Стакан воды

.

«Здесь невыносимо жарко», – произнесла королева и попросила прапорщика гвардейского полка Мэшема подать ей стакан воды. Итог этой незамысловатой просьбы: в 1713 году в главном городе Нидерландской провинции Утрехте европейские державы подписали Утрехтский мир, которым окончилась война за Испанское наследство, а Британская империя получила контроль над стратегически важным портом Гибралтаром и богатейшие колонии.

Так ли всё происходило на самом деле? Серьезные историки, скорее всего, скажут, что нет. Но блестящий французский драматург, автор пьесы «Стакан воды, или Причины и следствия» Эжен Скриб (1791-1861) уверял своих зрителей, что всё было именно так.

.

Через 124 года после заключения Утрехтского мира в другой стране, в другом городе и на другой войне произошло событие, которое историки невольно сравнивают с эпизодом из известной пьесы. Судьбу Ставрополя – быть ему губернским городом или не быть – решил, почти как в пьесе французского драматурга, стакан воды.

.

…Небольшой российский город Ставрополь в годы Кавказской войны (1817-1864) находился в непосредственной близости от театра военных действий. Через него шли обозы с оружием, провиантом и фуражом для воевавших на Кавказе войск. Жители города, помимо уплаты разных налогов в казну, несли квартирную повинность: они обязаны были брать на постой проходивших через Ставрополь солдат и офицеров.

И чем больше в домах было комнат, чем лучше дома ставили местные дворяне, купцы и мещане, тем больше солдат присылал на постой дежурный офицер Ставропольского военного гарнизона. Ставрополь превратился в военный лагерь, в котором солдат и офицеров было не меньше, чем местных жителей. Семь тысяч человек обоего пола насчитывал Ставрополь в те времена. А военных в иные месяцы доходило до пяти тысяч.

Ставрополь строился вокруг крепости, расположенной на Крепостной горе. Крепость к тому времени перестала быть передовой. Южнее неё Россия построила новые укрепления, и Ставрополь оказался в тылу. По свидетельству главнокомандующего на Кавказе Алексея Петровича Ермолова (1777-1861), Ставрополь к этому времени стал «местом сосредоточения всех боевых и жизненных запасов войск».

.

В городе оставались инженерные, продовольственные и вещевые склады, арсенал. Штаб-квартира командующего войсками Кавказской линии тоже находилась в Ставрополе. Ему были подчинены все расположенные на линии воинские части, казачьи войска и полки. Это была огромная территория от города Кизляра и побережья Каспийского моря до станицы Воронежской на административной границе с Черноморским войском.

Но настоящими хозяевами Ставрополя были купцы. «Все местные богатства: лавки, набитые товарами, разные заведения, крупные земельные участки и лучшие дома принадлежали им», – отмечал один из исследователей прошлого.

С 1815 года в Ставрополе находился и главный смотритель меновых дворов, руководивший всей русской государственной торговлей на Кавказе. Главный продукт обмена – соль. Горцы отдавали за неё пушнину, лес, кожи, воск, продукты промысла и ремёсел. Пуд коровьего масла стоил 16 пудов соли, мера яблок – 16 фунтов соли, фунт воска – 1,5 пуда соли. За один пуд соли горцы отдавали шкурку зайца, за пятьдесят пудов соли казак мог купить лошадь. Государственная цена на соль составляла 35-40 копеек за один пуд. Россия покоряла Кавказ не только силой оружия, но и обыкновенной солью.

Город, основанный в 1777 году как крепость, развивался и понемножку богател с каждым годом. Купцы скупали ветхие деревянные домишки, сносили и на их месте воздвигали каменные. Благо, в городских каменоломнях был свой камень – известняк. От зари до зари на ломке камня трудилась городская беднота.

Первого начальника Кавказской области генерал-майора князя Петра Дмитриевича Горчакова (1789-1868) в июле 1826 года сменил генерал от кавалерии Георгий Арсеньевич Емануель (Эммануэль) (1775-1837). В 1831 году военным генерал-губернатором, командующим войсками Кавказской линии и Черномории и начальником Кавказской области был назначен генерал-лейтенант Алексей Александрович Вельяминов (1785-1838).

.

В правление каждого из них, как писал исследователь прошлого И. В. Бентковский (1812-1890), Ставрополь стремился «изменить свою наружность и стараться придать ей несколько более щеголеватости и красоты, чем прежде». При Горчакове в Ставрополе построено наибольшее количество каменных домов, при Емануеле «каждому домохозяину велено было около своего жилища сделать тротуары  и устроить для стока воды канавы…» По распоряжению Емануеля было предписано полиции «иметь строгое наблюдение за чистотою улиц  и жилищ» города, начато строительство дома командующего войсками Кавказской линии. По подписке, объявленной Емануелем среди торгового люда, были собраны немалые деньги, и на них в городе в 1828 году построили Гостиный двор. В Гостином дворе Ставрополя сходились шесть главных почтовых направлений Кавказа.

