«Мы останемся чем-то на этой земле…»

Старый пёс

Пёс бестолковым был и старым.
Всё спал, забившись под кровать,
Да лопал хлеб хозяйский даром,
Умел лишь тапки подавать.     

Достал мужчину он – нет мочи,
И разозлился тот всерьёз:
Пса сунул в «тачку» среди ночи,
Подальше за город отвёз…    

Пёс по дороге быстро мчался,
Но «Жигули» догнать не смог –
Устал, запыхался и сдался,
И у обочины прилёг.   

Ждал возвращения мужчины,
Надежды, веры не терял,
А по шоссе неслись машины,
Свет фар их трассу озарял.    

Лежал он – брошен, неприкаян
И волновался, глядя в тьму:
Ну, как там без него хозяин?
Кто тапки принесёт ему?    

Ведь – как ребёнок бородатый…
Пёс выл тихонько. Пёс страдал.
И голос пса был виноватый,
Как будто это он предал.

 

Останемся

Мы останемся чем-то на этой земле:
Поминальной молитвой, свечой на столе, 
Фотоснимком в альбоме, и креслом в углу, 
И плащом на стене, и ковром на полу,
Песней той, что друзья, собираясь, поют,
Третьей рюмкой, что стоя, не чокаясь, пьют,
Болью в памяти дочки, печалью жены,
Оборвавшимся эхом гитарной струны,
Пустотой неоконченных рваных стихов,
Недописанных строк, недосказанных слов,
Нерешённым вопросом о смысле пути,
На который никто не ответил почти,
На который и сам я ответа не дал:
Для чего я родился, любил и страдал?

 

Россия

Край не жаркий,
Не богатый, не спесивый.
Край не яркий.
Диковатый, но красивый.
Край, где нивы,
Поспевая, золотятся,
Край, где ивы
В реки тихие глядятся.
Над которым
Млечный путь в ночи лучистый –
Омофором
Богородицы Пречистой.
Нет чудесней –
Хоть весь мир исколеси я,
Этой песни
Под названием Россия.
Мне пропеть бы
Пару нот, да не фальшивых,
Мне успеть бы
Пару слов сказать не лживых.
Я б, как птица,
Умереть хотел в полёте
Раствориться
В небе на высокой ноте.
Облачится
Солнце в ризы на рассвете,
День помчится
В расписной своей карете
Над морями,
Над горами, над долами,
Над церквями
С золотыми куполами,
Что застыли,
Будто воины Мессии,
Часовыми
На постах святой России.

 

Два волка    

Спросил юнец у мудреца седого
«Хозяева себе мы или нет?
И почему так падки мы до злого –
Нам темнота милей порой, чем свет?    

Я за собою замечал такое,
Что вот по-христиански жить стремлюсь,
Но поневоле делаю плохое,
А на дела хорошие ленюсь…»   

Задумался тут старче ненадолго:
Как объяснить, чтоб понял человек?
«В душе любой, сынок, живут два волка –
Чернее сажи и белей, чем снег.   

Им вместе в сердце места не хватает,
Они вступают в схватку каждый день.
Волк тёмный зло собою представляет:
Ложь, трусость, зависть, эгоизм и лень.  

Добро же светлый олицетворяет:
Отвагу, трудолюбие, любовь…
То белый волк врага одолевает,
То чёрный верх одерживает вновь».   

«А кто из них в итоге побеждает?»
«Согласно поучениям отцов,
Кого ты кормишь – тот и вырастает,
Вот он и победит, в конце концов».

 

Безотцовщина    

Мой папа безотцовщиною рос:
Отец погиб на фронте под Москвою.
Ходила на работу мать в колхоз,
С тремя детьми была она вдовою.    

Детишки выживали, как могли,
Ведь шла послевоенная эпоха.
Те, у кого отцы с войны пришли,
Питались относительно неплохо.  

А папка хлеба до сыта не ел,
Остались с детских лет воспоминанья,
Как он и днём и ночью есть хотел,
Изнемогал от этого желанья.    

