31 декабря 2015 50
Николай Березовский
Знак свыше
Незадолго до Нового года Людмила Ивановна решилась на подарок. Самой себе. И обыденный, а не гипотетический – вроде большой любви под нарядной ёлкой. Сколько, проверила на себе, ни проси такого подарка, загадывая желание в предновогодние дни, – всё впустую.
- А это потому, Людка, что ты много хочешь, – объяснила ещё в студенчестве Валентина, с которой она подружилась, уже заканчивая институт. Прежде они в упор одна другую не замечали. – Да к тому же все бабы на этом желании тронутые, почему и везёт немногим. На всех большой любви, сама рассуди, не напасёшься…
- Да какие мы бабы, Валька? – обиделась Людмила Ивановна, тогда двадцатилетняя, как, впрочем, и подруга-однокурсница, с логикой которой  в общем-то нельзя было не согласиться.
- А обыкновенные! – вильнув бёдрами, выпятила роскошный бюст Валентина, а затем поглаживающее провела ладонями по крутым бёдрам, как это делают модели на подиуме. – И нам надо мечтать не о большой любви, а хотя бы о маленькой. Сечёшь?
Не «просечь» – это совсем дурой быть. И Людмила Ивановна, и в студенческую пору именуемая всеми по имени и отчеству, поскольку вела строгий образ жизни и была бессменной начальницей –   старостой курса, вспыхнула:
- Ладно тебе, Валюха, выставляться! Ты ведь не такая…
- Не такая, так сякая, как ты раньше обо мне думала, – погрустнела Валентина. Она недавно развелась с Пашкой, пробыв мужней женой всего полгода, а до него с кем только не «крутила любовь» в институте, почему Людмила Ивановна, грезившая о единственном навсегда с восьмого класса, и чуралась её с абитуры. Не по ней, воспитанной мамой и папой в высоких нормах нравственности, были закидоны однокурсницы, как, если честно, и многих других девчонок с филфака, считавших, что если жизнь даётся один раз, то и прожить её надо весело, на всю катушку, чтобы было о чём вспомнить в старости. А Валентина, казалось, и вовсе с такой смутно ей представляемой катушки «съехала». И очень про себя удивлялась, когда её взял в жёны самый умный и самый скромный из институтских парней.
«Приворожила, наверное», – думала она, склонная к суевериям, и немного завидовала Валентине. И чуть-чуть жалела, что не пошла на свадьбу, приглашённая, конечно же, не невестой, а самим Пашей, на которого, правда, она почему-то ни разу не загадывала на новогодье. И хорошо, что не пошла, радовалась позже, потому что пусть и косвенно, да посчитала бы себя потом причастной к разводу однокашников, не понимая, почему Паша польстился на такую гулёну. А подобные мысли, как ни крути, чёрные. И за свадебным столом наверняка бы передались ему через ноосферу. А в таком случае причину распада молодой семьи приписала бы себе, пусть развод, думалось ей, инициировал Паша.
Нет, оказалось, не Паша, а именно Валентина послала его подальше. Выяснилось это совершенно случайно, а может, было предопределено и свыше, поскольку, не опоздай тогда Людмила Ивановна на лекции, она не услышала бы надрывного плача, доносящегося из недалёкого от раздевалки закутка, в котором уборщицы хранили вёдра и швабры. Бросившись на плач, – может, необходима срочная помощь? – Людмила Ивановна в проёме закутка и остолбенела.
Рыдала Валентина!
За все четыре институтских года Людмила Ивановна никогда не видела её не только плачущей, но даже хмурой, а тут вечно бесшабашная и неунывающая Валька билась почти в истерике. И глаза её, всегда отталкивающие Людмилу Ивановну налётом почти неуловимой, но наглецы, теперь, изумилась она, были искренно страдающими и прямо-таки молящими о сочувствии.
- Что с тобой, Валя? – опустилась она на колени перед ней, забившейся в уголок закутка, а немного позже они плакали уже вместе, потому что, выходило, в Паше обманулась не только Валентина – и Людмила Ивановна. Самый умный и самый скромный оказался на поверку прохиндеем, падким на любую юбку, почему и получил от ворот поворот, когда Валентина застала его в их общей постели на съёмной квартире…
- С этой, этой… ты её знаешь… шалашовкой… – плакала она уже не навзрыд, а как бы в себя, но не назвала имени этой «шалашовки» и через годы, а это как раз главный признак порядочности – не «светить» перед другими тех, к кому испытываешь брезгливость. – А я, а я… Я ему свою непорочность подарила! – совсем разоткровенничалась Валентина, проникшись доверием к обнявшей её сокурснице, и у простодушной Людмилы Ивановны невольно вырвалось:
- Непорочность?!
