«Лунная пыль» Афганистана

«Война – не способ решения проблем, – иронически заметил американский писатель Марк Твен. – Она скорее похожа на костёр, в котором сгорают проблемы вместе с теми, кто пытался их разрешить». Гражданская война в Афганистане и была тем костром, в котором сгорело около двухсот тысяч человеческих жизней. Были превращены в руины селения, уничтожено народное хозяйство, экономика страны оказалась на «нуле».
Долгожданный мир пришёл через пять лет вооружённых столкновений и стал результатом посреднических усилий руководства Российской Федерации и специальной миссии ООН.
Было подписано Соглашение о мире и прекращении боевых действий. Боевикам оппозиции, воевавшим с правительственными силами, дарована амнистия, лидерам оппозиции определены тридцать процентов руководящих должностей в правительстве республики.
Казалось бы, пришла пора восстанавливать утраченное, но не все понимали это. Иные из лидеров оппозиции, поднаторевших в грабежах и насилии, увидели в высоких назначениях возможности наживаться и дальше и вести безбедную жизнь.
Прежний начальник ГАИ республики, полковник Сангин Хабибов получил должность заместителя министра внутренних дел Таджикистана и генеральское звание. О его лихоимстве в ГАИ рассказывали чудеса, новое же назначение открывало и вовсе радужные перспективы. 
Сангин Хабибов перешагнул полувековой рубеж. Рослый, сухощавый, с большими залысинами и тонкой полоской усов, он смотрелся внушительно, а то высокомерие, с которым он относился к окружающим, и вовсе возвышало его над простыми смертными. На новом месте он придерживался прежних принципов: мог решить многие вопросы в своём ведомстве, но существовала определённая такса на каждую услугу. Хабибов действовал по классическому определению Карла Маркса: «Товар – деньги – товар» …
Новый заместитель министра катался в благополучии, как сыр в масле. Но в том-то и дело, что масла было маловато. Судите сами, были приобретены поместье на окраине Душанбе, с громадным особняком и садом, ещё один большой дом для второй жены, престижный, «шестисотый» «Мерседес», загородная дача в живописном Варзобском ущелье. Перечень можно продолжить и дальше …
И всё это было куплено в долг, на деньги, взятые у «теневиков», в расчёте на будущие услуги или возврат средств с солидными процентами. Хотелось быстрее расплатиться с долгами, но богатых «клиентов» не было, а кредиторы давили. Оставался беспроигрышный вариант … 

Телохранителем у Сангина Хабибова был некто Киём Мирзоев, бывший боевик. Воевал в отряде оппозиции, потом три года скрывался Афганистане, и после объявления амнистии вернулся в Душанбе. Хабибов знал Киёма как жёсткого и беспринципного боевика, способного на всё ради денег, и в этом они были схожи. И потому заместитель министра взял его к себе телохранителем, в расчёте на послушание и выполнение деликатных поручений.
Хабибов присматривался к Киёму Мирзоеву и убедился в его надёжности. Как-то вечером, когда осенние сумерки затемнили окна, Хабибов позвал телохранителя к себе в кабинет.
Разместились в креслах один напротив другого. Киём ощущал неловкость, всё-таки что ни говори, а разница в положении очевидная: заместитель министра и его охранник…
– Ты вроде три года в Афганистане скрывался? – поинтересовался Хабибов
Киём Мирзоев согласно кивнул.
– И как там было?
– Невесело. Нас всех, бывших боевиков оппозиции, разместили в палаточном городке на пустыре, за Кандагаром. Жара, скученность, питание плохое. Смертность такая была, что кладбище за лагерем росло на глазах. За три года количество беженцев сократилось наполовину. 
Заместитель министра досадливо поморщился. Видно было, что эти подробности его интересовали мало. Сам он тоже отсиживался в соседней стране после того, как правительственные войска начали выдавливать оппозиционеров из Таджикистана, но лидеры оппозиции находились в Афганистане в несравненных условиях.
Киём Мирзоев догадался, что Сангин Хабибов расспрашивает его не просто из интереса, а с какой-то определённой целью.
– Знакомых среди афганцев завёл?
Телохранитель отрицательно покачал головой.
– Откуда. Нас не выпускали из лагеря. И потом для афганцев мы были людьми второго сорта.
– О торговле наркотиками что-то слышал?
Киём Мирзоев пожал плечами.
– Слышал то же, что и все. В наших услугах там не нуждались.
Заместитель министра снова поморщился, нужную информацию телохранитель ему не сообщал. 
– Ты ведь из Пянджского района? 
– Из Пянджского, – подтвердил Мирзоев.
– Ваш район граничит с Афганистаном, только река отделяет. Твои земляки, наверное, часто переправляются в Афганистан на лодках. Товары оттуда привозят, наркотики, например… Сам ты в этом не участвовал?
Телохранитель насторожился. Его предупреждали, что Хабибов может проверять его, задавать всякие провокационные вопросы, чтобы подловить на незаконных делах. Вот и подлавливает…
– Нет, – твёрдо ответил телохранитель. – Я закон не нарушаю. Воевать против власти, это было, заблуждался. Но теперь нас, бывших боевиков, простили. Вернулся домой, сижу тихо.

Сангин Хабибов засмеялся.
– Ты напрасно опасаешься меня. Мы с тобой сошлись характерами, будем и дальше вместе работать. Давай говорить откровенно, по-мужски. На нашу зарплату не разживёшься, значит, нужно искать дополнительный заработок. Ты думаешь, что заместитель министра хорошо обеспечен? Если бы так, копейки платят. Сейчас самое доходное дело – это наркотики. Вот я и решил заняться ими. Но мне нужны помощники, я убедился, что ты – надёжный парень. У меня есть заказ на большую партию героина. Обещают хорошо заплатить. Можешь через своих земляков организовать такую партию?
Киём Мирзоев задумался. Вообще-то, он бы мог, он знал, кто в Пянджском районе занимается наркотой. Рискнуть стоило …
Он вопросительно посмотрел на шефа. Тот правильно понял его взгляд.
– Получишь пять тысяч долларов за посредничество, – пообещал заместитель министра. – Только нужно быстро провернуть это дело, заказчик долго ждать не будет. 
– Мне нужно съездить в район, – проговорил Киём.
– Поезжай, только так: одна нога тут, другая там. Жду хороших новостей.

В Пяндже Киём Мирзоев прямиком направился к своему приятелю Вахобу Саидову. Учились вместе в школе. Вахоб занимался борьбой, был крепким и надёжным парнем. Приторговывал наркотиками и тайну из этого не делал.
Вахоб оказался дома. Дружки обнялись, похлопали друг друга по спинам. Перекусили, чем Бог послал, разговорились о жизни.
– Как дела? – переспросил Вахоб. – Плохи дела. Война, чтоб ей провалиться. Все деловые люди сбежали из Таджикистана, а те, кто остались, промышляют по мелочам. Никакого навара. На днях кинули нас с Анваром. Помнишь Анвара Мирсолиева? 
Киём согласно кивнул. Анвар Мирсолиев был известным в районе наркодельцом. 
– Заказали нам большую партию героина. Анвар организовал, афганцы привезли, а теперь покупатель не берёт, говорит, нет таких денег.
Киём Мирзоев удивился.
– Ответить должен за такую подлянку.
– Как ответит? У него отец – прокурор района.
Телохранитель слушал, а самого точно жаром изнутри опалило. Это было именно то, ради чего он приехал в район. 
– И большая партия наркоты? – поинтересовался Киём.
– Немалая. Пятьдесят килограммов героина и тридцать пять маковой соломки.
– Сколько товар стоит?
– Шестьдесят тысяч долларов, – ответил Вахоб.
Киём Мирзоев хлопнул приятеля по плечу.
– Есть у меня солидный человек, оттуда, – Киём указал в потолок, подразумевая высшие сферы. – Возьмёт всю партию.
Вахоб Саидов просветлел.
– Слушай, тебя сам Аллах послал. Когда ты организуешь это дело?
– Сегодня же вернусь в Душанбе, завтра приеду с ответом. 

