Участники Третьей Мировой Донецкой

Начало в №№ 85 и 92.

Время действия - апрель 2015 год
Южный рубеж Донецка – поселок Трудовские

Часть 3

Вадима я заметила уже с автобуса, он стоял около посадки (посадка – местное название лесополосы) с несколько загадочным видом.
- Ты паспорт взяла? – это был его первый вопрос после «здрасьте».
- Взяла, - я и фотоаппарат взяла, подумала я про себя.
В прифронтовом городе в условиях комендантского часа паспорт полагалось носить с собой всегда, тем более в районах, которые фактически находились на линии огня – через 1,5-2 километра укровские позиции.
И так, экскурсия под рабочим названием «вот что наделала война проклятая» началась. Я нащупала фотоаппарат в сумочке.

Мы пошли через посадку, которая ранней весной из-за безлиственности деревьев просматривалась почти насквозь. 
- Ты паспорт взяла? - опять спросил меня Вадим.
- Да, взяла. Я еще редакционное удостоверение взяла, - сказала я довольно жестко, излишнюю опеку нужно вовремя прерывать.

Внезапно посадка закончилась, и мы оказались на открытом пространстве – слева виднелась жиденькая посадка, переходящая в пустырь с редкими кривыми деревцами, справа – трехэтажное здание школы. Посредине между ними петляла дорога без тротуара, которая на горизонте упиралась в одноэтажные дома частного сектора.

Началась фронтовая дороженька «прислушивайся, приглядывайся, смотри под ноги».
Собственно ради этого «пейзажа» я и рвалась сюда.
Местность поразила своей заброшенностью и, я даже сказала бы, какой-то отрешенностью и безликостью. Ну вот, я и попала в сталкерскую зону. 
Ранней весной еще не было листьев на деревьях. Крона хорошо просматривалась -поломанные ветки толщиной с кулак, развороченные кроны деревьев и кустарника, порванная кора словно раны на деревьях.
Я продолжала осматриваться. Впереди прямо на дороге недавно засыпанная воронка от снаряда, слева от дороги еще несколько, но зияющие землистым дном глубиной до метра.

- О, видишь танк проезжал, - сказал Вадим, указывая на следы от гусениц.

Покрытие дороги можно было с большей натяжкой назвать асфальтовым, полотно дороги было усыпано землей, гравием и еще бог знает чем.

- Вот и первая гильза, - Вадим поднял с дороги гильзу от крупнокалиберного пулемета.
Через метр еще такая же, рядом с ней осколки от снаряда толщиной примерно 1,5 сантиметра. 
Так, подумала я про себя, надо под ноги смотреть, не то наступишь на что-нибудь взрывоопасное. 

Справа 4-хэтажное здание школы идеально подходило под поговорку «как после бомбежки». Ни одного целого окна, некоторые проемы окон заделаны ДВП, из развороченной взрывами крыше торчали косо обломанные балки, крыши, как таковой, практически не было.

От дороги школу отделяло пространство, поросшее бурыми бодыльями сорняков, перезимовавшими лютую военную зиму.
Всюду заброшенность, но, тем не менее, казалось, что за каждым камнем, холмиком земли, жиденьким деревцом может таиться нечто безликое, но несущее опасность.
Я потянулась к фотоаппарату, но Вадим перехватил руку – «не надо, в посадке может быть пост ополченцев, загребут тебя». Вадим всегда был на страже, особенно после того, как год назад меня сдали в полицию бдительные бабушки, у меня еще в то время не было редакционного удостоверения.
Спорить с ним было бесполезно.

Слева показался здание детского садика такое же разгромленное, как школа. Большой плакат выглядывал из разбитого проема окна. На нем почти с метровыми буквами от руки было написано «Объект охраняется Оплотом (подразделение ополчения)» - хоть какая-то защита от мародеров.

Да, до войны здесь было оживленно - детский садик, большая четырехэтажная школа, выезд на центральную магистраль.
Сейчас за двадцать минут пути мы не встретили не единого человека.

Мы, наконец, дошли до домов частного сектора. Пустые гильзы от патронов и осколки от снарядов разного калибра, которыми была усеяна дорога, уже перестали удивлять, и слились в некое естественное дополнение к ранее увиденному.

Улица из одноэтажных аккуратных домиков встретила непривычной тишиной, не было слышно лая собак, возни кур за забором, ни других звуков сопровождающих сельскую жизнь.