- А ты думала, я какая? – всхлипнула, переставая плакать, Валентина. – Дрянь, думала, да?
- Ну, не так, конечно… – Людмила Ивановна вот так, сразу, и не нашлась, как прямо ответить на прямой вопрос.
- Ну, пусть не так, но такая-сякая – так, примерно, ты думала обо мне, признайся? – шмыгнула носом Валентина.
- А тогда ты как обо мне думала? – вроде бы призналась в верности предположения однокурсницы Людмила, и услышала о себе совершенно неожиданное:
- А я думала: ишь, тихоня! Даже на дискотеку со всеми не прошвырнётся… Знаем мы таких тихонь – в тихом омуте черти водятся!
И обе в голос печально, но рассмеялись:
- Вот дуры-то!..
Так в закутке между швабрами и вёдрами началась их дружба. И со временем она только утверждалась, как отчество Людмилы Ивановны, когда её после окончания института пригласили преподавать русский язык и литературу в лучшую городскую гимназию.
В минувшем сентябре исполнилось ровно десять лет с начала её педагогической деятельности. Об этом, странно, вспомнилось вдруг Людмиле Ивановне за пару дней до наступления очередного Нового года, в который, как и в предшествующие ему, её заветное желание, неугасшее с годами, уж точно, не исполнится, загадай она его вновь. Потому что уже исполнилось то, на что она и вовсе никогда не надеялась, а это то же самое, как народная примета о чёрной кошке, перебежавшей тебе дорогу. Поэтому нынче загадывать «большую любовь» она не станет, а просто после уроков снимет со счёта в сберегательном банке десять тысяч рублей – премию за победу в городском конкурсе «Лучший учитель года», свалившуюся на её счёт без всяких загадываний, – и купит себе в самом роскошном магазине города самую роскошную норковую шапку. Взамен «драной кошки», как обзывает Валентина ещё со студенческих лет вот эту самую, какая и сейчас на её голове.
«Вот Валька-то удивится!» – воспрянула духом Людмила Ивановна.
Сказано – сделано. Правда, не в самом роскошном, но и в отнюдь не захудалом городском магазине «Меха», если новая шапка слопала почти всю премию, считая с дополнительной услугой. На дополнительную услугу Людмилу Ивановну раскрутила молоденькая, какой и она была десятилетие назад, продавщица.
- Женщина, – сказала продавщица, когда Людмила Ивановна попросила выписать счёт, – а вы знаете, какой сейчас сезон?
- Зимний, конечно, – несколько удивилась такому вопросу Людмила Ивановна.
- Ошибаетесь, женщина, – поучающе, как учительница ученице, сказала продавщица. – Сейчас в самом разгаре сезон шапочный.
- Потому что я эту норку покупаю? – улыбнулась Людмила Ивановна.
- Нет, – уже снисходительно пояснила продавщица. – Потому что вы этой прекрасной обновы можете враз лишиться.
- А-а, это вы о том, что у нас в городе зимами шапки с людей снимают? – дошло до Людмилы Ивановны. – Слышала про такое, читала. Да только, известно, что на роду написано, то и произойдёт.
- А вот и не всегда, – не согласилась с ней продавщица. – Бережёного и Бог бережёт, – произнесла она уже назидательно. И предложила дополнительную услугу, которую оказывает магазин, – вшить в шапку резинку-оберегатель – Шапки-то сдёргиваются, как правило, сзади, а оберегатель не даст её унести. Грабитель почувствует, что шапку держат, и, испугавшись, отпустит её, убегая. Здорово?
- Наверное, – вроде бы согласилась Людмила Ивановна, и вышла из магазина в уже сгустившиеся вечерние сумерки как бы привязанной к новой шапке. «Драную кошку» она спрятала в сумку.