Сангин Хабибов появился в министерстве под вечер. Увидев телохранителя в приёмной, удивлённо вскинул брови, и кивком указал на дверь кабинета.
– Ну, что? – спросил он, как только вошли в кабинет.
– Есть, – весело сообщил Киём Мирзоев. – Солидная партия. Пятьдесят килограммов героина и тридцать пять маковой соломки. Товар чистейший, высшей пробы.
По дороге, когда ехал в автобусе, он размышлял о предстоящей сделке. То, что заместитель министра не останется внакладе, это ясно. Но и он, Киём Мирзоев, тоже не должен подбирать крошки с барского стола. Что такое пять тысяч долларов? Раз плюнуть и растереть. Он скажет шефу, что товар стоит девяносто тысяч долларов и заработает тридцатку. 
Сангин Хабибов потёр руки, предвкушая поживу.
– Молодец, я верил в тебя. Сколько просят?
– Девяносто тысяч.
Лицо Хабибова осталось невозмутимым.
– Отлично, беру. Когда привезёте?
– Завтра, во второй половине дня.
– Это воскресенье, я буду дома.
Киём Мирзоев снова покатил в Пяндж. На этот раз он вёл разговор с самим Анваром Мирсолиевым, который держал в руках всю наркоторговлю района. Анвар мало походил на остальных командиров бандформирований, промышлявших в годы войны грабежами и захватом заложников, которых затем продавали в рабство в Афганистане. Ему было немного за сорок, среднего телосложения, с чёрными волосами, которые подстригал «ёжиком». Предпочитал европейскую одежду, всегда был тщательно выбрит. Носил очки. Серьёзен и деловит, не терпел пустых разговоров.

Вот и теперь, он кивнул в ответ на приветствие Киёма и вопросительно посмотрел на него.
– Анвар-ака, – начал Киём Мирзоев, – я телохранитель у большого человека…
– Знаю, – остановил его Мирсолиев. – Сангин Хабибов мне известен, вместе воевали в Вахшской долине. Переходи к делу.
– Хабибов хочет приобрести большую партию наркоты. Мне сказали, что такая партия у вас есть.
– Есть, – подтвердил Мирсолиев. – Сангин Хабибов знает, сколько килограммов и какая цена?
– Знает, берёт всю партию.
– Когда нужно привезти?
– Я обещал завтра, после обеда.
– Деньги сразу или в течение трёх дней, – предупредил наркоделец.
– Я скажу об этом Хабибову.
– И ещё вот что, – продолжал Анвар Мирсолиев. – Я имею дело с тобой, с Сангином Хабибовым я не договаривался. Ты берёшь героин, ты должен обеспечить залог.
– Зачем? – удивился Киём Мирзоев. – Какой залог? 
– Такой, какой принят в наших делах. Ты вносишь деньгами стоимость героина или даёшь заложника. Без этого нельзя. Ты можешь взять наркотики и скрыться. Где мы тебя потом будем искать?
– Но у меня нет таких денег, – растерянно проговорил Киём, – и потом героин берёт заместитель министра.
Наркоделец остановил его.
– Меня это не интересует, я имею дело с тобой. Нет денег, найди заложника.
– Будет заложник, – пообещал Киём Мирзоев. – Сегодня же приведу.
– Жду, – Анвар Мирсолиев дал понять, что разговор окончен.

В заложники Киём предназначал своего единокровного брата Вячеслава. Отец Киёма когда-то бросил семью с четырьмя детьми и женился на русской Надежде Семёновой, работавшей бухгалтером в райпотребсоюзе. Потому их совместного сына и назвали Вячеславом, хотя он был наполовину таджиком. Вячеслав соединил в себе черты обоих народов, был светловолосым и голубоглазым, но смуглым. Знал таджикский язык, а вот по-русски говорил с акцентом. После школы учился в ПТУ и приобрёл специальность слесаря-электрика. Работал в стройуправлении, но во время войны организация закрылась, и теперь парень перебивался случайными заработками.
«Пообещаю ему тысячу долларов, – подумал Киём, – согласится побыть заложником».
И верно, Вячеслав не раздумывал. Тысяча долларов в его положении – немалая сумма, да и Киём уверил его, что заложник – это пустая формальность. «Через три дня будешь на свободе и с деньгами», – пошутил телохранитель.
Наркоделец смерил Вячеслава испытующим взглядом. 
– Пойдёт, – одобрил он, – но хочу вас предупредить, уважаемые. Если через три дня деньги не будут лежать у меня на столе, – Мирсолиев похлопал ладонью по блестящей столешнице, – то заложник будет продан в рабство.
Вячеслава от этих слов Мирсолиева обдало холодом, но Киём ободряюще кивнул ему.
– Никаких если… Мой шеф – человек слова.

Пакеты с наркотиками уложили в багажник стареньких «Жигулей»,чтобы не привлекать внимания гаишников. Машина специально служила для таких целей. Пакеты накрыли старой кошмой и сверху засыпали спелыми яблоками. Шофёра наркоделец дал своего. Тот часто возил наркотики потребителям и хорошо знал все объездные дороги. И теперь тоже поехали в Душанбе не по центральной трассе, а по просёлкам, поднимая за собой клубы пыли.
Был тот период межсезонья, когда осень начинает теснить лето. Жара понемногу спадает, кое-где в кронах деревьев проглядывает желтизна, а спелые плоды клонят ветви к земле. Ехали, не торопясь, внимательно осматриваясь по сторонам. Знали, что постов ГАИ тут нет, но кто знает, могут и выставить. Конечно, фамилия заместителя министра внутренних дел служила надёжным прикрытием, его телохранителя работники милиции знали, но лучше обойтись без случайных встреч. Бывают среди гаишников ретивые служаки…
К поместью Сангина Хабибова приехали под вечер. Хозяин был одет по-домашнему, в национальном халате и кожаных ичигах на босу ногу. Охранник отворил ворота, машина въехала во двор. Груз извлекли из багажника, сложили на просторной деревянной кровати под виноградником, служившей для отдыха и приёма гостей. Рядом с Хабибовым стоял невидный мужчина средних лет, по виду служащий. Он аккуратно вскрыл ножницами один из пакетов, опустил палец в героин и попробовал на язык. Сплюнул и кивнул, давая понять, что наркотик без примесей, а то часто добавляют в него крахмал.
– Молодцы, – сказал заместитель министра. – Можете ехать, – повернулся к Киёму: – С тобой завтра на работе поговорим.

Ночью Мирзоев спал беспокойно. И это понятно, завтра он получит от шефа девяносто тысяч долларов. Шестьдесят отдаст Мирсолиеву за товар, а тридцать положит себе в карман. Тысячу даст Славке, но это пустяк, двадцать девять тысяч тоже неплохая сумма.
Утром, как обычно, на «Волге» телохранитель с шофёром заехали за шефом, чтобы отвезти его на работу. Хабибов был молчалив и лишь движением бровей поприветствовал Киёма Мирзоева. В приёмной кабинета коротко бросил ему: 
– До обеда не понадобишься.
И всё на этом, но может о деньгах скажет к концу дня. Лучше бы теперь, в приёмной никого не было, но Хабибову виднее, когда произвести расчёт.
Киём Мирзоев весь день просидел, как на иголках. Под вечер шеф вышел из кабинета, сел в машину и коротко распорядился: 
– Домой. – И о деньгах ни слова.
На следующее утро Киём не выдержал. Сели в машину, чтобы ехать в Министерство, и он просительно проговорил.
– Джаноб генерал (Господин генерал), нужно деньги за наркоту заплатить.
Заместитель министра не удостоил его взглядом и равнодушно отозвался.
– Я помню.
На следующий день то же самое. Упоминание о деньгах разозлило Хабибова.
– Больше не говори об этом. Когда будут деньги, тогда и получишь.
В душе телохранителя отчаяние мешалось со злобой.
– У меня брата взяли в заложники. Через три дня продадут в рабство.
– Ничего страшного, – послышалось в ответ. – Не он первый, отдадут.
Прошли неделя, месяц. Киём съездил домой, и там наркоделец Анвар Мирсолиев сказал, что афганцы забрали Вячеслава в уплату за долг. Он теперь раб, но где и у кого неизвестно.

