20 марта 2016 127
Алесь Кожедуб
Гурии в Голицыне
Рассказ
Мне позвонил писатель Протвин и пригласил к себе на день рождения.
- Голицыно знаешь? – спросил он.
- Конечно, - сказал я. – На белорусской дороге.
Через Голицыно я много раз проезжал на поезде Москва – Минск, однако бывать в нём ещё не приходилось. Впрочем, в Подмосковье немало селений, в которых я не бывал. Как говорится, какие наши годы, ещё семидесяти нет.
- Приезжай, - сказал Протвин. – Компания та же, что и в ЦДЛ. Насчёт выпивки тоже всё знаешь. Короче, жду к пятнадцати ноль-ноль, уже темнеет рано.
- Ладно, - сказал я.
С Протвиным я познакомился в Центральном доме литераторов. Потом у нас в одном и том же издательстве вышли книги, и поневоле мы сблизились. Он оказался не только хорошим писателем, но и остроумным собеседником. Глуховат, правда, но для человека, чей возраст подкатывает к восьмидесяти, это нормально.
«Возьму бутылку рижского бальзама, - решил я, - банку грибков, оставшихся с прошлого года, подпишу недавно вышедшую книгу рассказов, - и вот он, типичный московский гость. Хорошо, с цветами связываться не надо, чай, не юбилей. Да и мужчинам они не к лицу».
«Смотря, каким мужчинам, - сказало моё второе «я». – Некоторым цветы нравятся».
«Это у которых бабы, - возразил я. – А у Владимира её, вроде, нет. Вон как вокруг Катьки увивается».
Катька была главным редактором издательства, в котором у нас с Протвиным вышли книги. Она была не только молода, но и исключительно хороша собой, что в издательском мире было скорее исключением, чем правилом.  Я бы и сам поувивался вокруг неё, но уж слишком много претендентов. Кроме Протвина, таковыми были философ из Коломны Малютин, поэт Пентюх, ходивший с палкой, и мариенбадский язвенник Оганесян. Мариенбадским я его звал потому, что каждый год он на две недели убывал в Мариенбад для поправки здоровья. И кажется, ему удавалось это сделать. Я сам, например, не мог избежать сильнейшего удара по собственному здоровью ни на одном из курортов. Но это отдельная история.
В Голицыно я решил ехать на такси.
- А почему не на машине? – удивился мой сын Егор. – Всего пятнадцать минут от Внукова.
Во Внукове у нас была дача, и ехать оттуда в Голицыно действительно было бы удобнее на машине. Но что она в жизни понимает, нынешняя молодёжь.
- В отличие от всех вас, - сказал я, - за рулём я не пью.
- Мы не только за рулём, - хмыкнул Егор, - мы вообще не пьём.
Тут он был прав. Егор и вся их внуковская компания были равнодушны к алкоголю. Меня, впрочем, удивляло ещё и то, что в этой компании мальчики легко дружили с девочками. В те времена, когда мне было двадцать с небольшим, это было исключено. Мы либо влюблялись, либо враждовали, и третьего не существовало.
- Закажи мне лучше такси, где не надо платить, - сказал я. – Очень хороший вид транспорта.
- Закажу, - кивнул Егор, - но вобью в заказ твой номер банковской карты. Он у меня есть.
«Прокатиться на халяву не удастся, - подумал я, - но всё равно это лучше, чем расплачиваться наличными».
И я сказал Егору, чтобы он заказывал машину на половину третьего.
Невзирая на опрокинувшийся на минском шоссе автокран и пробку, образовавшуюся по этому случаю, до Голицына я доехал за двадцать минут.
«Раньше всех прибуду», - подумал я.
Водитель такси ехал строго по навигатору. Мне год назад на день рождения тоже подарили навигатор, но я до сих пор не удосужился его поставить. Без него всё-таки легче было отбрехиваться от домочадцев.
- Отвези меня в усадьбу Кусково, - требовала жена.
- А я не знаю, как туда ехать, - легко отвечал я.
- Ты же тридцать лет за рулём, - недоумевала она.
- А как ехать в Кусково – не знаю, - вздыхал я. – Это всё-таки не моя вотчина, юсуповская.
С навигатором такой номер не прошёл бы.
- Какой улица? – спросил водитель. Он был, конечно, гастарбайтер.
- Бородинская, - сказал я.
- Давно вожу машина, но город ещё не выучил, - пробормотал он, напряжённо вглядываясь в навигатор.