Впереди была суббота с «окном» без занятий в школе, за ней воскресенье с проводами Старого и встречей Нового года. За столом, придвинутым к ёлке, она, конечно же, и проведёт, как всегда, праздник с родителями. А сейчас… И Людмила Ивановна, вдруг почувствовавшая себя в обнове хозяйкой собственной судьбы, позвонила по сотовому папе и маме, что заночует у Валентины, а затем и подруге – мол, жди, еду тебя удивить…
Валентина, неизвестно по какой причине разбежавшаяся с новым мужем, но без официального развода, жила теперь у чёрта на куличках – в Амурском посёлке, где бывший муж купил ей двухкомнатную квартиру, хотя обещал разориться на трёхкомнатную. За что, называемый Валькой все пять лет совместной жизни просто «олигархом», после такого обувания стал именоваться с обязательным добавлением к этому существительному прилагательного «грёбаный». Теперь и Людмила Ивановна хотела назвать его про себя также, поскольку с её Левобережья до Амура добираться автобусом больше часа, да не получилось. Она не умела ругаться и про себя, поэтому просто подумала: «Мог бы купить квартиру Вальке и на Левобережье». Впрочем, дождавшись автобуса, она озаботилась уже другим – весь неблизкий путь к Валентине ей казалось, что салон не сводит глаз с её шапки. А может, и с резинки, оберегающей норку, пусть и спрятанной под подбородком. Такие же приятные ощущения, давно, думалось, забытые, она испытывала только в детстве, когда папа и мама покупали ей новые вещи.
Выйдя в одиночестве из автобуса, Людмила Ивановна миновала остановочный павильон, нашла взглядом ярко горящие в уже наступившей темноте окна подруги, и тут её будто ударили под подбородок. Не сильно, но резко, и она по тому, как холодно стало голове, сообразила, что с неё сорвали шапку. Сзади, как и накаркала, похоже, продавщица, а если выражаться правильным русским – со спины.
«Вот тебе и оберегатель!» – провела ладонью по непокрытым теперь волосам Людмила Ивановна, и, развернувшись на 180 градусов, бросилась за светлым в темноте силуэтом грабителя. Тот улепётывал со всех ног, и она вряд ли бы догнала его, но ей повезло, потому что не повезло убегающему. Он, видимо, поскользнулся, и, грохнувшись со всего размаха спиной на оледеневшую землю, как к ней и пристыл, сложив руки, вцепившиеся в её норку, на груди. Людмила Ивановна выцепила из них, перепрыгнув на бегу упавшего, принадлежащее только ей, и немного пришла в себя уже в прихожей Валентины.
- Людка, что это с тобой? – вытаращилась на неё та.
- …а сезон шапок… только купила…сорвал…едва догнала… ух, и не помню, как… да вернула… смотри, вот она… – задыхаясь, показывала Людмила Ивановна вновь обретённую обнову подруге, но Валентина почему-то смотрела теперь несколько в сторону от её лица.
- Что там? – И Людмила Ивановна, почти отдышавшаяся, повернула голову к собственному левому плечу, чтобы тоже увидеть то, что так заинтересовало подругу, и уткнулась подбородком и щекой во что-то мягкое. – Господи, да это-то ещё что такое?! – дёрнулась в испуге.
- Тоже чья-то шапка. Только женская. И почему-то на плече… В отличие от мужской в твоей руке, – перевела Валентина непонимающий взгляд на Людмилу Ивановну. И тут же ужаснулась: – Он что, сволочь, пытался тебя задушить?!.
- Кто… задушить? – опять задохнулась Людмила Ивановна.
- Ты что, Людка, совсем одурела? – подбоченилась Валентина. – Маньяк, конечно, сексуальный!
- Маньяк? – У Людмилы Ивановны сердце ушло в пятки. – Какой маньяк?  С чего ты это взяла? – едва вымолвила дальше, уже цепенея.
- Да с того, что у тебя удавка на шее! – по-деловому объяснила Валентина.
Оцепенение сменилось осознанием случившегося, и у Людмилы Ивановны, ослабев, подкосились колени. Хорошо, соскользнула по стенке на пуфик, а не шлёпнулась на пол прихожей. Выпавшее из её рук легло на колени, оказавшись, и правда, мужской норкой. А мягкое на плече, значит… «Вот тебе и дополнительная услуга…» – подумала она, а вслух, стянув с плеча на грудь свою норку, резинка которой мягко обняла её шею чуть ниже затылка, засмеялась-зарыдала,
- Господи, так это, получается, я ограбила, а не меня!..
И теперь, как когда-то давно, но уже Валентина опустилась на колени перед Людмилой Ивановной, и, успокаивая подругу, напомнила прошлое:
- Я ведь тебе однажды уже говорила, что в тихом омуте черти водятся. Помнишь, Люда?
- Помню, Валя.
- Вот, не ошиблась, как видишь. Что теперь делать будем, Люда?
- Сдаваться пойду, Валюха.
- Кому, дурёха ты моя?