Это известие потрясло телохранителя. Ненависть к заместителю министра переполняла его, а тот, как видно, забыл о плате за наркотики и больше не заговаривал о ней.
Оставалось последнее. Киём Мирзоев поехал к авторитетному полевому командиру Нурулло Тагаеву. Тот по квоте на должности стал председателем Комитета по чрезвычайным ситуациям и жил в солидном особняке в районе мясокомбината.
Тагаев хорошо знал Киёма по совместным боевым действиям против правительственных войск и по-товарищески принял его.
Нурулло Тагаев был в камуфляжной форме, зарос волосами и не расставался с ними даже теперь, став правительственным чиновником.
Киём Мирзоев рассказал Тагаеву о постигшей его беде, и о том, кто стал виновником этого.
Тагаев покачал головой.
– Сангин Хабибов всегда был шакалом, решил «нагреться» на вас. Думает, высокая должность защитит его. Нужно наказать этого хайвона (скота).
– Как? – спросил Мирзоев.
– Убить. Тебя он «кинул», ты и прикончи его.
– Как? – снова спросил Киём.
– Очень просто. Ты ведь хорошо знаешь дорогу, по которой он ездит на работу?
Телохранитель согласно кивнул.
– Выбери подходящее место, где можно укрыться. Я дам тебе своих боевиков с автоматами. Сам в тот день на работу не выходи, скажи, заболел. Утром сядете в засаду, и когда «Волга» Хабибова будет проезжать мимо вас, расстреляете её.
– Но в машине, кроме заместителя министра, будут ещё шофёр и другой телохранитель, – напомнил Киём Мирзоев.
Тагаев удивлённо посмотрел на него.
– Тебе какое дело до них? Нужно наказать Хабибова, вот и накажи.

Подходящее место для засады нашлось. Около дороги штабелем лежали бетонные конструкции. Тут должны были строить подземный переход, но помешала война.
Утром засели в укрытие, а когда с ними поравнялась машина заместителя министра, то очередями из автоматов превратили её в решето. Все, находившиеся в «Волге», были убиты.
Гибель заместителя министра вызвала много шума. Была создана группа из лучших следователей и оперативников. Киёму Мирзоеву остаться в стороне не удалось. Преступление раскрыли быстро, и телохранитель был арестован.
Своих боевиков Нурулло Тагаев спрятал в горном кишлаке, о нём самом Киём Мирзоев умолчал. Сказал, что боевики оппозиции решили свести счёты с заместителем министра за прошлые дела, а ему за содействие обещали хорошо заплатить. Кто такие были боевики и куда скрылись, ему неизвестно.
Внешность боевиков он обрисовал неточно, придумал им другие имена. Себя назвал организатором преступления, иначе было нельзя. Излишняя откровенность на следствии сократила бы ему жизнь на отсидке в колонии. 
Судили Киёма Мирзоева пока одного. Приговорили его к пятнадцати годам заключения в колонии строгого режима. 
История с убийством заместителя министра нужна была нам для того, чтобы рассказать о дальнейшей судьбе Вячеслава Мирзоева, в одночасье превратившегося из заложника в раба.

Три дня он просидел в подвале наркодельца, а когда стало ясно, что платить за наркотики никто не собирается, ночью его со связанными руками отвели на берег Пянджа. Двое афганцев приплыли на плоту, сделанным из накачанных автомобильных камер. Коротко переговорили с Анваром Мирсолиевым, прикладами автоматов загнали Вячеслава на плот и оттолкнулись от берега.
На афганской территории уже под утро дошли до небольшого кишлака, и там Вячеслава заперли в сарае, предназначенного для скота. Кроме него в сарае находилось ещё пятеро мужчин в афганской одежде, по виду крестьяне. Они развязали парню руки, дали напиться воды из ведра, освободили место у стены, на соломе.
Разговорились.
– Ты русский? – спросили его.
– Наполовину, – ответил он. – Мать русская.
– Всё равно кафир, – заметил один из крестьян. – Афганцы не любят неверных. Говори, что мусульманин, а что светлый, то среди кулябцев встречаются такие.
Крестьяне, находившиеся в сарае, тоже были проданы в рабство. Они взяли в аренду земельные участки, но случилась засуха, посевы погибли, и теперь они сами стали платой за недоимки.
– И что теперь будет с нами? – спросил Вячеслав.
– Сказали, что отвезут в Балх. Там большие площади заняты под посевы опийного мака. Займёмся наркотиками.
– Тяжёлая работа?
– Опасная, – ответил один из крестьян. – От жары сильные испарения, отравляют людей. 
– А почему тогда занимаются ими? – удивился Вячеслав.
Крестьяне засмеялись.
– Это Афганистан. Голод заставляет. Смерть тут желаннее жизни. Да, ты сам всё узнаешь.

Утром рабов выпустили из сарая. Выгоняли, как баранов, ударами палок. Усадили всех у глинобитного забора, выдали каждому по куску чёрствой лепёшки, поставили рядом ведро с водой. Таким был завтрак.
Надсмотрщиков было трое, в традиционной афганской одежде: длинных белых рубахах ниже колен, таких же штанах. Несмотря на жару, поверх рубах одеты чёрные жилетки. На головах чалмы из пёстрой ткани. У двоих палки, третий держал в руках автомат.
Часа через два приехал автобус, старенький «Форд», дребезжавший во всех сочленениях. Рабов усадили в кузов, туда же забрались охранники. Ехали медленно, разбитая дорога плохо увязывалась со скоростью. Горы сходились, теснили просёлок. Окна в автобусе были выбиты и затянуты металлической сеткой, можно было рассмотреть окрестности. Скалы отвесно нависали над дорогой, лишь кое-где, в трещинах, виднелись поросли шиповника и кривые стволики арчи. Природа поражала своей безжизненностью. Вячеслав подумал, насколько Таджикистан живописнее Афганистана. Там много рек, рождённых тающими ледниками. Обилие влаги способствует богатству лесов и альпийских лугов.
И от этих мыслей горько стало парню. Увидит ли он снова родные края, мать, друзей? Что такое рабство он представлял смутно, больше по рисункам в «Истории древнего мира». Но в любом случае, не ожидал в дальнейшем для себя ничего хорошего.
Солнце нагревало железный кузов автобуса. Жара угнетала, капли пота стекали по лицу. Пыль серым облаком заволокла окрестности. Все сидели, молча, понурившись.
– Вай, мурам! (Помру), – пробормотал один из крестьян.

