Кавалер маршальской шинели

Шло первое послевоенное лето, когда не гремели орудийные залпы, не было атак и наступлений, обороны и накопления сил перед решающими сражениями.
Июнь 1945 года. Но говорить о переходе страны на рельсы мирного созидания было ещё рано. Фронтовики возвращались по домам, им нужна была передышка. Предстояло оценить размеры громадных потерь, понесённых за пять военных лет, наметить планы восстановления народного хозяйства и первоочерёдность их реализации. Всем этим уже занимались соответствующие министерства и ведомства. Но главным в эти дни была подготовка к Параду Победы, намеченному на 24 июня. Он должен был пройти в Москве, на Красной площади, в ознаменование Победы советского народа над фашистской Германией в Великой Отечественной войне. Участвовать в нём должны были сводные полки фронтов, наркоматов обороны и Военно-Морского флота, военные академии, училища и войска Московского гарнизона. 
Это должен был быть Парад победителей, но без излишней помпезности, чему глава государства Иосиф Виссарионович Сталин придавал особое значение. Парад должен быть торжественным, но вместе с тем и суровым. За Победу пришлось заплатить дорогую цену, и это тоже должно воплотиться в Параде. Радость и скорбь, величие и простота. «Всё великое – просто, - повторял Сталин. – Об этом говорили древние мыслители, и мы должны следовать их наставлению». 
Вот почему каждый вечер на Ближнюю дачу в Кунцево приезжали маршалы Георгий Константинович Жуков и Константин Константинович Рокоссовский. Им, прославленным военачальникам, неоднократным Героям Советского Союза, было поручено организовать проведение Парада Победы, и они отдавали все свои силы и время подготовке  к этому великому мероприятию. 
Маршалы отчитывались о проделанном за день. Сталин скрупулёзно вникал во все мелочи, его замечания выслушивались со вниманием и принимались к исполнению.
«Парад Победы займёт считанные часы, - негромко говорил Сталин, расхаживая по кабинету, - а его резонанс продлится на века».

Обстановка в кабинете была предельно простой.  Длинный стол, отблёскивающий полировкой, стулья, придвинутые к нему, книжный шкаф и диван, на полу ковровая дорожка. Сталин не терпел излишеств, и этого правила придерживалось и его окружение.  Он сам не носил наград, и приезжавшие к нему маршалы тоже ограничивались лишь орденскими планками на груди и повседневно-выходными мундирами. 
- И всё же, Иосиф Виссарионович, - негромко заметил Жуков, - мы все считаем, что именно вы должны принимать Парад Победы. Вы – Верховный Главнокомандующий, Председатель Государственного Комитета Обороны. Кому, как не вам…
Сталин досадливо поморщился. 
- Оставим это, товарищ Жуков. Да, я занимал эти посты, но я осуществлял общее руководство, а вся основная тяжесть войны лежала на ваших плечах и на плечах других военачальников. Вы обеспечивали Победу, вы приняли акт о капитуляции фашистской Германии, вас в народе называют Маршалом Победы. Потому справедливо, что командовать Парадом будет маршал Рокоссовский, а вы – принимать Парад.
Моя слава от меня не уйдёт и не уменьшится, если я, как и другие руководители страны, буду наблюдать за Парадом Победы с трибуны ленинского Мавзолея.
Всё это было так, скромность и непритязательность вождя были известны, и в то же время имелись ещё и другие причины, о которых и он сам, и те же маршалы, сидевшие перед ним, предпочитали умалчивать. 
Сталин был невысокого роста, далеко не богатырского телосложения, его левая рука сохла и плохо действовала. Как с такими данными быть главным действующим лицом в грандиозном событии? Традиция требовала, чтобы и командующий Парадом, и принимающий его были верхом на лошадях, а конник из Сталина был неважный. В молодости ему приходилось ездить на лошадях, но это были считанные разы, и тогда он чувствовал себя неуверенно. Да, поначалу он должен бы принимать Парад.  Ему подобрали смирную лошадь, но и на ней, на загородной репетиции, при резком повороте, он не удержался в седле и соскользнул с него.  Охрана подхватила вождя и не дала упасть на землю, все сделали вид, что не заметили досадного казуса, но сам-то он пережил его.  И тогда он принял окончательное решение: главными действующими лицами на Параде должны быть маршалы Жуков и Рокоссовский.  Оба крупные, осанистые, популярные в войсках.  И службу в армии начинали в кавалерии, лошади им знакомы и привычны. Вся внешняя атрибутика будет соблюдена на высшем уровне…  При своём громадном самолюбии Иосиф Виссарионович не желал выглядеть смешным.