Большинство жителей покинули дома, но потому что во многих дворах был относительный порядок, можно предположить, что люди не бросают свое гнездо и время от времени наведываются, поддерживая порядок.

- Вот видишь этот дом, - Вадим указал на уютный домик за синим забором, - сюда снаряд угодил при самой первой бомбежке. Погибла вся семья – отец, мать и двое детей. Из семьи остался только дедушка, он жил на Брикетной. 

- Да жуткая трагедия, отозвалась я, - на старости лет в один день остаться без сына, невестки и двух уже подросших внуков (дети десяти и двенадцати лет) … не представляю, как пережить такое горе и умом не тронуться, даже в голове не укладывается. Помню, люди рассказывали, что ополченцы помогали хоронить. Дед был в прострации и непрерывно плакал. Хоронили трупы, завернутыми в простыни. Не знаю почему, может, гробов не хватало, тогда при артналете много людей погибло.

Пока Вадим рассказывал об обстрелах, я достала фотоаппарат и щелкнула пару снимков.
- Ну…- начал Вадим, но было уже поздно, камера зафиксировала двор.

……………

Мы шли по улице, а Вадим продолжал рассказывать о соседях, о том, кто как пострадал, о своих ощущениях во время обстрелов «сидишь в подвале слышишь бабахи и думаешь, когда выйдем наружу, дом будет целым, или мы увидим всего лишь кучу строительного мусора, а, может, нас откапывать придется».
В какой-то момент его голос отдалился от меня, слова слились в невнятный говорок, слышный как будто бы издалека, и я все больше погружалась в свои мысли.

Может наша ситуация на Донбассе не оригинальна? 
Некоторые до сих пор не могут прийти в себя – ой, мне война не снится? После того, как пару раз в окна шарахнет взрывом, приходит осознание «нет, не снится».

Артобстрелы, гибель всей семьи одномоментно, гнусные мародеры, молодая мамочка, накрывшая своим телом трехмесячного малыша. А еще коллаборационисты всех мастей, глухая в молчаливой ярости своей оборона стариков, своей плотью, заслоняющих родное гнездо, молодые ополченцы, безвозвратно сгинувшие на фронте. Сюда же - подонки за 200 гривен продающие чужие жизни, скрытые предатели, спрятавшие свои убеждения глубоко в себе, и ополченцы, захороненные на аллее «Славы». И к этим событиям – ребенок, разорванный на части снарядом, мирное население, которое терпит, стиснув зубы, задавая только один вопрос «когда, когда, когда же закончится война?» - это все составляет нынешнюю войну на Донбассе. 

Отличие от других войн состоит лишь в том, что войну назначили непосредственно в густонаселенном промышленном районе, где один населенный пункт плавно перетекает в другой. Война происходит в Донбассе, напичканном вредными производствами, безвредность существования которых может поддержать лишь мирная жизнь. 

Особый цинизм и бессовестность заключается в том, что в люди живут в зоне обстрела, порой в 500 м от позиций врага. Перемирие для Донбасса означает позиционные, оборонительные бои и борьбу за каждый кусочек «серой» нейтральной полосы.
Но так же, как в любой другой войне, войну на Донбассе может прекратить только победа! Да, только Победа армии Новороссии над киевской профашистской хунтой!

……………

Мы уже почти дошли до конца маршрута. Я вынырнула из глубин своего сознания, голос Вадима вновь зазвучал рядом. 
- Дмитро (Дмитрий – укр.яз.), помнишь его? Представляешь, вытаскивает водительские права, а у него в документах шеврон ВСУ.

Я резко остановилась, и уже без всякой наигранной наивно-беспечной улыбки на лице сказала:
«Передай Дмитру, что если всушники с наскока ворвутся в поселок и займут пару улиц, то пусть он не спешит встречать хлебом-солью,- ополченцы выбьют их отсюда через 2-3 дня. Нациков (участники Правого Сектора) и ВСУ здесь, в Донецке, не будет никогда, от слова ни-ког-да! Ибо другого не дано - только наша победа закончит войну!».

P.S. 

В 15-м году огород засадили – картошка, помидоры и прочая огородина. Магазины и рынки были абсолютно пусты, поэтому решили надеяться исключительно на себя, в 16-м - только картошку. В 17-м – решили не заниматься огородом, опасная для жизни зона, обстрелы не только не утихли – они резко обострились. К тому же снабжение продуктами уже более-менее наладилось.