Ехали двое суток. На ночлег останавливались в убогих селениях. Рабов держали в глинобитных строениях, вместе с домашней скотиной. Кормили объедками, сырыми овощами, покрытыми плесенью от жары. Даже привычные ко всему афганские крестьяне и те сетовали на судьбу, а что говорить о Вячеславе, ещё не знавшем в жизни трудностей?! Он не верил, что дотянет до конца пути. 
К середине второго дня горы стали понижаться, а вскоре совсем исчезли, уступив место просторной долине. И вдруг, вся она вспыхнула алым пламенем. «Сухтор!» (Пожар), – вскрикнул Вячеслав.
Крестьяне зашевелились, один из них тронул парня за плечо.
– Это не огонь, – сказал он. – Это плантации опийного мака.
На краю поля автобус остановился. Рабы выбрались из него. Ослабевшие от голода и жары, они стояли на подгибающихся ногах и осматривались по сторонам. Маковые плантации тянулись до горизонта, и не было им, как говорится, ни конца, ни края. Кое-где виднелись работники, которые склонялись к растениям и что-то делали с ними.
Поодаль виднелись строения из глиняных кирпичей, окружённые такими же заборами. Они стояли у подножия невысокого холма, рядом с которым протекала извилистая речка, блестевшая на солнце. Не было садов и огородов, лишь кое-где высились пирамидальные тополя.
Из одного из строений вышла группа мужчин, по виду афганцев. В руках палки и автоматы. Пожилой афганец, загорелый, с окладистой седой бородой, обратился к привезённым крестьянам.
– Эй, гуломон (рабы). Здесь будете жить и работать. Ваш владелец – бай Абдугафур. Он хозяин ваших жизней. Меня зовут Хаким, я помощник бая. Вы будете подчиняться мне и ловить каждое моё слово. Плохая работа – смерть, непослушание – смерть.
Хаким потряс автоматом.
– Ночевать будете там, – Хаким указал стволом автомата на ветхое строение. – Там же вас будут кормить. Работать с утра до темноты. Денег вам не полагается, только еда и одежда. Ещё раз повторяю: вы рабы. 
Хаким остановил взгляд на Вячеславе.
– Эй, малламуй (рыжий), кафир?
Вячеслав отрицательно покачал головой.
– Я таджик,– ответил он по-таджикски. – Кулябец, там много таких.
Хаким утратил к нему интерес.
– Сейчас пойдёте туда, – он снова указал стволом автомата на строение. – Вам дадут рабочую одежду, накормят. Утром, в поле. Будете помогать тем, кто знает, что делать, а потом трудиться самостоятельно.
Одеждой были ветхие афганские штаны и рубахи, обувь – потрескавшиеся резиновые галоши – кафши. Цветная материя пойдёт на чалму. Еда – тарелка водянистой похлёбки с куском чёрной лепёшки. То же самое получили и утром, на завтрак. Обед рабам не полагался.

Ночь проспали на лежалой соломе, вперемешку с сухими листьями мака. В соломе шуршали мыши, по стенам строения бегали юркие ящерицы, иногда виднелись фаланги. Они неспешно поднимались вверх, к потолку и скрывались в вязанках сухого камыша, настеленных на крыше.
Утром надсмотрщик подвёл Вячеслава к мужчине средних лет, худому, загоревшему до черноты.
– Твой земляк, будешь работать с ним в паре. Он научит тебя, что делать.
Пока шли к полю, познакомились. Напарника звали Фарид, сам из Пархара. Тоже бывший боевик оппозиции, после войны скрывался в Афганистане. Взял в долг деньги у местного богача, чтобы купить полосу земли и заняться выращиванием земляных орехов. Но стоящего урожая не получил, запутался в процентах за долг и, в итоге, оказался в рабстве.
Щёку Фарида прорезал глубокий шрам, рубцы виднелись и на руках.
– Бьют, – коротко пояснил он. – От жары потерял сознание, упал, не мог подняться. Получил удары палкой, чтобы скорее пришёл в себя.
Маковое поле поразило Вячеслава. Оно пламенело под солнцем яркими цветами, каждый размером с небольшую пиалу. Лепестки казались бархатистыми на ощупь.
– Это поле принадлежит баю Абдугафуру, – пояснил Фарид. – У него таких ещё два. На этом трудятся рабы, два других арендуют крестьяне. 
Нас, рабов, тут двадцать человек. Таджики, узбеки, казахи, есть два украинца. Общаться друг с другом нам не позволяют, видимся только, когда идём ночевать. Но тогда уже темно, особенно не разговоришься. Да и о чём говорить, – Фарид махнул рукой. – О прошлом не хочется, а настоящее у всех одинаковое… Ну, за дело, а то на нас уже надсмотрщик косится.

Работа была несложной, но монотонной. Каждому был отведён участок. Нужно было следить, чтобы земля была слегка влажной, излишек влаги вреден для корней, а сухость замедляет созревание коробочек.
– Если земля подсыхает, нужно открыть воду там, у начала поля, – Фарид указал рукой в сторону восхода солнца. – И через час закрыть её. Она пропитает почву. Если на стеблях заметишь желтеющие листья, нужно обрывать их, собирать в кучу и потом выносить в мешках на край поля. Нельзя его засорять. Ну, а что делать дальше, буду говорить по ходу работы.
Так, Вячеслав Мирзоев стал рабом на маковой плантации.
Фарид учил его правилам нового быта. Обед не полагался, значит, нужно оставлять половину чёрной лепёшки от завтрака и брать с собой. В середине дня размачивать её в воде и съедать, тогда, худо-бедно, продержишься до ужина. – От здешнего питания не разжиреешь, – Фарид провёл рукой по запавшему животу, – но протянуть какое-то время можно. Жить долго рабу не полагается, три-четыре года и туда, – напарник махнул рукой вдаль. – Там кладбище, места на всех хватит. Рабов достаточно, афганские моджахеды их десятками захватывают во время нападений на территории Центральной Азии. Труд рабов дешёвый, стоит он недорого.
Разговаривали, не глядя один на другого, склонившись к стеблям мака. Простой расценивался как саботаж, и наказание следовало незамедлительно.
День разгорался, солнечные лучи каскадом обрушивались на землю. становилось труднее дышать, разогретый воздух сушил гортань, одежда обжигала тело.
– Нужно смачивать чалму водой, – посоветовал Фарид, – тогда не будет теплового удара.
К своему удивлению, Вячеслав узнал, что его напарник – бывший учитель физики и математики. Работал в средней школе, неплохо зарабатывал.
– Националисты сбили с толку, – вздохнул Фарид, – Советская власть им мешала. Наслушался их пропаганды, теперь вот на маковом поле третий год отдыхаю от школы. 

Уже в первые дни труда на плантации Вячеслав убедился, что подлинный враг раба – не надсмотрщик. Делай вид, что усердно работаешь и убережёшься от ударов палкой. Настоящий враг – это солнце, особенно в разгар лета. Его безжалостность ни с чем не сравнима. Жарко в южных районах Таджикистана, но афганский климат сходен с адом. Было такое ощущение, будто находишься в раскалённой печи. Укрытия от солнца не было, сознание мутилась, смерть казалась избавлением.
Перегретый воздух стеклистыми струями тянулся к небу. В нём, как в зеркале, отражалось маковое поле, и всё вокруг было окутано розовой дымкой. Тополь колыхался в горячих потоках, серебристые листочки трепетали, и, казалось, что дерево стремится оторваться от земли и взмыть к небу, чтобы найти спасение в редких облачках.
Вячеслав выпрямился, чтобы перевести дыхание, и тут же на его спину обрушился удар палкой. Боль обожгла тело. Подкравшийся надсмотрщик замахнулся вторично.
– Стоишь! – заревел он. – Я тебе покажу, как бездельничать, кафир проклятый.
Фарид, работавший рядом, попытался отвлечь надсмотрщика от парня.
– Не бей его, он такой же мусульманин, как все мы.
Надзиратель склонился, послюнил палец и приложил к земле.
– Липнет, – заорал он. – Слишком много воды. Решили сгноить посевы.
На этот раз палка обрушилась на спину Фарида. Тот застонал
– Сильная жара, – попытался оправдаться Фарид, – земля быстро сохнет. Приходится почаще поливать её.
Надзиратель угрожающе потряс палкой над его головой.
– Поговори мне, смрадный шакал. В следующий раз убью. Земля должна быть слегка влажной, а не сырой.
И проклиная нерадивых рабов, надсмотрщик побежал к строениям, где можно укрыться от зноя.
– Терпи, – проговорил Фарид, морщась от боли. – Один удар ничего, мог избить до полусмерти.
– Убежать нельзя отсюда? – спросил Вячеслав, опасливо косясь на удаляющегося надсмотрщика.
– Кое-кто пробовал, теперь отдыхает на кладбище, – отозвался Фарид, склоняясь к маковой поросли. – Афганистан – это громадная тюрьма.