- Полиции…
- Ну, ты и впрямь дура, Людка. Тебя же на смех подымут…
- А как же он без шапки в такую зиму?
- Ему казённую выдадут, если в полиции тебе поверят и найдут тобой ограбленного. А не найдут, так он уже с мужика для своей башки сдёрнет…
- Нет, не сдёрнет, – заплакала здесь опять Людмила Ивановна. – Он, Валя, может, убился, – вспомнила она руки грабителя, сложенные, как у покойника, на груди.
- Ладно, – забеспокоилась вслед за подругой и Валентина. – Только не в полицию сначала, а глянем, не лежит ли он, и впрямь, трупом.
- А если лежит? – опять дёрнулась в страхе Людмила Ивановна.
- Да уж, куда ни кинь – всюду клин, – всполошилась и Валентина. – Ладно, позвоню своему грёбаному олигарху. Пусть подстрахует на всякий случай…
- Что, Валя, – поинтересовалась уже на улице Людмила Ивановна, чтобы хоть как-то отвлечься от того, что она боялась увидеть вблизи остановки, – с Олегом ваши отношения налаживаются?
- Это он со мной отношения налаживает – встречать ко мне Новый год напрашивается, – ответила она, а дальше не до разговоров стало –  от павильона остановки, пошатываясь, к ним шёл мужчина. С непокрытой головой.
- Он? – Валентина прижалась к Людмиле Ивановне.
- Он, – ответно прижалась к ней Людмила Ивановна, признав в подходящем мужчине силуэт, за которым она гналась.
- Ой, что сейчас будет! – ахнули они в голос, но мужчина, продолжая пошатываться, прошёл мимо, не обратив на подруг никакого внимания.
- Пьяный! – обрадовались, и снова в голос, Валентина и Людмила Ивановна.
Из подкатившего к остановке джипа выскочили трое – бывший муж Валентины то ли с приятелями, то ли с охранниками.
- Где, что, кого?! – не поздоровавшись с Людмилой Ивановной, затеребил Валентину олигарх с прилагательным. Охранники или приятели озирались по сторонам.
- Да ничего, – незаметно толкнув подругу локтём в бок, чтобы молчала, сказала Валентина. – Спросить просто хотела – даёшь вольную?
- Даю, – выдохнули обречённо в ответ.
- Ну, тогда свободен, – и Валентина потянула Людмилу Ивановну к дому.
- А с Новым годом как, Валя? – спросили за спиной.
- Приезжай…
- А дальше?..
- Дальше – посмотрим, – не оборачиваясь, отвечала Валентина.
- А хочешь, я тебе школу подарю?! – взмолились за спиной, но Валентина только ускорила шаг…
Уже на кухне, когда пили чай, Людмила Ивановна спросила:
- Какую это вольную твой олигарх тебе дал, Валя?
- В школу вернуться, Людка! – пролила чай, разволновавшись, подруга.
- А я думала…
- Ты думала, – перебила Валентина, – что я школу бросила, потому что стала жить, как у Бога запазухой! А мне олигарх мой учительствовать запретил…
- Теперь не грёбаный? – осмелилась произнести Людмила Ивановна неприятное ей слово.
- Теперь – нет, – засмеялась Валентина. – Хотя поживём – увидим…
- Живите, – порадовалась за подругу Людмила Ивановна. – Ты счастливая, – теперь открыто, а не тайно, как в институте, позавидовала она. – А я вот, наверное, так старой девой и останусь. – И печально посмотрела на головной убор ограбленного незнакомца, брошенный на подоконник. – А тут ещё шапка эта! Где я найду её хозяина?..
- Дурочка ты, Людка, – сказала, как старшая младшей, Валентина. – Это тебя скоро кто-то найдёт. В шапке, без шапки ли, но обязательно найдёт. Ведь всё, что с тобой сегодня случилось, – это не просто так. Это, Людка, знак!
- Свыше? – теперь пролила чай Людмила Ивановна.
- Конечно, дурёха, свыше. Загадывай ты или не загадывай на Новый год исполнение желаний… – И засмеялась: – Нам же, бабам, без дополнительной услуги не обойтись…
БЕРЕЗОВСКИЙ Николай Васильевич родился 24.06.1951 года. Село Палевские высоты, Кировский район, Сахалинская область)
Страховое свидетельство № 058-064-083-60
ИНН 550702714530
Почтовый адрес: 644074, г. Омск, а/я 6895
Домашний адрес: 644123, г. Омск, ул. Конева 14/2, кв. 80
Телефоны: 76-33-92; 8-905-922-96-60.