Деловой разговор закончили за полночь. Пили чай, говорили уже на отвлечённые темы. Рокоссовский неожиданно улыбнулся. Сталин вопросительно посмотрел на него.

- Сегодня я встретился с командиром 332-го стрелкового полка, полковником Ильиным, - пояснил Рокоссовский. – Ильин будет идти в сводной колонне Героев, он Герой Советского Союза. Познакомился я с ним в самые тяжёлые дни обороны Сталинграда. Я тогда командовал Донским фронтом, отстаивавшим город, а Ильин, как и теперь, полком.  Самые сложные задачи поручали ему, смелый и толковый командир.
- Почему же не вырос в должности? – удивился Сталин.
- Был майором, стал полковником, а выдвигать на дивизию сочли нецелесообразным, у него нет даже среднего образования. Пусть теперь доучивается и в Академию.
- Так, и что? – поинтересовался Сталин.
- В Сталинграде его полку придали сапёрный батальон, - продолжал Рокоссовский. – Чтобы полку продвигаться вперёд, нужно было расчистить перед ним проходы от мин. Этим и занимались сапёры. И вот однажды, когда сапёры обедали, укрывшись в развалинах, откуда-то из подвала выбралась собака. Истощена была до крайности, еле передвигалась, все рёбра наперечёт. С трудом добралась до солдат, уткнулась в сапоги сержанта Никешина и замерла. Сержант, коренной сибиряк, невысокого роста, широколицый, с густой щёткой рыжеватых усов, отличался добродушным нравом. Он подобрал помятую алюминиевую миску, очистил её, налил супа из своего котелка, накрошил хлеба и поставил миску перед псом. Нужно ли говорить, что пёс очистил её моментально. Налили в миску воды, он и её вылакал. Пёс умирал от голода и жажды.
Собака прижилась в сапёрном батальоне. Признала сержанта Никешина своим хозяином и не отходила от него ни на шаг. Подкармливали её. При раздаче пищи учитывали ещё одного едока, появившегося в боевом подразделении. Дворняга, коричневого окраса, средних размеров, как говорится, ничего особенного, но оказалась разумной до удивления. Понимала абсолютно всё, только что не говорила. Впрочем, сержант шутливо утверждал, что и говорить собака может, просто стесняется нечёткого произношения слов.
Сталин слушал с интересом. Он сам любил собак, но завести себе одну из них в детстве не мог. Их семья не имела постоянного жилища, а без этого о каких домашних животных могла идти речь?! Но жалел собак, и, случалось, делился с ними последним хлебом.
- Так, и что? – снова повторил он.
- А дальше ещё интереснее, - на лице Рокоссовского снова появилась улыбка. – Сержант Никешин, отыскивая мины, осторожно двигался по проходам, прокалывая землю металлическим щупом. Если острие натыкалось на мину, ложился рядом, снимал верхний слой земли и обезвреживал мину. Потом шёл дальше. Пёс следовал за ним, и тут уже не слушал хозяина, сколько тот ни прогонял его.
Пёс понял, в чём дело. Дня через четыре опередил Никешина и также осторожно пошёл среди развалин.
- Назад! – закричал Никешин. – Назад! Подорвёшься, дурак!
Но умный пёс не собирался подрываться. Он шёл носом к земле, остановился, оглянулся на сержанта и лёг на землю. Никешин подошёл к нему, и, верно щупом обнаружил мину. Разрядил её, и собака снова потрусила впереди. Опять мина. Так прошёл день.
С того времени сержант Никешин и его четвероногий подопечный работали вместе. Чутьё у пса оказалось феноменальное, он обнаруживал даже такие мины, которые щупом было трудно отыскать. Он находил самые сложные, с «сюрпризами», глубоко закопанные, нажимного действия и с тонкой проволочкой, протянутой поперёк тропы. И сержант не раз признавался себе, если бы не его лохматый друг, он, наверное, недолго бы оставался в живых. 