По одной из версий, именно отсюда, из Гостиного двора сосланный в 1837 году на Кавказ русский поэт М. Ю. Лермонтов послал почтой издателю «Литературных прибавлений к «Русскому инвалиду» А. А. Краевскому «Песню про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова». Благодаря В. А. Жуковскому «Песня…» преодолела цензурные рогатки и была напечатана в восемнадцатом номере «Литературных прибавлений» 30 апреля 1838 года. Правда, подпись была заменена анаграммой «…в». Но это другая история, не связанная со стаканом воды.

О генерал-лейтенанте А. А. Вельяминове тот же Бентковский писал, что генерал, «занятый, по большей части, военными делами», к удивлению горожан, «мало обратил внимания на наружность» города.

.

«Алексей Александрович, – писал Бентковский, – проводил в Ставрополе самую малую часть года: начиная с весны и до глубокой осени, он жил или на правом или на левом фланге Кавказской линии».

Нахождение Вельяминова в военных лагерях привело к тому, что город оставался без руководителя на протяжении двух лет. И то, что он ветшал на глазах, не ускользало от Вельяминова. Город, преобразованный в 1822 году в центр Кавказской области, как писал И. В. Бентковский, спустя пятнадцать лет «был более похож на деревню, привольно поселившуюся на обширном пространстве». В городскую казну деньги поступали от торговли колониальными товарами (за цейлонский чай, индийские пряности, африканский кофе), проценты за проданное в городе вино, водку, наливки и пиво, но их явно не хватало на развитие городского хозяйства. Один из современников отмечал, что Ставрополь «едва ли своей красотой мог перещеголять некоторые наши уездные города». К 1837 году в городе было две церкви, двадцать восемь каменных домов, 497 построек были деревянными, «крытые разными материалами, не исключая соломы и между ними попадались и лачужки, даже на главной улице…»

«Алексей Александрович счёл необходимым просить помощника в гражданском управлении, – писал И. В. Бентковский. – Просьба эта Государем была уважена и в Ставрополь, в помощь областному начальнику, назначен гражданский губернатор».

Первым гражданским губернатором Ставрополя, как свидетельствуют документы Государственного архива Ставропольского края, был статский советник Семёнов. Но он в этой должности пробыл недолго, и не успел ничего сделать для развития города. На его место был назначен генерал-лейтенант барон Максим Максимович Таубе (1782-1849). Губернатором он был нерешительным, и на всё спрашивал разрешения у Алексея Александровича Вельяминова. Но он запомнился М. Ю. Лермонтову. Одного из героев романа «Герой нашего времени» поэт наделил именем Максим Максимович.

Наступил 1837 год: жизнь текла тихо и размеренно. Гром грянул в июне: по городу прошёл слух о том, что в октябре Ставрополь посетит Его Императорское Величество  Николай I.

.

«Господин Главноуправляющий в Грузии известил Его Превосходительство г. Начальника области, что Государь Император изволит предполагать в нынешнем году осчастливить Кавказ Высочайшим посещением. Его Императорское Величество будет проезжать от Тифлиса к Ставрополю в будущем октябре и удостоит обозрением казенные заведения и другие достопримечательные предметы, по пути следования Его Величества, находящиеся».

Письмо такого содержания застало начальника Кавказской области А. А. Вельяминова в Анапе, где он находился с квартировавшими там войсками. Алексей Александрович срочно известил о «привалившем счастье» гражданского губернатора генерал-лейтенанта барона М. М. Таубе. Напоминая Максиму Максимовичу «о таком счастливом событии для всего края», Алексей Александрович выразил пожелания, «чтобы к приезду Государя Императора всюду всё было в должном и сколь возможно в лучшем порядке и устройстве».

А дальше все события, или почти все, происходили, как в известной комедии Н. В. Гоголя «Ревизор». Радоваться или не радоваться столь неожиданному «счастью», Максим Максимович не знал, но помнил, что «нет человека, который бы за собою не имел каких-либо грехов», и потому принял решительные меры.

Возможно, Максим Максимович рассуждал примерно так: «Ну, едет государь. Так что с того? Вот знать бы, куда государь соизволит заглянуть: «А вы здесь, голубчики?».

Помнится, гоголевский городничий Антон Антонович Сквозник-Дмухановский особо советовал обратить внимание на богоугодные заведения, то есть на больницы,  присутственные места, учебные заведения…

.

