"Звучит под сердцем оклик колокольный..."

***

.
И сошлись однажды наши да враги,
призывает каждый: «Боже, помоги!»
Все несут иконы, крестятся пучком,
все кладут поклоны, падают ничком...
Магазин заряжен, через грудь калаш,
наши в камуфляже, вражий камуфляж.
Если глянуть с неба — как одна семья!
Что вам: мало хлеба, люди-братовья,
нету в реках рыбы, зверя нет в лесах,
овоща в садыбах, солнца в небесах?!
Не сыскали слова, чтобы мир сберечь —
чи скiнчилась мова, аль иссякла речь?
Голубые очи, светлые чубы —
и никто не хочет утром лечь в гробы,
серые, зелёные, в ранней седине —
словно спепелённые в проклятом огне,
чёрные да карие, волосы как смоль —
всем одно мытарить, всем едина боль.
Завтра снова битва, затишь недолга.
Слышится молитва в лагере врага,
наши в храмах тоже, наших не сломать...
Вот кому Ты, Боже, будешь помогать?

.

***

.
а вдруг это не я убита под донецком
в овраге у куста роса на волосах
и кофточка моя и рюкзачок простецкий
и мой нательный крест и стрелки на часах
стоят на пять ноль пять как раз сверкнуло солнце
когда снаряд влетел в отцовскую «газель»
что ж не прикрыли нас герои оборонцы
что ж дали помереть среди родных земель
да вон они лежат вповалку кто как падал
с простреленной главой с распоротым нутром
а с краю я тычком с пригожим парнем рядом
иваном василём георгием петром
и это я добыть семье воды и хлеба
не смогшая опять в халупе ледяной
лишь об одном молю безжалостное Небо
пускай они умрут в единый миг со мной
и это тоже я весь покалечен катом
стою под минный вой на проклятом мосту
а смерть в лицо орёт давай отборным матом
меняй скорее жизнь на лучшую на ту
и старики чей мир опять войной разорван
погибшие в боях отцы и сыновья
и матери в слезах и дочери по моргам
все эти люди я
все эти люди я

.

юре юрченко

больничное
.

уйди поганка бледная луна и так уже подушка солона
ну что приливом да отливом душу маешь
уж лучше вены мне поддень да вынь а то (тут мат врачебная латынь)
ширяют в кисть аж тихо подвываешь
мятутся тени ночью на стене взрывают сердце мысли о войне
что свет налечит темень накалечит
и только облик сына как магнит к рассвету снова тянет и манит
и слово «жизнь» укутывает плечи
я думаю о том кто там в плену и вновь своё бессилие кляну
сердито плачу и взываю помоги же
мученья здесь не стоят ни гроша когда в железной клетке чуть дыша
ты смерти ждёшь и вот она всё ближе
а знаешь брат когда б я там была то тоже бы себя не берегла
что нам беречь в такие наши годы
чем в закутке с болезнями стареть уж лучше бы в сраженье умереть
за наши два любимые народа
я написала так и вспыхнул страх что за привычка говорить в стихах
о том о чём подумать даже больно
но на свободе чудом ты и вот Господь тебе вторую жизнь даёт
звучит под сердцем оклик колокольный
рассвет медсёстры с топчанов встают в далёком крае петухи поют
что за окном россия украина
нет просто родина одна она у нас и я лечу над нею в судный час
на крыльях утра и новокаина

.

за вадима негатурова

.

спасибо Господи что не причасна я
к возне писательской вокруг посмертной боли
того кто заживо на Куликовом поле
сожжён под злобный гогот воронья
не осуждай твердят пошли-ка вон
я обличаю всех кто варит бизнес
на том огне что погубил Отчизну
и всё горит горит со всех сторон
а вам бы только подрубить бабла
да пожюрить да пропихнуть бабёнок
да в жэзээл скорее тиснуть томик
сжигали сволочи и вы из их числа
души-то нет у вас она и не болит
по трупам прёте перегнив в вине и блуде
очистки человечьи вы не люди
когда ж вас огнь всевышний попалит

.

***

.

