Лев Толстой в Ховалинге

Добро, которое ты делаешь от сердца,
ты делаешь всегда себе.
Л. Толстой

«Уж сколько раз твердили миру…» - писал баснописец И. А. Крылов. 
Правда, писал он не о том, о чём хочется рассказать. Просто его слова удивительно точно, подходят к содержанию нашего будущего повествования. Уж сколько раз твердили миру, что не стоит отодвигать книгу на второй план, подменять её интернетом, компьютером, мобильным телефоном, и чем там ещё. Во все времена людской истории книга была добрым советчиком, обогащала духовно, уж, конечно, никогда не изменяла и не предавала, и не грозила здоровью человека, как нынешние средства электронной информации.
Книга способна изменить мировоззрение читателя, определить его жизненный путь, и не одного его, а, пожалуй, и целого поколения.
Но поговорим по порядку.
Прежде всего, что такое Ховалинг. Это дальний регион в южной части Таджикистана, Предпамирье. Громадные хребты теснят там один другого, зубчатые вершины, словно пилы, врезаются в синь неба. Горы обступают небольшое урочище, оставляя немного места для селений и полей, на которых сельчане выращивают пшеницу, овощи, а на пустошах выпасают скот. Посреди урочища озерцо, похожее на голубой глаз, внимательно всматривающийся в окрестности. На берегу этого водоёма расположилась птицеферма, где разводят кур и уток. Уток много, они разноцветными островками заполонили озеро; гомон кур и утиное кряканье разносятся по урочищу.
Ховалинг – красивейшее место во всём Таджикистане. Его горные сады славятся яблоками, урюком, черешней, сливами, сладкими, без единой червоточины. Весной и летом разнотравье растекается по урочищу, окрашивая его в нежнейшие радужные цвета. Осенью золото увядания сменяет изумрудное великолепие, а зимой обильные снега стирают все краски, меняют их на чёрные и белые, ложатся тяжким грузом на вершины хребтов, который словно проседают под их тяжестью.
Богат Ховалинг живностью: оленями, кабанами, медведями, дикобразами, встречаются леопарды. Из птиц водятся куропатки, таджикские фазаны, тибетские улары, горные гуси и многое другое. Рай для охотников и промысловиков.
Но главной достопримечательностью Ховалинга считаются «Чиль духтарон» - «Сорок девушек». Это громадные каменные столбы, которые время, дожди и ветра, точно искусные каменотёсы, отшлифовали до гладкости. Каменные исполины издали, действительно, похожи на фигуры девушек, закутавшихся в плотные одеяния. Осенние туманы заволакивают природные изваяния своим плотным серым покровом, ветер колышет его, и тогда кажется, что скальные массивы движутся, устремляясь к ближайшему ущелью. 
И, конечно же, «Чиль духтарон» породили много легенд. Одна из них рассказывает, что много веков назад арабы вторглись в Ховалинг. Его девушки отличались особой красотой, потому что бактрийцы, жители этого региона, никогда не смешивались с чужеземцами. И девушки были стройны, как топольки, светловолосы, с большими зелёными глазами.
Арабы отобрали из них сорок самых лучших, чтобы отвезти в дар своему халифу. Но горцы превыше всего дорожили свободой, и ночью сорок девушек сумели выбраться из заточения и пустились бежать в горы, чтобы укрыться там, в извилистых ущельях. Поутру арабы пустились в погоню. На лошадях они уже настигли беглянок, и тогда те, чтобы не стать рабынями, окаменели…
Селение Оббурдон расположилось неподалеку от каменных Сорока девушек. Селение небольшое, около ста дворов, как и другие в Ховалинге. И Аслон Шодиев, хоть и живёт в Оббурдоне сызмальства, а всё-таки так и не привык к уникальному творению природы. И в раннем детстве, и потом школьником, возвращаясь домой, всегда останавливался и смотрел на каменные изваяния. И всякий раз они виделись по-иному, к ним просто невозможно было привыкнуть. А что же говорить об альпинистах, которые приезжали из всех республик Страны Советов, чтобы отправиться на покорение таджикских семитысячников? Завершить сезон восхождений и не запечатлеться на фоне Сорока девушек, было так же невозможно для альпинистов, как расстаться с увлекательнейшим в мире занятием – путешествием по горам.
Аслон Шодиев был невысоким, но ладным пареньком. Подвижным, гибким, выносливым, как и все юные горцы, которым постоянно приходилось карабкаться по скальным массивам, где они собирали дрова. Густые чёрные волосы и тёмно-карие глаза дополняли его портрет. Красавцем его не назовёшь, но мужчине и не нужна броская красота, у него в жизни другое предназначение. 

