«Здесь пахнут кладбищем рябины…»

Элегия

Деревенька. Вербы. Срубы. 
Две старухи. Восемь псов.
Не дымят давненько трубы,
Дверь закрыта на засов.

Только выцветшие шторы,
Вязаный половичок,
Вспоминают с дедом споры,
Про картошку и лучок.

Друг сердечный – телевизор 
Бытие изобразит:
Про наряды и капризы
Светских львиц, лихих на вид.

Про мошенничество WADA,
Антидопинговый спор.
Зимняя Олимпиада
Беспокоит до сих пор.                                                           

Про развод Джигарханяна,
Театральные дела…
...А наутро баба Маня
Незаметно померла.

***

Едва заметный дождь стихает,
Апрель порадовал теплом.
И вот уже земля сухая,
И в парке девушка с веслом – 

Осколок сталинской эпохи,
Потрескавшийся монумент,
Не разделяет наши вздохи
И исторический момент.

Ну а вода в реке дымится,
Печаль – за тридевять земель.
И копит силы медуница,
И пролетает рядом шмель.

И тихо пролетают годы,
И селфи сделать не успеть…
И снова дождь тревожит воды,
И сушится на вербах сеть.

***

Рисует тёмные аллеи
Художник в джинсах. Меркнет день.
И жизнь окажется милее,
Когда лица коснётся тень
Тревожной осени, летящей 
Над затихающей землёй.
Редеют ивовые чащи,
Река посыпана золой
Задумчивых печалей лёгких.
Художник, отразить успей,
Как в сумерки вплывают лодки
И бродит дождь среди аллей.

***

Суздаль зовёт из-за кромки лесов,
Дремлет в тумане болотном Ростов.
Морок обычен у нас на Руси,
Как затихающий глас в небеси...

Долго ли, коротко лесом идти,
Ангел ли встретится, бес во плоти?
Знаю: спасение – светлый родник.
Камень. Алёнушка. Солнечный блик.

Блики мерцают с утра по весне,
Так же осколки блестят на войне.
И передышки не видно пока,
Тенью печальной плывут облака.

Так и живём, и с пути не сойти,
Глупо сидеть у окна взаперти.
Перебираю тропинки кудель
И опьяняет апрельская прель.

***

Здесь пахнут кладбищем рябины,
Печальна русская юдоль.
Деревни брошенной руины,
Где были радость, хлеб да соль.

А нынче осень в травах сорных
Плетёт туманную кудель…
И хрупкий лёд на лужах сонных,
И листьев траурная прель.

***

Нахмурились озябшие кусты
На кладбище давно забытом всеми. 
На памятниках надписи просты,
Сквозь облака луны искрится стремя.

Холодный серпик. Вечная печаль.
Огни на отдалённом переезде.
Дождями поцарапанная сталь.
Рябины гроздь с горчинкой на надрезе.

Мемориал

На Братском кладбище сквозь плиты
Растёт трава. Вы не забыты!
Теперь весна, раскрылись почки,
Как письма, клейкие листочки,
Как будто весточки оттуда,
Где все надеялись на чудо,
Что повезёт и пуля ми́нет,
Не подорвётся друг на мине,
Что уцелеешь под обстрелом
В окопчике заиндевелом…
…Запомни имена на камне,
По плитам проведи руками.
Здесь вербы – белыми свечами,
А раньше и не замечали…  

***

Дощатый настил у холодной воды,
Хотя лягушачьи концерты всё чаще.
Тепло после дождичка или среды
Придёт в наши души и в тёмные чащи.

Придёт и останется там навсегда,
Цветенье черёмухи разве помеха?
Бледнеет луна и белеет вода,
И небо тревожит бездомное эхо.

***

Отчаливает осень понемногу,
Трагически искрится небосвод.
И мёртвый лист ложится на дорогу,
Но этот эпизод почти не в счёт.

С шуршаньем раскрутилась кинолента,
Мерцает устаревший объектив.
Беззвучно исчезает бабье лето,
Вплетая иней в пряди сонных ив.

Сумерки

Как повеет холодом на равнину голую,
На вокзале явятся грустные бомжи.
А ещё с артистами возле центра Гоголя
Выпьем по стаканчику водки для души!

Пахнет прелью в скверике, и вороны сонные
Смотрят недоверчиво на дела людей…
И покрылись инеем все цветы балконные,
Проживаем сумерки – просто, без идей.

Сбудется – не сбудется, никому не ведомо;
Не спрошу апостола, не спрошу бомжа.
В ноябре не ласково, словно время ведьмино,
И круги трамвайные – чёрная межа.

Дождь и снег касаются нашего дыхания,
Это не касается блещущих витрин.
И почти не верится в бездну мироздания,
Потому что сумерки и промозгло, блин!

***

Не отыскать в излучине реки
Ни серебра, ни звонкой позолоты.
Горят рябин тревожных маяки,
Наполнены огнём нетленным соты.

Пускай тоской наполнена душа,
В печали жить – достойное призванье.
Скользит вода сквозь пальцы камыша
И грибники плутают под Рязанью.

И длится день, и всё длиннее тень
От колокольни на закатном склоне.
И пристальные взгляды деревень,
И солнечные пятна на иконе.

***

Всё как обычно – лёд и пламень
В провинциальном городке.
Из дома выйдешь – вещий камень,
Тропинка льдистая к реке.

Забыты прошлые уроки,
Запрятана в углу сума…
И сумерки сжимают сроки,
Поскольку на Руси – зима.

Ах, эти ветреные зимы,
Ночных метелей круговерть.
Постом Рождественским хранимы,
Живём, не думая про смерть.

Спускаемся к реке, где прорубь,
Где птичьи вмёрзшие следы.
И долбит клювом серый голубь
Сухарик с привкусом беды.

***

Завяли астры и бархотки,
У ноября печальный взгляд.
На берегу вверх днищем лодки
Под чёрным тополем лежат.

Вокруг темно, промозгло, сыро,
Унылый дождь со всех сторон.
Расстроилась поэта лира,
Спасает колокольный звон.

Ну вот, дожили до Казанской,
Рябины меркнут, гаснет день.
И тополь башнею пизанской
Скрипит, отбрасывая тень.

Лежат родные на погосте,
Соседи, просто земляки.
И мы проходим – нынче гости,
А дальше? В небе огоньки.

Гул отдалённый самолёта.
Листвы истлевшей медяки.
Димитриевская суббота.
Оградки. Холмики. Венки.