Что можно и не можно шло в еду:
Дикушку летом и анис жевали,
Толкли, с мукой мешали лебеду,
Зелёные лепёшки выпекали.    

В лесу – так там везде еда растёт,
Там можно есть молочные орешки,
А сыроежки рвать – и сразу в рот,
Не зря ж их называют – сыроежки.   

И потому наш папа, может быть,
Что в детстве сильно так наголодался,
Любил безумно нас, детей, кормить.
Мы ели – он смотрел и наслаждался.    

Мечтал найти могилу он отца.
Всё постоянно говорил про это,
Куда-то слал запросы без конца,
Но письма оставались без ответа.    

А у меня сейчас есть интернет,
И без особых, в общем-то, усилий
Я разузнал, где похоронен дед –
Красноармеец Серяков Василий.  

Нет никаких сомнений – это он.
В Ногинске призван – бабка говорила.
Есть снимок места, где он погребён:
В Волоколамске братская могила.    

О, как я перед папкой виноват!
Что раньше поискать не догадался,
И умер папа мой пять лет назад,
И без меня с отцом он повстречался.

 

Зимняя дорога    

Ходил зимой я часто через лес.
Была подарком каждая прогулка.
На корабельных соснах до небес
Стучали дятлы радостно и гулко.   

Тянулись ввысь гигантские стволы,
Прямые, будто стройные колонны,
Раскинув ветви-крылья, как орлы,
Парили в облаках седые кроны.     

А воздух был прозрачней, чем алмаз,
Скрипел блестящий наст под каблуками,
И как впервые, радовался глаз
На поворотах новой панораме.

Я быстро шёл, шагая широко.
Скользили блики по сугробам снежным.
И думалось, мечталось так легко, 
И счастье мне казалось неизбежным.

 

Женщина и розы 

В спокойные былые времена,
Скорей стихов достойные, чем прозы,
Жила на свете женщина одна,
Которая выращивала розы.

Муж бесконечно женщину любил.
Хоть сам он равнодушен был к цветочкам,
Полсада ей под розы уступил,
И место стало райским уголочком. 

Она полсотни развела кустов,
Самозабвенно нянчилась с цветами,
На них немало тратила трудов,
Беседовала с ними, как с друзьями.

Ходила на рассвете в тихий сад,
Чтоб посмотреть, застыв заворожённо,
Как мелкие росиночки блестят
На лепестках раскрытого бутона… 

Как розы изнывали от тоски,
Когда случалось ей убыть куда-то!
Роняли обречённо лепестки,
Совсем не источали аромата. 

И ликовали, оживали вновь,
Когда она обратно возвращалась,
А женщина ценила их любовь,
И верностью по-детски восхищалась…

 

***

Война была недавно в месте том.
Ни огорода больше нет, ни сада.
До основанья развалило дом
Прямое попадание снаряда. 

И в утренние ранние часы
Куст розы, уцелевший от обстрела,
Беззвучно плачет каплями росы,
К сырой земле клонясь осиротело.

 

Бабушка

Без нее деревня опустела.
Вырвали кусок моей души.
Нет теперь мне никакого дела
До села в затерянной глуши. 

До сих пор не верится, ребята,
В то, что бабы Клавы больше нет.
Я работал в Троицком когда-то,
Каждый день ходил к ней на обед. 

Бабушка встречала так сердечно,
Для меня блины свои пекла.
Жалко мне бабульку бесконечно.
Как родная, мне она была.

Сын увёз в квартиру городскую.
Я их со слезами провожал.
Маленькую, хрупкую такую
Сам в машину бережно сажал. 

Умерла бабулька на чужбине,
От села родного вдалеке.
Не прижиться вырытой калине
На окне в пластмассовом горшке. 

Тошно вольной птице в тесной клетке –
Не заменит ей она гнезда.
Если вы добра хотите, детки –
Не берите мамок в города. 

 

Моя страна

Мой папа никогда не лицемерил.
Я помню и до нынешнего дня,
В чём убеждён он был, во что он верил,
Чему старался научить меня.

