Умерла Ирина Токмакова...

В одной стране,
В чудно́й стране,
Где не бывать
Тебе и мне,
Ботинок чёрным язычком
С утра лакает молочко,
И целый день в окошко
Глазком глядит картошка.

Однако насчёт себя поэт Ирина ТОКМАКОВА явно ошибалась. Занимательная рассказчица и бесконечная фантазёрка, она «исходила» эту «страну» вдоль и поперёк: в стихах, сказках, повестях, переводах. И даже открыла «там» новые слова. Помните это типично «детское» стихотворение?

Ложка — это ложка,
Ложкой суп едят.
Кошка — это кошка,
У кошки семь котят.

Тряпка — это тряпка,
Тряпкой вытру стол.
Шапка — это шапка,
Оделся и пошёл.

А я придумал слово,
Смешное слово — плим.
Я повторяю снова:
Плим, плим, плим!

Вот прыгает и скачет
Плим, плим, плим!
И ничего не значит
Плим, плим, плим!

Самые лучшие стихи разных лет — например «Поиграем», «Тили-тили», «Ай да суп», «Спляшем», «Десять птичек — стайка», «Колыбельная», «Усни-трава», «Букваринск», «Котята», «Сентябрь», «Осенние листья», «Зёрнышко», «Ива», «Берёза», «Аист», «Заюшка», «Лягушки», «Баиньки», «Медведь», «Сонный слон», «Где спит рыбка», «Разговор Лютика и Жучка», «Ходит солнышко по кругу» и ещё более тридцати — собраны в её книге «Крошка Вилли Винки» (2013).
Кому не известно одно из них, обучающее, о русском алфавите?

Был на речке на Чернильной
Город маленький, не пыльный,
С незапамятных времён
Букваринском звался он.
Там, не ведая невзгод,
Очень славный жил народ:
Хлебосольный,
Незлобивый,
Дружный
И трудолюбивый.
А — аптекарь,
Б — бочар,
В — валяльщик,
Г — гончар,
Д — дробильщик здоровенный,
Е — ефрейтор, он военный,
Ж — жестянщик-простачок,
З — закройщик-старичок,
И — историк бородатый,
К — красильщик франтоватый,
Л — лудильщик,
М — маляр,
Н — носильщик,
О — овчар,
П — писатель,
Р — радист,
С — сапожник,
Т — турист,
У — бесстрашный укротитель,
Ф — чудак-фотолюбитель,
X — художник-баталист,
Ц — известный цимбалист,
Ч — чудесный часовщик,
Ш — шофёр, большой шутник,
Щ — щенок его, Букетик,
Э — электрик-энергетик,
Ю — юрист,
               а дальше
Я — это я, мои друзья!

Для тех, кто постарше, Токмакова «давала» «уроки» посложнее. Помогая разобраться не только с букварём и математикой, но и в орфографии, пунктуации и прочих «заковыках» и «загвоздках» русского языка. В одну из учебно-воспитательных книг, которая так и называется — «Из уроков Мудрослова», кроме сказочных повестей о приключениях в волшебной стране букв и цифр вошли пятнадцать стихов: «Ты запомни, как нас пишут», «Что за слово “синтаксис”?», «Предложение», «Приглядись к предлогам!», «Что такое примыкание?»…
Вот о правописании глухих согласных — «Нас не слышно, только видно»:

СвисТнул зяблик на заре.
Что за нежный свисТ!
ГрусТный утром в октябре
С грусТью падал лист <…>
Буквы пишутся, когда
Вовсе и не слышутся:
СерДце — серДечко,
МесТность — месТечко,
Ненастный — ненасТье,
РадосТный — радосТь и счастье,
СоЛнце — соЛнышко,
ЗвёДный — звезДа.

Это — песенка Двоеточия из «Песенок знаков препинания»:

Зовусь я Двоеточие,
И я не то, что прочие!
Я знак ужасно важный,
Взгляни — я двухэтажный!

А здесь — про «Разный смысл союза “да”»:

Купил он мыло и мочало,
Да толку в этом было мало.
Он так и оставался чёрен,
Ведь был он просто птица ворон!