Слава об удивительно помощнике сапёра разнеслась по всему Сталинграду. Не верили, считали, что рассказы о способностях пса преувеличены. О нём писали в военных газетах, на него приходил посмотреть даже командующий дивизией. И даже я, уж на что был занят командованием фронта, и то выкроил время для знакомства с удивительной собакой. Ей присвоили кличку Сапёр, и она приняла её, как должное.
Сталин покачал головой.
- Чего только не случалось на фронтах, - проговорил он. – Но, в конечном итоге, этот хвостатый Сапёр погиб?
- Представьте, нет, - Рокоссовский помассировал лицо ладонями. Сталин привык ложиться поздно и пробуждался где-то к полудню. Маршалы такой привилегии себе позволить не могли, и утомление давало о себе знать.
- После Сталинграда пёс Сапёр принимал участие в разминировании наших городов, из которых мы выбивали фашистов, а дальше пошли столицы зарубежных стран – Варшава, Прага, Белград, Бухарест и, наконец, Берлин. И везде наш четвероногий герой был на высоте. Один раз его ранили в Варшаве, попал вместе с Никешиным под миномётный обстрел. Накрыл своим телом хозяина, и осколок по касательной пропорол ему бок. Чуть поглубже, и не было бы рассказа об удивительной собаке. А так доставили пса в медсанбат, о нём знали буквально все, и там лечили его «по-человечески». Лежал в отдельно боксе, рану зашили, с неделю держалась высокая температура, но сбили её, и через месяц пёс Сапёр был снова в строю.
Любил он беззаветно сержанта Никешина и батальоном дорожил, как своим родным домом.
Рокоссовский прикрыл зевок ладонью.
- Сержант вёл учёт: сколько мин было обнаружено псом Сапёром за годы войны. Вот, послушайте. Накануне Дня Победы подсчитал и поразился. Хвостатый Сапёр отыскал свыше пятисот мин, пятнадцать фугасов, которые гитлеровцы замуровывали в фундаменты домов, чтобы потом взорвать их и обрушить стены на головы наступавших советских солдат. На счету Сапёра – двенадцать подземных хранилищ с оружием, воинским имуществом и боеприпасами, а скольких людей обнаружил он под завалами, так тут счёт перевалил за тысячу…
Сталин слушал, прохаживаясь по ковровой дорожке.
- Поразительно! – проговорил он. – Просто поразительно! И что из этого следует?
- Сам не знаю, - откликнулся Рокоссовский.  – Полковник Ильин, рассказавший мне сегодня о собаке по кличке Сапёр, посетовал, что у настоящего сапёра после такой «бухгалтерии» вся грудь была бы в орденах и медалях, а пса чем и как наградить? Правда, кормили его, заботились о нём, но разве это признание его заслуг?
- Да, псу на грудь медаль не повесишь, - согласился Иосиф Виссарионович. – Кстати, какие награды у сержанта Никешина? Думаю, тут тоже не густо.
Рокоссовский сокрушённо покачал головой.
- Всего две медали: «За боевые заслуги» и «За взятие Берлина».
Сталин остановился возле маршалов.
- Сколько было говорено: обратить внимание на награды солдат. У штабных офицеров места свободного на груди не сыщешь, завешены орденами и медалями. Только успевали на себя наградные листы заполнять, а солдат, дескать, и так хорош будет. Говорил я об этом, товарищ Жуков?
Жуков вздохнул.
- Говорили, товарищ Сталин, и до сведения штабистов и политруков доводили ваши слова, но за всем не уследишь.
- А надо было следить, - упрекнул Сталин. – С чем солдаты будут возвращаться домой, как и чем докажут, что героически сражались на фронте? Вот и сержант Никешин, ведь боевая статистика его собаки – это показатели и самого сержанта. Наградить сержанта Никешина сразу тремя орденами солдатской Славы.
- Есть, - коротко отозвался Рокоссовский.
- Никешин включён в состав подразделения сапёров на Парад Победы? – осведомился Сталин. 
- Кажется, нет, – виновато проговорил Рокоссовский.
- Найти его и включить. Тут будут, кстати, его три солдатских ордена Славы.
Рокоссовский засмеялся.
- А как быть с псом? Он ведь не отпустит своего хозяина одного?