Паспорт:  52 03 060527 выдан УВД  Кировского округа Омска 05.07.2002 г.
Омское отделение №8634 Сбербанка России г. Омска.
Счет Березовского Н В. № 42307. 810. 6. 4500. 1489417
К/с: 30101810900000000673
БИК:045209673
ИНН: 7707083893
КПП 550502001
Р/С 47422810545009900004
E-mail: nberez@mail.ru
Незадолго до Нового года Людмила Ивановна решилась на подарок. Самой себе. И обыденный, а не гипотетический – вроде большой любви под нарядной ёлкой. Сколько, проверила на себе, ни проси такого подарка, загадывая желание в предновогодние дни, – всё впустую.
- А это потому, Людка, что ты много хочешь, – объяснила ещё в студенчестве Валентина, с которой она подружилась, уже заканчивая институт. Прежде они в упор одна другую не замечали. – Да к тому же все бабы на этом желании тронутые, почему и везёт немногим. На всех большой любви, сама рассуди, не напасёшься…
- Да какие мы бабы, Валька? – обиделась Людмила Ивановна, тогда двадцатилетняя, как, впрочем, и подруга-однокурсница, с логикой которой  в общем-то нельзя было не согласиться.
- А обыкновенные! – вильнув бёдрами, выпятила роскошный бюст Валентина, а затем поглаживающее провела ладонями по крутым бёдрам, как это делают модели на подиуме. – И нам надо мечтать не о большой любви, а хотя бы о маленькой. Сечёшь?
Не «просечь» – это совсем дурой быть. И Людмила Ивановна, и в студенческую пору именуемая всеми по имени и отчеству, поскольку вела строгий образ жизни и была бессменной начальницей –   старостой курса, вспыхнула:
- Ладно тебе, Валюха, выставляться! Ты ведь не такая…
- Не такая, так сякая, как ты раньше обо мне думала, – погрустнела Валентина. Она недавно развелась с Пашкой, пробыв мужней женой всего полгода, а до него с кем только не «крутила любовь» в институте, почему Людмила Ивановна, грезившая о единственном навсегда с восьмого класса, и чуралась её с абитуры. Не по ней, воспитанной мамой и папой в высоких нормах нравственности, были закидоны однокурсницы, как, если честно, и многих других девчонок с филфака, считавших, что если жизнь даётся один раз, то и прожить её надо весело, на всю катушку, чтобы было о чём вспомнить в старости. А Валентина, казалось, и вовсе с такой смутно ей представляемой катушки «съехала». И очень про себя удивлялась, когда её взял в жёны самый умный и самый скромный из институтских парней.
«Приворожила, наверное», – думала она, склонная к суевериям, и немного завидовала Валентине. И чуть-чуть жалела, что не пошла на свадьбу, приглашённая, конечно же, не невестой, а самим Пашей, на которого, правда, она почему-то ни разу не загадывала на новогодье. И хорошо, что не пошла, радовалась позже, потому что пусть и косвенно, да посчитала бы себя потом причастной к разводу однокашников, не понимая, почему Паша польстился на такую гулёну. А подобные мысли, как ни крути, чёрные. И за свадебным столом наверняка бы передались ему через ноосферу. А в таком случае причину распада молодой семьи приписала бы себе, пусть развод, думалось ей, инициировал Паша.
Нет, оказалось, не Паша, а именно Валентина послала его подальше. Выяснилось это совершенно случайно, а может, было предопределено и свыше, поскольку, не опоздай тогда Людмила Ивановна на лекции, она не услышала бы надрывного плача, доносящегося из недалёкого от раздевалки закутка, в котором уборщицы хранили вёдра и швабры. Бросившись на плач, – может, необходима срочная помощь? – Людмила Ивановна в проёме закутка и остолбенела.
Рыдала Валентина!
За все четыре институтских года Людмила Ивановна никогда не видела её не только плачущей, но даже хмурой, а тут вечно бесшабашная и неунывающая Валька билась почти в истерике. И глаза её, всегда отталкивающие Людмилу Ивановну налётом почти неуловимой, но наглецы, теперь, изумилась она, были искренно страдающими и прямо-таки молящими о сочувствии.