Дни тянулись чередой, ничем не отличаясь один от другого. Та же жара, чувство постоянного голода и жажды. Сознание притуплялось, и в этом было спасение от нескончаемых страданий. К концу дня Вячеслав переставал осознавать, что с ним и где находится. Хотелось упасть на землю, закрыть глаза и погрузиться в волны спасительного забытья.
– Не пойму, что со мной? – пожаловался он Фариду.
– Это наркотическое опьянение. Маковый сок испаряется от солнца, и ты вдыхаешь эти пары, – пояснил Фарид. – Со временем привыкнешь, зато легче переносятся мучения. 
Пошёл второй год пребывания Вячеслава в рабстве. Труд на маковой плантации становился привычным. Уже были знакомы все этапы получения наркотического сырья. Маковые коробочки созревали, лепестки опадали, но дожидаться полной зрелости коробочек было нельзя. Зелёные шары величиной с кулачок ребёнка высились на длинных стеблях. Их осторожно надрезали острым ножичком, при этом нельзя было прорезать стенки насквозь, тогда коробочки становились негодными.
В разрезах появлялся желтоватый сок, похожий на патоку, его собирали и сливали в стеклянную ёмкость. Когда она заполнялась, сок высыхал под солнцем, чернел и напоминал пластик. Это и было сырьё для получения опиума.
Загустевший сок уносили в лабораторию для дальнейшей переработки, а для рабов начинался новый этап труда на плантации. Коробочки мака срезали и ссыпали в мешки. Рабочие их тоже утаскивали на производственные участки. Там их резали и получали маковую соломку, которая после сушки использовалась в качестве наркотика.
Уже накануне зимы маковые стебли выкорчёвывали. Они шли на топливо и применялись как строительный материал. Ими застилали крыши глинобитных строений.
Ранней весной опустевшие плантации вспахивали, в пашню вносились удобрения и засевали семенами мака. И так из года в год. Наркотики : опиум, героин, зёрнышки мака, соломка расходились по всему миру и приносили солидную прибыль наркодельцам. Потому афганские крестьяне предпочитали брать в аренду участки маковых плантаций, а не заниматься сельскохозяйственным производством. Оттого так процветало рабство в этой стране. Срабатывал принцип, не предусмотренный классиками марксизма: меньше затратить, больше получить прибыли.

Неизвестно, сколько бы времени протрудился Вячеслав Мирзоев на полях пламенеющего мака, но случай пошёл ему навстречу. Утром его остановил Хаким, помощник владельца плантаций, бая Абдугафура.
– Эй, малламуй, ты вроде говорил, что электрик?
– Да, – отозвался Вячеслав.
– Дело для тебя есть. В лаборатории всё время отключается свет. Там что-то стреляет. Наш электрик никак не поймёт, в чём дело. Может, ты сумеешь исправить?
– Надо посмотреть, – отозвался Вячеслав.
Электрик, пожилой афганец, с растерянным видом стоял посреди лаборатории. Вячеслав осмотрелся. Кругом столы, заставленные приборами, стеклянными ёмкостями, сосудами, соединёнными трубками. Синеватое пламя вилось над газовыми горелками, едко пахло химическими реактивами.
– Что тут случилось? – поинтересовался парень у электрика.
Тот развёл руки в стороны.
– Худо медонад (Бог знает). Розетки посмотрел, вроде в порядке. Только включаю предохранители, где-то стреляет, и снова нет света.
Из расспросов Вячеслав понял, что электрик – самоучка и может только заменять лампочки и, в лучшем случае, почистить контакты в розетках.
– Значит, розетки целые? – спросил он электрика.
Тот согласно кивнул.
– Нигде нет пробоев и черноты.
– Тогда нужно посмотреть распределительную коробку. Где она?
– Такой здесь нет, – заявил электрик.
Вячеслав несогласно покачал головой.
– Этого не может быть. Где-то должны быть выводы к розеткам, лампочкам, приборам. Иначе не бывает.
Пожилой афганец упорствовал. Ему хотелось показать себя мастером.
– Говорю, нет. Коробки делают под потолком. Тут сам посмотри, ничего не видно.
И он указал на потолок.
– Раз нет вверху, должна быть внизу, – не согласился Вячеслав. – Будем искать.
И он стал отодвигать от стен шкафы и столы.
– Ага, вот она.
В самом низу, у пола, виднелось круглое отверстие, из которого торчали пучки проводов.
– А это что?
Вячеслав поднял толстый провод. Он выходил из коробки и, ни к чему не прикреплённый, лежал на полу. На нём виднелся чёрный пробой от замыкания, и пахло гарью.
– Вот в чём причина. Удивительно, для чего же этот провод? Наверное, стал не нужен, его и бросили. 

Он отрезал провод ниже пробоя, вывел концы, зачистил их и тщательно заизолировал. Забил в стену небольшой гвоздь и прикрепил к нему провод.
– Готово, – сказал он электрику. – Включай предохранитель.
Тот боязливо щёлкнул рычажком, но ничего неожиданного не произошло. Загорелся свет, оживились стрелки приборов.
– О, шайтон, как же я не догадался, – пробормотал пожилой афганец.
В лаборатории работало пять человек, три женщины и двое мужчин. Все разных возрастов, европейского вида, явно иностранцы. Они наблюдали за Вячеславом и обменивались репликами.
Одна из женщин подошла к парню.
– Ещё прибор плохо работает. То и дело отключается.
Она говорила на дари, языке афганских таджиков. Слова произносила правильно, но слышался лёгкий акцент.
– Показывайте, который?
Вячеслав отсоединил провода от прибора, осмотрел их. Они окислились и потому плохо проводили ток. Он зачистил концы и снова зажал их в контактах. Прибор действовал нормально.
– Нужно сделать профилактику проводки в лаборатории, – сказал Вячеслав женщине. – Видно давно её никто не проверял.
– Вы можете сделать это?
Парень пожал плечами.
– Вы же видите, могу. Только я работаю на плантации.
– Я попрошу Хакима, помощника хозяина, чтобы он перевёл вас в лабораторию.
– Вы можете сделать это? – Вячеслав повторил её вопрос.
Женщина усмехнулась.
– Я здесь начальник. Моё слово много значит.
Вячеслав пристально посмотрел на неё.

Ей было немногим больше тридцати лет. Непривлекательная, среднего роста, излишне худощавая. Скошенный лоб, прикрытый начёсом. Волосы каштанового цвета, глубоко сидящие глаза, длинный нос. Тонкие губы, которые она сжимала в линию.
«Не красавица, – подумал Вячеслав. – Такой только и быть начальником. Ничего другого не остаётся».
Но вслух сказал другое.
– Хонум (Госпожа), если вы заберёте меня с плантации, у вас с электричеством не будет никаких проблем.
В конце дня Хаким подозвал к себе парня.
– Будешь электриком в лаборатории. Слушай начальника, она женщина строгая. Одна жалоба и снова окажешься в поле.
Этого парню как раз и не хотелось, и он трудился старательно. Помимо основного занятия начальник возложила не него обязанности рабочего и ночного сторожа. Обосновался он в небольшой пристройке к лаборатории, где была узкая железная койка, стол, платяной шкаф и два стула. Большего Вячеславу не требовалось.
Сотрудники лаборатории на дари не говорили, так, одно-два слова. Все указания Вячеслав получал от Люсьены Моро, так звали начальника. Понемногу он узнал, что она француженка, родом из Бордо. Окончила технологический колледж в Париже, по специальности химик, как и все остальные сотрудники в лаборатории. 
На ночь Вячеславу выдавали автомат. Каждые два часа он должен был обходить лабораторию и примыкающие к ней пристройки.
– Но зачем? – удивлённо спросил он Люсьену. – Дверь бронированная, на окнах решётки, внутри сейф. Кто полезет?
Она удивилась недогадливости парня.
– Мы производим опиум и героин. Среди афганцев много наркоманов. Чтобы добыть наркотики, они пойдут на что угодно. Уже трижды пытались пробраться в лабораторию, долбили стены.
И Вячеслав тщательно охранял лабораторию.