- Как быть с псом? – подумал Сталин. – Сапёры будут идти пешей колонной или ехать на автомобиле?
- В кузове автомобиля.
- Тогда пусть Никешин возьмёт пса с собой и проедет с ним по Красной площади. Это и будет награда псу Сапёру за совершённые подвиги.
- Пёс будет единственным бойцом на Параде Победы без орденов и медалей, - засмеялся Жуков.
- Исправим это упущение.
Сталин вышел из кабинета в прихожую и вернулся со своей маршальской шинелью.
- Передайте эту шинель сержанту Никешину. Пусть завернёт в неё пса Сапёра и в таком виде провезёт на машине. Это моё приказание.
Жуков и Рокоссовский поражённо переглянулись.
Сталин уловил их настроение.
- Вы полагаете, я хватил лишку, как говорят русские? Я обосную своё решение. В понятие «страна» мы включаем ныне территорию и людей, проживающих на ней. И забываем при этом, что страна – это и животный, и растительный мир, это птицы и прочая живность, вместе с которыми люди образуют экологическое единство. Эта забывчивость привела к тому, что мы перестали считаться с природой, которая сотворила человека, перестали считаться с её законами и оберегать её. Мы стали хищнически относиться к окружающей нас среде, возомнили себя «царями природы». А какие мы цари? Мы такие же творения, как те же животные и растения, только наделённые разумом. И разум этот подчас оказывает на медвежью услугу, ибо перестали мы почитать свою праматерь, сотворившую всё живое и неживое.

Сталин замолчал, подошёл к столу, выбил из трубки пепел, насыпал в неё табак и закурил. Сизый дым растёкся по кабинету.
Маршалы внимательно слушали вождя, хотя от утомления слипались веки, и всё тело наливалось свинцовой тяжестью.
- Но так было не всегда, - Сталин снова заходил по кабинету.  Говорил он размеренно, выделяя каждое слово. – Вы, наверное, помните великолепный памятник русской словесности двенадцатого века «Слово о полку Игореве»…
Жуков и Рокоссовский переглянулись. Помнить-то они помнили, правда, весьма смутно. Сколько лет прошло с той поры, когда учились, да и учёба-то была одна видимость. И то помнилось одно только название, а о чём говорилось в этом памятнике, начисто вылетело из головы.
Сталин правильно понял их молчание.
- Я напомню содержание этой поэмы. Князь Игорь в одиночку, без союзников, решил разгромить превосходящие силы половцев и отправился со своим полком к реке Каяле у Дона великого, чтобы провести там битву с кочевниками.
Он был ослеплён верой в успех, но природа не разделяла авантюру князя и всячески старалась остановить его. Автор «Слова» пишет, что солнце ему путь тьмою закрывало, ночь завывала грозою. Волки беду навывают по оврагам, лисы лают на щиты червлёные… Вот оно единство человека и природы.
Поход князя Игоря окончился неудачей. Его полк был разгромлен, понёс большие потери, а сам князь попал в плен к половцам. Ему удалось бежать, и теперь мы видим обратное, как всё, окружающее его, способствовало побегу. Сороки не стрекотали, чтобы не указать половцам путь князя Игоря на Русскую землю. Вороны не каркали, галки приумолкли. Дятлы стуком путь к реке указывают, соловьи весёлыми песнями рассвет возвещают…
Маршалы продолжали слушать Иосифа Виссарионовича. Они знали о его феноменальной памяти, а теперь он поразил их и своей начитанностью. Подумалось, и когда только успевает!

- Теперь, когда мы начнём восстанавливать наши разрушенные города, переводить на мирные рельсы народное хозяйство, мы должны не забывать и о духовной стороне жизни. Хватит потребительского отношения к природе, должно быть взаимодействие с нею. Её ресурсы не беспредельны и, потребляя их, мы должны помнить и о последующих поколениях, чтобы не оставить их ни с чем. И вот тут наш героический пёс по кличке Сапёр должен сыграть свою роль. Он проедет на Параде Победы со своим хозяином, сержантом Никешиным. Этим решением я вовсе не собираюсь уравнять собаку с солдатами и наоборот. Это показ того, как бы ни была сильна армия, без «братьев меньших» ей бы было вдвое тяжелее добиться Победы над сильнейшим врагом.
Вы согласны со мною, товарищи маршалы?