Испечём с тобой ватрушки,
Да ещё налепим плюшки,
Да в стаканы чай нальём.
Маму в гости позовём.

Токмакову уже давно и заслуженно называют классиком детской литературы. Она лауреат Государственной премии РФ в области литературы и искусства за произведения для юношества и детей (2002) и литературной премии имени Александра Грина (2002). И по-прежнему любимый издателями автор. Только в 2017 году уже изданы и переизданы «Аля, Кляксич и буква “А”» («Махаон», Москва); «Всё об Але, Кляксиче, Вреднюге и других» («Азбука», Санкт-Петербург); «Ростик и Кеша» («ЭНАС-КНИГА», Москва); «Робин Гуд» («Стрекоза», Москва); переводы: «Рождественская ночь» Клемента Кларка Мура («Махаон», Москва); «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями» Сельмы Лагерлёф («ЭНАС-КНИГА», Москва); «Питер Пэн» Джеймса Мэтью Барри («ЭНАС-КНИГА», Москва); «Армянские народные сказки» («Речь», Москва; Санкт-Петербург).
…Казалось бы, что особенного в этой маленькой этюдной зарисовке?

У ежа зимою спячка.
Это значит, ёжик спит.
На дворе сидит собачка,
Дом хозяйский сторожит.
Ходит кот по краю крыши,
Окунь — в проруби речной.
Из трубы всё выше, выше
Улетает дым печной.

Но, может, из таких обыденных, вроде бы малозначащих «деталей» незаметно и складывается у маленького слушателя и читателя книг Ирины Токмаковой и чувство любви к своему дому, своему краю, своей родине, а осмысленное отношение к своей жизни, к окружающим людям, к своему бытию?..
Предлагаем вниманию читателей фрагмент из нашей беседы.

— Ирина Петровна, правда ли, что вашей карьере учёного-лингвиста положил конец один швед?

— Да-да, правда. Это был господин Боргвист из делегации зарубежных энергетиков. Очень милый, прелестный контактный старик! Почитала ему какие-то стихи на шведском — после окончания филологического факультета МГУ я училась в аспирантуре по сравнительному языкознанию и подрабатывала гидом-переводчиком. А вскоре он прислал томик моего любимого Густава Фрёдинга и сборник шведских народных детских песенок. Перевела эти милые и забавные песенки для своего сына — Василию было года три. Одну из них — «Пряничные человечки» — в 1958 году в декабрьском номере напечатал журнал «Мурзилка» с рисунками Виталия Стацинского, тогда главного художника журнала «Весёлые картинки». А в 1961 году в «Детгизе» с этими песенками вышла книжка «Водят пчёлы хоровод» с рисунками мастера книжной иллюстрации Анатолия Кокорина.

— Не вспомните какую-нибудь одну?
 

— Вот, пожалуйста, — «Барашкины кудряшки»:

Маленький барашек
Нам мешок кудряшек
Подарил к зиме,
Подарил к зиме.

Вышла брату шубка,
Вышла маме юбка
И носочки мне,
И носочки мне.

А это — «Пер-простак»:

Пошёл на рынок Пер-простак,
Фаллери-лери-ли!
Пошёл на рынок Пер-простак,
Фаллери-лери-ли!
Корову отдал он за так,
Купил он скрипку за пятак,
Теперь на ней играет так:
Фаллери-лери-ли!

Первая книга вызвала и большую радость, и ничуть не меньшие треволнения. Что дальше? Все вокруг в обмороке: не довести диссертацию до защиты?!. Но мне это было уже неинтересно.

— Понимания ни у кого так и не нашли?

— В тот момент меня морально поддержал муж — мы поженились в 1953 году — художник Лев Алексеевич Токмаков. Увёл меня из науки, познакомил с издателями. Он хотя и окончил Строгановское высшее художественно-промышленное училище, сразу стал заниматься иллюстрацией детской книги. Кроме того, он литературно одарённый человек, хороший редактор.