Быть может, папка в чём-то ошибался,
Но я умнее не встречал мужчин,
И я в его словах не сомневался,
Не верить просто не было причин. 

Крепка была мальчишеская вера,
Я так же, как и папка мой, считал,
Что лучший лётчик Чкалов был Валера,
Который под мостами пролетал.

Стаханов самым славным был шахтёром,
Стране давал угля он – будь здоров.
А Королёв сильнейшим был боксёром,
А футболистом – Всеволод Бобров.

И был, конечно, вывод несомненен:
Какое счастье жить в СССР!
Нам курс предначертал великий Ленин,
И вся планета с нас берёт пример. 

Давно я взрослый сам уже мужчина,
И в разговорах, как отец со мной,
Я тоже не обманываю сына,
И искренне горжусь своей страной. 

Уверен: никогда не жил так вольно,
Так радостно и сытно мой народ.
И мне, наверно, будет очень больно,
Коль станет сын считать наоборот. 

Да, сдали мы в эпоху перестройки,
Лихие девяностые прошли,
Но скоро Штаты будут на помойке,
Россия станет центром всей Земли. 

Ракеты наши выше всех летают,
Спортсмены наши все рекорды бьют.
Людьми здесь извращенцев не считают,
И подлецам руки не подают. 

Фамилии героев лишь другие,
Но это мелочь. Главное ведь то,
Что нет страны прекраснее России,
И в этом я уверен на все сто.

 

День свободы   

Весна плеснула зелень на луга,
Прозрачным соком оттекли берёзы,
И поутру в траве, как жемчуга,
Блестят росы невысохшие слёзы.    

А я с тропы пройду проведать лес,
Застыну, будто увидав впервые,
Как воздевают руки до небес
В немой молитве сосны вековые.    

Я в этот день три жизни проживу,
Глотну свободы, как хмельной отравы,
Я для любимой ландышей нарву
В густой траве берёзовой дубравы.    

Заслушаюсь, в восторге оробев,
Как иволги в чащобе за болотом
Ведут свой древний знаменный распев
По крюковым, забытым ныне нотам.    

А всё, что видит восхищённый взор,
Исполнено значения и смысла:
Полёт пчелы и ящерки узор,
И стрекозы живое коромысло.    

И мне понятны всех вещей родство,
И суть всего, что было и случится…
Как гулко в двери сердца моего
Господь призывно посохом стучится…

 

Про любовь

Про любовь – не надо мне, парнишка.
Что, пацан, ты знаешь о любви?
У тебя – нечаянная вспышка,
Некое кипение в крови.

Мало значат страсть и увлечённость.
Может, нет любви, а может, есть.
Это только семечко – влюблённость,
Вырастет ли дерево – Бог весть. 

В ЗАГС её своди-ка для начала,
Если точно без неё – никак.
Хорошо б, вас церковь повенчала:
Без венчанья – разве это брак? 

Вот хотя бы тридцать лет промчится –
Дети, дом, работа, суета,
И твоё здоровье испарится,
И её поблекнет красота…

Очень быстро пролетят годочки,
Не волнуйся – весело пройдут.
За спиною будут свадьба дочки,
Поступленье сына в институт. 

Упаси Господь ходить налево.
Глянешь на жену порою, друг…
Нет уже принцессы. Королева!
И в груди сердечко: тук-тук-тук! 

Жаль, тогда меня не будет, право.
А не то бы встретились мы вновь,
И имел бы полное ты право
Говорить мне что-то про любовь.

 

Русь

А у дорог – ручьи.
Трактора ждут поля.
Эти места – мои,
Это – моя земля.
Я за неё грешу,
Я за неё молюсь.
Образ в душе ношу
С именем гордым: РУСЬ.

 

***

Светится даль небес,
Солнце слепит до слёз.
Я отправляюсь в лес,
Будто на бал берёз.
Слушаю, как весна
Ломит на речке лёд:
Это моя страна
Зимушку в клочья рвёт.