бойся чёртов хома ты не зря по прозванию брут
всё обставлю сама не поможет ни камень ни прут
ани круг меловой ани полный комплект боевой
раньше думал бы дурень плешивой своей головой
не защита тебе ни молитва ни дух этих мест
не крестись понапрасну распался на части твой крест
гол стоишь лыбишь рожу и зря не для блуда ты гол
шкуру снять надо тоже айда возлагайся на стол
глянь сверкают наточены востро для дела ножи
будет больно а ты поори остриё полижи
попроси-ка пощады как помнишь просили тебя
ну а мы похохочем смешно же ведь правда ребя
боль твоя даже тысячной доле поверь не равна
той что сердце ребёнка стерпело испило до дна
вот и всё ни рукой ни ногой не махнуть не сбежать
под землёй исполнять тебе вечно команду лежать
ох от страха обгадился мерзко визжишь как свинья
это так и должно быть всё так и задумала я
вот идёт твой палач раздвигая последнюю тьму
подымите мне веки он скажет
и я подыму

.

***

.
ангел с ангелом встречается ангел ангелу ручается
сохраню я своего ты храни же твоего
только новый день развиднелся брат на брата вдруг обиделся
ты мне должен вон того я не должен ничего
в чистом поле братья сходятся бьются досмерти как водится
нет ни споров ни обид тот убит и тот убит
ангел с ангелом встречается ангел ангелу печалится
ох не спас я своего ох не спас от твоего
полетели к Богу белые что ж мы Господи наделали
небо Отчее скорбит братом брат родной убит
горя горшего не видели плачут ангелы хранители
ведь по правилам родни видно братья и они
сохраняли всеми силами  нынче плачут над могилами
так вот ненависть сильна что сильней любви она
что ни ангельское бдение ни молитвенное пение
не помогут не спасут
но грядет
Исусов Суд

.

инне кукурудзе

.

чем дольше длится это искупленье тем мне страшней что ноши не снести
боль пригибает голову к коленям прости меня родимая прости
не дай забыться Господи в покое пока там люди умирают так
кто б мог подумать что придет такое обстрелы мины шквал ночных атак
укоротила жизнь мне украина как тут заснуть во всем себя виня
глаза закрою предо мною инна она все смотрит смотрит на меня

.

обскура кардиа

.