— Однако с лингвистикой вы не расстались окончательно. И любовь к иностранным языкам сохранили…

— Так и есть. Увлеклась переводом. Несколько пересказанных песенок, уже из шотландского фольклора, которые сопровождали чудесные иллюстрации Льва Токмакова, напечатал ещё в 1959 году в апрельском номере журнал «Мурзилка». А под названием «Крошка Вилли Винки» в том же издательстве в 1962 году увидела свет и следующая книга.

Крошка Вилли Винки
Ходит и глядит:
Кто не снял ботинки?
Кто ещё не спит?
Стукнет вдруг в окошко
Или дунет в щель:
Вилли Винки-крошка
Лечь велит в постель.

Где ты, Вилли Винки?
Влезь-ка к нам в окно.
Кошка на перинке
Спит уже давно,
Спят в конюшне кони,
Начал пёс дремать,
Только мальчик Джонни
Не ложится спать.

Кстати, это наша первая совместная книга с мужем.

— Случались ли в вашей жизни ещё события, которые можно считать подарком судьбы?

— Да, конечно. Одно из них я бы даже назвала настоящим чудом, сыгравшим, думаю, в ней огромную роль. В 1941 году, когда в Москве начались бомбёжки, мама, Лидия Александровна Дилигентская, работавшая главным врачом в доме для подкидышей, отправила нас с сестрой к тётке в Пензу. Ближе к сентябрю получаем от мамы телеграмму, извещающую, что детский дом эвакуируют на Урал и она проездом будет в этом городе. Можете себе представить нашу радость, когда вслед за телеграммой раздался звонок в дверь — на пороге мама! Мы просто остолбенели. Оказывается, нежданно-негаданно теплушки с детдомовцами отцепили и… оставили в Пензе. Таким образом я, двенадцатилетняя девочка, не растерялась с родителями: вместе с мамой приехал отец, Пётр Карпович Мануков, — он был слишком стар, его не взяли даже в ополчение. Так что хотя военные годы были и суровыми, голодноватыми, и чужих слёз повидала немало, личная трагедия от войны меня, к счастью, миновала.

— Достаточно прочитать несколько ваших стихотворений, чтобы понять, что вы смотрите на мир открытыми глазами. Оказывается, у весны «очень тёплые / Ноги» — ведь «сугробы тают / Под её ногами» («Весна»), а на ветках распустившейся вербы качаются «маленькие пушистые зайцы» — «Они не сходят вниз. / Они боятся лис?» Дождик — это «капелька, / Водяная сабелька, / Лужу резал, лужу резал, / Резал, резал, не разрезал, / И устал, / И перестал» («Дождик»). «Сосны до неба хотят дорасти, / Небо ветвями хотят подмести, / Чтобы в течение года / Ясной стояла погода» («Сосны»). Вы слышите песенку дубовых сеянцев, разговоры ветра и осинок, старой ивы и дождя, большой ели и мушки. И даже знаете, «о чём спросила речка / Узенькую тропку» и что ореховый кустик сказал зайчонку. Откуда эта чуткость и нежность?

— Трудно сказать… Детство и отрочество прошли при детях-подкидышах. Я жила при детском доме, которым, как уже говорила, заведовала моя мама, врач-педиатр. Она не могла оставить своих подопечных ни днём, ни ночью. Вот и представьте: куча детей вокруг — и в комнатах, и во дворе. Постоянные разговоры о детях в семье. Бесконечные, бескорыстные, с полной самоотдачей  мамины заботы: то их надо кормить, то с ними заниматься, то они заболели, то напроказничали. Голова кругом!..
В эвакуации в деревне под Пензой тот же круг общения — те же дети. Нередко мне, двенадцатилетнему подростку, доверяли прогулки со старшей группой.
Окружённый высокими соснами, этот детский дом стоял в необыкновенно живописном месте. Большая красивая река Сура. Великолепные леса. Предоставленная самой себе — взрослых поглощали хлопоты о малолетках, я оказалась наедине с природой. И — с книгами. Дело в том, что в той же деревне жила моя тётка — учительница литературы. А от бабушки, когда-то преподававшей в гимназии математику, достался чудесный набитый книгами шкаф. Вся классика! Зачитывалась стихами Афанасия Фета, Фёдора Тютчева, Алексея Константиновича Толстого, заложило надёжную душевную основу, проникло не только в сознание, но и подсознание. И потом отозвалось в стихах. Слава Богу, телевизора тогда не было. Лишь чёрная тарелка радио — приёмники и пишущие машинки у всех во время войны отобрали…
Думаю, всё это вместе повлияло на моё поэтическое развитие, заложило надёжную душевную основу, проникло не только в сознание, но и подсознание. И потом отозвалось в стихах. А о буднях того детского дома в военные годы я рассказала в небольшой повести «Сосны шумят».
Ну и конечно, «виноват» и мой муж. Ведь к тому времени, когда я начала писать для детей, детская литература уже прочно поселилась в нашем доме.