Для военного госпиталя – единственного стационарного лечебного заведения того времени – город снимал помещения в частных домах. Госпиталь располагался на улице Торговой, потом на улице Водопойной, позднее переименованной в Воронцовскую (ныне пр. Октябрьской революции. – Н. Б.). В год приезда государя свой дом под госпиталь предоставила его владелица М. А. Дробязина. Владелице дома мягко намекнули: если она сделает ремонт, и дом засияет лучше прежнего, то госпиталь останется здесь на более длительный срок и за более высокую плату. Как свидетельствует архивный документ, ремонт и убранство дома обошлись Марии Антоновне в одну тысячу рублей. К приезду государя не стыдно было представить госпиталь пред Высочайшие очи. (В 2015 году по решению Ставропольской городской Думы на этом здании установлена мемориальная  табличка с напоминанием о том, что в 1837 году в нём располагался госпиталь, на лечении в котором пробыл некоторое время М. Ю. Лермонтов. – Н. Б. ).

За госпиталем, если смотреть с запада на восток, располагалась роща, получившая наименование Вельяминовской. В ней произрастали вековые дубы, бук, граб, чинара, ясень, клён, ильм, которые уцелели и не пошли на постройку кораблей Азовской верфи времён Петра I не только потому, что в округе нет больших рек. «...сии леса в особливости сберегать нужно, – писал капитан-лейтенант флота Сухов, исследовавший с экспедицией ставропольские леса и составивший в 1800 году «Геометрический частный план казённого дикорастущего называемого Тёмного леса..».  – По ихней доброте и прочности на казённые  и другие прочные строения, а жители для обстройки домов могут пользоваться другими родами лесов».

.

Вельяминовская роща (ныне парк «Центральый». – Н. Б.) – излюбленное место отдыха и гуляний горожан. «А. А. Вельминов особе внимание обратил на усовершенствование находящегося при его доме (дом командующего – Н. Б.) сада, который служил тогда единственным местом для общественных гуляний», – писал исследователь прошлого, краевед И. В. Бентковский. Среди вековых деревьев по распоряжению А. А. Вельяминова были устроены аллеи, построены беседки, декоративный пруд, разбиты цветники, установлены изящные скамейки... ля горожан здесь играл духовой оркестр. Эта традиция сохраняется и сегодня, в наше время. По аллеям Вельяминовской рощи любил гулять М. Ю. Лермонтов. Из поколения в поколения горожане рассказывают, что возле декоративного пруда стояла скамейка с медной табличкой и надписью на ней: «На этой скамейке любил отдыхать Михаил Юрьевич Лермонтов». Восстановленная дизайнером XXI столетия Василием Чуйковым лермонтовская скамейка встречает читателей Ставропольской краевой универсальной научной библиотеки имени М. Ю. Лермонтова.

За Вельяминовскую рощу Максим Максимович Таубе был спокоен. Но наибольшее беспокойство его, как и городничего из гоголевского «Ревизора», вызывало областное правление. А что если государь соизволит нагрянуть, прежде всего, сюда? Антон Антонович Сквозник-Дмухановский, советуя обратить внимание на присутственные места, выговаривает судье Аммосу Фёдоровичу Ляпкину-Тяпкину: «У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусёнками, которые так и шныряют под ногами… только знаете, в таком месте неприлично…»

.

29 июля Таубе лично осмотрел помещения областного правления. После их осмотра Максим Максимович и власть употребил, издав распоряжение: «…залу Присутствия и канцелярские комнаты содержать в примерной чистоте и снабдить их, по возможности, более приличною, хотя и простою мебелью». Мастерам поручалось закончить изготовление мебели к концу сентября, а «если потребуется выдать деньги вперёд, то произвести это незамедлительно». От домовладелицы арендуемого здания под областное правление купчихи Дьячковой-Тарасовой на основании заключённого контракта генерал-лейтенант Таубе потребовал привести «в течение двух недель оное в возможно лучшее состояние». Не устроил Максима Максимовича, как и гоголевского городничего, и внешний вид служащих областного правления.

Помнится, Антон Антонович Сквозник-Дмухановский приказывает частному приставу: «Да не выпускать солдат на улицу безо всего: эта дрянная гарниза  наденет только сверх рубашки мундир, а внизу ничего нет».

Отношение к форме и на Кавказе уважительным тоже не назовёшь, о чём писал позднее прибывший служить в Ставрополь начальник штаба Григорий Иванович Филипсон (1809-1883): «Вообще на Кавказе мало знали военную форму и нисколько ею не были стеснены от младшего до старшего».