стоял сервант в закрытой спальне и каждый год на Рождество
меня манила тьмой зеркальной обскура камера его
набита всклень стараньем мамы взамен любви взамен тепла
разнообразными дарами из-под полы из-под крыла
гермесовой сандальи левой она была крутой завмаг
магистром рынка королевой блатных материальных благ
и в сердце лаковом серванта за дверцей с ручкой-кулачком
теснились словно эмигранты в каюте сoffin ships торчком
карандаши в прозрачной тубе с насечкой «фабер» по ребру
торшон для акварели грубый подушка-думка в тон ковру
на коем бледные олени вершили лени торжество
ни моли ни годам ни тленью не удалось сожрать его
я выросла в оленьей стае зверьком в ворсистой глубине
все тайны леса познавая ведь он висел на той стене
где мой диван приткнулся стрёмно где я читала до утра
и миром грезила огромным или от приступа мокра
тряслась под штырью эфедрина шестая раса блин мутант
или рыдала ночью длинной ох лучше снова про сервант
итак коробка с куклой рыжей бесстыжей немкой в сапогах
и варежки к зелёным лыжам взамен утерянных в снегах
швейцарии черкасской парка софиевки где я не раз
брела сквозь снег как сенбернарка она ж собака-снеголаз
сугробы поглощали жадно всё что отпало от меня
ключи обломок шоколадный монетки прочая фигня
а мой товаровед домашний встречал разиню за столом
попрёками борщом вчерашним да поучительным бойлом
на новый год мне всё прощалось жизнь начиналась с цифры ноль
что потеряла возвращалось дарами врачевалась боль
и мама начинала снова добро по тайникам копить
как будто бы давала слово меня нелюбу полюбить
и под кремлёвские куранты и под колядок нежный плач
мне на башку сажала банты величиной с футбольный мяч
распахивала бок серванта с упругим дзыньком налетай
и гордым жестом маркитанта впускала в самодельный рай
там было всё о чём мечталось и даже то что не сбылось
всего на год отодвигалось и с наслаждением ждалось
какое никакое детство но вот явилось «время ю»
гормоны прут не отвертеться а мама создала семью
по-новой нет местечка в клетке подкидышу в чужой родне
очкастой дурочке поэтке с довеском-астмой дочке мне
ах так ну что ж пусть будь что будет куда угодно лишь бы прочь
мне разные встречались люди убить хотели взять помочь
и был завод и были жэки тогда что дворник то поэт
была любовь всегда навеки сейчас и ненадолго нет
детей я прикрывала телом в чаду общаг и съёмных хат
и если где недоглядела лишь я не кто-то виноват
был институт друзья и страсти и то о чём не говорю
и жизнь была и было счастье и я за всё благодарю
печаль лишь чуть фонит как эхо давно разбитого стекла
спасибо что пришлось уехать спасибо что вообще жила
обиды детской не осталось молитвой вымыта душа
к твоим коленям я прижалась ребёнок вновь тобой дыша
когда б не тяжкий крест да муки быть может не узнала б я
что целовать родные руки и есть вершина бытия
когда б не билась рыбой малой об лёд судьбу сдирая в кровь
то никогда бы не узнала как велика к тебе любовь
сервант стоит и ныне в спальне храня в реликтовом нутре
салатниц выводок хрустальный часы в латышском янтаре
да рыбу на хвосте ходящу с мальками-рюмками вокруг
да из морских ракушек ящик с трухой и фотками подруг
да шарф что ты недовязала да ангелову тень крыла
«стоит и ныне» написала ну что ж почти не соврала

.

***

.

на предынфарктном переломе марта читая толле чтоб его экхарта я посмотрела в чёрное окно
ещё таились в ямах змеи снега но нежный луч кленового побега вдруг стукнул в сердце стылое давно
ах снова жить по этой тонкой ветке бежать на волю из постылой клетки грудной родной одним дыханьем  стать
срывая с жизни ярлыки и прайсы рвануть не слыша криков оставайся я разрешу тебе раз в день летать
и победив цунами бури штормы познав любые виды мыслеформы вернуться вновь в телесное домой
лишь потому  что пробудившись в восемь ой где ты мама сиротливо спросит мой сын весенний лист кленовый мой

.

***

.

боюсь цветаевой она влезает в кровь и шепчет воспалёнными устами
в седьмом ребре есть древняя любовь ещё не осененная крестами
и власть мужчин сильнее власти слов и сладко жизнь предать в объятья ката
и страх и грех лишь повод для стихов и ты ни в чём ни в чем не виновата
и можно так от страсти прогореть что тело станет пеплу оболочкой
и так в петле мытарно умереть чтоб жить остаться в мире каждой строчкой
боюсь лишь потому что так близка её тоска и горький зов сиротства
и в бирюзовых капельках рука и искушений потаённых сходства
как и она утратила покой заснуть мечта сознания потеря
но Бог помог и крученой такой и мне поможет я терплю я верю
ей прощены мне кажется давно и дерзость речи и тщета стремлений
и увлечений тёмное вино и разрывные муки отрезвлений
за краткость безнадежного пути за то что так поэты одиноки
но чёрствый хлеб умеют превратить в стихов и слёз святые опресноки
за то что «возлюби» не звук пустой а боль и горе и страданий корчи
не оставляй о Всеблагий постой Ты сможешь изменить всё Чудотворче
утешь её а мне молитвы соль вложи в ночей и дней разверстых раны
вразей последних расточить позволь и я на свой колок для прочих странный
такой достигну сердцем высоты что смерть покажется желанным хладом в зное
и разрешу убийце класть персты в им нанесенное ранение сквозное

.

акме

.