Вот только с грамотностью у Аслона не всё было в порядке. В Оббурдоне была школа-восьмилетка, которую он и окончил. Обещали открыть десятилетку, но пока только обещали, продолжать учёбу в райцентре было далековато, да и в распутицу дорога туда закрыта. И подросток стал помогать отцу в его занятиях. Отец работал лесничим, хотя больших лесов в Ховалинге не было. Были поросли арчи, древовидного можжевельника, боярышника, шиповника, дикой вишни и барбариса, перевитые плетьми виноградников. Откуда было взяться лесам в Ховалинге, когда весной начинали таять обильные снега, по горным склонам вниз устремлялись сели, которые точно бритвы оголяли горы до их подножия. Потому лесничие больше оберегали имеющиеся зелёные островки от местных жителей, чтобы те не рубили арчу на дрова. Ну и задача им была определена – восстанавливать утраченные леса. Высаживали в горах маленькие стволики арчи, близ скал, там, где сели их не заденут. 
Труд, как говорится, устремлённый в дальнюю перспективу. 
Арча растёт по сантиметру в год, когда такие леса поднимутся? Аслон видел в дальних горах арчу со стволом в два обхвата. Учитель географии им говорил, что таким деревьям по две тысячи лет. Удивительно ребятам было это слышать, получается, что эти древесные гиганты самого Александра Македонского видели.
Время шло незаметно. Школу-десятилетку в Оббурдоне так и не открыли, не до неё было. Началась война с фашистской Германией. Из Оббурдона ушли на фронт пятьдесят мужчин. Письма от них приходили редко и читались всем селением. Присылали и «похоронки», и тогда у всех было траурное настроение. 
В 1942 году Аслону Шодиеву исполнилось восемнадцать лет, и он получил повестку, в которой предписывалось ему явиться в районный военкомат. Призывники гадали, где им придётся воевать. Кто-то угадывал, а вот Аслон нет. Его отправили в Приэльбрусье. Из таких, как он, молодых солдат, выросших в горах, формировали отдельные горнострелковые бригады, экипированные для войны в горах. Обучение было недолгим, и вскоре начались бои на склонах Эльбруса.
Сама природа Кавказа чинила трудности фашистам. Началась на удивление ранняя зима, многоснежная, с сильными морозами, буранами и лавинами. Всё это Аслон Шодиев повидал у себя в Ховалинге. Но там можно было непогоду переждать дома, у горящего очага, а тут приходилось воевать, не считаясь с холодами. 
Командование 302-й стрелковой дивизии нуждалось в свежих данных о противнике. Попытки захватить языка в последнее время были безуспешными. Решено было послать разведгруппу через перевал Аху, через ущелья в Баксанскую долину, и там собрать сведения о гитлеровских частях. В группу вошли восемнадцать физически крепких бойцов, в числе которых был и Аслон Шодиев. Командовал лейтенант Сорокин.
Шли пешком, проваливаясь в глубокий снег. Лыжи в горах – не помощь, а помеха.
Ночевали в трещинах, между скалами. Температура под минус тридцать, но группа неуклонно поднималась вверх. К перевальной точке вышли под вечер, соблюдая предосторожности, чтобы не наткнуться на засаду, а наутро начали спуск на северную сторону.
Никогда Аслон Шодиев не думал, что можно трудиться с предельным напряжением сил в сложнейших условиях высокогорья.
Разведка прошла успешно, захватили бывший альпинистский лагерь «Молния», где находился взвод фашистских егерей. Пользуясь внезапностью нападения, уничтожили их полностью, а потом затаились в лесу. 
Несколько суток пробыли разведчики в Баксанской долине. Ночью передвигались по залесенным склонам, днём из укрытий вели наблюдения. Лейтенант Сорокин не выпускал из рук бинокля, наносил на карту ориентиры. Гитлеровцы двигались по дороге отрядами, пешком или на машинах. Сосредотачивались в низинах, строили укрепления.
Расстановка сил в Баксанской долине стала ясной. Захватив двух «языков», группа Сорокина стала отходить. Теперь шли и днём, прорывались, перестреливаясь с фашистскими засадами.
За эту операцию лейтенант Сорокин был награждён орденом Красной Звезды, бойцам вручили медали «За отвагу». Такая медаль заблестела на груди и ховалингца Аслона Шодиева.
Бои на Кавказе продолжались. Горным стрелкам 302-й дивизии была поставлена задача: снять фашистские флаги с кавказских вершин. Небольшой, но сильной группе предстояло совершить зимнее восхождение на Эльбрус. Аслон Шодиев вошёл в эту группу. Вышли ночью. Видимость была плохой, дул порывистый ветер, снег слепил глаза, густой туман скрадывал окрестности. Наконец, поднялись на Западную вершину Эльбруса. Развевавшийся там фашистский флаг был снят, ветер подхватил его и унёс в глубокое ущелье. Через несколько дней другая группа советских бойцов-горовосходителей сняла такой же штандарт и с Восточной вершины Эльбруса, и водрузила там советское знамя.
За успешное выполнение этого задания бойцы были награждены медалями «За отвагу». Аслону Шодиеву была вручена вторая такая же медаль.

Почти год 302-я стрелковая дивизия освобождала территорию Закавказья от укрывавшихся в ущельях остатков фашистских подразделений.