Служившим в областном правлении чиновникам было приказано: «Чтобы все служащие в оном чиновники: классные и неклассные – были одеты чисто, опрятно и прилично званию и должности».

Но и это ещё не всё. Беспокоило Максима Максимовича, что областное правление завалено бумагами, прошениями, от коих нет спасу. А рассмотрение их идёт ни шатко, ни валко. И потому чиновники «не допустят, чтобы в делах их скрывались какие-либо беспорядки и тем более злоупотребления, могущие заслужить справедливое негодование Государя Императора и обратить на виновных его гнев, а главное местное начальство поставить тем в невыгодное мнение пред Его Величеством. Равным образом гг. Члены Областного Правления имеют озаботиться, чтобы в половине будущего октября из вступивших в Областное Правление на разрешение дел и бумаг, в особенности – последние, были, если возможно, разрешены ли в движении – все без исключения. А чтобы достигнуть сего с желаемым успехом, гг. Члены Областного Правления обязаны усугубить свои знания, употребляя для всего и послеобеденное время».

«На улицах кабак, нечистота!.. » – это снова Сквозник-Дмухановский. И Антон Антонович приказывает квартальному: «Пусть каждый возьмёт в руки по улице… чёрт возьми, по улице – по метле! и вымели бы всю улицу, что идёт к трактиру, и вымели бы чисто…»

Максим Максимович, как и гоголевский персонаж, тоже действовал решительно: «Двор дома, занимаемого Областным Правлением, содержать также в чистоте, а ровно наблюдать, употребляя в помощь местную полицию, чтобы и на улице перед сим домом не было каких-либо нечистот или чего подобного».

Городничий частному приставу: «…разметать наскоро старый забор, что возле сапожника, и поставить соломенную веху, чтоб было похоже на планировку. Оно чем больше ломки, тем больше означает деятельности градоправителя! Ах, боже мой! я и позабыл, что возле того забора навалено на сорок телег всякого сору. Что это за скверный город! только где-нибудь поставь какой-нибудь памятник или просто забор – чёрт  их знает откудова и нанесут всякой дряни!»

.

«Городишко – дрянь! – размышлял Таубе. – Хоть бы одну улицу, по которой проедет государь, привести в порядок».

На главной Большой улице (после отъезда Николая I она получит новое название: Николаевская. – Н. Б.) в непогоду лежала грязь. Государь приедет в октябре. А если дождь? В городе ни одной мощёной улицы, редко где можно пройти по тротуару: распоряжение генерала от кавалерии Георгия Арсеньевича Емануеля об устройстве тротуара возле каждого дома его владельцами не выполняется годами.

На месте современного Ермоловского бульвара – гордости Ставрополя – в 1837 году рос бурьян, от Водопойной (ныне проспект Октябрьской революции. – Н. Б.) вниз, на восток, напротив губернского магистрата и думы, «местность была вся изрыта глубокими ямами, из которых горожане брали глину для домашних потребностей». У Троицкого собора (снесён, ныне на его месте гостиница «Интурист». – Н. Б.) «стояли невылазные трясины даже и в хорошую погоду». Дорога «на Большой улице находится в чрезвычайно дурном положении, всё исправно разрушается. Рытвины и косогоры проезжающим по той дороге угрожают на каждом шагу опасностью». Вот тебе и «достопримечательные предметы»! И по ним проедет государь!?

Ещё весной купец первой гильдии (с 1843 года – городской голова) Игнат Иудович Волобуев (1777-1854) предложил «исправить Большую дорогу добровольными пожертвованиями». В городе создали комитет содействия устройства мостовых и улиц.

Время шло: день за днём, месяц за месяцем, а работы по реконструкции Большой улицы так и не начались. Таубе собрал комитет, который настоятельно рекомендовал «открыть действие, ибо дальнейшее отлагательство устройства при сближении осени потребует излишних издержек и при ненастных погодах, в осенних месяцах здесь бывающих, встретится самое затруднение». Таубе предложил не только засыпать рытвины, исправить косогоры, а «устроить на Большой улице шоссе». И отремонтировать два переулка, идущие от главной улицы к богадельне – приюту для инвалидов и престарелых, да к тюремному замку (ныне улица Р. Люксембург и проспект Октябрьской революции – Н. Б.). Члены комитета недоумевали: зачем такие траты? А ежели государь соизволит посетить тюремный замок, тогда что?

Максим Максимович приказал «обратить особенное внимание на содержание арестантов (попечитель богоугодных заведений Артемий Филиппович Земляника из гоголевского «Ревизора» сетует: «Больным велено габерсуп давать, а у меня по всем коридорам несёт такая капуста, что береги только нос»), их одежду («чтобы всё было прилично: колпаки были бы чистые, и больные не походили бы на кузнецов, как обыкновенно они ходят по-домашнему»); и озаботиться, дабы в тюрьмах не содержались арестанты понапрасну и лишнее время» («да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению…»).

