Вспоминая «Кладовую солнца»

Есть такой секрет в жизни леса, что его нипочем не прознать вблизи деревни, а только – гораздо подале. Хоронится он в темной чащоре на укромных полянках. Там, где нет поблизости асфальтовых дорог и даже проселков, поскольку обязательно будет случай и пройдет по тем глинистым колеям машина-тарахтелка или скрипучая телега.
Да уж, для секретной лесной жизни не надобен лишний шум.
Именно облиственно дремучие урманы когда начали раскрывать мне свои тайны? В то давнее послевоенное время, когда довелось пребывать в небольшой деревушке на южном склоне Владимирского ополья, ближе к Оке.
Открытых мест, полей здесь было мало, а всё больше – березовые рощи, краснокорые сосновые боры, густые темно-зеленые ельни.
Упоминание бедовых годов, поймите, неслучайное. Сильно ведь поубавилось мужиков наших от фашистских снарядов, население края изредилось. И как следствие развелось много зайцев в привольных логах, прибавилось кабанов, у которых жизнь стало поспокойней. Появились олени и в невиданных ранее количествах – волки.
Серый хищник, он когда санитар леса? В том случае, когда не очень лютует. А если волков много, то это уже опасно для небольших деревень и тамошних домашних животных, которых тогда было у нас вовсе неизобильно.

Народ, ясное дело, остерегался хищников. Детей не отпускали гулять далеко от деревни. Но голод ведь не тетка, а хлеба в избах было мало. Нас постоянно тянуло в лес, где какой-никакой еды найдешь, если пожелаешь. Тут для ребятни – первоклашек и второклашек – накрыт заманчивый стол. Отыщешь, если не поленишься, и съедобных корешков, и пахучих листочков для чая. Собирали ягоды, особенно любима была земляника, которую мы ели дома с молоком.
Несчастья случались как по заказу. То пропадала овца, то исчезал из деревенского стада теленок.
Естественно ребятне крепко попадало, если без спросу отправлялся кто по ягоды. Мы тогда начали уяснять своим невеликим умом закон высшей справедливости. Животных неплохо любить и уважать, однако плохо, когда в их вольной воле вдруг оказывается жизнь человеческая: волки могут, например, крепко не помиловать.
Тем не менее лес нас привечал изредка, и помогала ребятне в походах как раз тетка. Назову ее Паша. Она собирала весь наш молодой народ, учила: если какой волк объявится – надо бегти до кучи и всем вместе кричать погромче, а я стану отгонять зверя. 
Затем Паша брала палку посолидней – истинную дубину – и вела голодную компанию на земляничные угодья в холмистых ельнях.
До них было когда километр, когда и два, но уж не услышишь ни коровьего мычания, ни петушиного крика. Где она, деревенька наша, знала иногда только Паша. Понятно, что мы все держались к ней поближе.
Поверху деревьев гулял ветер, стуча ветками, а понизу, у земли, притихшие стояли ягодные кустики, и мы ползали на четвереньках под елками и соснами. На иголки, что подушками лежали у могучих стволов и на пригорках, старались не обращать внимания. Выглядывали старательно лишь то, что приятственно алело – круглые земляничинки среди зеленых листочков.

Походы в большой компании со временем перестали нам представляться делом очень уж страшным. И когда одна жительница деревенская по своей нужде собралась идти в дальнее село – это чуть не десяток километров, нашлись ребята, что захотели ей помочь. То есть сопроводить туда и обратно путешественницу, чтобы в случае чего отбиться от опасного врага сообща.
Враг в глухом лесу у нас был какой? Известно – серый, напрочь обнаглевший разбойник. 
Вот взяли палки, пошли.
Миновали прогон, вышли к елани, нырнули в сумрачную влагу овражного спуска и еле видной тропой направились в чащору. Скоро узенькая дорожка растворилась в траве, началось путешествие среди густых елей, остро пахнущих смолой.
Паутина липла к лицу, а коли неосторожно дотронешься до хвойной красавицы, то потом три – не ототрешь приставучую беловатую накипь, что потеками избороздила темные стволы.
К счастью, вышли на какой-то проселок, но и он скоро убежал в сторону. До самого до села прошествовали, как говорится, лесной целиной, где и следа не было человеческого.
Как не заблудились? Главная наша путешественница, видимо, знала, какого направления следовало держаться в этакой дремучей глухомани.
Я потом, когда в одиночестве, повзрослев, ходил по лесным заказникам и обширным заповедным угодьям, понял, как это непросто – держаться нужного направления в местах, где нет тебе ни от кого подмоги.
Иногда солнце тебе подсказку даст, иногда намекнут какие влаголюбивые растения, лишайники или мхи. Одним словом, тут лишь знай не зевай.
Ребята продвигались кучно следом за вожатой, старались не отставать и не терять оружия – палок своих. Ими и пофехтовать можно было, коль становилось скучно в дороге. И не возбранялось постучать по звонким сосновым стволам, чтоб попугать кабана или другого, более опасного зверя, если вдруг кто попрет встречь нашей компании.