Аслону Шодиеву исполнился двадцать один год. Немного в условиях мирной жизни, а на войне, где каждый год можно считать за три, он был уже крепким солдатом, накопившим боевой опыт. Везение сопутствовало ему, за всё время фронтовых будней он ни разу не был ранен. Но всё, как говорится, до поры, до времени. В боях под Клухорским перевалом его батальон попал под миномётный обстрел. Аслона хлестнуло по ноге чем-то горячим, и от боли он потерял сознание. Пришёл в себя в медсанбате, но ранение было серьёзным, и его переправили в госпиталь в Тбилиси.
Рвущая боль пронизывала всё тело, и молодого солдата без промедления уложили на операционный стол. Трое суток он был в забытье после операции, а когда пришёл в себя, то увидел стоявшего у его кровати пожилого врача, худощавого, с пристальным взглядом и седоватыми усами.
- Больно, да? – спросил врач.
Аслон шевельнул запёкшимися губами.
- Больно.
- А ты как хотел? – врач укоризненно покачал головой. – Тебе осколки в клочья бедро порвали и раздробили коленный сустав, по кусочкам тебя собирали. Сперва хотели ампутировать ногу, но потом пожалели тебя. В двадцать лет безногим бы стал. Пять часов тебя оперировали, да и контузия у тебя от разрыва мины. Теперь выздоравливай.
Врач умолчал о главном. Ногу, как он сказал, собрали, но коленный сустав утратил подвижность, перестал сгибаться. Инвалидность, в те же самые двадцать лет.
Боли в повреждённой ноге были сильными, и контузия давала о себе знать. Тело было, как чужое, голова раскалывалась на части, и прибавилось заикание.
- Всё пройдёт, - сказал хирург-грузин. – Молодой, встанешь на ноги. Терпения наберись. Обезболивающие уколы тебе не делаем, привыкнешь, потом без них не сможешь обходиться. Собери волю в кулак и не поддавайся унынию.
Но не поддаваться унынию было трудно. Нога не сгибалась, походила на бревно. Ночами Аслон Шодиев не мог уснуть. В двадцать лет с небольшим он потерял былую подвижность и здоровье, как теперь жить? Тягостные раздумья ослабляли волю к жизни, выздоровление шло медленно.
Счастливый случай пришёл ему на помощь. В один из дней в палату внесли раненого и положили его рядом с Шодиевым. Он постанывал, мелово-бледное лицо было искажено мукой. Придя в себя, он осмотрелся по сторонам. Взгляд остановился на Аслоне.
- Шодиев, ты? – спросил он удивлённо.
Аслон взглянул на соседа по палате. Это был лейтенант Сорокин, с которым вместе ходили в разведку в Баксанскую долину.
- Я, - отозвался Аслон. – Товарищ лейтенант, неужели это вы? Вот так встреча.
Встреча и впрямь была удивительной, но на войне чего только не случается.
День, другой, третий. Разговоры бодрили, выравнивалось и настроение.
Лейтенант рассказал, что его группа шла ночью по Шхельдинской морене. Сорокин прокладывал дорогу, снежный мостик через трещину в морене обрушился, и Сорокин упал в провал.
Трещина была глубокой и уходила под лёд, вправо. Сутки старались бойцы вызволить своего командира из ледовой западни. Наконец, это им удалось, но Сорокин сильно обморозился. Пальцы на ногах потеряли чувствительность, почернели. Гангрена, определили врачи. Чернота шла выше, и пришлось ампутировать обе ступни.
- Так что, видишь, тебе повезло больше, чем мне, - заключил Сорокин.
- Ничего, - попытался утешить командира Аслон. – Главное, товарищ лейтенант, мы остались живы.
- Аслон, давай, оставим чины и звания, - предложил Сорокин. – Мы уже не в боевой части, я ненамного старше тебя, зови меня Анатолий.
Сорокин рассказал о себе. По профессии он журналист. Его определили сотрудником в дивизионную газету, но он не хотел, просился в действующую часть. Его ходатайство удовлетворили, воевал смело, мстил фашистам по мере сил и возможностей. 
Аслона удивляла в Сорокине любовь к книгам. Едва только он оправился от болей, как достал из-под подушки книгу и принялся читать. Иногда улыбка скользила по его губам, покачивал головой, бормотал что-то одобрительное. 
Анатолий восстанавливался быстро.
- Что тебе помогает? – спросил Аслон.
- Лекарство у меня сильное, - ответил Сорокин, - никакие уколы с ним не сравнятся.
- А мне не можешь дать?
Сорокин бросил на него взгляд.
- Могу, только потом не пожалей. Привыкнешь к нему, до конца жизни не оставишь.
Аслон Шодиев задумался, а потом решился.
- Давай, хочу поскорее выздороветь.
Лекарство оказалось удивительным. Сорокин достал из-под подушки ещё одну книгу и подал Аслону.
- Держи.
Аслон подумал, что Сорокин шутит, но тот оставался серьёзным.
- По-русски можешь читать?
- Плохо, - признался Аслон. – В школе учили русский язык, но учителей то не было, то менялись. Говорили чуть-чуть, а читать не приходилось. Я ведь учился в таджикской школе.