— Чаще всего ваш читатель — слушатель. Книги ему читают родители. Сам же либо только учит азбуку, либо вовсе ещё не знает букв. Чем объяснить вашу привязанность к «несмышлёнышам»?

— Тем, что они лучше всех воспринимают поэзию. Поскольку невероятно эмоциональны, доверчивы, легко входят в мир сказки и легко существуют в этом мире фантазии и звуков. Если стихи мелодичные, моментально их запоминают. Работать с ними очень интересно!

— Жалобы на огрубевшие детские сердца не поддерживаете?

— Я часто бываю в яслях, детских садах, школах и готова возразить на подробные упрёки. Дети любознательны и неподдельно искренни. С вниманием слушают стихи, засыпают вопросами. Правда, чуть сложнее начинать разговор с теми, кто вырос из «коротких штанишек», — школьниками вторых–четвёртых классов. Раньше только откроешь рот — они «твои». Сейчас гораздо больше энергии уходит на то, чтобы их раскачать и удержать. В известной степени непосредственность восприятия у этих ребят уже утрачена. Но и с ними в итоге находишь общий язык и те же пытливые глаза.

— В общении с малышами легко соскользнуть на менторский тон. Вам удаётся избегать нравоучений. Хотя почти в каждом из стихов воспитательный момент всё же присутствует. Например:

Прошу вас, не надо съезжать по перилам,
Вы можете в зубы попасть крокодилам!
Они притаились на каждой площадке
И всех, кто съезжает, хватают за пятки
И тащат на дно африканского Нила.

Или:

— Вынь-вынь,
Вынь, вынь, вынь
Червячка из глубины,
Кинь-кинь,
Кинь, кинь, кинь
На дорогу у сосны.
Накорми подруг!
— Тук-тук-тук!
Тук!

И какая плакса откажется спать, узнав, что «совы по ночам не спят: / Капризных стерегут ребят»?
А в таких стихотворениях, как «Я могу и в углу постоять…», «Это ничья кошка…», «Мне грустно — я лежу больной…», «Как пятница долго тянется…» или «Я ненавижу Тарасова…» даёте повод и взрослым задуматься, что такое хорошо и что такое плохо:

Я ненавижу Тарасова:
Он застрелил лосиху.
Я слышал, как он рассказывал,
Хоть он говорил тихо.

Теперь лосёнка губастого
Кто же в лесу накормит?
Я ненавижу Тарасова.
Пусть он домой уходит!

— Затрудняюсь объяснить, как получается так писать. Бог даёт. Терпеть не могу читать нотации. Не люблю наставительных стихов — они скучны и утомительны.
По-моему, современная детская литература, и в особенности та, что обращена к малышам, должна прежде всего учить взрослого обращению с ребёнком.

— Для того чтобы писать для детей, надо в какой-то степени впасть в детство? Вот и подтверждение тому, не так ли?

На помощь! В большой водопад
Упал молодой леопад!
Ах, нет! Молодой леопард
Свалился в большой водопард.
Что делать — опять невпопад.
Держись, дорогой леопард!
Опять не выходит впопард.