а мосэнерго пусть кусает кулаки  мне лампа ни к чему когда пишу о Боге
исходит кровный свет из скрюченной руки и тает боль во тьме как ром в горячем гроге
бежит по пальцам ток пронзая плоть листа и сами по себе в венки плетутся звуки
и падает платок задев гвоздочки рта на них мой вечный смех распят в весёлой муке
декабрь страх струит а я ещё жива врач говорит акме и я почти не плачу
а на столе стоят изюм и пахлава и я в своем уме а ведь могло иначе
подруга соломон вещает всё пройдет поспи и организм вберёт режим привычный
ну здравствуй цитрамон помятый патриот последний эвфемизм убогой жизни личной
и правда может быть уж так в дугу вдвоём варить на кухне суп и по аптекам шарить
под ручку обходить ближайший водоём и средь отхожих куп шашлык на шпажках жарить
и спорить кто важней из двух российских глав ты водкой чаем я упорно гробить почки
и до скончанья дней мотаться в мирослав оршанские края припёка под опочкой
где подоткнув подол с рассвета дотемна на грядках пропадать в батрачках у свекрухи
и видеть как гниёт от ходжкина она пытаясь залатать прорехи в утлом духе
а после через ад больничных стен пройдя рыдать да хоронить то эту то другого
и видеть Божий мир сквозь решето дождя и у собак искать сочувственного слова
так нет же нет не сметь к смиренью путь иной я выберу опять ведь для меня не ново
сквозь буерак переть и смерть ловить спиной и прикрывать главу дерюгою терновой
и представлять мейнстрим в юродивых стихах тем для кого писать лишь способ делать деньги
и видеть райский крин в дырявых лопухах и по-вьетнамски выть и по-пермяцки веньгать
и сложенный крестом хохляцко-польский пых хранить под рушничком на дне старинной скрыни
я в семьдесят шестом отстала от своих  и там моя любовь осталась к украине
уходит жизнь друзья и я зажав в горсти признаний вам в любви проросшую пшеницу
кладу их как залог другого бытия за русского письма вселенскую божницу
.
акме (мед.) — высшая точка развития болезни.

акме (др.-греч. ακμή — высшая точка, вершина) — соматическое, физиологическое, психологическое и социальное состояние личности, которое характеризуется зрелостью ее развития, достижением наиболее высоких показателей в деятельности.

.

***

.
ах как суетились пестрели мы гордились строкой и судьбой
но может и нам быть расстрелянным уже очень скоро с тобой
за то что  не тронули главное растратив талант и мечты
за то что свои православные снимать отказались кресты

.

***

.
только лягу на край как приходит голодный волчок
хвать за правый не то хвать зубами за левый бочок
и давай-ка мне сердце рывками да рыками рвать
заливая невидимой кровью диван мой кровать
ох отстань отвяжись есть послаще фибра помясней
вон чернавка храпит за мичуринцем ведайся с ней
там уж сам берегись в пасти клык словно нож мясника
да чумное дыханье да словно удавка рука
локтевому захвату завидует весь дагестан
знаешь братец кондратий останься ползи под диван
али я всяку живность поболе людей не люблю
али красного волка сердчишком-то не прокормлю

.

***

.
сильно апостольское слово сразит и сразу исцелит
всегда пресуществленно ново и свет оно и монолит
как по ночам спастись иначе чем часослову вслед ступать
и ждать пока душа восплачет от счастья что не может спать
ах завитки какие вертит за окнами сестра-метель
благоухает перед смертью сильней рождественская ель

.

***

.

отличаю белое от чёрного отличаю лебедя от ворона
да сужу частенько сгоряча
в человеке тьмы и света поровну если я встаю на чью-то сторону
у кого-то гасится свеча
о своем бы нарыдаться вволюшку  да молиться без конца за Колюшку
да беречь запечного сверчка
уж пора бы вроде успокоиться  день и ночь передо мною Троица
в самом центре сердца и зрачка
мир исправить скорбная утопия что ж я лезу и ломаю копия
когда след бы слушать зов земли
на пороге смерти и прощания Боже дар смиренного молчания
мне такой безпосульной пошли

.

Изображение: "Всадники Апокалипсиса". Худ. В.М. Васнецов