- Всё равно читай, - посоветовал Анатолий. – Какие слова будут непонятны, спрашивай, и по содержанию задавай вопросы. Вместе разберёмся.
Аслон Шодиев раскрыл книгу.
- Лев Толстой, - прочитал он. – Это кто был?
- Писатель русский, - отозвался Сорокин, - великий писатель. Многому он тебя научит. Начинай с первой страницы.
- «Кавказский пленник», - по складам произнёс Аслон. Непривычно было читать по-русски, да и заикание от контузии мешало.

Ему стало интересно, ведь и он воевал на Кавказе. Начало повести сразу увлекло: «Служил на Кавказе офицер…» И он, Аслон Шодиев, тоже служил там же, только не офицером, а рядовым, но всё равно, почти в одних местах с Жилиным действовали.
Оказалось, что это другая война была, не с фашистами, но всё равно интерес к книге не проходил. Аслон читал медленно, одолеет страницу и начинается ломота в висках, закрывал глаза и выжидал с полчаса. Потом снова углублялся в содержание. То и дело донимал Сорокина: а это как понимать, а почему кавказцы так не любили русских солдат, сейчас ведь вместе с ними с фашистами сражаются…
Сорокин иногда даже злился, но всё равно старался доходчиво объяснять непонятное.
Книга, и верно, оказалась хорошим лекарством. Отвлекала от размышлений об инвалидности и от болей, а уж сколь многое давала, так об этом и говорить не приходилось. 
Прочитал Аслон повесть, закрыл книгу и задумался. Неизвестно, что писатель хотел сказать другим, а ему, Аслону Шодиеву, прямо подсказал, как жить надо. Хочешь в жизни выстоять, будь таким, как Жилин, не поддавайся бедам. Костылин рыхлый был, слабый духом, от того и сидел в яме дольше сослуживца, до той поры, пока его не выкупили.
Жилин же сам добыл себе свободу. И уже по-другому стал относиться Аслон Шодиев к своей искалеченной ноге. Конечно, инвалидность – не радость, но вон Сорокин обеих ног лишился, а не утратил стойкости. И он, Аслон, найдёт себе место в жизни, никому в тягость не будет.
Прочитал «Рубку леса», «Набег» - эти повести ему меньше понравились. Сам был помощником лесничего, каждое дерево берёг, а тут целые леса вырубами, чтобы горцам негде было укрываться. Когда теперь деревья снова вырастут?
Затем пришла очередь «Севастопольских рассказов». Тут совсем другое дело, рассказывал писатель о мужественных русских солдатах, таких, каких Аслон на фронте повидал, и каким сам старался быть. А потом стал читать «Хаджи Мурата». Трудно давалась ему эта повесть, много людей, у всех разные натуры и намерения, но сам Хаджи Мурат ему понравился, своим крепким характером, презрением к опасностям. Вот только неправильный путь выбрал, через это и погиб.
Читал Аслон Шодиев книгу, так увлекался, что многое забывал, где находится и что с ним. Так же, как Сорокин, покачивал головой и улыбался, а то серьёзнел и хмурился. И долго думал потом о прочитанном. Сам заметил, что Лев Толстой научил его размышлять, а это начальные шаги к осмысленной жизни. Прежде жил одним днём, обыденными делами, а вот задумываться над такими вопросами: зачем живёшь и правильно ли устроил себе жизнь, какая от тебя польза окружающим, не приходилось. Молод был и не имел жизненного опыта. С книгами же проживаешь несколько жизней. Оттого и кругозор становится шире.
- Хорошее я тебе лекарство дал? – шутливо поинтересовался Сорокин.
- Хорошее, - искренне ответил Аслон Шодиев. – Книги воспитывают человека не хуже добрых наставников, да они и сами являются такими.
- Подожди, что скажешь, когда дойдёшь до «Войны и мира».
- После «Хаджи Мурата» можно будет начать?
- О, нет, - Сорокин несогласно покачал головой, - этот роман требует высокой образованности и зрелого ума.
- Я стану таким, - уверенно отозвался Аслон.
Он уже вставал с койки, правда, боль от искалеченной ноги огнём прокатывалась по телу, но вспоминался Жилин, который словно подбадривал солдата своим примером. Аслон делал первые шаги, только нога не гнулась, приходилось сбоку заносить её. Но терпел. С каждым днём увеличивал пройденное в коридоре. Наконец, ему разрешили выйти в госпитальный парк.
Вышел Аслон Шодиев, опираясь на костыли, и задохнулся от обилия впечатлений. Он уже отвык от многообразия природы. В горах Кавказа видел только зиму с её черно-белыми красками, а весну и начало лета провёл в больничной палате. Парк был наполнен птичьим гомоном, промытые дождями деревья блестели, словно отлакированными, листьями, тени чередовались с солнечными лужайками, и над всем этим великолепием раскинулось иссиня-голубое небо. А аромат свежей травы и цветов, а тёплый ветерок, овевавший лицо! И так захотелось солдату домой, в родной Ховалинг, где природа хоть и была иной, но всё-таки не уступала здешней. 