- Что с тобой, Валя? – опустилась она на колени перед ней, забившейся в уголок закутка, а немного позже они плакали уже вместе, потому что, выходило, в Паше обманулась не только Валентина – и Людмила Ивановна. Самый умный и самый скромный оказался на поверку прохиндеем, падким на любую юбку, почему и получил от ворот поворот, когда Валентина застала его в их общей постели на съёмной квартире…
- С этой, этой… ты её знаешь… шалашовкой… – плакала она уже не навзрыд, а как бы в себя, но не назвала имени этой «шалашовки» и через годы, а это как раз главный признак порядочности – не «светить» перед другими тех, к кому испытываешь брезгливость. – А я, а я… Я ему свою непорочность подарила! – совсем разоткровенничалась Валентина, проникшись доверием к обнявшей её сокурснице, и у простодушной Людмилы Ивановны невольно вырвалось:
- Непорочность?!
- А ты думала, я какая? – всхлипнула, переставая плакать, Валентина. – Дрянь, думала, да?
- Ну, не так, конечно… – Людмила Ивановна вот так, сразу, и не нашлась, как прямо ответить на прямой вопрос.
- Ну, пусть не так, но такая-сякая – так, примерно, ты думала обо мне, признайся? – шмыгнула носом Валентина.
- А тогда ты как обо мне думала? – вроде бы призналась в верности предположения однокурсницы Людмила, и услышала о себе совершенно неожиданное:
- А я думала: ишь, тихоня! Даже на дискотеку со всеми не прошвырнётся… Знаем мы таких тихонь – в тихом омуте черти водятся!
И обе в голос печально, но рассмеялись:
- Вот дуры-то!..
Так в закутке между швабрами и вёдрами началась их дружба. И со временем она только утверждалась, как отчество Людмилы Ивановны, когда её после окончания института пригласили преподавать русский язык и литературу в лучшую городскую гимназию.
.
В минувшем сентябре исполнилось ровно десять лет с начала её педагогической деятельности. Об этом, странно, вспомнилось вдруг Людмиле Ивановне за пару дней до наступления очередного Нового года, в который, как и в предшествующие ему, её заветное желание, неугасшее с годами, уж точно, не исполнится, загадай она его вновь. Потому что уже исполнилось то, на что она и вовсе никогда не надеялась, а это то же самое, как народная примета о чёрной кошке, перебежавшей тебе дорогу. Поэтому нынче загадывать «большую любовь» она не станет, а просто после уроков снимет со счёта в сберегательном банке десять тысяч рублей – премию за победу в городском конкурсе «Лучший учитель года», свалившуюся на её счёт без всяких загадываний, – и купит себе в самом роскошном магазине города самую роскошную норковую шапку. Взамен «драной кошки», как обзывает Валентина ещё со студенческих лет вот эту самую, какая и сейчас на её голове.
«Вот Валька-то удивится!» – воспрянула духом Людмила Ивановна.
Сказано – сделано. Правда, не в самом роскошном, но и в отнюдь не захудалом городском магазине «Меха», если новая шапка слопала почти всю премию, считая с дополнительной услугой. На дополнительную услугу Людмилу Ивановну раскрутила молоденькая, какой и она была десятилетие назад, продавщица.
- Женщина, – сказала продавщица, когда Людмила Ивановна попросила выписать счёт, – а вы знаете, какой сейчас сезон?
- Зимний, конечно, – несколько удивилась такому вопросу Людмила Ивановна.
- Ошибаетесь, женщина, – поучающе, как учительница ученице, сказала продавщица. – Сейчас в самом разгаре сезон шапочный.
- Потому что я эту норку покупаю? – улыбнулась Людмила Ивановна.
- Нет, – уже снисходительно пояснила продавщица. – Потому что вы этой прекрасной обновы можете враз лишиться.
- А-а, это вы о том, что у нас в городе зимами шапки с людей снимают? – дошло до Людмилы Ивановны. – Слышала про такое, читала. Да только, известно, что на роду написано, то и произойдёт.
- А вот и не всегда, – не согласилась с ней продавщица. – Бережёного и Бог бережёт, – произнесла она уже назидательно. И предложила дополнительную услугу, которую оказывает магазин, – вшить в шапку резинку-оберегатель – Шапки-то сдёргиваются, как правило, сзади, а оберегатель не даст её унести. Грабитель почувствует, что шапку держат, и, испугавшись, отпустит её, убегая. Здорово?
- Наверное, – вроде бы согласилась Людмила Ивановна, и вышла из магазина в уже сгустившиеся вечерние сумерки как бы привязанной к новой шапке. «Драную кошку» она спрятала в сумку.