Я пожал плечами. Все мы давно водим. И все ещё не всё выучили.
Мы ползли по какой-то ухабистой улочке, но это меня не беспокоило. Навигатор знает, по каким улочкам нам ползать.
- Здэсь, - сказал водитель. – Видишь, написано?
Улочка упиралась в глухие железные ворота, на которых висела табличка: «Бородинская д. 11».
Мне нужен был дом десять-а, но я открыл дверь. Раз есть дом одиннадцать, значит, где-то рядом и дом десять-а.
Такси медленно развернулось и уползло по улочке в обратном направлении. Я посмотрел по сторонам. На полноценную улицу эта ухабистая улочка не тянула. Она вся была сплошь в глухих железных заборах, из-за которых выглядывали черепичные крыши мрачных особняков.
«Неужели он такой богатый? – подумал я о Протвине. – А с виду не скажешь».
Возле одного из заборов стоял джип, в салоне которого сидели мужчина и девочка лет пяти. Пока я шагал к джипу, мужчина с девочкой выбрались из него.
- Где здесь дом десять-а? – спросил я.
Мужчина пожал плечами и направился, ускоряя шаги, к калитке в заборе. Он и девочка настолько синхронно оглядывались на меня, что я понял – это папа с дочкой.
Я остановился, ещё раз посмотрел направо-налево и тоже пожал плечами.
- Придётся звонить Протвину, - вслух произнёс я.
Владимир взял трубку после третьего гудка.
- Ты где? – спросил он.
- Стою на Бородинской улице возле дома номер одиннадцать, - отрапортовал я.
- На Бородинской такого дома нет, - помолчав, сказал Протвин.
- Да вот написано на воротах: Бо-ро-дин-ска-я, - по слогам прочитал я.
Протвин снова помолчал.
- Ты куда и на чём приехал? – наконец спросил он.
- В Голицыно на такси.
Я решил быть предельно корректным.
- Бородинская улица длиной двести метров! – закричал Протвин. – И тебя на ней нет! Я вышел на Бородинскую и смотрю во все стороны. Нет тебя!
- А где я? – спросил я, изо всех сил стараясь сохранить самообладание.
- Не знаю! – рявкнул Протвин и отключил телефон.
Я в растерянности снова посмотрел по сторонам. Те же заборы. Прежние особняки. И ни единой живой души, кроме меня, конечно.
«Вот и съездил на день рождения!» - хихикнуло моё второе «я».
«Заткнись! – рассвирепел я. – Здесь русскими буквами написано – Бородинская!»
В конце улочки показались две мужские фигуры. Я сразу понял, что это гастарбайтеры, но, тем не менее, бросился им навстречу.
- Где здесь улица Бородинская? – спросил я, когда они поравнялись со мной.
- Нэ знаю, - сказал один из них.
- Там Лесная, - показал на переулок второй.
«Бермудский треугольник!» - в сердцах сплюнул я.
В кармане куртки завибрировал мобильник.
- Ну, и где ты? – услышал я голос Протвина.
- Здесь, - сказал я, усиленно вертя головой. – Вокруг железные заборы и каменные дома. У тебя каменный дом?
- Ты мне зубы не заговаривай! – чувствовалось, Протвин тоже едва сдерживает себя. – Ты точно в Голицыно приехал? Не в Жаворонки?
- Что я, Жаворонки не знаю? – сказал я. – По навигатору ехал, а он Голицыно с Жаворонками не спутает.
- Ещё раз скажи: на какой улице ты находишься?
- На Бородинской, - ответил, чувствуя себя если не дураком, то слабоумным. – Так на табличке написано. Русскими буквами.
- А табличка на чём висит?
- На железных воротах в тупике.
- У нас нет тупика! – снова заорал Протвин. – Если не можешь выйти на Бородинскую, выбирайся хотя бы на проспект Революции! У нас это главная улица.
И он опять отключился.
«Мало тебе Бородинской, - уныло подумал я, - получи проспект Революции. Замечательное название»».
Итак, я стоял на улочке, на одних из ворот которой в тупике висела табличка с названием «Бородинская». И в то же время Бородинской она не была, потому что на ней не видно было Протвина. Между прочим, голицынского аборигена.
«Может быть, именно так и сходят с ума? – снова вылезло моё второе «я». – В газетах часто пишут про потерявшихся стариков».
«Во-первых, я ещё не старик, - возразил я, - а во-вторых, не твоё собачье дело. Сиди и помалкивай».