 

***

Свадебный клич грача,
Пена ручейных струй,
Мартовского луча
Утренний поцелуй.
Гулкая, как труба,
Радость летящих дней:
Это моя судьба,
Я благодарен ей.

 

***

Как сумасшедший, рад
Быстрым шагам весны.
Я обниму, как брат,
Ствол вековой сосны,
Как зелена вина,
Крови берёз напьюсь.
Это моя страна –
Та, что зовется РУСЬ.

 

Зимний день    

В один из зимних солнечных деньков
Лесной тропинкой вышел из чащобы.
Искрились мириадом огоньков
Под ярким солнцем снежные сугробы,    

Блистали, ослепляя взор до слёз,
Палитрой всех цветов переливались.
С ветвей покрытых инеем берёз
Сверкающие искры осыпались.    

У королей, султанов во дворцах,
Банкиров, олигархов всей планеты 
В железных сейфах, золотых ларцах
Едва ли есть такие самоцветы.    

И эту роскошь красок и огня
Господь дарил мне ни за что, бесплатно.
И защемило сердце у меня –
Настолько было то невероятно.

 

Война     

Мы в хорошее время росли, мы беды не видали.
Наше детство пришлось на счастливые мирные дни.
Мы играли в войну, нацепив боевые медали
Многочисленной нашей прошедшей окопы родни.     

Воевавшие все мужиками достойными были,
Отличались от нынешних нас, только чем, не пойму.
К сожаленью, они про войну говорить не любили,
Ордена не носили, неведомо нам, почему.     

Как-то к бабушке я забежал после школьной «Зарницы».
Наш отряд победил, и конечно, я был всех главней.
Бабка в кресле спала, и застыли в руках её спицы.
Две потёртых бумажки я взял на столе перед ней.     

А на первой неровными буквами, как первоклашка,
Извещает солдат дорогую свою, что живой.
А вторая, с лиловой казённой печатью, бумажка
Сообщает, что дед мой геройски погиб под Москвой.     

И беда, будто птица, над спящею бабкой летела,
И коснулась меня, и впервые подумал я, брат,
Что война-то, пожалуй, совсем не весёлое дело.
И нельзя надевать не тобою добытых наград.     

Кое-кто говорит, наши деды не так воевали –
Мол, не стоит Победа такой непомерной цены…
Постыдитесь судить о сраженьях, где вы не бывали,
Дети тех молодцов, что смогли откосить от войны. 

 

Лошади 

Я рисую бабушке быстрых лошадей.
За окном, на улице, не видать людей.
За окном– метелица, да белым-бела,
Как листы бумажные с моего стола. 

Первую буланую нарисую я –
Это будет, бабушка, молодость твоя.
Солнечные, звонкие, золотые дни –
Быстро проскакали вы – ну-ка, догони... 

Как вторую выпишу масти вороной –
Грозовою тучею – чёрною войной.
Ай, как машет гривою, ай – копытом бьёт!
Вот бы её, бабушка, в сорок первый год.

Для тебя, родимая, и твоих подруг,
Что с тобой на пахоту запрягались в плуг:
На себе, без лошади, вы везли страну –
И детей, и армию, и саму войну. 

А для третьей лошади красок не найду –
На бумажной площади контур обведу:
Как седые волосы бабушки моей,
Белоснежно-белую нарисую ей. 

Я повешу бабушке листик на стене:
Как посмотрит старая – вспомнит обо мне.
Чему быть – то сбудется, и настанет срок...
Рано утром бабушка выйдет за порог.

На восходе солнышка улица пуста.
А лошадка белая соскользнёт с листа,
Пробежит по улице, выскочит во двор,
Острыми копытцами расшибёт забор... 

Не впервой для бабушки вскакивать в седло.
Перекрестит старая спящее село...
А лошадка белая – да закусит сталь.
И укатит бабушку в розовую даль...