Всё бы ничего, но контузия дала себя знать. Заболела голова, да так, что, казалось, вот-вот лопнет, по телу разлилась слабость. Аслон пошатнулся и едва не упал, но стоявшая рядом санитарка поддержала его и отвела в палату.
- Хорошо на воле? – с лёгкой завистью поинтересовался Сорокин.
- Здорово! – согласился Аслон.
- Ничего, - Анатолий уже сидел, опершись спиной на подложенные подушки. – На той неделе мне обещали изготовить деревянные подпорки с выемками для колен. Начну с костылями на них передвигаться, а потом придёт очередь протезов. Мы с тобой ещё посоревнуемся, кто быстрее будет бегать.
- Дай-то Бог, - улыбнулся Аслон.
И пришёл день, когда его выписали из госпиталя. Теперь обходился одним костылём, долго не мог ходить, но с ним передвигался довольно уверенно.

С лейтенантом Сорокиным простились по-родственному.
- Ты мне глаза на мир открыл, - с искренней благодарностью обратился Аслон к Анатолию. – Никогда не думал, что в книгах таится такая сила.
Постоянное чтение обогатило его словарный запас, и теперь по-русски он говорил свободно и мог обстоятельнее выражать свои мысли и ощущения.
- Смотри, не расставайся с ними, - предостерёг его Сорокин, - а то забьёшься в свои горы и забудешь, как они выглядят.
- Теперь уже не смогу обходиться без них, - отозвался Аслон, - а с Львом Николаевичем у меня особые отношения. 
В родном Ховалинге Аслона Шодиева встретили восторженно. Немало фронтовиков вернулось домой, немало было и погибших, и вид земляка в солдатской форме, с двумя медалями на груди внушал горцам почтение.
Отец, всегда сдержанный и серьёзный, не мог сдержать слёз. Он провёл рукой по черноволосой голове сына и прочувствованно сказал: - Ничего, Аслонджон, главное, живой вернулся, а всё остальное приложится, - вздохнул и дополнил, - тебе всего четверть века, а выглядишь совсем взрослым. Война быстрее жизни старит.
Радостно всхлипывали мать и сёстры. Соседи, друзья и знакомые ежедневно приходили в дом Шодиевых. Толковали о пережитом, желали здоровья и хорошенько отдохнуть после пережитых испытаний, а вот этого молодому фронтовику как раз и не хотелось. Ему хотелось трудовой, осмысленной жизни, а не безделья, и была цель – обязательно прочитать «Войну и мир» Толстого. Войну он видел и участвовал в ней, теперь вот окунулся в мирную жизнь. Но каковы они с точки зрения великого писателя и мыслителя, что нового может поведать он своему преданному читателю?
Аслон раздумывал о том, чем ему заняться. Помощником лесничего ему больше не быть, с негнущейся ногой, на костыле, не очень-то походишь по горам. Серьёзных предприятий в Ховалинге не имелось. Его население занималось сельским хозяйством, в своих подворьях выращивали скот. Была птицеферма, но там трудились, в основном, женщины.
Выход нашёлся. Пришёл к Шодиевым в гости учитель физики Гаюров, пожилой, сутуловатый человек. Седина обильно запорошила его голову, продольные морщины прочертили щёки.
- Слушай, солдат, - сказал он без долгих предисловий, - ты знаешь, что у нас теперь школа-десятилетка?
- Отец говорил, - отозвался Аслон.
- Ты молодой, надо учиться, хотя бы аттестат зрелости получить.
- Я думал об этом, но не буду же я сидеть в классе с юнцами. И потом сидеть на шее отца мне как-то не к лицу.
- Правильно мыслишь, - согласился Гаюров. – Я теперь директор школы и мне нужны мужчины, а то один женский коллектив. Давай я тебя оформлю сторожем…
Аслон улыбнулся.
- Ну, на сторожа я не очень похож…
- Кроме того, будешь плотником, и помогать завхозу, - продолжал Гаюров, не слушая его возражения. – Зарплата будет набегать неплохая. Думать нечего, соглашайся. Ночью отдежуришь, а утром в класс. Ничего, посидишь с юнцами, не настолько далеко ты ушёл от них.
Аслон подумал и согласился.
С того дня он был занят сутками. Из школы уходил только родных проведать, а так всё время был при деле. Руки у него были умелые, двери и оконные рамы подогнать, стеллаж какой сделать, рамки для учебных пособий… Помогал завхозу в его хлопотных занятиях, а вечера и ночи были всецело в его распоряжении. Он оценил работу сторожа по достоинству, мог читать книги, готовиться к урокам. В школьной библиотеке книг было мало, сестры доставляли ему литературу из районной библиотеки.