«Ну-ну, - хмыкнул собеседник. – Бородинскую уже нашёл, теперь ищи проспект Революции».
- И ведь ещё не пил! – вслух удивился я.
«Бутылку рижского бальзама открой, - посоветовало второе «я». – Пропадать – так с музыкой!»
Это была первая здравая мысль моего оппонента, но я отбросил её. Ещё не вечер.
Я посмотрел на часы. Половина четвёртого. Интересно, гости уже все собрались? Или есть такие, что тоже ехали по навигатору? Нет, на моей улочке больше никого не было.
Я вдруг увидел, как открылись автоматические ворота одного из особняков и из них выехал джип.
«Чудо! – возликовал я. – Если надеяться больше не на что, уповай на чудо, и тебе воздастся».
Я чуть не бегом направился к джипу, который уже урчал мотором, но с места не трогался. В салоне машины я разглядел четыре фигуры в хиджабах.
«Откуда здесь хиджабы? – остановился я. – Не в Мекке, чай, нахожусь, в Голицыне…»
«А теперь всё Подмосковье превратилось в Исламское государство, - встряло моё второе «я». – Каждый день новые мечети открываются».
От растерянности я даже не цыкнул на распоясавшегося спорщика.
Все четыре обладательницы хиджабов были молоды и хороши собой. Чуть старше та, что сидела за рулём. Да и хиджабы, надо сказать… Это была дорогая материя, может быть, парча.
Я пялился на мусульманок, что называется, раскрыв рот.
«О деле не забывай», - похлопало меня по щекам второе «я».
- Да… - пришёл я в себя. – Девушки, вы не знаете, где здесь проспект Революции?
«Какие они тебе девушки? – с лёгкой ноткой превосходства осведомился мой оппонент. – Это же настоящие гурии. И почему ты спросил о проспекте Революции? Тебе ведь нужна Бородинская».
Три гурии как по команде потупили глаза. Им нельзя было разговаривать с неверным. И лишь четвёртая гурия, девица лет четырнадцати, улыбнулась, сверкнув брекетами, и махнула рукой:
- Проспект Революции там.
- А Бородинская?
- Бородинская здесь.
Она показала на проулок, по которому удалились джигиты, уверявшие меня, что он ведёт к Лесной.
- Спаси вас Бог! – прижал я к груди правую руку. – Век не забуду!
Джип качнулся и медленно тронулся с места. Я долго провожал его взглядом, стараясь запечатлеть в памяти улыбающееся лицо младшей из гурий.
«Мужчины, небось, в Сирии воюют, - снова некстати вылезло моё второе «я», - а эти на базар за барашком поехали. У них завтра курбан-байрам».
«Откуда ты всё знаешь? – возмутился я. – Зачем им барашек?»
«Резать».
«Как, сами станут резать?!»
«Конечно, сами. Мусульмане с ножом хорошо управляются».
Я понял, что второе «я» окончательно обнаглело, и решил больше с ним не спорить. Пусть думает, что хочет. А мне надо на Бородинскую.
Проулок очень скоро вывел меня на улицу, которая и впрямь называлась Бородинской. Это была нормальная улица, асфальтированная, с домами по обе стороны. Возле дома номер десять-а нервно покачивалась фигура Протвина.
- Ну, и где ты шлялся? – закричал он издалека.
- Знакомился с Исламским государством, - сказал я. – У тебя здесь его анклав.
- Какая Клава?
Протвин снова стал глухим. А ещё минут пятнадцать назад, когда он орал на меня по телефону, Владимир всё прекрасно слышал.
- Не Клава – анклав,  - громко сказал я.
- Там, где ты был, у нас посёлок, - взглянул на меня Протвин. – Мы туда даже не ходим.
- Напрасно, - хмыкнул я, - там живут очаровательные гурии. Как ты думаешь, кто победит: христиане или мусульмане?
- Я уже настолько стар, - заносчиво ответил Протвин, - что мне абсолютно всё равно.
«А мне не всё равно, - подумал я. – Пока среди них будут попадаться гурии с брекетами, ещё не всё потеряно».
- Пойдём лучше выпьем, - обнял я Протвина за плечи. – Я тебе в подарок бутылку рижского бальзама привёз.
- Бальзам я никому не дам, - твёрдо отвёл мою руку Протвин, - а водки выпьем.
И мы отправились в сад, в глубине которого уже давно шумело застолье.
Гурий в хиджабах и тем более с брекетами на зубах среди гостей застолья не было.