Впереди была суббота с «окном» без занятий в школе, за ней воскресенье с проводами Старого и встречей Нового года. За столом, придвинутым к ёлке, она, конечно же, и проведёт, как всегда, праздник с родителями. А сейчас… И Людмила Ивановна, вдруг почувствовавшая себя в обнове хозяйкой собственной судьбы, позвонила по сотовому папе и маме, что заночует у Валентины, а затем и подруге – мол, жди, еду тебя удивить…
Валентина, неизвестно по какой причине разбежавшаяся с новым мужем, но без официального развода, жила теперь у чёрта на куличках – в Амурском посёлке, где бывший муж купил ей двухкомнатную квартиру, хотя обещал разориться на трёхкомнатную. За что, называемый Валькой все пять лет совместной жизни просто «олигархом», после такого обувания стал именоваться с обязательным добавлением к этому существительному прилагательного «грёбаный». Теперь и Людмила Ивановна хотела назвать его про себя также, поскольку с её Левобережья до Амура добираться автобусом больше часа, да не получилось. Она не умела ругаться и про себя, поэтому просто подумала: «Мог бы купить квартиру Вальке и на Левобережье». Впрочем, дождавшись автобуса, она озаботилась уже другим – весь неблизкий путь к Валентине ей казалось, что салон не сводит глаз с её шапки. А может, и с резинки, оберегающей норку, пусть и спрятанной под подбородком. Такие же приятные ощущения, давно, думалось, забытые, она испытывала только в детстве, когда папа и мама покупали ей новые вещи.
.
Выйдя в одиночестве из автобуса, Людмила Ивановна миновала остановочный павильон, нашла взглядом ярко горящие в уже наступившей темноте окна подруги, и тут её будто ударили под подбородок. Не сильно, но резко, и она по тому, как холодно стало голове, сообразила, что с неё сорвали шапку. Сзади, как и накаркала, похоже, продавщица, а если выражаться правильным русским – со спины.
«Вот тебе и оберегатель!» – провела ладонью по непокрытым теперь волосам Людмила Ивановна, и, развернувшись на 180 градусов, бросилась за светлым в темноте силуэтом грабителя. Тот улепётывал со всех ног, и она вряд ли бы догнала его, но ей повезло, потому что не повезло убегающему. Он, видимо, поскользнулся, и, грохнувшись со всего размаха спиной на оледеневшую землю, как к ней и пристыл, сложив руки, вцепившиеся в её норку, на груди. Людмила Ивановна выцепила из них, перепрыгнув на бегу упавшего, принадлежащее только ей, и немного пришла в себя уже в прихожей Валентины.
- Людка, что это с тобой? – вытаращилась на неё та.
- …а сезон шапок… только купила…сорвал…едва догнала… ух, и не помню, как… да вернула… смотри, вот она… – задыхаясь, показывала Людмила Ивановна вновь обретённую обнову подруге, но Валентина почему-то смотрела теперь несколько в сторону от её лица.
- Что там? – И Людмила Ивановна, почти отдышавшаяся, повернула голову к собственному левому плечу, чтобы тоже увидеть то, что так заинтересовало подругу, и уткнулась подбородком и щекой во что-то мягкое. – Господи, да это-то ещё что такое?! – дёрнулась в испуге.
- Тоже чья-то шапка. Только женская. И почему-то на плече… В отличие от мужской в твоей руке, – перевела Валентина непонимающий взгляд на Людмилу Ивановну. И тут же ужаснулась: – Он что, сволочь, пытался тебя задушить?!.
- Кто… задушить? – опять задохнулась Людмила Ивановна.
- Ты что, Людка, совсем одурела? – подбоченилась Валентина. – Маньяк, конечно, сексуальный!
- Маньяк? – У Людмилы Ивановны сердце ушло в пятки. – Какой маньяк?  С чего ты это взяла? – едва вымолвила дальше, уже цепенея.
- Да с того, что у тебя удавка на шее! – по-деловому объяснила Валентина.
Оцепенение сменилось осознанием случившегося, и у Людмилы Ивановны, ослабев, подкосились колени. Хорошо, соскользнула по стенке на пуфик, а не шлёпнулась на пол прихожей. Выпавшее из её рук легло на колени, оказавшись, и правда, мужской норкой. А мягкое на плече, значит… «Вот тебе и дополнительная услуга…» – подумала она, а вслух, стянув с плеча на грудь свою норку, резинка которой мягко обняла её шею чуть ниже затылка, засмеялась-зарыдала,
- Господи, так это, получается, я ограбила, а не меня!..