.

Так, что новая дорога к тюремному замку нужна. И мостить её Таубе предложил деревянную. Но разрешения на рубку деревьев летом уездный лесничий не выдал. Пришлось ждать осени. На реконструкцию улицы привлекли солдат местного гарнизона. К сентябрю солдаты засыпали все ямы, а трясины забили хворостом. Из архивных исследований того времени известно, что город завёз 875 возов хвороста, который «так и проваливался в трясину, как в бездонную пропасть». Сверху хворост завалили камнем, а затем сотни солдат вымостили главную улицу деревянными шпалами и толстыми досками на ширину проезда двух экипажей. Деревянную мостовую протянули от Ярмарочной площади (ныне пл. Ермолова. – Н. Б.) до дома командующего Кавказской линии (сегодня на его месте стоит Дом книги. – Н. Б.). На Большой улице расставили фонари, а с востока, у дороги, лежащей вдоль сёл Старомарьевка и Надежда, поставили бочки со смолой. Солдатам было приказано зажечь их и освещать весь путь, если «Его Императорское Величество приедет в Ставрополь затемно».

И про заборы, о которых говорил гоголевский городничий, Таубе тоже не забыл: ими закрыли лачужки, невзрачные домишки, огородили пустыри, чтобы они не попали под Высочайшие очи.

На въезде в город по распоряжению начальника Кавказской области А. А. Вельяминова командующий войсками Кубанской линии генерал Г. Х. Засс расположил палаточный лагерь. Здесь и должна была состояться официальная встреча государя.

Казалось, всё было готово к приезду Его Императорского Высочества. 17 октября на Ярмарочной площади собрался народ: члены областного правления, купцы, мещане, военные, крестьяне, домохозяйки. Здесь же были и представители местных национальных меньшинств: армяне, ногайцы, калмыки, туркмены. Начинало смеркаться. Около семи часов вечера было приказано зажечь в городе фонари, вдоль дороги запылали смоляные бочки. И пошёл дождь.

«Чёрт бы его побрал! – возможно, так размышлял Таубе. – Один раз Государь соизволил заехать в Ставрополь. И такая неприятность!» Вода заливала фонари, огни мерцали и трещали от дождя. Больше всего Максима Максимовича беспокоило то, что после дождя раскиснет улица, и вода смоет свежую побелку с домов, заборов: «Скорей бы прошёл этот день…»

.

Но самая большая неприятность случилась на въезде государя императора в город. Царский экипаж под многоголосное: «Царь!.. Царь!.. Ура!» въехал на Ярмарочную площадь и провалился в яму, которую накануне солдаты просто засыпали грунтом, не утрамбовав его, как следует.

Из исследования известного в XIX веке ставропольского этнографа, краеведа И. В. Бентковского «Император Николай I в Ставрополе» («Ставропольские губернские ведомости» за 17 октября 1887 г. - Н. Б.) известно, что, несмотря на все усилия, лошади не смогли вытащить застрявший на площади царский экипаж. Николай I вышел из экипажа, и его сапоги утонули в грязной жиже.

«Провалиться сквозь землю! Дожить до такого позора! Господи, спаси и сохрани!», – возможно, такие мысли пронеслись в головах Вельяминова, Таубе, Волобуева и других областных и городских начальников.

Смущённый и растерянный Вельяминов проводил Николая I до своего экипажа, и с шиком прокатил его по деревянной мостовой к дому главнокомандующего. Его Величество в те роковые минуты сопровождали генерал-адъютант граф А. Ф. Орлов, главноуправляющий в Грузии, Армении, Астраханской и Кавказской областях генерал Г. В. Розен, полковник из Пруссии Раух, флигель-адъютант принц Кристиан Людвиг Фридрих Генрих Гогенлоэ-Лангенбург-Кирхберг и другие официальные лица.

.

На фотографии, сделанной в 70-х годах ХХ столетия, видно одноэтажное, низкое, длинное, казарменного типа белёное здание. Таким оно было и в день приезда Николая I в Ставрополь. Но за два года до приезда государя на Кавказ здание подверглось большой переделке: к нему пристроили огромный зал для приёмов и балов. После ремонта все внутренние помещения обставили дорогой мебелью. Особенно шикарно выглядели кабинет главнокомандующего, спальни, комнаты для высоких гостей, библиотека, столовая.

