Мое «отщепенство» (между Украиной и Россией). Из цикла «Записки «эмигранта»

Родился я на Подолье. Там же – в Винницкой области – прошло все мое детство.
Этот самый край в советское время называли «Сахарным Донбассом» – из-за четырех десятков исправно работавших в нем сахарных заводов. Сегодня же, когда от большинства этих заводов остались одни воспоминания, край прославился тем, что дал в свое время «путевку в жизнь» на украинском властном Олимпе нынешнему «шоколадному» президенту Украины, «всенародно» избрав его в Верховную Раду. При помощи «финансовых рычагов» будущий украинский президент сделался тут местным безраздельным магнатом, вроде маркиза Карабаса, – так что проезжая мимо какого-либо поля можно даже не спрашивать, кому оно принадлежит… Впрочем, не только при помощи денег. К характеристике этого выбора моих земляков, а после и всей Украины, более всего подходят слова, сказанные одним из персонажей культового советского фильма другому персонажу: «Якбы був конкурс брэхунив, то ты бы заняв пэршэ мисцэ». Этот победитель нашего местного, а затем и всеукраинского «конкурсу брэхунив», помимо патологического корыстолюбия и склонности к вранью, примечателен также тем, что, находясь уже на президентском посту, по степени деятельной русофобии далеко переплюнул даже позапрошлого украинского президента, «медового»… Того самого, который проложил в свое время дорогу к душам «малэнькых украйинцив» решительной фразой «Бандыты повынни сыдиты в тюрмах», из упоминавшегося уже фильма, переведя таким образом на украинский язык слова «Вор должен сидеть в тюрьме!». Против этой фразы украинцы, любящие, помимо сладкого, еще и справедливость, не смогли тогда устоять. Что же касается нашего нынешнего, «шоколадного», президента, то усевшись в вожделенное кресло и сделавшись из местного «маркиза Карабаса» «Карабасом Барабасом для всей Украины», он перетянул из своей винницкой вотчины на украинский властный Олимп множество местных кадров, благодаря чему бывший наш «Сахарный Донбасс» занял на этом властном Олимпе едва ли не то самое место, которое при Януковиче занимал Донбасс настоящий, угольный… Так что сегодня моя малая родина является чуть ли не «правофланговой», если не считать, конечно, Западную Украину, в движении, устремленном «Гэть вид Москвы!». А мои земляки теперь более других проявляют себя во всевозможных антирусских поползновениях…

Я же пошел в другую сторону – до такой степени, что даже в послемайданное время сподобился уголовного дела за публикации на российских сайтах, – по статье, карающей за «сепаратизм». По этой причине пришлось на время переместиться в Россию. Оказался я в Подмосковье, и когда немного пришел в себя, то, сталкиваясь на просторах интернета с антирусской активностью моих земляков, стал раз за разом задаваться вопросом, как так все-таки могло получиться, что я настолько радикально с ними разошелся… Ну любил в детстве читать… Помню, что, начиная со старших классов, был большим почитателем Высоцкого, затем Шукшина, затем потихоньку освоил всю русскую литературу, в которой говорилось о подлинном и важном, и которую мы воспринимали как свою, – так что когда в 91-м речь зашла об отделении Украины от России, то эта затея казалась мне настолько неестественной, как если бы меня кто-нибудь призывал отделиться от души, от сердца, от разума… Поэтому и на тот «сладкий пряник», которым тогда соблазняли доверчивых украинцев, обещая, что они, обособившись от России, заживут как в Европе, не хуже немцев или французов, – я не польстился. Правда, в оправдание тех, кто эту затею все-таки поддержали (а это, если верить результатам декабрьского референдума 1991-го года, девять десятых голосовавших), должен засвидетельствовать, что к этому голосованию мало кто тогда отнесся с должной серьезностью, и никто не ожидал тех последствий, к которым оно привело. Перед этим «волеизъявлением» напущено было много туману, – и тем голосовавшим, которые вовсе не думали разрывать с Россией и не собирались менять ее на Европу, внушалось нечто вроде «хитрого плана», согласно которому все мы сначала разъединимся, а после снова соединимся, но уже на новой основе, безо всякого лишнего «балласта» (сейчас даже в точности и не помню, что и кого тогда планировалось отправить в «осадок» – то ли среднеазиатские республики, то ли компартию, то ли Горбачева...) И если сам я не клюнул тогда на упомянутый «хитрый план» и голосовал «против» этой самой «независимости», то исключительно по причинам, скажем так, филологическим. Потому что мой слух несказанно коробила сама эта формулировка: само слово «независимость», подразумевающее обособленность от Москвы и России…     

В общем, ковыряясь в памяти в поисках причин моих геополитических расхождений с земляками, ни до чего я не доискался – ибо слушать и читать то, что слушал и читал я, могли и все остальные… Правда, думая теперь обо всем этом, я еще вспомнил, что в «пионерских» классах была у нас отрядная песня о двадцати восьми панфиловцах, защищавших Москву. Припев ее звучал так:

Их было только двадцать восемь,
А за спиной была Москва…

А из слов помню:

На них чудовища стальные 
Ползли, сжимая полукруг, 
«Так защитим Москву, родные!» –
Сказал гвардейцам политрук.