И теперь, как когда-то давно, но уже Валентина опустилась на колени перед Людмилой Ивановной, и, успокаивая подругу, напомнила прошлое:
- Я ведь тебе однажды уже говорила, что в тихом омуте черти водятся. Помнишь, Люда?
- Помню, Валя.
- Вот, не ошиблась, как видишь. Что теперь делать будем, Люда?
- Сдаваться пойду, Валюха.
- Кому, дурёха ты моя?
- Полиции…
- Ну, ты и впрямь дура, Людка. Тебя же на смех подымут…
- А как же он без шапки в такую зиму?
- Ему казённую выдадут, если в полиции тебе поверят и найдут тобой ограбленного. А не найдут, так он уже с мужика для своей башки сдёрнет…
- Нет, не сдёрнет, – заплакала здесь опять Людмила Ивановна. – Он, Валя, может, убился, – вспомнила она руки грабителя, сложенные, как у покойника, на груди.
- Ладно, – забеспокоилась вслед за подругой и Валентина. – Только не в полицию сначала, а глянем, не лежит ли он, и впрямь, трупом.
- А если лежит? – опять дёрнулась в страхе Людмила Ивановна.
- Да уж, куда ни кинь – всюду клин, – всполошилась и Валентина. – Ладно, позвоню своему грёбаному олигарху. Пусть подстрахует на всякий случай…
- Что, Валя, – поинтересовалась уже на улице Людмила Ивановна, чтобы хоть как-то отвлечься от того, что она боялась увидеть вблизи остановки, – с Олегом ваши отношения налаживаются?
- Это он со мной отношения налаживает – встречать ко мне Новый год напрашивается, – ответила она, а дальше не до разговоров стало –  от павильона остановки, пошатываясь, к ним шёл мужчина. С непокрытой головой.
- Он? – Валентина прижалась к Людмиле Ивановне.
- Он, – ответно прижалась к ней Людмила Ивановна, признав в подходящем мужчине силуэт, за которым она гналась.
- Ой, что сейчас будет! – ахнули они в голос, но мужчина, продолжая пошатываться, прошёл мимо, не обратив на подруг никакого внимания.
- Пьяный! – обрадовались, и снова в голос, Валентина и Людмила Ивановна.
Из подкатившего к остановке джипа выскочили трое – бывший муж Валентины то ли с приятелями, то ли с охранниками.
- Где, что, кого?! – не поздоровавшись с Людмилой Ивановной, затеребил Валентину олигарх с прилагательным. Охранники или приятели озирались по сторонам.
- Да ничего, – незаметно толкнув подругу локтём в бок, чтобы молчала, сказала Валентина. – Спросить просто хотела – даёшь вольную?
- Даю, – выдохнули обречённо в ответ.
- Ну, тогда свободен, – и Валентина потянула Людмилу Ивановну к дому.
- А с Новым годом как, Валя? – спросили за спиной.
- Приезжай…
- А дальше?..
- Дальше – посмотрим, – не оборачиваясь, отвечала Валентина.
- А хочешь, я тебе школу подарю?! – взмолились за спиной, но Валентина только ускорила шаг…
Уже на кухне, когда пили чай, Людмила Ивановна спросила:
- Какую это вольную твой олигарх тебе дал, Валя?
- В школу вернуться, Людка! – пролила чай, разволновавшись, подруга.
- А я думала…
- Ты думала, – перебила Валентина, – что я школу бросила, потому что стала жить, как у Бога запазухой! А мне олигарх мой учительствовать запретил…
- Теперь не грёбаный? – осмелилась произнести Людмила Ивановна неприятное ей слово.
- Теперь – нет, – засмеялась Валентина. – Хотя поживём – увидим…
- Живите, – порадовалась за подругу Людмила Ивановна. – Ты счастливая, – теперь открыто, а не тайно, как в институте, позавидовала она. – А я вот, наверное, так старой девой и останусь. – И печально посмотрела на головной убор ограбленного незнакомца, брошенный на подоконник. – А тут ещё шапка эта! Где я найду её хозяина?..
- Дурочка ты, Людка, – сказала, как старшая младшей, Валентина. – Это тебя скоро кто-то найдёт. В шапке, без шапки ли, но обязательно найдёт. Ведь всё, что с тобой сегодня случилось, – это не просто так. Это, Людка, знак!
- Свыше? – теперь пролила чай Людмила Ивановна.
- Конечно, дурёха, свыше. Загадывай ты или не загадывай на Новый год исполнение желаний… – И засмеялась: – Нам же, бабам, без дополнительной услуги не обойтись…
Средняя оценка: 2.74539
Проголосовало: 271