 

Весенняя ночь 

Апрельскою ночью стою у крыльца,
Не спится сегодня мне что-то.
Над крышей соседской созвездье Тельца –
Как будто с учебника фото. 

По обсидиановой глади небес,
Сплошь бисером звёздным расшитой,
Упрямо ползёт светлячок МКС
Ему лишь известной орбитой.

Волшебная ночь так ясна и тепла,
Так месяц серебряный светел…
Весна-то, товарищи, всё же пришла.
А я её только заметил. 

Уж скоро засвищут в кустах соловьи,
С овражка сиренью запахнет.
У дома распустятся вишни мои,
А внучка увидит – и ахнет!

 

Сон    

Вчера пела скрипка метели,
А нынче под солнцем январь.
Застыла верхушка у ели
И вспыхнула, как киноварь.    

И солнечный зайчик качнётся
На белой казённой стене.
Не плачь, мама, папка вернётся –
Я видел про это во сне.    

Тебе привезёт он подарки,
А мне ремешок от АК,
И мы погуляем с ним в парке –
Два крепких крутых мужика.   

И нас там увидят ребята –
И будут завидовать мне:
Мы с папкой – два русских солдата,
Обнявшись, идём по стране.    

Смеётся он, мам, как мальчишка,
И так же себя он ведёт.
У папки – короткая стрижка,
И форма ему так идёт.    

Он с крестиком носит на шее –
Ту пулю в нарезках с торца,
Которая б – малость левее –
И я б не дождался отца…

 

Сынок    

Худощавый, с тонкими руками.
И откуда сила в нём берётся...
Почему он вечно с синяками?
Почему он каждый день дерётся?    

Он читает толстые романы
Про великих русских полководцев,
И кладёт солдатиков в карманы –
Злых китайских маленьких уродцев.    

Зайка парня не интересует,
И в машинки мальчик не играет.
Он одни сражения рисует,
На солдат копит и набирает…

 

***

Вышел врач из операционной,
Благодушный и неторопливый.
Улыбнулся маме напряжённой:
«Ну, у вас мужчина терпеливый…»

У мальчишки гланды вырезали –
Знаете ж, какая это мука.
Мальчик сел, куда ему сказали,
И за операцию – ни звука…    

А теперь всё белое – палата,
Простыни, подушки на кровати.
Мамочка на стуле виновато
Ёжится в накинутом халате,    

Гладит непокорные вихрушки...
Боль растёт с отходом заморозки,
Проявляя на носу веснушки,
А в глазах– непрошеные слёзки.    

Только мальчик говорит упрямо
(Шёпотом, чтоб не было так больно):
«Ты не думай, я не плачу, мама…
Слёзы – это так… Непроизвольно…»

 

Весенний вечер

Весенний вечер стёр у зданий грани,
Предметы все бесформенно мягки.
Прохожие, как ёжики в тумане,
Щетинят на ходу воротники.
По сказочному городу родному
Иду с работы по дороге к дому…
Я много вёсен проводил и встретил,
Но мне – лет двадцать в глубине души.
Однако в парке нынче я заметил,
Где с мамами гуляли малыши,
Что мамочка, смеющаяся звонко,
Сама – совсем зелёная девчонка.

 

Семнадцать лет    

В какую ночь, о, Боже мой,
Я провожал её домой...
В садах белел черёмух цвет.
Нам было по семнадцать лет.
Мы шли, болтая без конца,
И лишь прощаясь у крыльца,
Губами я к губам приник –
Зелёный, как тростник.     

Я возвращался. За рекой,
На танцплощадке городской,
Гитар звенели голоса,
И соло рвалось в небеса.
От этой музыки ночной
Меня качало, как волной.
Душа хмелела без вина
И пела, как струна.     

И веял сладкою тоской
Черёмух запах колдовской,
И млечный путь струил свой свет
На пацана в семнадцать лет.
А месяц плыл по лону вод,
Сплетая звёзды в хоровод,
И омывал концы рогов
В реке без берегов.     