Песню эту мы пели, вернее – кричали, маршируя строем и громко чеканя шаг. Из слов еще помню:

И все решили за Клочковым:
«Умрем, но танкам не пройти!»
И вот уже в огне багровом
Пылают танки на пути…

Однако, опять же, песню эту пели и все остальные – и тем не менее теперь оказалось, что большинство моих земляков на стороне тех танков, которые ползли тогда на Москву, – так, будто сам Гитлер снова засел в своей ставке, которая в годы войны находилась под Винницей, и незримо руководит происходящим, пытаясь добиться реванша за прошлые поражения. К тому же, сказать, что содержание песни как-то на меня особенно повлияло – тоже не могу. Да и петь я не умею – так что и с музыкальной стороны она меня не зацепила.     
Правда, затем, в зрелом уже возрасте, для меня самым волнительным эпизодом Отечественной войны все-таки была битва под Москвой. Когда остановили врага в последний момент, на последнем рубеже – уже заглянув в пропасть. И помню, что когда по телевизору показывали что-либо о битве под Москвой, художественное или документальное, то всегда бросал все дела и с большим волнением смотрел. И даже грезилось, что самая завидная смерть – где-то на подступах к столице, в подмосковных снегах, не подпуская врага к сердцу России…

А затем получилось так, что оказался в Подмосковье… 
Вот еду в электричке из Москвы в свой «схрон» в Голицыне… Сначала проезжаю МКАД – Московскую кольцевую автомобильную дорогу, – по поводу которой подшучивают над москвичами, что будто бы они о жизни за МКАДом имеют такое же смутное представление, как, к примеру, о жизни на Марсе – и даже не вполне уверены в ее существовании… Дальше проезжаю Немчиновку, где жил и малевал свои картины Казимир Малевич. Затем – Одинцово, теперешний мой райцентр, по количеству жителей почти не уступающий иным областным центрам на Украине. Затем – Перхушково, где когда-то, по пути в Москву, останавливался на ночлег Наполеон, а во время Великой Отечественной войны располагался штаб Западного фронта, руководивший которым Жуков все-таки не допустил в Москву новоиспеченного «наполеона» – Гитлера. Затем – Жаворонки – похоже, те самые, где у еще одного персонажа из упомянутого уже фильма был «домик в Жаворонках, с коровой да с кабанчиком». Примечательные также тем, что там, помимо Серея Михалкова, Пахмутовой, Петросяна и прочих знаменитостей, некоторое время обитал сам Чубайс, неафишируемый последователь Наполеона и Гитлера, который оказался даже успешнее своих предшественников, ибо без лишней «трескотни», политической и военной, сумел продвинуться дальше их на желаемом ими направлении. Тот самый, который, рассчитывая получить санкцию у народа на разграбление советской индустрии, предлагал каждому жителю России по две «Волги» (к чести россиян – одной, для их соблазнения, ему казалось мало). Жукова и Кутузова на него уже не нашлось, но «партизаны» все-таки не перевелись – и где-то в этих местах его драгоценную жизнь будто бы пытались отнять злоумышленники, дерзнувшие встать на пути олицетворяемого им «прогресса». Известно также, что его «во гроб сходя благословил» (как и полагается поэту – виршами), живший неподалеку свободолюбивый Окуджава… 

Высадив меня на моей станции, электричка бежит дальше – к Можайску, к Бородино, или сворачивает в сторону – к Звенигороду, который расположен в семнадцати километрах отсюда. (А до этого, на Украине, я жил в какой-то сотне километров от города под названием Звенигородка – это к сведению тех «украинских патриотов», которые полагают, будто между Украиной и Россией нет ничего общего).
То есть дорога – та самая, по которой в разное время разными способами осуществляется пресловутый «Дранг нах Остен».
И думалось иной раз о том, что если опять двинут на Москву, то двинут, скорее всего, именно по этой дороге…
Впрочем, времена теперь другие. В эпоху нанотехнологий прежних «наполеонов» сменили всякого рода «нанонаполеоны». И в наши дни враг уже не ползет на нас железной армадой с западной стороны, а перемещается невидимо, по «эфиру», заползая прямо в души из телевизора или из интернета…
И нужно быть готовыми к тому, чтобы решающую «битву под Москвой» давать ежедневно, ежечасно и на всех направлениях… Иначе окончательно проиграем…