Его переодели в американскую рабочую одежду защитного цвета, постригли, питался он со всеми в рабочей столовой, и после рабского труда на маковой плантации ничего другого не хотел. Даже свободы, поскольку понимал, что она для него не достижима. 
Одно только не давало ему покоя. Сам он устроился неплохо, а его прежний напарник Фарид так и томился под палящим солнцем. А ведь ему Вячеслав обязан многим . И он спросил Люсьену.
– На плантации я работал вместе с хорошим человеком. Он физик и математик. Образование высшее. Не нужен вам такой специалист?
Люсьена удивилась.
– И его держат на плантации? Я сколько говорила, чтобы мне нашли физика. Нужно выверять приборы, снимать с них показания, а никто не умеет делать этого. Кроме того, он будет проводить вычисления, и помогать мне составлять отчёты.
И Фарид на другой день стал сотрудником лаборатории. Нужно ли говорить, как он был благодарен Вячеславу?! «Такие превращения бывают лишь в сказках «Тысячи и одной ночи», – сказал он и в порыве чувств обнял Вячеслава. 
С Люсьеной Моро можно было работать. Она была строгой и требовательной, но по делу, а так, нередко проявляла добросердечность и отзывчивость. Она сочувствовала Вячеславу и Фариду, в одночасье ставших рабами, и старалась облегчить им жизнь, как и чем только могла.

Сама она во Франции была занята на небольшой фабрике по производству стирального порошка. Работа неинтересная, тем более для химика высокой квалификации. И когда прочитала, что набирают специалистов на химическое производство в Афганистане, то сразу изъявила согласие. Условия предлагали отличные, да ещё с исследовательским уклоном. Оплата высокая, чего тут было думать? Откуда ей было знать, что будет заниматься производством наркотиков? Подписала контракт на пять лет и вот уже два года руководит лабораторией в Балхе. Поначалу возмущалась тем, что её обманули, порывалась всё бросить и уехать во Францию. Ей намекнули на жёсткие условия контракта. Можно не только не уехать, но и расстаться с жизнью в результате какого-нибудь несчастного случая. Тут, в отдалённой афганской провинции, устроить его ничего не стоило. Смирилась с неизбежным и продолжала трудиться, осознавая вынужденность своего положения.
По сути дела Люсьена Моро превратилась в такого же пленника, как Вячеслав и Фарид. 
Вячеслав, выполняя поручения начальника лаборатории, наблюдал за тем, как производят наркотики. Не верилось, что героин, желтоватый порошок неприглядного вида, представляет собой смертельную опасность. Два-три укола его раствора и отвыкнуть от него уже невозможно. Наркоман превращается в безвольное существо, срок жизни которого измеряется несколькими годами.

Сотрудники лаборатории облачались в специальные защитные костюмы, лица закрывали масками, но всё равно не было полной гарантии, что не вдыхают мельчайшую пыль, незаметную глазу. К концу рабочего дня некоторые испытывали эйфорию, впадали в прострацию, обретая блаженный вид.
Такие же меры принимал и Вячеслав, входя в лабораторию, и, более того, старался надолго не задерживаться в ней.
Он знал, что афганцы называют наркотики «чарс», «сиёхи», «чиркин», «кайф», почему-то «Герасим», может, по имени тургеневского героя, хотя, насколько помнится, тот не был наркоманом. Были и поэтические определения, такие как «Лунная пыль» или «Звёздный свет».
Наркотики сотрудники лаборатории взвешивали, ссыпали в пластиковые пакеты и запаивали их. Потом эти пакеты заворачивали в коричневую вощёную бумагу и складывали в прорезиненные мешки, весом по двадцать килограммов каждый. Наркотики были готовы к отправке, правда, куда, об этом Вячеслав не знал, хотя догадаться было нетрудно.
Раз в неделю прилетал вертолёт американской армии. Мешки загружали в него, он с рёвом отрывался от земли и улетал в сторону гор, должно быть, там находился Кабул.
Нынешнее положение устраивало Вячеслава и Фарида, вот только помощник владельца плантации держался с ними грубо, постоянно напоминал о рабском положении и грозил, в случае чего, снова отправить на маковое поле. Постоянные унижения лишали душевного равновесия, порождали тягостное чувство зависимости от надсмотрщика, больше похожего на грубое животное. Хаким, правда, теперь обращался к Вячеславу не с пренебрежительной кличкой «малламуй» (рыжий), а называл его «усто», что значило «мастер».

Вот и теперь Хаким встретил Вячеслава у лаборатории.
– Э, устод, – сказал он. – Там, – Хаким указал пальцем за лабораторию, где было несколько пристроек. – Машина для резки маковой соломки перестала работать. Нужно отремонтировать. Сумеешь?
– Нужно посмотреть, – уклончиво отозвался парень.
– Ступай, смотри. Быстро нужно сделать. Товар ждут.
Машина для резки маковой соломки походила на увеличенную мясорубку. В бункер засыпали зелёные коробочки мака, включали мотор и шнек подавал коробочки на ножи. Через решётку сыпались в ёмкость тонкие полоски готовой соломки. Там её сушили, и она готова была к употреблению. Её смешивали с табаком и курили, делали отвар. Настаивали в спирту, процеживали и вкалывали в вену. Действие было то же самое, что и при употреблении чистого героина, правда, немного слабее.
Вячеслав осмотрел машину. Видно было, что на ней работали давно и не делали профилактику. Включил, шнек с трудом проворачивался.
Хаким с тревогой следил за молодым устодом. За неисправность оборудования могли спросить с него, и потому сейчас помощник хозяина находился в прямой зависимости от раба. Надо сказать, редкий случай.
Вячеслав разобрал машину. Как он и предполагал, на протяжении длительного времени сок маковых коробочек оставался в машине, смешивался с мелкими отходами, и образовалась густая клейкая масса. Она высыхала, пространство вокруг шнека суживалось, пока, наконец, не застопорила шнек окончательно.
Вячеслав выскреб сухую, жёсткую массу и обратился к Хакиму.
– Нужен бензин или ацетон. Надо промыть машину.
– Это найдём, – с готовностью откликнулся Хаким.
Молодой мастер отчистил машину до блеска снаружи и изнутри, протёр, засыпал коробочки в бункер и включил мотор. Шнек завертелся с былой быстротой, соломка дождём посыпалась в ёмкость.
– Э, молодец, – Хаким вытер пот со лба. – Теперь всё время будет хорошо работать?
– Будет, но раз в два или три месяца машину нужно чистить. Если мотор и дальше будет заедать, может сгореть.
– Ты всегда тут будешь, смотри за ней.
Этими словами Хаким напомнил Вячеславу о его рабском положении и дальнейшей незавидной судьбе.