Теперь в школе была учительница русского языка и литературы Ирина Сергеевна Волобуева. Она была ровесницей Аслону, невысокая, худенькая, красавицей её не назовёшь, но трудилась старательно и в школе её уважали. Аслон знал, что она сама из Рязани. Отец сложил голову на фронте, мать и сестра погибли при бомбёжке, фашисты сбросили бомбы на эшелон, в котором эвакуировали местных жителей. Горе словно придавило Ирину, и Аслон старался отвлечь её от затаённых переживаний. Помогал, чем мог, вызывал на разговоры, рассказало своей любви к творчеству Толстого. Это поразило Ирину, и она взяла шефство над вчерашним солдатом. Он был инвалид, хотя и не старался выказывать это, её тоже опалило войной, и они прониклись доверием друг к другу.
Ирина окончила педагогический институт в Алма-Ата. Из Рязани студентов в самом начале войны перевели в этот город. Завершила учёбу, направили в Таджикистан, где были нужны учителя русского языка и литературы, а там послали на работу в далёкий Ховалинг.
- Повезло тебе, - Аслон был искренен в своих уверениях. – Ты посмотри, какая у нас красота. А люди, отзывчивые, душевные. Горы облагораживают людей, сама увидишь.

Они подружились, и Ирина уже не чувствовала себя такой одинокой. Она составила Аслону список книг, которые следовало прочесть в первую очередь. Это были рассказы и повести Тургенева, Гоголя, Пушкина и Лермонтова, не был забыт и Горький. Аслон читал старательно, выписывал наиболее интересные места, ёмкие, образные фразы. Он даже не подозревал, насколько велика и содержательна русская литература. Она походила на безбрежный океан, чтобы переплыть его, нужны многие годы. Книги взрослили вчерашнего солдата, он становился разумнее и судил о жизненных явлениях уже не поверхностно, а вникая в их глубинную суть.
И при всём этом, Лев Толстой оставался для него непререкаемым авторитетом. Он был мудрым наставником и гениальным писателем, творчество которого захватывало и покоряло. Аслон поражался тому, насколько знал и любил природу Толстой. Описания её картин были ярки и точны, слова запечатлевали их, как краски на полотне художника. По-иному стал понимать природу и Аслон Шодиев. Прежде он воспринимал великолепие окружающей среды, как само собой разумеющееся. Теперь же она расцветилась для него множеством красок, он научился любоваться ею и стал осознавать, насколько природа и человек взаимосвязаны, насколько облагораживает человека проникновение в суть пейзажей, лесов и цветов. И даже привычные с детства «Чиль духтарон», («Сорок девушек»), и те стали видеться по-иному. Зима придавала хмурость каменным изваяниям, весна словно одухотворяла их, лето и осень придавали им соответствие древней легенде. 
Для Аслона Шодиева произведения Толстого были подобны ступеням к достижению главной цели – прочтению романа «Война и мир». Не все повести писателя задевали его до глубины души, иные вызывали и неприятие. Так, «Холстомер» заставил проникнуться сочувствием к судьбе несчастной лошади, даже слёзы на глазах выступили, а вот «Крейцерова соната» оставила равнодушным. После пережитой войны, виденных людских трагедий, страсти и переживания героев этой повести показались нестоящими.
Аслон Шодиев окончил девятый класс в числе лучших учеников. Так же старательно занимался в десятом классе. Теперь уже он явственно представлял себе дальнейшую судьбу. Конечно же, это учёба в педагогическом институте и, конечно же, на факультете русского языка и литературы.
Когда на выпускном вечере в школе Аслону Шодиеву, вместе с другими учениками, в торжественной обстановке вручили аттестат зрелости, он сказал Ирине: - Это и твоё свидетельство тоже. Ты вела меня к нему, как опытный капитан команды, ведёт альпинистов к вершине.
- Какая образность! – улыбнулась Ирина, - Чтение книг не прошло даром. Теперь я могу со спокойной душой уехать из Ховалинга.
Аслон оторопело посмотрел на неё.
- Как уехать? Куда?
- К себе, в Рязань. Война позади, там тоже учителя нужны. Там моя родина. Меня послали в Таджикистан на три года, срок кончился.
- А я как же?
- А что я могу ещё сделать для тебя? – ответила она вопросом на вопрос. - Всё, что могла…
- Не всё. Ты должна стать моей женой, - твёрдо заявил Аслон.
Она покраснела.
- Моё согласие не требуется?
- Не требуется. Без него всё ясно. Я люблю тебя. Если только муж-инвалид тебя устроит.
- Глупый ты…

Так рязанка Ирина Волобуева вошла невесткой в дом Шодиевых. Такая перемена в её судьбе никого не удивила. Ховалингцы ужа привыкли к ней. За три года она выучила таджикский язык, освоила местные обычаи, и ничем не отличалась от девушек-горянок. Стала, как говорится, своей в полной мере.
Можно было Аслону Шодиеву поступить в областной педагогический институт, но Ирина посоветовала сдать документы в столичный, на заочное отделение. Там и уровень преподавания повыше и библиотеки побогаче, для студента-заочника это много значит.
