яростное – до дна.

Господи, дай прозренья!

Господи!

Тишина…

.

Снова под чёрной кроной

Точится злая сталь.

Плачут во мгле иконы,

Иноки смотрят в даль.

.

Никнут ночные травы,

Трепетно ждут росы,

Чуя замах кровавый

Грозной его косы.

.

Правый, неправый – что же! –

Больно Косарь горяч.

Пустит, врагов ничтожа,

Головы дружьи вскачь.

.

Вот, начинаясь смалу,

Буйно взрастает гнев.

В гуле хвалеб Ваалу –

И марсельез напев.

.

Ярость туманит зренье,

Кровью кипит страна…

Господи, дай терпенья!

Господи!

Тишина…

.

Только представьте!

.

Только представьте:

Завтра – война…

Нет, представьте!

.

Чувствуете –

Из беспросветной, неведомой бездны

Поднимается

Вековой, затаённый страх –

Ужас, дремлющий в генах.

.

Только представьте –

Растерянность…

Паника…

Первые жертвы…

.

…А вот – иная картина.

Тихий провинциальный городок.

Завтра – выходной,

Завтра – на рыбалку

По знакомой с детства улице,

Пахнущей

Влажными утренними сумерками.

.

И вдруг вместо этого –

Ночные сборы:

Кружка, ложка, миска…

Дети!

Жена!

Мать!

Последнее прощание,

Последний поцелуй…

А впрочем,

Горевать долго

Не придётся.

По крайней мере, тебе, солдат!

Давно закончилась «гуманная» война –

С пиками наперевес,

С луками, с дубинками,

Даже с пищалями,

Даже с огнемётами…

Теперь –

Тень на стене

Не успеет запечатлеться.

Лёгкая смерть!

Лёгкая – и глупая!..

.

Но разве объяснишь

Это

Какому-нибудь бесноватому фанатику,

Который, возможно,

Уже не ворочается

В материнской утробе,

А вовсю учится бегать

По тропинкам заросшего сада?

.

О, Господи!

Пусть политики ломают копья,

В сердца оппонентов вонзают колья,

Пусть – словоблудие…

Пусть!

.

Нет – это не соглашательство.

Не приспособленчество.

Только б не было войны!

.

Вы только представьте…

.

Младший сын

.

Слепые дни бросаются под ноги.

Я вырваться хочу из их сетей!

Ищи меня на луговой дороге,

Вдали от шумных площадей.

.

В душе моей сошлись лучи Востока

И тени тёмных Западных вершин.

Иду один, иду, не зная срока…

Я – века младший сын!

.

Жестокого – и всё-таки родного,

Измерившего болью благодать…

Но брата старшего, кто завещал мне Слово,

Боюсь по имени назвать.

.

Вот он, стих мой…
.

В. Д. Лютому

.

Вот он, стих мой нерукотворный,

В шапке, сбившейся набекрень,

Громкий, дерзостный, непокорный

И небритый который день!

.

Шутовской прикрываясь маской,

Через лужи и зыбкий свет

Он походочкой залихватской –

Прыг да скок – все один ответ…

.

«То-то, думает, набуяню,

Докажу, что не лыком шит.

Да за мной любой в окияне,

Словно посуху, побежит!

.

Ишь, наука – в три пальца свистнуть:

Засвищу – ошалеет Русь.

Чем в каморке забытой киснуть,

Во все тяжкие – эх, пущусь!..».

.

Но измучившись праздной гонкой,

Отрезвев от лихих пинков,

Постоит в уголку тихонько,

Шасть к двери – да и был таков…

.

Отряхнув от окурков ноги,

Он в распахнутый небосвод,

Тихий, радостный, одинокий

Полевой дорогой идет.

.

***

.

Перестать бы нести околёсицу,

Обуздать бы певучую мглу,

Приковать бы себя на три месяца

К прозаическому столу!

.

Отогнать бы тоску беспричинную,

Подпереть бы ладонями лоб,

Сочинить бы историйку чинную,

Чтоб вздыхали и ахали чтоб!

.

Лих же, нет! Беззаконно, бессмысленно

Я за Музой бегу по лесам.

Годы стаей слетают бесчисленной,

Иней ласково льнёт к волосам.

.

Не заметишь – в безвестности, в бедности

Промелькнёт лиховая судьба,

И какой-нибудь умник из вредности

Пошлых слов нанесёт короба…

.