Жуков и Рокоссовский утвердительно склонили головы.
Сталин снова набил трубку табаком и окутался дымным облаком.
- Не все осознавали, что в минувшей, затяжной и кровопролитной войне воевали и «братья меньшие», без содействия которых не всё и не всегда удавалось бы нам. Собаки охраняли границу, помогали сапёрам, были санитарами и связистами, розыскниками.  А возьмите великих тружеников – лошадей! Какая громадная тяжесть лежала на их спинах, и они безропотно несли её. Служили в кавалерии, таскали артиллерийские орудия, были заняты на различных грузоперевозках. Я лично не представляю действия наших войск без лошадиной тяги.
Или я не прав, товарищи маршалы?
- Совершенно верно! Именно так! - вразнобой отозвались Жуков и Рокоссовский.
- Академик Павлов, - продолжал Иосиф Виссарионович, - поставил во дворе своего Института памятник собаке, тем самым отдав должное большому вкладу собак в научные исследования. Я полагаю, такой памятник должен быть сооружён и лошадям, без которых человечество не достигло бы высокого уровня мировой цивилизации. Причём, не такой памятник, когда всадник сидит на лошади, показывая своё главенство, а одной лошади, стоящей в свободной и горделивой позе. 
Но помогали нам не только живые существа. Леса делились с нами своими богатствами. Из брёвен и досок мы сооружали мосты и переправы, строили паромы, мостили болотные гати. Этот перечень можно продолжать до бесконечности. А горы, а реки, а моря…  Много ли мы навоевали бы без них? Вот это и есть примеры подлинного взаимодействия человека и природы, о котором так хорошо написано в поэме «Слово о полку Игореве», и которое мы совершенно упустили из вида в настоящее время…

Сталин замолчал, подошёл к окну и посмотрел во двор Ближней дачи. В полумраке тёмными массивами выступали кроны деревьев, светляками проглядывали крупные звёзды. Безмолвие и покой царили вокруг.
Стали снова подошёл к столу, за которым сидели маршалы, упрекнул сам себя.
- Заговорил я вас? Но вы сами виноваты, товарищ Рокоссовский, уж очень важную тему затронули рассказом  о необычной собаке Сапёре. Но я завершаю свои рассуждения.
Следует помнить, что величие природы – это и величие человека. В войсках  это должны хорошо осознавать. Они располагаются в полевых условиях, и потому следует с максимальной осторожностью пользоваться природными благами. Необходимо помнить, что на их воспроизводство подчас уходят столетия.
А теперь о собаке Сапёре. Ей рано уходить на отдых. Следует и дальше писать о ней в газетах, снимать в выпусках кинохроники, на встречах воинов со школьниками рассказывать о ней. Дети любят животных и будут с ещё большей любовью и вниманием относиться к ним, заботиться о них. Это станет залогом ещё большей человечности их душ, дальнейшим становлением того гуманизма, который присущ им. Участие пса Сапёра в Параде Победы придаст ему ещё большую значимость.

Сталин перевёл дыхание, посмотрел на небольшие часы, стоящие на столе. Стрелки показывали ровно три часа ночи. Вождь не любил больших напольных часов с мерно раскачивающимися маятниками. Они походили на мечи, отсекавшие мгновения человеческой жизни.
- Благодарю вас, товарищи маршалы, за то внимание, с которым вы слушали мои откровения. Что поделаешь, редко нам приходится говорить по душам. Вы свободны, поезжайте отдыхать.
«Поезжайте отдыхать» было сильно сказано. Пока маршалы доберутся до домов, пойдёт ещё час. Репетиция Парада Победы начиналась в восемь.  Стало быть, на сон приходилось не больше трёх часов. И так продолжалось изо дня в день, до самого 24 июня.
Пёс Сапёр, действительно, был участником великого Парада Победы. Завёрнутый в маршальскую шинель, он сидел на коленях сержанта Никешина, теперь удостоенного трёх солдатских орденов Славы. Сержант и Сапёр расположились на первой скамье большой грузовой машины, кузов которой вместил лучших сапёров армий и фронтов. Пёс выглядывал из шинельного воротника, был спокоен и сдержан. Он будто осознавал всю меру выпавшей ему громадной чести, и всем своим видом старался соответствовать ей.