С третьего курса Аслон перестал быть сторожем. Решением районного одела народного образования, Шодиева приняли в школу селения Оббурдон учителем русского языка и литературы. Он воспринял это, как большое событие в жизни. Что могло быть лучше, работать вместе с Ириной, тем более, что русская литература стала составной частью его жизни?
И ещё одним событием ознаменовались для него студенческие годы. Он прочитал «Войну и мир» Льва Толстого. Не только потому, что это требовалось по программе, но и потому, что он созрел для этого романа. Когда-то подростком он поднялся на одну из вершин горной цепи, обступившей урочище Ховалинга. Громадный простор открылся ему. Горы теснились до самого горизонта, голубая дымка дали окутывала их. В ущельях струились бурные потоки, вода налетала на скалы, серебристая пыль из мелких брызг ловила солнечные лучи и преломляла их на радужные соцветья. Лощины поросли садами, ветерок доносил до Аслона ароматы зелени и цветов. Травы зелёными волнами накатывали на предгорья. И такую радость, такой душевный подъём пережил он тогда…
Нечто подобное испытал он теперь, прочитав великое творение великого писателя. «Война и мир, – размышлял он. - Мир – это ведь не только состояние общества, пережившего войну и добившегося победы. Мир – это и людское сообщество, которое становится мудрее, пережив судьбоносные события в своей истории. Не зря ведь в народе говорится: на миру и смерть красна. Писатель поставил перед собой цель – создать подлинную эпопею своего времени и своего народа. Такой замысел ещё не удавался никому, и Лев Толстой оказался способным воплотить его в замечательный роман. И пока существует человечество, пока не лишится оно стремления к совершенству, до той поры роман «Война и мир» не утратит своего значения».
Лев Толстой изменил мировоззрение простого ховалингского парня, способствовал обретению знаний и подъёму до уровня высокообразованного интеллигента.  Аслон Шодиев решил посвятить свою жизнь возвеличиванию таланта русского писателя, с тем, чтобы его творчество стало знакомым и значимым для всех горцев его отдалённого региона.
На уроках Аслон с большим подъёмом рассказывал ученикам о жизни и писательском мастерстве Льва Николаевича, проводил внеклассные чтения его книг, на районных и республиканских научно-практических конференциях выступал с докладами о творчестве Толстого, и ховалингского учителя в республике стали шутливо называть «стойким толстовцем». Конечно, не забывались и другие русские писатели, и классики таджикско-персидской поэзии, но Лев Толстой был для Аслона Шодиева, как первая любовь, которая озаряет жизнь человека на всём её протяжении.

И не было у Аслона более верного и понятливого помощника, чем его жена Ирина. Своего первенца они назвали Шерали, ведь «шер» по-таджикски значит лев. 
На одной из республиканских конференций учитель Аслон Шодиев обратился с просьбой к министру образования республики присвоить средней школе селения Оббурдон Ховалингского района имя Льва Николаевича Толстого. 
«Творчество Толстого знакомо ховалингцам, его книги читают у нас все от мала до велика. Без преувеличения, писатель стал нашим земляком, и мы должны отдать ему должное, присвоив его имя школе Оббурдона», - так обосновал он свою просьбу. А потом передал министру ходатайство ховалингцев об этом с множеством подписей. 
И их просьба была удовлетворена, отныне школа-десятилетка в Ховалинге стала носить имя великого русского писателя.
Время шло. Аслон Шодиев стал директором своей школы, сменив на этом посту прежнего директора Саида Гаюрова, защитил кандидатскую диссертацию на тему: «Влияние творчества Льва Толстого на становление мастерства современных таджикских писателей». 
Казалось, сделано многое, чтобы увековечить память русского классика литературы в горном крае. Но довольства собой не было. Да, школа носит имя Льва Толстого, но ученики должны видеть, каким он был, не только на фотографиях и рисунках художников. Школе нужен свой музей Толстого. И директор со свойственной ему энергией и увлечённостью занялся решением этого вопроса.
В школе отвели класс под будущий музей, и занялись сбором экспонатов для него. Аслон Шодиев съездил в столицу Таджикистана, побывал в Союзе писателей и Союзе художников республики, там отнеслись к его просьбе оказать содействие будущему музею с пониманием. Подарили подборку произведений писателя на русском и таджикском языках, рисунки, изображающие писателя. Помогла и Центральная библиотека, также снабдив энтузиаста редкими книгами. А затем Аслон Шодиев съездил в Ясную поляну, поместье Льва Николаевича Толстого. Познакомился там с директором музея, влюбленным в великого писателя, и директор тоже не остался равнодушным к просьбе ховалингца. Подарил кое-какие вещи Толстого, копии его рукописей, фотографии, запечатлевшие писателя в разные годы жизни, и даже перо, которым он писал свои книги. О большем, как говорится, и мечтать было нечего. В Москве, на Арбате, Аслон увидел картину одного художника, изобразившего Толстого на покосе, и поспешил приобрести её.
Школьный музей не был формальностью. Он, как говорится, «работал» в полную силу. В нём проводили уроки литературы, посмотреть его привозили школьников из многих районов, и Аслон Шодиев выступал в роли экскурсовода. Об этом удивительном музее написали статью в республиканской газете.