Ах, как сердце певуче расколото!..

Сто томов мне вчера довелось

Разменять на червонное золото

В синеву уходящих берёз.

.

***

.

Ты смотришь в глаза по-собачьи прилежно:

«Когда же уймутся лихие метели?..».

Мой зверь лопоухий, наивный и нежный,

Какие над нами года пролетели!

.

Упали они сединой неотвязной…

Ну что ж, собирайся, вздыхая спросонок!..

Отвыкший от будней, метельный и праздный,

Спит город – усталый, капризный ребёнок.

.

А что, если к лесу? Неплохо, пожалуй.

Чуть-чуть потоптаться – хотя б над опушкой.

Сгущаются сумерки мало-помалу

И месяц висит новогодней игрушкой.

.

Ладони замёрзли (домой не пора ли?),

И лапы озябли (какие обиды?).

Обманны, увы, января пасторали,

Но мы не сдаёмся – и, стало быть, квиты.

.

Рассыпались звёзды – хмельные осколки,

В сиреневой мгле коченеют сороки.

Пускай тебе снятся у праздничной ёлки

Весенние, долгие наши дороги…

.

Здравствуй, Павловск!

.

Вверх по Дону, вниз по Дону –

Словно в детских, добрых снах.

Здесь с улыбкой утомлённой

Дремлет Русь в родных волнах…

.

Здравствуй, Павловск, город милый!

Как ни вьётся вороньё,

С колыбели до могилы

Ты – пристанище моё.

.

Триста лет, а то ли будет!

Для прозрений и побед

В добрый час тебя разбудит

И учёный, и поэт…

.

Светлой силой, Божьей силой

Вражье сломится копьё.

Здравствуй, Павловск, город милый!

Ты – спасение моё.

.

Мир и Свет родному крову!

Здесь былое у крыльца,

Здесь взволнованному Слову,

Словно Дону, нет конца!..

.

***

.

Сосны. Ветер. Мартовский свет.

Колокольные звоны в кронах.

Сколько лет, одиноких лет

Я бродил по земле влюблённых!

.

В завихреньях февральской тьмы,

В круговертях лесов и улиц –

Разминулись в пространстве мы

И во времени разминулись.

.

Но ложится на сердце март –

И срастаются судьбы наши…

Пусть от горечи всех утрат

Мы не можем дышать иначе! –

.

Что с того? Пережив невзгодь,

Ветви снова в лазурь взлетают

И, встречая родной восход,

Так объятья свои сплетают!

.

Так сплетают, как будто сил –

Преизбыток, и всё больней им…

И стоим мы среди могил,

И разнять своих рук не смеем.

.
Рахманинов

.

Где этот взгляд из-под тяжёлых век?

Где этот голос, глуховато-медленный?

Ах, неужели в мире – только снег,

Повсюду снег, повсюду только мертвенный?

.

Но меркнет ночь, и новый день встаёт,

Исполненный мучительного мужества, –

И Музыка звучать не устаёт,

Бессмертная таинственная Музыка…

.

***

.

Под пенье сиверко весёлого,

Назло зачинщику апрелю,

Луна из луж лакает олово

И утирается метелью.

.

Скривив с похмелья злую рожицу,

Морозец, крадучись садочком,

Суёт иголочки под кожицу

И тихо щёлкает по почкам.

.

Внимая вести непроверенной,

Деревья все насторожились.

Один лишь дуб самоуверенный

Стоит, по-стариковски жилясь…

.

Я истомлён упорной жаждою,

Я измождён болезнью редкой:

В ладонях отогреть бы каждую

Не расцветающую ветку!

.

Да, видно, в путь пустился поздно я

По неразгаданному следу –

И торжествует мгла морозная

Свою последнюю победу…

.

Что ж, кроме варева кромешного

Тебе и крыть сегодня нечем?

Запомни: ветви сада вешнего

Сквозь пальцы расцветут под вечер.

.

Окольные пути

.

Басня

.

Чиновник о чиновнике чиновника просил.

«Войди, - он говорил, - в его ты положенье! –

Он рвется из последних сил,

Но нет бедняге уваженья:

То снизу мало принесут,

То сверху больно нахлобучат…

Зачем его так сильно мучат

И отдают под суд?!