«Усовершенствование» всех зданий и сооружений, входивших в резиденцию главнокомандующего Кавказской линии, – дом главнокомандующего,  штаб главнокомандующего, дом дежурных офицеров, парк с аллеями, цветники, пруд, беседка, – проходило под надзором итальянских архитекторов братьев Джузеппе и Джованни Бернардацци.

К приезду государя в доме был накрыт стол, легко протоплены печи. Ночь с 17 на 18 октября 1837 года для Николая I оказалась неспокойной. В дороге он простудился. Его, как пишет И. В. Бентковский, мучил приступ лихорадки, у царя болели зубы.

Возможно, в ту ночь Николай I размышлял не только об увиденном на Кавказе, но и о судьбе Ставрополя, который не произвёл на него должного впечатления: «Да и городишко, кажется, скверный, надо бы его упразднить…»

Ночной въезд царя в Ставрополь с балкона гостиницы А. И. Найтаки наблюдал поэт, переводчик, автор мемуаров Н. М. Сатин (1814-1873), оставивший любопытные воспоминания об этом событии: «Наступила тёмная осенняя ночь, дождь лил ливьмя, хотя по улице были зажжены плошки, но заливаемые дождём, они трещали и гасли. Наконец послышалось отдалённое «Ура!». Мы вышли на балкон, вдали, окружённая горящими факелами, двигалась тёмная масса. Действительно, в этой картине было нечто мрачное». Вместе с Николаем Михайловичем наблюдали с балкона приезд царя поэт М. Ю. Лермонтов и сосланные на Кавказ декабристы А. И. Одоевский, Н. И. Лорер, М. А. Назимов, В. Н. Лихарев…

.

На следующий день 18 октября обыватели Ставрополя собрались у Гостиного двора. Все ждали царя. В сопровождении свиты государь, действительно, появился на выставке изделий, изготавливаемых рукодельницами Кавказского края. Потом посетил первую на Северном Кавказе мужскую гимназию, открытие которой приурочили к приезду Николая I. Разрешение на преобразование в Ставрополе уездного училища в Кавказскую областную мужскую гимназию из Харьковского учебного округа было получено 24 июля 1837 года. Времени до приезда Николая I оставалось меньше месяца. Беляев писал в Харьков, что времени на постройку нового здания практически уже нет, и просил разрешения на заключение контракта на аренду приличного дома. Не дождавшись ответа на своё письмо из Харькова, исправляющий должность директора училищ Кавказской области Михаил Фёдорович Беляев на свой страх и риск подыскал удобное и приличное помещение, где, как писал он барону Максиму Максимовичу Таубе, «не стыдно было принять высокого гостя» и просил у него разрешения взять в наём под гимназию у жены чиновника 12 классы Марфы Дробязиной «два каменных ей принадлежавшие дома со всеми принадлежностями» (эти здания на углу улиц К. Хетагурова и К. Маркса, 82 сохранились до наших дней. – Н. Б.). Но давать такое разрешение было в не компетенции Максима Максимовича. «Или грудь в крестах, или голова в кустах. Принимай решение, дорогой Михаил Фёдорович сам», – только это и мог сказать Таубе Беляеву.

Таубе и Беляев вместе осмотрели трёхэтажный дом, в котором было двадцать комнат, три передние, а при первом этаже – подвал. Посмотрели и соседний двухэтажный. В нём –восемь комнат, две передние. Во дворе надворные постройки: кухня, баня, сарай, конюшня, погреб. Плюс ко всему – сад. Марфа Дробязина просила за всё это восемь тысяч рублей ассигнациями в год. И 10 октября 1837 года Беляев подписал контракт об аренде дома на два года. За пять оставшихся дней до приезда Николая I здание в порядок. Строители работали днём и ночью. Оправдываясь потом перед попечителем Харьковского учебного округа, Беляев писал, что «не мог принять Государя Императора в развалинах старого дома».  Государь остался доволен, а Михаил Фёдорович Беляев получил на заключённом им контракте с Марфой Дробязиной резолюцию из Харькова, что подобное «выходит из пределов его власти, данной Вам, как исполняющему должность директора». Через месяц, простудившись в дороге, Михаил Фёдорович скончался. В Ставрополе ещё не знали о кончине дорогого Михаила Фёдоровича, как Министерство духовных дел и народного просвещения во главе с С. С. Уваровым утвердило контракт, а М. Ф. Беляеву вынесло строгий выговор.

Побывал Николай I в приходском училище, на интендантских складах. А вечером в доме главнокомандующего, как писал И. В. Бентковский, «дан был блестящий бал».

.