Мне позвонил писатель Протвин и пригласил к себе на день рождения.
- Голицыно знаешь? – спросил он.
- Конечно, - сказал я. – На белорусской дороге.
Через Голицыно я много раз проезжал на поезде Москва – Минск, однако бывать в нём ещё не приходилось. Впрочем, в Подмосковье немало селений, в которых я не бывал. Как говорится, какие наши годы, ещё семидесяти нет.
- Приезжай, - сказал Протвин. – Компания та же, что и в ЦДЛ. Насчёт выпивки тоже всё знаешь. Короче, жду к пятнадцати ноль-ноль, уже темнеет рано.
- Ладно, - сказал я.
С Протвиным я познакомился в Центральном доме литераторов. Потом у нас в одном и том же издательстве вышли книги, и поневоле мы сблизились. Он оказался не только хорошим писателем, но и остроумным собеседником. Глуховат, правда, но для человека, чей возраст подкатывает к восьмидесяти, это нормально.
«Возьму бутылку рижского бальзама, - решил я, - банку грибков, оставшихся с прошлого года, подпишу недавно вышедшую книгу рассказов, - и вот он, типичный московский гость. Хорошо, с цветами связываться не надо, чай, не юбилей. Да и мужчинам они не к лицу».
«Смотря, каким мужчинам, - сказало моё второе «я». – Некоторым цветы нравятся».
«Это у которых бабы, - возразил я. – А у Владимира её, вроде, нет. Вон как вокруг Катьки увивается».
Катька была главным редактором издательства, в котором у нас с Протвиным вышли книги. Она была не только молода, но и исключительно хороша собой, что в издательском мире было скорее исключением, чем правилом.  Я бы и сам поувивался вокруг неё, но уж слишком много претендентов. Кроме Протвина, таковыми были философ из Коломны Малютин, поэт Пентюх, ходивший с палкой, и мариенбадский язвенник Оганесян. Мариенбадским я его звал потому, что каждый год он на две недели убывал в Мариенбад для поправки здоровья. И кажется, ему удавалось это сделать. Я сам, например, не мог избежать сильнейшего удара по собственному здоровью ни на одном из курортов. Но это отдельная история.
В Голицыно я решил ехать на такси.
- А почему не на машине? – удивился мой сын Егор. – Всего пятнадцать минут от Внукова.
Во Внукове у нас была дача, и ехать оттуда в Голицыно действительно было бы удобнее на машине. Но что она в жизни понимает, нынешняя молодёжь.
- В отличие от всех вас, - сказал я, - за рулём я не пью.
- Мы не только за рулём, - хмыкнул Егор, - мы вообще не пьём.
Тут он был прав. Егор и вся их внуковская компания были равнодушны к алкоголю. Меня, впрочем, удивляло ещё и то, что в этой компании мальчики легко дружили с девочками. В те времена, когда мне было двадцать с небольшим, это было исключено. Мы либо влюблялись, либо враждовали, и третьего не существовало.
- Закажи мне лучше такси, где не надо платить, - сказал я. – Очень хороший вид транспорта.
- Закажу, - кивнул Егор, - но вобью в заказ твой номер банковской карты. Он у меня есть.
«Прокатиться на халяву не удастся, - подумал я, - но всё равно это лучше, чем расплачиваться наличными».
И я сказал Егору, чтобы он заказывал машину на половину третьего.
Невзирая на опрокинувшийся на минском шоссе автокран и пробку, образовавшуюся по этому случаю, до Голицына я доехал за двадцать минут.
«Раньше всех прибуду», - подумал я.
Водитель такси ехал строго по навигатору. Мне год назад на день рождения тоже подарили навигатор, но я до сих пор не удосужился его поставить. Без него всё-таки легче было отбрехиваться от домочадцев.
- Отвези меня в усадьбу Кусково, - требовала жена.
- А я не знаю, как туда ехать, - легко отвечал я.
- Ты же тридцать лет за рулём, - недоумевала она.
- А как ехать в Кусково – не знаю, - вздыхал я. – Это всё-таки не моя вотчина, юсуповская.
С навигатором такой номер не прошёл бы.
- Какой улица? – спросил водитель. Он был, конечно, гастарбайтер.
- Бородинская, - сказал я.
- Давно вожу машина, но город ещё не выучил, - пробормотал он, напряжённо вглядываясь в навигатор.
Я пожал плечами. Все мы давно водим. И все ещё не всё выучили.