Полчаса идем – опаска есть, а каких поперечных животных – нет.
Час миновал – всё спокойно. Расхрабрились ребята, им хорошо и весело, раз уходят дикие звери в сторону, освобождают путешественникам дорогу в заветное село, в новые места, где наверняка можно увидеть много всего интересного.
Уже и молчать не хочется, и поглядывать по сторонам с опаской вроде нет нужды. Одни болтают себе, другие палками сшибают крапивные верхушки да еще успевают по ходу веселого продвижения перехватить одну, другую, третью… словом, с какой стати гордиться, проходить мимо ягод, если они так и просятся в рот?
Одну земляничину берешь, другая – чуть подале – уже манит тебя спелой алостью. Шаг за шагом удалился я от елей к полянке, а там стоит на опушке дуб.
Широко раскинуты узловатые ветки. Листья большие, и тени под кроной много, оттого земля никакая не пересохшая – влажная. И вся-то она перерыта. Будто кто плугом здесь прошелся.
Что еще за пахарь вдалеке от деревни? 
На ветки глядючи приметил несколько желудей, что висели прямо над моей головой. Потом сообразил, что им неминуемо упасть на землю. А если их тут, на низу, не видать нигде? Значит, собрал тот, кто лесную почву пахал старательно.
Не волки кормились – кабаны себе устроили вкусное столованье. Им стоит пахать пятаками рыхлую лесную подстилку, найдется кой-чего поесть непременно.
Нынче их здесь нет. Слишком много мы нашумели, чтобы не поостеречья диким свиньям. Они убежали, я в свою очередь объявился вместо них. 
Теперь стою и думаю: а ведь интересное местечко. 
Потом уж, годы спустя, не раз встречал кабанье столованье. К примеру, у северной границы произрастанья подмосковных дубов, на Клинско-Дмитровской гряде. И много западнее, точнее: северо-западнее, в Волговерховье, куда поднимается северная граница произрастания дубов. 

Дикие свиньи не оставляют без внимания редкие здешние деревья, а я увижу и порадуюсь: в срединной России есть лесным этим животным вкуснеющее пропитание пока что, хоть сильно сократилось для них приятственное, малошумное местообитание, где не гремят автомобильные магистрали и нет трелевочных лесозаготовительных тракторов.
… Ребята меня зовут? Что ж, встрепенулся, побежал вдогон, чтобы не волновались. Никто никуда не пропадал! 
Путешествие мое продолжилось. Я замыкал наше громкое шествие, усмехался, покачивал головой: ишь, какое бывает пиршество у кабанов! 
Имел полное право мысленно высказываться:
«И до чего же вы находчивые, лесные свиньи! Живете здесь бойконько, вас тут многонько. Вон как напахали, натопали. Не иначе, сходятся к местному дубу кабаны хоть с ближних рощ, хоть с дальних урочищ. Небось, случается солидная толпень на этом приметном месте».
А путь наш не кончается, тянется и тянется то под широколиственной сенью деревьев, то под игольчато-изумрудно-зеленой.
Нет препона и полянкам, исправно возникают они по сторонам. Коль есть где земляничное столованье, ребятам в охотку там поусердствовать, посластиться на просторе, а то и поднести нашей вожатой зеленый букетик с алыми бусинами. 
Ей ведь некогда нагибаться за сладким прокормом, она должна шагать и шагать во главе шествия. Надо придти в село до обеденного времени, чтобы затем засветло возвернуться в родную деревню.

Так что хватает беготни вокруг. Иной раз соберется компания потеснее, другой – рассыплется по ягоды. В солидную боровую ширь.
Случилось такое, что прибежал я на поляну, где дубов не было ни капли, однако кто-то пахал там в свое время довольно тщательно. Почва скорее песчаная, нежели глинистая, и довольно сухая – нисколько не влажная. Кому заохотилось взбугрить тут всё, коль не найти ни желудя, ни даже какого червячка?
Ломай голову не ломай, а поспешать на сбор надобно, потому как во всю уже зовут тебя знакомые голоса.
Поспешил, побежал, но занозой в мозгу осталось: что за зверь был тут посреди поляны и ворочался, ровно медведь?
Вопрос оставался до той поры, пока я не прочитал через пару зим об одном событии в жизни копытных. 
По осени олени-самцы приходят на излюбленное место в лесу и начинают выяснять отношения. Победил – вот и завоевал самку. Сильнейший получает право на продолжение рода. Естественный отбор, как говорится, в самом чистом виде.
Если два-три года подряд олени исправно копытят полянку, то приобретет она как раз такой вид, что поразят тебя и переломанные кусты на опушке, и пыльные проплешины в травяном покрове. Пахота копытная здесь идет упорная. Схватки отличаются не столько смертельной ожесточенностью, сколько продолжительной непримиримостью.
Когда-никогда, а понял я, что за местечко – примечательное, притягательное для животных – попалось на глаза мне. 
Не секачи и не подсвинки трудились обеденно, было здесь пошибанье оленье. Трудный бой: рога – в рога, а дальше чья возьмет, тот и очередной глава рода.
Интересные места в лесу не минует путешественник, коль не лень ему ходить и наблюдать здешнюю жизнь.