Казалось, можно было и успокоиться на этом, но у энтузиаста Шодиева появилась ещё одна задумка. В Душанбе он встретился с известным скульптором Чередниченко. Тот выглядел настоящим мэтром: рослый, осанистый, с львиной гривой седых волос.
- Я слышал о вашем музее, - сказал Чередниченко, - дело хорошее. И что же вы хотите от меня?
- Хотим иметь бюст Толстого. Понимаем, что создать его стоит немалых денег. Но мы проведём в районе подписку, пусть каждый даст, сколько может, и оплатим ваш труд.
Скульптор задумался.
- У таджиков есть такое понятие - «кори савоб». Оно означает доброе дело, которое каждый должен совершить в своей жизни. Вы его совершили – создали музей и «прописали» Льва Толстого в Ховалинге. Я не хочу оставаться в стороне. Я сделаю для вас бюст бесплатно, вы оплатите только материалы.
И в фойе оббурдонской школы был установлен бюст великого писателя. Толстой был таким, каким привыкли видеть его все, знакомые с его творчеством, на фотографиях и картинах. Серьёзный вид, испытующий взгляд, лоб мыслителя и широкая, окладистая борода. Лев Николаевич словно вглядывался в учеников, пришедших утром в школу: осознали ли они своё будущее предназначение для общества? Тот же взгляд провожал уходящих ребят вопросом: с пользой ли они провели день занятий и сделали ли шаг к осмысленной, взрослой жизни?
Фронтовые испытания, тяжёлое ранение и контузия подорвали здоровье директора школы Аслона Шодиева, он не дожил до преклонного возраста. Его заменил сын Шерали, которому также было дорого всё, что связано с именем великого писателя. Музей Толстого содержался в должном порядке, пополнялся новыми экспонатами, произведения писателя углубленно изучались на внеклассных уроках, и немало выпускников школы избирали себе профессию учителей-литераторов.
Сделано многое для увековечения памяти русского писателя в далёком Ховалинге, но не всё, по мнению нового директора школы Шерали Шодиева. В один из дней он пришёл к председателю райсовета.
- У меня серьёзный разговор, Валиджон Махкамович, - сказал Шерали.
Тот усмехнулся.
- У вас, Шодиевых, несерьёзных не бывает. Говори, с чем пришёл?
Рабочий день только начался. Стол председателя был завален документацией, беспрерывно трещал телефон.
Махкамов провёл ладонью по широкому, мясистому лицу.
- Переходи сразу к делу.
Шерали согласно кивнул.
- Что, если мы сделаем писателя Льва Толстого почётным гражданином нашего селения?
Глаза председателя расширились. Он поднялся с места, подошёл к окну. На дворе моросил мелкий осенний дождь. Величественные фигуры Сорока девушек окутывала хмарь, и они словно съёжились от непогоды.
Председатель повернулся к директору школы.
- Трудная работа у тебя, Шерали. Устаёшь сильно, и в отпуске, по-моему, в этом году не был. Тебе бы отдохнуть недельку-другую…
- Со мной всё в порядке, - перебил председателя директор школы. – Неужели вы полагаете, что Лев Толстой не заслуживает такой чести?
- Заслуживает, - согласился Махкамов, - но ты не учитываешь, что он не родился в Ховалинге, и потом умер около ста лет назад. Ты слышал, чтобы таких, пусть даже очень достойных людей, объявляли своим почётными гражданами?
- А мне и не надо это слышать, - отпарировал Шерали Шодиев. – Лев Толстой достоин такой чести, и из этого нужно исходить.
- Но ведь в России его не сделали почётным гражданином и не удостоили звания Героя России, - стоял на своём председатель.
- Это их дело, - упорствовал директор школы. – Станет Лев Толстой нашим почётным гражданином и в России тогда задумаются о своём упущении.
Председатель опять помассировал ладонью лицо. Предложение директора школы показалось ему интересным.
- Тогда уж нужно делать писателя почётным гражданином всего Ховалингского района, а не одного селения, - проговорил он, сдаваясь.
Подготовили соответствующее письмо в верхние эшелоны власти, но задумку не удалось осуществить. В одночасье рухнула Страна Советов, Таджикистан обрёл суверенитет, обернувшийся для него затянувшейся гражданской войной. Разруха, гибель тысяч людей…
После войны Таджикистан взял курс на восстановление подорванной экономики и на возрождение национального самосознания. Лев Толстой с его почётным гражданством как-то не вписывался в эту программу. Но Шерали Шодиев, по-прежнему остававшийся директором школы в Оббурдоне, не сдавался. Он решил выждать время, а потом снова поднять этот давний вопрос. Не удастся ему, будет продвигать эту инициативу его сын Шерзод, что означает «урождённый Львом». Шерзод окончил Таджикский национальный университет и стал филологом. Эта профессия теперь традиционная в семье Шодиеых, как имена сына и внука фронтовика Аслона Шодиева…