Но начинался день, отнюдь, не блестяще. После завтрака Николай I пригласил к себе генерал-лейтенанта А. А. Вельяминова. Как свидетельствует архивный документ, крайне раздосадованный государь неприветливо встретил командующего и, посылая проклятья тому, кто разместил областной центр в этом месте, объявил о намерении подписать Указ об упразднении города с перенесением центра Кавказской области в Пятигорск. Командующий войсками Кавказской линии и Черномории, начальник Кавказской области А. А. Вельяминов осторожно напомнил государю, что Указ об образовании Кавказской области 24 июля (5 августа) 1822 года подписал сам Александр I, ваш, дескать, покойный братец. В неё вошли Георгиевский, Кизлярский, Моздокский и Ставропольский уезды. Тем же указом областным городом был назначен Ставрополь. А в 1824 году

Присутственные места переехали в Ставрополь, покинув навсегда и без сожаления Георгиевск, расположенный у слияния Подкумка и Кумы. Место гиблое, болотистое, смертность от малярии среди военных и гражданских чинов превышала все мыслимые и немыслимые пределы.

Напоминание о малярии пришлось кстати. Николаю I нездоровилось. Рассматривая утверждённый им же план застройки города, некогда составленный городским архитектором Гайворонским, государь обратил внимание на то, что в Ставрополе нет ни одной крупной реки, нет каких-либо крупных природных богатств, «могущих вызвать в местном населении промышленную предприимчивость».

Вельяминов продолжал убеждать государя в том, что Ставрополь занимает стратегическое место на Северном Кавказе, что в интендантских складах сосредоточены большие запасы хлеба для армии, соли, амуниции, что, наконец, город расположен на возвышенности и  окружён лесами, отличается здоровым климатом, предложил построить здесь постоянный госпиталь для больных и раненых солдат и офицеров. Но царь был неумолим.

«Спас Ставрополь, – писал другой известный исследователь прошлого города Г. Н. Прозрителев (1849-1933), – стакан карабинской воды».

После очередного приступа лихорадки Николай I попросил холодной воды. Государю подали стакан  воды. Он выпил. Ему стало легче. Царь поинтересовался, откуда такая вкусная вода.

.

Вельяминов пояснил, что вода доставляется из местного городского источника Карабина, который даёт в сутки более двенадцати тысяч вёдер. В перспективе город сможет забирать до тридцати пяти тысяч вёдер родниковой воды. В городе ещё нет водопровода. Воду  в бочках развозят по городу. Согласно плану застройки предполагается в ближайшие годы построить первый в городе водопровод от родника Аульчик, что «близ тюремного замка». На Большой улице будет устроен фонтанный бассейн, у которого постоянно будет дежурить полицейский и следить за порядком и чистотой. Водопровод же продолжить до Карабин-источника, заложив по пути ещё шесть бассейнов для питьевой воды. Местность богата родниками с хорошей и здоровой водой, продолжал Вельяминов.

Впоследствии так всё и вышло. Ставропольский купец первой гильдии Гавриил Тамамшев «по случаю скудных доходов города и по бедному положению жителей, нуждающихся в воде, на собственный счёт» устроил близ городского бульвара бассейн. Он располагался по нечётной стороне бульвара на Николаевском проспекте, ниже здания тогдашней городской Думы. Этот бассейн просуществовал почти сорок лет, вплоть до замены его на водопроводные тумбы.

Место для бассейна выбрано не случайно: в конце XVIII - начале XIX веков на этом месте, под Крепостной горой, был первый в городе базар. Позднее, с формированием центра городского управления, по распоряжению властей базар перенесли на Александровскую площадь (ныне площадь Ленина. – Н. Б.). Рядом с бассейном город построил широкую лестницу, получившую название Кафедральной. По ней горожане поднимались к Казанскому кафедральному собору с колокольней на Крепостной горе. По вечерам на смотровой площадке собиралось много народа, гуляющей молодёжи. Отсюда открывался прекрасный вид на долину речки Ташлы, на Архиерейский лес, через который шла дорога. Именно по ней на следующий день укатил экипаж, увозивший Николая I на север, в Область войска Донского.

Судьба города была решена: 18 октября 1837 года Николай I повторно утвердил план строительства Ставрополя, по которому он развивался вплоть до 1917 года.

После отъезда государя императора Карабинский источник облагородили, поставили «Николаевскую» беседку. С изобретением фотографии это было излюбленное место для фотографирования жителей, одна из главных достопримечательностей города. Каждый горожанин хоть раз в жизни, но сфотографировался у Карабин-источника, стакан воды из которого спас Ставрополь от гнева российского царя.

.

Николай I побывал на Кавказе, чтобы самому разобраться в причинах столь долгой войны с горцами. Она началась в 1814 году и продолжалась 23-й год.