Мы ползли по какой-то ухабистой улочке, но это меня не беспокоило. Навигатор знает, по каким улочкам нам ползать.
- Здэсь, - сказал водитель. – Видишь, написано?
Улочка упиралась в глухие железные ворота, на которых висела табличка: «Бородинская д. 11».
Мне нужен был дом десять-а, но я открыл дверь. Раз есть дом одиннадцать, значит, где-то рядом и дом десять-а.
Такси медленно развернулось и уползло по улочке в обратном направлении. Я посмотрел по сторонам. На полноценную улицу эта ухабистая улочка не тянула. Она вся была сплошь в глухих железных заборах, из-за которых выглядывали черепичные крыши мрачных особняков.
«Неужели он такой богатый? – подумал я о Протвине. – А с виду не скажешь».
Возле одного из заборов стоял джип, в салоне которого сидели мужчина и девочка лет пяти. Пока я шагал к джипу, мужчина с девочкой выбрались из него.
- Где здесь дом десять-а? – спросил я.
Мужчина пожал плечами и направился, ускоряя шаги, к калитке в заборе. Он и девочка настолько синхронно оглядывались на меня, что я понял – это папа с дочкой.
Я остановился, ещё раз посмотрел направо-налево и тоже пожал плечами.
- Придётся звонить Протвину, - вслух произнёс я.
Владимир взял трубку после третьего гудка.
- Ты где? – спросил он.
- Стою на Бородинской улице возле дома номер одиннадцать, - отрапортовал я.
- На Бородинской такого дома нет, - помолчав, сказал Протвин.
- Да вот написано на воротах: Бо-ро-дин-ска-я, - по слогам прочитал я.
Протвин снова помолчал.
- Ты куда и на чём приехал? – наконец спросил он.
- В Голицыно на такси.
Я решил быть предельно корректным.
- Бородинская улица длиной двести метров! – закричал Протвин. – И тебя на ней нет! Я вышел на Бородинскую и смотрю во все стороны. Нет тебя!
- А где я? – спросил я, изо всех сил стараясь сохранить самообладание.
- Не знаю! – рявкнул Протвин и отключил телефон.
Я в растерянности снова посмотрел по сторонам. Те же заборы. Прежние особняки. И ни единой живой души, кроме меня, конечно.
«Вот и съездил на день рождения!» - хихикнуло моё второе «я».
«Заткнись! – рассвирепел я. – Здесь русскими буквами написано – Бородинская!»
В конце улочки показались две мужские фигуры. Я сразу понял, что это гастарбайтеры, но, тем не менее, бросился им навстречу.
- Где здесь улица Бородинская? – спросил я, когда они поравнялись со мной.
- Нэ знаю, - сказал один из них.
- Там Лесная, - показал на переулок второй.
«Бермудский треугольник!» - в сердцах сплюнул я.
В кармане куртки завибрировал мобильник.
- Ну, и где ты? – услышал я голос Протвина.
- Здесь, - сказал я, усиленно вертя головой. – Вокруг железные заборы и каменные дома. У тебя каменный дом?
- Ты мне зубы не заговаривай! – чувствовалось, Протвин тоже едва сдерживает себя. – Ты точно в Голицыно приехал? Не в Жаворонки?
- Что я, Жаворонки не знаю? – сказал я. – По навигатору ехал, а он Голицыно с Жаворонками не спутает.
- Ещё раз скажи: на какой улице ты находишься?
- На Бородинской, - ответил, чувствуя себя если не дураком, то слабоумным. – Так на табличке написано. Русскими буквами.
- А табличка на чём висит?
- На железных воротах в тупике.
- У нас нет тупика! – снова заорал Протвин. – Если не можешь выйти на Бородинскую, выбирайся хотя бы на проспект Революции! У нас это главная улица.
И он опять отключился.
«Мало тебе Бородинской, - уныло подумал я, - получи проспект Революции. Замечательное название»».
Итак, я стоял на улочке, на одних из ворот которой в тупике висела табличка с названием «Бородинская». И в то же время Бородинской она не была, потому что на ней не видно было Протвина. Между прочим, голицынского аборигена.
«Может быть, именно так и сходят с ума? – снова вылезло моё второе «я». – В газетах часто пишут про потерявшихся стариков».
«Во-первых, я ещё не старик, - возразил я, - а во-вторых, не твоё собачье дело. Сиди и помалкивай».
«Ну-ну, - хмыкнул собеседник. – Бородинскую уже нашёл, теперь ищи проспект Революции».