В какую ночь, о, Боже мой,
Я шёл от девушки домой...
И был я молод и силён,
И в первый раз я был влюблён.
Мне часто снится сон простой:
Иду я улицей пустой,
А над землёй встаёт рассвет,
И мне– семнадцать лет.

 

Няня     

Я помню домик на опушке,
В тени белеющих берёз.
Глаза родной моей старушки,
Вмиг потемневшие от слёз.     

Зачем я так её обидел,
Зачем я так её назвал?
Два года я её не видел,
Дождалась – в душу наплевал…      

Её всегда мы няней звали.
Она своих не родила.
Мы ей проблемы создавали –
Все дети нашего села      

Она нам душу отдавала.
Кого любили – тот поймёт. 
Она конфеты нам совала,
Тащила в дом покушать мёд.      

Такого маленького роста,
С наивной кротостью в очах…
С ней было так легко и просто
Делиться всем, что на плечах.    

Она с тарелками сновала,
Помочь и выслушать могла,
И от родителей скрывала
Все наши вредные дела…    

Назвал – как будто сделал милость,
Назвал – как будто бросил кость.
Я не хотел – так получилось:
Прорвалась дембельская злость…     

Назвал бездумно, больно раня.
Ударил в сердце наповал…
Я так тебя обидел, няня:
Я ТЁТЕЙ ЛЮБОЮ НАЗВАЛ…

 

Соловьи     

Куда уходит отгоревший день?
На занавесках – тени от ветвей.
Ты знаешь, нашу старую сирень
Облюбовал залётный соловей.
Любимая, вгляжусь в твоё лицо.
Как в омут, окунусь в глаза твои.
Давай, родная, выйдем на крыльцо,
Когда зайдутся в трелях соловьи.     

Мы сядем на ступенечках вдвоём,
Оставив все заботы и дела.
Давай с тобой, родимая, споём,
Как по селу казачка утром шла.
Не попоем, а громко покричим,
Как носит Галя воду из ручья.
А может, лучше просто помолчим –
Послушаем лихого соловья.     

И все тревоги унесутся прочь –
За облако в серебряных лучах,
Когда качнётся бархатная ночь
Цыганской шалью на твоих плечах.
И будут соловьи свистать в тиши,
Дробить коленца в вымерших садах,
На струнах тихо плачущей души
Играть, как на поющих проводах.     

А мы с тобою, позабыв про сон,
Обнявшись, будем слушать без конца
И ощущать, как бьются в унисон
Твоё с моим усталые сердца.
Я никому не пожелаю зла,
О всех, кого обидел – восскорблю.
Прости меня, Господь. Не за дела,
А лишь за то, что верю и люблю. 

 

Женькина вселенная    

Бабье лето по Руси гуляет.
Тёплый ясный вечер сентября.
Далеко над лесом догорает
Алая закатная заря.    

С Женькой на крыльце моей избушки 
Мы сидим и смотрим в небеса.
У мальчишки – жёсткие вихрушки,
Карие блестящие глаза.     

Женя парень очень интересный,
Мы с ним сразу начали дружить.
Мой сосед по даче. Он не местный.
К дедушке приехал погостить.    

Мальчику пять лет. Считай – мужчина.
Только вот с шипящими слова
Произносит плохо: «мыф», «мафына»,
Ну, а так он говорить – Москва.    

Женя деловит, уравновешен,
С техникою дружит он всерьёз,
На машинах попросту помешан,
Чемодан машин с собой привёз.    

Разбирает их и собирает,
Миллион уже переломал.
Терминами речь пересыпает:
«Привод, газ, сцепленье, коленвал…»     

Уж не знаю, по каким причинам,
От природы видно, не дано: 
Как-то равнодушен я к машинам,
Что у них внутри – мне всё равно.     

Если б я любил их хоть маленько,
То уже купил бы сорок раз
Лимузин себе какой-то, Женька.
Или Ламборгини. Или ЗАЗ.    

Подрастёшь, малыш – иди в шофёры.
Будешь ездить в трейлере большом,
Бороздить Российские просторы, 
На дальняк гонять за рубежом.    

Если сам того захочешь, Женька,
Всё в твоих руках ведь в жизни, брат.
Только ты подумай хорошенько: 
Папа твой едва ли будет рад…

 

***

Женькин папа – офицер запаса, 
Он в горячих точках был не раз,
Подполковник, ветеран спецназа,
На груди – наград иконостас.    

Женька поздний у отца ребёнок,
Так как папа много где служил,
К переездам сын привык с пелёнок,
На квартирах и в казармах жил.   

Помнит он, как жил в Башкортостане
На квартире в малом городке,
Как катались с папой на седане,
Как купались в ледяной реке.   

Местные там папу уважали,
Да и Женю с мамой – по отцу,
И на бешбармак их приглашали,
Эчпочмак – башкирскую самсу.    

Всей семьёй ходили постоянно,
Ставили на стол им каждый раз
На подносе голову барана,
Командиру – ухо, Женьке – глаз.    

Звёзды там, в Башкирии, крупнее,
А луна не круг там, а овал, –
Женька говорит. Ему виднее:
Я ведь на Урале не бывал.    

А вот Женя был и в это лето.
Говорит, два раза папа дал
Выстрелить в степи из пистолета:
Хочет, чтобы сын военным стал.    

Только мама не о том мечтает,
Говорит, что Женя мал и глуп.
Одного в погонах ей хватает.
«Только, – говорит, – через мой труп!»

 

***

Даль погасла, сумерки сгустились,
Слившись с темнотой, растаял лес.
Как на негативе, проявились
Звёздочки на куполе небес.    

Видел, Женька, звёздочка упала?
Загадать желание успел?
Раньше я загадывал, бывало –
И сбывалось то, что я хотел.    

Нынче загадать не успеваю,
Спохвачусь – а нет уже звезды.
Да наверно, в том, что я желаю,
Просто нет особенной нужды.   

Хрюкают в сарае поросята.
Может – это хрюкает звезда,
Что я мог бы сам открыть когда-то,
Да пошёл по жизни не туда.    

Но зато и пуля не отлита –
Та, что я в Афгане мог поймать,
Если бы, послушав замполита,
В ВУЗ пошёл военный поступать.    

Вроде я совсем ещё не старый,
Но всё реже хочется мечтать,
И в кругу друзей сидеть с гитарой,
Вслух стихи Есенина читать.    

Я – как шашка, что не рвётся в дамки, 
Надоело мне давным-давно
Из стекла, Женюшка, строить замки,
Гнать из одуванчиков вино.   

Даже для души стихотворенья
Мне всё реже хочется писать.
Не могу дождаться Воскресенья –
В лес хочу. Молиться. Созерцать.    

Встать по выходному рано-рано.
Выпить кофе. Майку натянуть,
Плащ надеть. И в марево тумана
С головой отчаянно нырнуть.    

Равномерным шагом расторопным 
Лугом, утопающим в росе,
Двигаться в пространстве изотропном 
По тропинке к лесополосе.    

Все посадки заросли травою,
Видно, не был тут никто давно.
Терпко пахнет прелою листвою.
Главное: грибов полным-полно.    

Хорошо в берёзках пошататься,
Нет в природе кризисов и бед.
В мир цивильный, к людям, возвращаться
Никакой охоты просто нет.    

Нынче в людях, Женька, много злости:
На себя, на цены, на хохлов…
А ведь знаешь, мы всего лишь гости
В этом самом лучшем из миров.

 

***

Как-то быстро вдруг похолодало.
«Женя, Женя!» – дедушка зовёт.
Завтра, братец, приходи на сало.
Засолил. Как раз уж подойдёт.   

Женечка, конечно, молодчина.
Хоть совсем ещё мальчишка клоп –
Знает, что такое дисциплина,
Джип под мышку – и домой топ-топ.    

Не был я таким послушным малым.
Раз сказали – он идёт, спешит.
Быть тебе, мой мальчик, генералом.
Если только мама разрешит…