Время шло. Вячеслав получил известие как хороший мастер по ремонту лабораторной техники. Его стали приглашать и на другие плантации. Он удивлялся, как много лабораторий в одной только провинции Балх. Отсюда следовало, что героин производили десятками тонн. А, в целом, в Афганистане? Такое количество он даже не мог себе представить …
Хаким не доверял своему рабу, боялся, что в поездках он может попытаться убежать. Поэтому Вячеслава сопровождал охранник, получивший приказ: в случае чего, стрелять без промедления.
Вячеслав редко общался с другими рабами. Он всё время находился в лаборатории или в пристройках возле неё. Остальных рабов не выпускали с плантации, только на ночь отводили в загон для ночлега.
Вячеслава с Фаридом связывала тесная дружба, они облегчали душу во встречах и беседах, и это скрашивало их подневольное существование.
– Меня взяли заложником и должны были отпустить после того, как заплатят за героин шестьдесят тысяч долларов, – рассказывал Вячеслав. – Прошло два года. Неужели до сих не расплатились с наркодельцами? А ведь мой брат говорил, что я буду заложником всего два-три дня.
Фарид усмехнулся.
– Лично я не слышал, чтобы заложники получали свободу. Выгодно взять деньги и сохранить раба. Для Афганистана – обычное дело. Ты – хороший мастер, кто же захочет потерять такого невольника? Наша свобода там, – Фарид указал в сторону кладбища. – Зависит от желания переселиться туда или от Хакима, который пристрелит, если у него будет плохое настроение. За убийство раба с него не спросят и не поставят в вину.

Месяцы нанизывались на бечёвку времени, подобно зёрнышкам чёток. Вячеславу исполнилось четверть века. И хотя для раба он был устроен, в общем-то, неплохо, но томило одиночество. Дружбы с Фаридом было мало. Пришла пора иметь семью, детей, знать, что ты нужен, что о тебе есть кому заботиться. Но в его рабском положении такое было невозможно. Женщин на плантации не было, а те две француженки в лаборатории не привлекали его внимания. И поневоле он всё больше сближался с Люсьеной Моро. Она была неглупой, лишённой самомнения, и ценила людей не за принадлежность к той или иной нации, или среде, а за деловые качества. И потому Вячеслав был симпатичен ей. Кроме того, он нравился ей как мужчина. Был самостоятельным, не боялся трудностей и в привлекательности ему тоже не откажешь.
В свою очередь Вячеслав присматривался к Люсьене. На первый взгляд она казалась дурнушкой. Однако, знакомство, длящееся продолжительное время, позволяло выявлять в ней массу достоинств. Она была хорошо сложена, что не сразу замечалось в мешковатой, американской форме. У неё были чистые, выразительные глаза, мраморная кожа, густые волосы, цвета спелых каштанов. Кроме того, масштаб прежней жизни определял её сознание. Она многое повидала, обо всём имела собственное мнение. С ней было интересно общаться, интересно разговаривать. Что из того, что Люсьена была старше Вячеслава. Разница в годах не замечается, если симпатия вызревает, подобно спелому плоду на раскидистой яблоне.
При встречах они не только обменивались приветствиями и расходились, а, напротив, старались задержаться, и разговор начинался сам собой. И важно было не только его содержание, а подсознательное стремление видеть человека, который пришёлся по душе, слышать его голос, который воспринимался, как музыка нарождающегося чувства.

Как-то раз, в одну из ночей, когда Вячеслав совершил обход лаборатории и других строений поблизости и сидел на скамейке под тополем, он услышал шаги. Насторожился, но тут же расслабился. Это была Люсьена. Она подошла и села рядом.
– Не спится, – проговорила она. – В такую ночь никакая усталость не берёт. Посмотри, какая красота кругом.
И в самом деле, ночь была удивительной. Полная луна, похожая на отполированный серебряный диск, зависла над притихшей землёй и заливала её потоками яркого света. Чётко проступали все детали пейзажа в контрастном освещении. То, что было на виду, отливало белизной, а, находящееся в тени, воспринималось как покрытое бархатисто-чёрными тонами. Плантация, с которой уже были убраны маковые коробочки, щетинилась голыми стеблями и казалась бескрайним ковром серо-зелёного цвета.
– Даже не верится, что бывают такие вот лунные ночи, – продолжала Люсьена. – В городе такое волшебство не увидишь. Хотя после того, как я услышала, что героин называют «лунной пылью», Луна утратила для меня своё очарование.
– Ты знаешь, и со мной произошло то же самое, – откликнулся Вячеслав.
Незаметно для себя он перешёл с ней на «ты». Она охотно приняла эту форму обращения.
Они немного помолчали.
– В эти месяцы я поездил по провинциям Афганистана. Много было ремонтной работы, – заговорил Вячеслав, – и меня поразила бескрайность маковых плантаций. Ничего другого уже не выращивают в этой стране, кроме опийного мака.
– Ты ещё больше удивишься, если я скажу тебе, что в Афганистане собирают, самое меньшее, восемьдесят процентов всего мирового урожая опийного мака. В год на афганских полях заготавливают около четырёх миллионов тонн сырья для приготовления наркотиков. 
– Неужели находится сбыт? – поразился Вячеслав.
Люсьена утвердительно кивнула.
– Каждый месяц американцы собирают начальников лабораторий на совещания. Обсуждаются вопросы: как идёт производство наркотиков, всё ли нас устраивает, что требуется из химикатов и оборудования, можно ли работать ещё результативнее? Так вот, там приводятся факты. Основной потребитель наркотиков, поступающих из Афганистана, – это Россия. Её жители используют в год семьсот тонн героина, количество наркоманов в этой стране – около двух миллионов человек. Это официальная цифра, а на деле значительно больше. Ежегодно в России от наркотиков умирает до ста тысяч человек. Под мак засевают в Афганистане свыше ста пятидесяти тысяч гектаров лучших площадей. 
Люсьена зябко передёрнула плечами.
– Страшные цифры.

Вячеслав посмотрел на неё. В лунном свете её лицо казалось высеченным из мрамора. Каждая чёрточка её облика явственно различалась, и лицо дышало одухотворённостью.
– Но ведь и твоя доля труда есть в этих страшных цифрах? – негромко произнёс он. Вячеслав не хотел её обидеть, но сдержать своего негодования не мог.
– А что я могу поделать? – устало отозвалась она.– Я сама себе напоминаю пловца, который попал в бурную реку. И остаётся одно: или утонуть, или пытаться выплыть. Вот я и пытаюсь выплыть, хотя удастся ли мне это?
– Но почему американцы задействованы в этом? – спросил Вячеслав. – Им зачем это нужно?
– О, тут далеко идущая цель, – отозвалась Люсьена. – В борьбе за мировое господство США противостоит Россия. Воевать, но это значит – терять технику, людские ресурсы. И потом, неизвестно: на чьей стороне будет перевес? Наркотики стали стратегическим оружием в глобальном соперничестве. Американцы и пустили в ход это оружие, и оно показывает свою эффективность.
Когда они вошли в Афганистан, то заявили, что их цель – покончить с террористическими группировками, такими как «Талибан». Теперь сюда прибавились и боевики ИГИЛа, бежавшие из Сирии. Вот уже двенадцать лет осуществляется эта антитеррористическая операция, но на самом деле – это не что иное, как прикрытие. США мирно сосуществуют с афганскими боевиками, более того, платят им, чтобы не нападали на подразделения американского боевого контингента. Их задача – способствовать росту производства наркотиков в Афганистане, поскольку они не только уничтожают россиян, но и отрицательно сказываются на их генофонде …