- И ведь ещё не пил! – вслух удивился я.
«Бутылку рижского бальзама открой, - посоветовало второе «я». – Пропадать – так с музыкой!»
Это была первая здравая мысль моего оппонента, но я отбросил её. Ещё не вечер.
Я посмотрел на часы. Половина четвёртого. Интересно, гости уже все собрались? Или есть такие, что тоже ехали по навигатору? Нет, на моей улочке больше никого не было.
Я вдруг увидел, как открылись автоматические ворота одного из особняков и из них выехал джип.
«Чудо! – возликовал я. – Если надеяться больше не на что, уповай на чудо, и тебе воздастся».
Я чуть не бегом направился к джипу, который уже урчал мотором, но с места не трогался. В салоне машины я разглядел четыре фигуры в хиджабах.
«Откуда здесь хиджабы? – остановился я. – Не в Мекке, чай, нахожусь, в Голицыне…»
«А теперь всё Подмосковье превратилось в Исламское государство, - встряло моё второе «я». – Каждый день новые мечети открываются».
От растерянности я даже не цыкнул на распоясавшегося спорщика.
Все четыре обладательницы хиджабов были молоды и хороши собой. Чуть старше та, что сидела за рулём. Да и хиджабы, надо сказать… Это была дорогая материя, может быть, парча.
Я пялился на мусульманок, что называется, раскрыв рот.
«О деле не забывай», - похлопало меня по щекам второе «я».
- Да… - пришёл я в себя. – Девушки, вы не знаете, где здесь проспект Революции?
«Какие они тебе девушки? – с лёгкой ноткой превосходства осведомился мой оппонент. – Это же настоящие гурии. И почему ты спросил о проспекте Революции? Тебе ведь нужна Бородинская».
Три гурии как по команде потупили глаза. Им нельзя было разговаривать с неверным. И лишь четвёртая гурия, девица лет четырнадцати, улыбнулась, сверкнув брекетами, и махнула рукой:
- Проспект Революции там.
- А Бородинская?
- Бородинская здесь.
Она показала на проулок, по которому удалились джигиты, уверявшие меня, что он ведёт к Лесной.
- Спаси вас Бог! – прижал я к груди правую руку. – Век не забуду!
Джип качнулся и медленно тронулся с места. Я долго провожал его взглядом, стараясь запечатлеть в памяти улыбающееся лицо младшей из гурий.
«Мужчины, небось, в Сирии воюют, - снова некстати вылезло моё второе «я», - а эти на базар за барашком поехали. У них завтра курбан-байрам».
«Откуда ты всё знаешь? – возмутился я. – Зачем им барашек?»
«Резать».
«Как, сами станут резать?!»
«Конечно, сами. Мусульмане с ножом хорошо управляются».
Я понял, что второе «я» окончательно обнаглело, и решил больше с ним не спорить. Пусть думает, что хочет. А мне надо на Бородинскую.
Проулок очень скоро вывел меня на улицу, которая и впрямь называлась Бородинской. Это была нормальная улица, асфальтированная, с домами по обе стороны. Возле дома номер десять-а нервно покачивалась фигура Протвина.
- Ну, и где ты шлялся? – закричал он издалека.
- Знакомился с Исламским государством, - сказал я. – У тебя здесь его анклав.
- Какая Клава?
Протвин снова стал глухим. А ещё минут пятнадцать назад, когда он орал на меня по телефону, Владимир всё прекрасно слышал.
- Не Клава – анклав,  - громко сказал я.
- Там, где ты был, у нас посёлок, - взглянул на меня Протвин. – Мы туда даже не ходим.
- Напрасно, - хмыкнул я, - там живут очаровательные гурии. Как ты думаешь, кто победит: христиане или мусульмане?
- Я уже настолько стар, - заносчиво ответил Протвин, - что мне абсолютно всё равно.
«А мне не всё равно, - подумал я. – Пока среди них будут попадаться гурии с брекетами, ещё не всё потеряно».
- Пойдём лучше выпьем, - обнял я Протвина за плечи. – Я тебе в подарок бутылку рижского бальзама привёз.
- Бальзам я никому не дам, - твёрдо отвёл мою руку Протвин, - а водки выпьем.
И мы отправились в сад, в глубине которого уже давно шумело застолье.
Гурий в хиджабах и тем более с брекетами на зубах среди гостей застолья не было.
Средняя оценка: 2.88162
Проголосовало: 321