Всегда хитрец выкручивался ловко:

Ведь прежняя судья, проныра и плутовка,

Его старинная кума,

Была от кума без ума…

Другой судья пришел – он зол и неподкупен

И лести бубен

Противен, говорят, ему…». «Постой! –

Друг важно отвечал. – Брось разговор пустой.

Бессилен я, увы! Но у судьи есть дядя,

Наведайся к нему ты, на ночь глядя.

Вчера мы пили с ним; уже из-под стола

Пожаловался он, что крыша потекла.

Он ищет мастера, который сменит крышу,

Ему поможешь ты, я вижу…».

.

Порой гора, подобная святоше,

Так грозно высится, что страх берет.

Но сбоку к ней зайдешь, примеришься – и вот

Уже вершину мнешь и хлопаешь в ладоши.

.

Чёрненький человечек

.

Наглый и подлый, и пошлый пиит

Всё в меня грязью швырнуть норовит:

.

Врёт вдохновенно и рвёт мои книги…

Я ж – не могу объяснить прощелыге,

.

Что, от природы не бледен, не хил,

Солнечный свет лишь ему заслонил!..

.

Он не скрывает корявого жеста –

И не решается тронуться с места.

.

Жаль мне его, старика по годам:

Я отступлю, я дышать ему дам.

.

Но – день и ночь, по морозу, по зною

Тащится он, горлопаня, за мною.

.

Ну, Бога ради, уймись, дурачок!

Вот тебе пряник, свисти в кулачок –

.

Жив только будь, и катись где-то с краю,

С  собственной тенью в пятнашки играя…

.

Спасение

.

Я хотел бы умереть легко, в лесу,

Когда Осень паутинку на весу

Держит – и, ладонью заслонясь,

Смотрит на серебряную вязь.

Я хотел бы, слыша радостную весть,

На сосновый тёплый пёнышек присесть

И заслушаться (а облако летит),

И задуматься (а сердце не болит)…

.

***

.

А.

.

Бродяга-ветер когти рвёт,

Стекло расколотив по пьянке.

Мне о любви шарманка врёт,

Иль вовсе нет её, шарманки?

.

И мне приснилась эта блажь,

Где всё нелепо и случайно –

И медного гроша не дашь,

За то, что мне казалось тайной?

.

Ведь ты совсем ещё дитя,

И ничего не происходит…

А ветер, спешно уходя,

В вершинах тёмных колобродит.

.

Ему понятен мой раскол,

И он измучен и надколот…

.

Порыв отчаянья прошёл –

И остаётся только холод.

.

Джамиля

.

Полыхала вешняя земля…

Где же юность наша, Джамиля?

.

Серебрятся волосы мои,

Первый снег ложится на поля.

.

В час любви мы встретились с тобой –

Развела дорога нас, пыля…

.

Где ты, полоняночка, поёшь,

Веселишь какого короля?..

.

Я дышу на тёмное стекло,

Я спешу в холодные поля,

.

Гасит ветер крыльями зарю

И метель встаёт, беду суля…

.

Разве ты не видишь мой костёр,

Голос мой не слышишь, Джамиля?

.

Сосны ждут

.

Те же сосны – может, чуть пониже –

В юности шумели надо мной.

Те же ветры шарили по крыше,

Те же звёзды лили свет родной…

.

Что же изменилось? Отчего же

Я вот так потерянно стою?..

И мерцают мартовские лужи,

И дрожат у мира на краю.

.

На земле, печальной и прекрасной,

Сколько остаётся мне дорог?

Неужели в горести напрасной

Я теперь до срока изнемог –

.

И не будет ни любви, ни смеха,

Ни стихов, ни ярости, ни слёз?..

И грохочет сумрачное эхо,

И слетают годы под откос…

.

Погоди, ещё воспряну! Видишь –

Это сосны выстроились в ряд.

Все они, из дому только выйдешь,

О Дороге вдруг заговорят.

.

Луценко Сергей Евгеньевич - родился в 1980 году в городе Павловске Воронежской области. Окончил Современную гуманитарную академию и Воронежский государственный аграрный университет. Работал машинистом, оператором, слесарем, журналистом, преподавателем. Публиковался в журналах «Подъём», «Молоко», «Камертон», «Наследник», газетах «Коммуна», «Воронежская неделя», «Воронежский телеграф», многих коллективных изданиях. Автор поэтических сборников «Стихи» (2010) и «Дом на камне» (2012), книги рассказов и очерков «К неведомым берегам» (2013). Живёт в Павловске.