Не все журналисты и фотокорреспонденты газет заметили свёрток на коленях одного из сапёров. А если кто и заметил, то, может, счёл его за какой-нибудь вид оружия. 
После того, как машина с сапёрами проехала по Красной площади и остановилась в отведённом ей месте, особисты тотчас же забрали у сержанта Никешина шинель Сталина. Негоже было оставаться маршальской шинели в руках простого, хотя и заслуженного сапёра.
Сталин вспомнил о собаке недели через две после Парада Победы, он принимал маршала Рокоссовского в своём кремлёвском кабинете. Речь шла о назначении Константина Константиновича министром обороны Польши.
Когда были обговорены все детали новой должности маршала и обсуждены вопросы военного сотрудничества Польши и Советского Союза, Сталин осведомился: - Да, а что с псом по кличке Сапёр? Где он теперь?
Рокоссовский пожал плечами.
- Пока в Москве. Находится вместе с сержантом Никешиным в казарме одного из подразделений Московского гарнизона.
- Почему? – удивился Сталин.
- Не решили, как с ним быть? Хорошо бы было поместить его приличный собачий питомник, всё-таки он необычный пёс. Но таких питомников нет в послевоенной Москве. Есть предложение отправить его на границу, в питомник для служебных собак. Но вряд ли пёс Сапёр придётся там ко двору. Он дворняга, а у пограничников элитные служебные собаки-овчарки. И потом, как разлучать пса Сапёра с его хозяином?
Сталин укоризненно покачал головой.
- Значит, и сержант Никешин никак не дождётся своей демобилизации?
- Получается, так, - виновато согласился Рокоссовский.
- Удивительное дело. Вы, Константин Константинович, на фронтах решали вопросы громадной стратегической важности, а в вопросе с судьбой сержанта Никешина и его собаки забуксовали.
Рокоссовский развёл руки в стороны.
- Ждали вашего решения, товарищ Сталин. Всё-таки пёс – кавалер маршальской шинели.
Иосиф Виссарионович от души рассмеялся, что случалось с ним редко.
- Вот уж не думал, что придётся решать и собачью судьбу. А по мне нужно сделать так: негоже разлучать сержанта Никешина с его четвероногим питомцем. Всё-таки они боевые друзья. Демобилизуйте обоих и пусть едут домой. Откуда он, Никешин?
- Из Красноярского края, - отозвался маршал.
- Вот и пусть едут к себе в Красноярский край. Думаю, найдут себе там занятие.

И, верно, нашли. Сержант Никешин стал работать, как и до войны, плотником в родном колхозе. О собаке по кличке Сапёр узнали в его Кежмском районе из газет и выпусков кинохроники, и каждому хотелось увидеть необычного пса. Приходили к Никешину домой, приглашали на встречи с рабочими коллективами и школьниками. Рассказы сержанта слушали с большим интересом, собаку Сапёра гладили  и не скупились на угощения. И бывший сержант и трудом останавливал доброхотов, следя за тем, чтобы его питомца не перекармливали.
В свободное время Никешин занимался охотой и рыбной ловлей, и пёс Сапёр и тут был на месте и высоте.
Умер прославленный пёс через пять лет после окончания Великой Отечественной войны. 
Никешин похоронил его в своём подворье, под большой пушистой пихтой.  Установил на земляном холмике деревянную пирамидку, а на металлической пластинке выгравировал: 
«Пёс Сапёр. Сталинградец. Участник Великой Отечественной войны. Кавалер маршальской шинели».
И все согласились с тем, что эпитафия верна и справедлива.

Эта история при всей её невероятности была в действительности. Заметка о собаке по кличке Сапёр и её хозяине, сержанте Никешине, была напечатана в одной из израильских газет. В ней было всё правильно, но читалась она с чувством лёгкой досады. Сколько у нас было написано материалов о Великой Отечественной войне, все старались выявить масштабное и судьбоносное, писали о героических свершениях, а такие вот, чисто человеческие случаи, нередко выпадали из поля зрения авторов публикаций. А ведь эти факты тоже характеризовали советских солдат с лучшей стороны, показывали их не только как стойких воинов, но и как людей, которым по известному определению «ничто человеческое не было чуждо».

Изображение: Комаров А.Н. "Собаки-миноискатели".