К примеру, обязательно увидит он солонец в какой-нибудь березовой роще. Это будет то самое завлекательное местечко, куда наведываются и лось, и заяц-русак, и даже осторожный лис.
Пусть не лесник бросит тут камень, что солоноват на вкус, но до чего сильно тянет сюда животных! Бойким выходит место. Именно что бойчат здесь в полный свой интерес дикие боровые обитатели.
В детские мои годы ребятам преподовала сама русская природа уроки природоведения, и забыть их невозможно. Исключительно они были наглядными, ярко-живописными, достойно-занимательными.
Недавним летом, живя в самой середке Нечерноземья, по чернотропу вышел я к проселку, что вел к селу Некрасово. На перекрестке рос здесь скромный куст ирги.
Чем он мне приглянулся?
Весь-то был усыпан ягодками. Они – словно миниатюрные виноградные гроздья – висели, тесно прижавшись друг к другу чернильными боками.
Если приглядеться, на цвет они были всё же неодинаковыми. Одни – темные красноватые, другие – посветлее. Иные – и вовсе белесые, как мочало, что обычно на деревенском тыну висит и велит начинать сначала.

Я всё-таки с землянично-клубничного начала не стану беседы беседовать, а продолжу разговор об ирге.
Самые вкусные тут ягоды какие? Черной масти.
Они и сочные, и сладкие. Однако случись им переспеть – мигом увядают. Поэтому много увидел я засохших ягод по соседству со спелыми и сочными.
Ветки ирги длинные, довольно тонкие, лекко гнутся. Листья плотные темнозеленые. Куст высоконький. В три человеческих роста, если всё же ты не верста коломенская.
На обвисших под тяжестью плодов ветках, у самой земли, черноватых бусин много, но они менее сладкие, чем те, что красуются наверху.
Верхним плодам достается больше солнца, света. Потому они покрупнее и послаще. Да и созревают, ясное дело, раньше.
Возле ирги приютился колючий боярышник. С другого бока присоседился малюсенький дубок. Стоит ирга в тепле, в затишке. Ей тут хорошо, уютно.

С удовольствием она дарит всем желающим свои сочные приметные бусины. Птица летит – непременно опустится. Поклюет. Путник идет – увидит, порадуется, остановится, угостится.
Вокруг ирги трава примята. Бойкое место в лесу. Мимо не пройдешь, чтоб себя не потешить бусинами щедрого дикороса.
Интересное это явление – бойкие лесные места. Оно более широкое по своей значимости, чем чисто природное. 
И если кое-кто думает, что закон высшей справедливости /нет сохранности природы без сохранения человеческой жизни, без гуманизма, без любви к человечеству/, что этот закон не работает в тех случаях, о которых рассказал, то на сие мнение имею … Вот что имею в памяти и о чём поведать могу дополнительно.
«Бойкое место», как известно, – выражение, которое в русском языке сродни пословице. Талантливый драматург Александр Николаевич Островский, сочинив пьесу «На бойком месте», имел в виду одно печальное обстоятельство народной жизни при царе.

В круговерти «бойкого места», в беспокойной череде событий случаются преступления против человеческой жизни. Известного драматурга как раз печалило в дореволюционной русской жизни мизерное присутствие гуманизма, то есть любви к человеку. Всё и вся перешибал дух чистогана, нажива на бедах людских.
В наше время, когда повсеместно поднимаются голоса в защиту животного мира, когда слышатся призывы сохранять экологическую чистоту лесов и вод, разве не стоит сказать о законе высшей справедливости?
Человеческая жизнь не должна терять в цене и тогда, когда мы начинаем внимательней относиться к животным и растениям. Здесь как раз кроется важный философский постулат, дань которому платили знаменитые люди, любители природы. Один из них, писатель Михаил Пришвин, столько добра увидел в лесах Северного полушария, в тайге… 
Вспоминаю сейчас его «Кладовую солнца». До чего умные у него там ребята!