— Никуда впадать не надо! Требуется немногое — сохранить в душе то доброе и дорогое, что когда-то пережил сам. Как писал в «Маленьком принце» Антуан де Сент-Экзюпери, «все взрослые сначала были детьми, только мало кто из них об этом помнит».
Всех детских писателей можно разделить на две группы. К первой причисляю тех, кто работает головой и руками. Поставив перед собой цель — допустим, написать какое-то стихотворение, — из кожи лезут вон, чтобы её осуществить. Не чем иным, как сочинительством, такое «творчество» не назовёшь. Обычно такие поэты и прозаики не состоялись во взрослой литературе. Воображают, что детская окажется им по плечу. Ко второй отношу тех. кто идёт от своих внутренних переживаний — пишет так, как диктует сердце. Мои симпатии именно им.
Спору нет, талант необходим любому писателю. Но быть детским писателем — особый Божий дар. Похожая «специализация» имеет место и в изобразительном искусстве. Одни художники занимаются только графикой. Другие лучше чувствуют книгу — это иллюстраторы. А для кого-то дело всей жизни — живопись.

— И всё же существуют ли правила, как писать для детей?

— Каждый поэт, очевидно, создаёт их для себя опять же сам. Мне кажется, детские стихи должны быть замешены на любви. И в них непременно должна быть мысль. Увы, чаще встречаешь обратное.
Детский поэт, который только «сочинялки» сочиняет, не задумываясь о том, как, в каком направлении будет формироваться личность его читателя, не ставит перед собой серьёзные этические, психологические, эстетические и языковые задачи, мало чего стоит.
Кроме того, почему-то считается, что у детского поэта свой круг тем: «Кукла», «На прогулке», «Собачка» и тому подобное. Всё это прекрасно! Но к чему перепевы? Внесите в них что-то новое, своё! Неужели не хватает воображения? Для ребёнка каждый миг — открытие! Пригласите его посмотреть на этот мир с любопытством и под своим углом зрения!

— То есть те «ключи», которые упоминаются в одном из ваших переводных стихотворений, вполне подходят и для детского поэта?

Чтоб лес открыть,
Нужна не прыть,
Нужны глаза и уши.
Мои ключи: смотри, молчи,
И примечай. И слушай.

— Безусловно. А ещё детские стихи должны быть динамичными, включаться в ритм существования ребёнка. Он же невероятно неугомонное создание! Если взрослый попробует повторить все его движения, что тот проделывает в считанные минуты, он быстро выбьется из сил. Плюс чисто выверенная форма и рифма. Наконец, лёгкий, звучный ритм.

— Частично те претензии, которые у вас есть к современной детской литературе, вы уже «предъявили» …

— Не без грусти замечаю, что волна постмодернизма, захватившая литературу, не обошла и детских поэтов. В стихах много того, что мне кажется неполезным для здоровья малыша. Зачем, например, будоражить агрессию, которая и так присутствует в ребёнке? Её надо гасить, направлять в доброе русло! Напротив, она культивируется — как в тех жутких заграничных телевизионных мультсериалах с бесконечными драками, потасовками и тому подобной чепухой.

— На этот счёт бытует такое мнение: посмотрев «воинственный» мультфильм или комикс, ребёнок выплеснет негативные эмоции по ходу просмотра в переживания и потом будет паинькой…

— Извините великодушно, у меня есть серьёзные основания с этим мнением не согласиться. Его не разделяют и те детские психологи и педиатры, с которыми многократно обсуждала этот вопрос. Ведь речь вовсе не о слюнявости! И отнюдь не о розовых очках! Но добросердечная подкладка в произведениях для детей, будь то стихи, сказка, пьеса или фильм, — вещь непреложная.

…Поэтами первой величины, которые пишут для детей, Ирина Токмакова тогда назвала Валентина Берестова, Эмму Мошковскую, «незаслуженно малоизвестную широкому читателю» («На месте издателей не устала бы переиздавать её стихи — весёлые, со свежим взглядом, изобретательные, необыкновенно добрые!»), и Бориса Заходера.
Увы, теперь, включая уже саму Ирину Токмакову, в живых из них не осталось никого. Ирина Петровна Токмакова скончалась 5 апреля 2018 г.