По прибытии Николая I в Санкт-Петербург шеф жандармов граф А. Х. Бенкендорф запишет его отчёт о поездке на Кавказ: «Надо сказать, что до сих пор местное начальство принималось за своё дело совсем не так, как следует: вместо того, чтобы покровительствовать, оно утесняло и раздражало; словом, мы сами создали горцев, каковы они есть, и довольно часто разбойничали не хуже их. Я много толковал об этом с Вельяминовым, стараясь внушить ему, что хочу не побед, а спокойствия, что и для личной славы его и для интересов  России надо стараться приголубить горцев и привязать их к русской державе, ознакомить с выгодами порядка, твёрдых законов и просвещения; что беспрестанные с ними стычки и вечная борьба только всё более и более удаляют их от нас и поддерживают воинственный дух в племенах, без того любящих опасности и кровопролития. Я сам написал Вельяминову новую инструкцию и приказал учредить в разных пунктах школы для детей горцев, как вернейшее средство к их обрусению и к смягчению их нравов».

Командир отдельного Кавказского корпуса и главноуправляющий гражданской частью и пограничными делами в Грузии, Армении, Астраханской и Кавказской областях генерал Г. В. Розен, считал Николай I, «сделал много хорошего, но по слабости своей ещё больше попустил беспорядок и злоупотребления, так, что зло берёт верх над добром». Император велел графу Орлову посоветовать барону Розену попросить уволить его от должности. На место Розена Николай I решил назначить генерала Е. А. Головина. Вскоре необходимые перестановки в управлении были произведены: Розен стал присутствовать в Сенате, Головин отправился на Кавказ. Судьба Ставрополя окончательно решена Николаем I в 1841 году: своим Указом он преобразовал Кавказскую область в Ставропольскую губернию. 175 лет Ставрополь остаётся центром сначала губернии, потом края.

.

Преобразованиям, изменившим внешний облик, Ставрополь обязан, в первую очередь, визиту Николая I. После его отъезда местные дворяне, чиновники, офицеры, купцы по-другому взглянули на свой город.

Он стремительно развивается: в городе одна за другой строятся новые фабрики. В 1840 году в городе проложили первый водопровод. В ознаменование победы русских войск в Отечественной войне 1812 года, в которой участвовали и ставропольские полки, на въезде в Ставрополь устанавливается Триумфальная арка.

Вместо деревянных домов на главной улице  – на Николаевском проспекте возводятся дома каменные, получившие статус доходных, на первых этажах коих размещались магазины. Местные модницы одевались не хуже петербургских и московских.

За время правления Николая I на Кавказе перебывали почти все солдаты и офицеры русской армии. В 1864 году Кавказская война окончилась пленением Шамиля, путь которого в Санкт-Петербург лежал через Ставрополь. Увидев впервые русский город, красивые трёхэтажные дома, с большими застеклёнными окнами, парадными дверьми, крытые железом крыши, Шамиль спросил: «Это Петербург?» «Нет, это Ставрополь, до Петербурга ещё ехать и ехать», – последовал ответ. «Ежели этот город так красив, то какой же тогда Петербург?», – возможно, об этом подумал в те минуты Шамиль.

.

В 1842 году Ставрополь стал центром Кавказской и Черноморской епархий. 22 октября 1847 года в Ставрополе для прихожан был открыт Казанский кафедральный собор. С 1844 года в Ставрополе введено постоянное ночное освещение: фонари зажигали по главной улице города, у административных зданий, образовательных и лечебных учреждений. В октябре 1849 года по инициативе супруги наместника Кавказа, светлейшей княгини Е. К. Воронцовой в Ставрополе открылось двухклассное женское училище с шестилетним курсом обучения. 1 января 1850 года в городе вышел первый номер газеты «Ставропольские губернские ведомости». Через два года в городе открылась Публичная библиотека, которая и сегодня является одной из главных достопримечательностей Ставрополя. В ее фондах хранятся книги, издававшиеся ещё во времена Петра I.

В 1845 году купец И. Ганиловский на месте деревянного строит «с пышностью и блеском» каменное здание первого на Северном Кавказе театра, на сцене которого состоялся спектакль по комедии Н. Гоголя «Ревизор». Событие символично. Именно с приезда в город Высочайшего ревизора России (так впоследствии окрестили визит Николая I) начался расцвет Ставрополя, который известный в прошлом публицист Н. Воронов однажды назвал «Парижем Кавказа».

.

***

.

Ах, да, чуть не забыл про стакан воды, который, якобы, решил судьбу Ставрополя. Так ли всё происходило на самом деле? Серьезные историки, скорее всего, скажут, что нет. Но я, автор статьи «Стакан воды», уверяю своих читателей, что всё было именно так: архивы о том свидетельствуют.

.

Ставрополь сегодня: