Мировая философская мысль равняется на Восток

Мировая философская мысль равняется на Восток

Владислав Скворцов

XXI век стал не только веком смещения геополитического и геоэкономического центра тяжести с Запада на Восток, но периодом истории, когда наметилась не менее впечатляющая тенденция – смещение, в том же направлении, интеллектуального полюса мировой философской мысли.

Прошедшие века были периодом непререкаемого господства западной философии. Особенно явно это просматривалось в XVII-XIX столетиях, когда законодателями философских мод были то французские энциклопедисты, то немецкие идеалисты, то английские утилитаристы.

Каждый образованный человек того времени считал для себя непременным знакомство, ели не с работами, то хотя бы с именами Вольтера и Дидро, Канта и Гегеля, Томаса Гоббса и Джона Локка. Этого было достаточно. Знакомство с исламской, буддийской и иными течениями восточной философии не требовалось. Если бы светская особа той эпохи вдруг увлеклась изучением арабской или тибетской мудрости, это выглядело бы как крайне эксцентричный интеллектуализм.

Тогда же, к XIX в., окончательно оформилось социальное и интеллектуальное явление нигилизма, отображённый в романах Ф. М. Достоевского и других русских классиков. Возникновение нигилизма в его морально-ценностном изводе, т.е. категоричное опровержение бытующих в обществе поведенческих и религиозных норм напрямую связано с некритичным увлечением молодых умов западными мыслителями.

Девиз французских энциклопедистов «Христианство не удалось», такие произведения английских либеральных философов, как «Деонтология или наука о морали» Джереми Бентама, «Исследование о природе и причинах богатства народов» Адама Смита и т.п. сформировали интеллектуальные предпосылки для ниспровержения религиозных устоев и традиционных норм не только в Европе, но и в соседних странах. Д. Бентам ставил во главу угла личную пользу, А. Смит с философской скрупулёзностью размышлял о богатстве, а не о его праведном приобретении.

Увязать воедино вопросы морали и утилитарной пользы,  и поставить первую в зависимость от второй мог только западный ум, ориентированный на атомизацию всего и вся, на разложение составных сложных явлений общественно-религиозной жизни на элементы, и попытки возвести между элементами труднопреодолимые преграды.

Так были не просто отделены, а разъединены в ценностно-моральном отношении церковь и государство, индивидуальная и общественная польза, частная и государственная мораль. В жертву индивидуализму было принесено всё: вера, семейные ценности, общественные отношения. Индивидуум объявлялся венцом творения, и ему, как венцу, необходимо подчинялось всё остальное.

А в это время на Востоке индийские брахманы, буддийские ламы и исламские суфии размышляли не над разложением Вселенной на шурупы и винтики, а над вопросами вечности бытия, места и задачам человека в нём; о единении Творца и твари; о взаимосвязи тонких эманаций Божества с происходящим на Земле.

На Востоке сложился свой интеллектуальный пейзаж. Запад мог похвастать, действительно, эффективной утилитарной моделью социального устройства общества, а Восток оставался непревзойдённым мастером проникновения в глубины человеческой души, в процесс взаимосвязи эмоционального мира человека с окружающим миром, наполненным замыслами Творца.

Суфии говорили о недоступном для человеческого разума («гайб»); индуисты говорили об иллюзорности материального существования в вихре взаимозависимости добра и зла («майя»). Запад же говорил, что нет ничего выше рационального человеческого рассудка, и даже породил солипсизм (по-латыни «solus» - единственный, «ipse» - сам) – философскую доктрину, согласно которой лишь индивидуальное сознание обладает реальностью, всё остальное – чушь.

На Западе разделили психологию, философию и религию. На Востоке всё это соединено в неразрушимый сплав. Может, поэтому самоубийства из-за неудач в поисках смысла жизни стали признаком западного, а не восточного общества? Как и малодетность или позорная идеология добровольной бездетности (child free), чтобы никто не мешал солипсическому сознанию удовлетворять свои эгоистические запросы.

Буддизм и индуизм являют поразительное по своему чувствованию понимание того, что мыслительная деятельность человека отражается на внешних событиях, а состояние его души и её влечений зависит от глубины его отношений с Богом (индуизм) или собственного знания законов Вселенной, а не «природы и причин богатства народов».

Суфизм даёт глубокое понимание процесса становления человека, как Божьего создания, вне привязанности к пространственно-временным рамкам (этот «световой человек» был описан французским исследователем шиитского суфизма Анри Корбеном ещё в 1930-х, но тогда шиитская философия была не в моде).

Этого так не хватает западному сознанию, высушенному идеологией либерального фундаментализма! Поэтому, видимо, буддизм и индуизм набирают популярность в Европе и США: истосковавшиеся по горним высотам западные души взыскуют того, что не способна им дать бездушная идеология рыночной экономики.

Труды восточных мыслителей понемногу теснят на магазинных полках работы своих западных коллег. Уже нарушены привычные ранее пропорции, когда среди десятков книг западных философов с трудом можно было отыскать одно-два произведения восточных авторов, которые выглядели там так сиротливо и непривычно, словно кеды на лотке с пирожками. Но всё меняется, и сегодня образованный человек должен знать не только о Фрэнсисе Бэконе или Бертране Расселе, но и о Конфуции, Сухраварди, Вивекананде, Будде Шакьямуни.

Со временем философский поворот на Восток так же изменит мировой интеллектуальный ландшафт, как его изменит поворот в геополитике и экономике. Эпоха господства либеральной идеологии завершается, и мы присутствуем при первых поворотах мировой мысли в сторону вечного Востока. Всё идёт к тому, что «растущие тигры» Азиатско-Тихоокеанского региона (Индия, Китай) будут определять не только политико-экономический, но и интеллектуальный облик планеты.

Внимательный читатель, наверняка, уже отметил про себя, что православие по своему внутреннему рисунку и мирочувствованию так же далеко от воинствующего либерализма, как и традиционный ислам, индуизм или буддизм. Между ним и тремя последними религиями есть много различий (буддисты, например, не признают Бога-Творца и существование души; индуисты признают многих богов, и т.д.), но православной душе так же, как душе исламской, индуистской или буддийской, чуждо главенство утилитаризма и солипсизма над холизмом – понятием о целостности мироздания.

Проект евразийской интеграции, являющийся приоритетом для внешней политики России, немыслимо реализовать без опоры на традиционные ценности. Из упомянутых в статье нехристианских религий две являются для России, и всего евразийского пространства, традиционными (буддизм и ислам). На их взаимодействии с православием и взаимодействия православия с ними будет строиться духовный фундамент того, что на сухом политико-экономическом языке называется Евразийским союзом.

Идеология евразийства неотделима от религиозных ценностей, а среди первых евразийцев, эмигрантов из царской России, впервые озвучивших евразийскую идею в 1920-х гг., были не только русские, но и грузины, калмыки и люди польских кровей.

В географическом смысле Россию часто называют мостом из Европы в Азию. Необходимо, чтобы Россия превратилась в мост духовный между этими двумя континентами. Интеллектуальное наступление Востока на Запад будет продвигаться, в т.ч., по территории России, и от того, насколько мы, россияне, православные, буддисты и мусульмане, останемся верны высшим заветам духовности, зависит наше будущее, не только как страны и её народов, но как цивилизации.

XXI век стал не только веком смещения геополитического и геоэкономического центра тяжести с Запада на Восток, но периодом истории, когда наметилась не менее впечатляющая тенденция – смещение, в том же направлении, интеллектуального полюса мировой философской мысли.

.

Прошедшие века были периодом непререкаемого господства западной философии. Особенно явно это просматривалось в XVII-XIX столетиях, когда законодателями философских мод были то французские энциклопедисты, то немецкие идеалисты, то английские утилитаристы.

.

Каждый образованный человек того времени считал для себя непременным знакомство, ели не с работами, то хотя бы с именами Вольтера и Дидро, Канта и Гегеля, Томаса Гоббса и Джона Локка. Этого было достаточно. Знакомство с исламской, буддийской и иными течениями восточной философии не требовалось. Если бы светская особа той эпохи вдруг увлеклась изучением арабской или тибетской мудрости, это выглядело бы как крайне эксцентричный интеллектуализм.

.

Тогда же, к XIX в., окончательно оформилось социальное и интеллектуальное явление нигилизма, отображённый в романах Ф. М. Достоевского и других русских классиков. Возникновение нигилизма в его морально-ценностном изводе, т.е. категоричное опровержение бытующих в обществе поведенческих и религиозных норм напрямую связано с некритичным увлечением молодых умов западными мыслителями.

.

Девиз французских энциклопедистов «Христианство не удалось», такие произведения английских либеральных философов, как «Деонтология или наука о морали» Джереми Бентама, «Исследование о природе и причинах богатства народов» Адама Смита и т.п. сформировали интеллектуальные предпосылки для ниспровержения религиозных устоев и традиционных норм не только в Европе, но и в соседних странах. Д. Бентам ставил во главу угла личную пользу, А. Смит с философской скрупулёзностью размышлял о богатстве, а не о его праведном приобретении.

.

Увязать воедино вопросы морали и утилитарной пользы,  и поставить первую в зависимость от второй мог только западный ум, ориентированный на атомизацию всего и вся, на разложение составных сложных явлений общественно-религиозной жизни на элементы, и попытки возвести между элементами труднопреодолимые преграды.

Так были не просто отделены, а разъединены в ценностно-моральном отношении церковь и государство, индивидуальная и общественная польза, частная и государственная мораль. В жертву индивидуализму было принесено всё: вера, семейные ценности, общественные отношения. Индивидуум объявлялся венцом творения, и ему, как венцу, необходимо подчинялось всё остальное.

.

А в это время на Востоке индийские брахманы, буддийские ламы и исламские суфии размышляли не над разложением Вселенной на шурупы и винтики, а над вопросами вечности бытия, места и задачам человека в нём; о единении Творца и твари; о взаимосвязи тонких эманаций Божества с происходящим на Земле.

На Востоке сложился свой интеллектуальный пейзаж. Запад мог похвастать, действительно, эффективной утилитарной моделью социального устройства общества, а Восток оставался непревзойдённым мастером проникновения в глубины человеческой души, в процесс взаимосвязи эмоционального мира человека с окружающим миром, наполненным замыслами Творца.

.

Суфии говорили о недоступном для человеческого разума («гайб»); индуисты говорили об иллюзорности материального существования в вихре взаимозависимости добра и зла («майя»). Запад же говорил, что нет ничего выше рационального человеческого рассудка, и даже породил солипсизм (по-латыни «solus» - единственный, «ipse» - сам) – философскую доктрину, согласно которой лишь индивидуальное сознание обладает реальностью, всё остальное – чушь.

.

На Западе разделили психологию, философию и религию. На Востоке всё это соединено в неразрушимый сплав. Может, поэтому самоубийства из-за неудач в поисках смысла жизни стали признаком западного, а не восточного общества? Как и малодетность или позорная идеология добровольной бездетности (child free), чтобы никто не мешал солипсическому сознанию удовлетворять свои эгоистические запросы.

.

Буддизм и индуизм являют поразительное по своему чувствованию понимание того, что мыслительная деятельность человека отражается на внешних событиях, а состояние его души и её влечений зависит от глубины его отношений с Богом (индуизм) или собственного знания законов Вселенной, а не «природы и причин богатства народов».

.

Суфизм даёт глубокое понимание процесса становления человека, как Божьего создания, вне привязанности к пространственно-временным рамкам (этот «световой человек» был описан французским исследователем шиитского суфизма Анри Корбеном ещё в 1930-х, но тогда шиитская философия была не в моде).

.

Этого так не хватает западному сознанию, высушенному идеологией либерального фундаментализма! Поэтому, видимо, буддизм и индуизм набирают популярность в Европе и США: истосковавшиеся по горним высотам западные души взыскуют того, что не способна им дать бездушная идеология рыночной экономики.

.

Труды восточных мыслителей понемногу теснят на магазинных полках работы своих западных коллег. Уже нарушены привычные ранее пропорции, когда среди десятков книг западных философов с трудом можно было отыскать одно-два произведения восточных авторов, которые выглядели там так сиротливо и непривычно, словно кеды на лотке с пирожками. Но всё меняется, и сегодня образованный человек должен знать не только о Фрэнсисе Бэконе или Бертране Расселе, но и о Конфуции, Сухраварди, Вивекананде, Будде Шакьямуни.

.

Со временем философский поворот на Восток так же изменит мировой интеллектуальный ландшафт, как его изменит поворот в геополитике и экономике. Эпоха господства либеральной идеологии завершается, и мы присутствуем при первых поворотах мировой мысли в сторону вечного Востока. Всё идёт к тому, что «растущие тигры» Азиатско-Тихоокеанского региона (Индия, Китай) будут определять не только политико-экономический, но и интеллектуальный облик планеты.

.

Внимательный читатель, наверняка, уже отметил про себя, что православие по своему внутреннему рисунку и мирочувствованию так же далеко от воинствующего либерализма, как и традиционный ислам, индуизм или буддизм. Между ним и тремя последними религиями есть много различий (буддисты, например, не признают Бога-Творца и существование души; индуисты признают многих богов, и т.д.), но православной душе так же, как душе исламской, индуистской или буддийской, чуждо главенство утилитаризма и солипсизма над холизмом – понятием о целостности мироздания.

.

Проект евразийской интеграции, являющийся приоритетом для внешней политики России, немыслимо реализовать без опоры на традиционные ценности. Из упомянутых в статье нехристианских религий две являются для России, и всего евразийского пространства, традиционными (буддизм и ислам). На их взаимодействии с православием и взаимодействия православия с ними будет строиться духовный фундамент того, что на сухом политико-экономическом языке называется Евразийским союзом.

.

Идеология евразийства неотделима от религиозных ценностей, а среди первых евразийцев, эмигрантов из царской России, впервые озвучивших евразийскую идею в 1920-х гг., были не только русские, но и грузины, калмыки и люди польских кровей.

.

В географическом смысле Россию часто называют мостом из Европы в Азию. Необходимо, чтобы Россия превратилась в мост духовный между этими двумя континентами. Интеллектуальное наступление Востока на Запад будет продвигаться, в т.ч., по территории России, и от того, насколько мы, россияне, православные, буддисты и мусульмане, останемся верны высшим заветам духовности, зависит наше будущее, не только как страны и её народов, но как цивилизации.