Люсьена замолчала, молчал и Вячеслав. Её рассказ обернулся отчуждением между ними, и ей не хотелось доводить его до крайности.
– Уже поздно, – сказала она и поднялась со скамейки. – Нужно попытаться уснуть. У нас каждый день на пределе сил.
Три дня после этого Люсьена не приходила ночью проведать Вячеслава. Днём держалась официально, сдержанно отдавала распоряжения и вообще была холодновата. Вячеслав не знал, что и думать. Вроде он ничем не обидел её, да и чем мог обидеть он, бесправный раб, одну из руководителей героинового производства?
– Мне кажется, наша начальница изменила своё отношение к тебе? – заметил Фарид. – Говорят, настроение женщины подобно паводку в горах, то полон воды, а то пересыхает так, что дно видно.
Вячеслав лишь пожал плечами. Он и сам не знал, что думать.
Но на четвёртый день Люсьена снова пришла на скамейку под тополем. Молча села рядом с Вячеславом, взглянула на луну, на краешке которой обозначилась чёрная полоска.
– Луна на ущерб пошла, – заметила молодая женщина. – Так и людская жизнь, после полноты сил и впечатлений неизбежно следует спад, который называем старостью.
– Ну, тебе ещё рано говорить об этом, – заметил парень. – Твоё полнолуние в самом разгаре.
Люсьена не согласилась.
– Если бы так … – и затем без всякого перехода заговорила о другом.
– Ты подумал, наверное, что я обиделась на тебя? Не совсем так. Меня расстроило твоё замечание, что я тоже принимаю участие в массовом убийстве людей наркотиками. Отчасти ты прав, было о чём подумать. Но можно ли остановить камнепад голыми руками? Сегодня нас снова собирали на совещание. Американский полковник Пауэрс говорил об успехах наркотической борьбы с Россией. 
По его словам, удалось склонить на свою сторону руководителей Центрально-азиатских республик, они закрывают глаза на транспортировку наркотиков по их территориям. В результате, четверть объёма афганского героина беспрепятственно попадает в Россию. Протяжённость границы между Казахстаном и Россией составляет семь тысяч километров, и охрана её осуществляется формально. Кроме того, граждане этих республик пользуются правом безвизового въезда в Россию. Вот и посуди, насколько просто провозить героин в Россию.
– Ты сказала, что наркотики стали и стратегическим оружием в борьбе США с Россией? Но, наверное, привлекает не только это? Думаю, наркодельцы неплохо зарабатывают на торговле героином? 
– Более чем неплохо, – согласилась Люсьена. – Ежегодный оборот наркотиков в мире превышает пятьсот-шестьсот миллиардов долларов. Торговля афганскими наркотиками – третья в мире по прибыльности после торговли нефтью и оружием.

Люсьена говорила негромко, изредка касалась плечом Вячеслава, и эта невольная близость волновала его. Возникновению близости способствовали тишина ночи и луна, заливавшая ярким светом простор обширной долины.
– Зачем ты говоришь мне всё это? – поинтересовался Вячеслав. – Лишние сведения засоряют память, тем более что я ни в коей мере не могу помешать этому злу.
– Твоя осмысленная жизнь ещё только началась, и рабство не вечно. Можешь вырваться, и тогда то, что ты услышал от меня, позволит тебе определить свою позицию в этом подлунном мире. Древние говорили: «Мы знаем, кто мы есть, но не знаем, кем мы можем быть», – проговорила Люсьена.
К ним подошёл большой чабанский пёс по кличке Хайбат. Он прибился к лаборатории, его подкармливали, и он вместе с Вячеславом совершал обход охраняемых помещений. Хайбат потёрся о ногу парня, тот погладил пса по голове, и Хайбат улёгся рядом со скамейкой.
Вячеслав посмотрел на замолчавшую француженку.
– Продолжай, я слушаю тебя. Я понимаю, тебе нужно выговориться, чтобы облегчить груз, лежащий на душе.
– Да, это так, – согласилась Люсьена. – В мире стёрлось различие между добром и злом. В ходе длящейся двенадцатый год «контртеррористической операции» американцы и англичане не уничтожили в Афганистане ни одной лаборатории по производству героина. Более того, в течение считанных месяцев после начала операции в провинциях Хост, Пактия, Гильменд, Кундуз и других были созданы центры по переработке экстрагированного опия в героин. Была развёрнута банковская сеть кредитования под будущие урожаи опийного мака в морфин и героин, организованы промышленные поставки минеральных удобрений и средств для изготовления героина с химических предприятий Пакистана. Доходы афганских крестьян от посевов опийного мака превышают три миллиарда долларов в год, а труд легче, чем на овощных плантациях. Что показательно, посевы опийного мака в Афганистане превышают площади плантаций коки в Колумбии, Перу и Боливии, вместе взятых.
– Вот это да! – изумился Вячеслав. – Знаешь, ты рассказываешь мне всё это, и у меня возникает такое чувство, будто открываются глаза на мир. До сих пор я жил в темноте…
– Хорошо, что мы перешли на «ты», – проговорила Люсьена. – Нас с тобой тянет друг к другу, и формальности просто излишни.
Вячеслав улыбнулся.
– Я тоже так считаю.

Люсьену действительно тянуло к этому открытому, ещё не умудрённому жизнью парню, и она опасалась возникающего чувства. Так можно потерять голову в этом героиновом аду и кроме переживаний, ничего другого она не обретёт.
– Пора идти, – подумала она вслух. – Так мало часов отведено нам для личной жизни. И так мало живых существ, которые способны понять нас и ответить взаимностью. У меня ты, да ещё пёс Хайбат, искренне расположенный к нам.
Пёс завозился у их ног и откликнулся негромким ворчанием. На ветвях тополя, над ними, встрепенулся соловей и залился волшебными трелями. Это было так неожиданно и сладкозвучно, что они заслушались.
– Знаешь, – сказала Люсьена, – у нас в колледже литературу преподавал иранец. Он рассказал легенду. Одного грешника приговорили к пребыванию в аду. Он исхитрился и прихватил с собой соловья. И вот в самый разгар мучений, среди серных испарений и дымного пламени, неожиданно зазвучал голос пернатого певца. Все замерли и оторопели. Черти оставили кочерги и вилы и заслушались. Они впервые приобщились к земной красоте и забыли обо всём. Погасло пламя под котлами, в которых в смоле и кипятке варились грешники, а сами они выбрались из котлов и нежились в прохладной воде в деревянных чанах.
И с той поры ад перестал быть адом. В нём проросла зелёная трава, а деревянные ручки инструментов для пыток покрылись розовыми цветами. Черти же стали писать стихи и соревновались в умении творить их с лучшими поэтами Востока, которые некогда попали к ним в ад.
«Мораль, – сказал иранец, – красота способна разрушать зло. Не забывайте об этом».
Люсьена на мгновение прильнула к парню и побежала к своему жилищу. 

Теперь они виделись каждую ночь. Луна уменьшалась, и тьма наползала на просторную долину Балха. Всё явственнее обозначалась на бархате неба россыпь звёзд, соловей неистовствовал всё также, словно предчувствовал наступление осени.
– Ты столько сообщила мне сведений о наркотиках, – проговорил Вячеслав, – но не сказала ничего о самом героине. 
– Ну, тут добавить можно немногое, – Люсьена прижалась к парню. – Героин впервые синтезировали в 1898 году из морфина. Исторически он получил «героическое» название неслучайно. Оно от латинского «herad», что значит «богатырь». Он подавляет в человеке страх, вселяет в него уверенность, решимость. В начале двадцатого века он заменил морфин и получил широкое распространение среди воюющих сторон в первой мировой войне.
Его стали называть «солдатским лекарством». Он применялся как обезболивающий препарат при операциях. Интересно, что героин синтезируется из отходов при производстве морфина и кодеина. Он обходится дёшево, но по степени вредного воздействия на человека не сравним ни с одним из тех препаратов. Он считается самым опасным из наркотических веществ, известных человеку. Героин запрещён к применению в медицине, работа с ним в исследовательских целях тоже не разрешается. 
Наркоманы, использующие героин, живут не более трёх лет.
– А чем он вреден для человека? – спросил Вячеслав.
– Тем, что меняет химический состав крови. Он встраивается как катализатор в организм, и без него обмен веществ уже невозможен. Героиновая наркомания практически неизлечима. Её можно заглушить, но избавиться от неё не удаётся.
Врачи довольно скоро стали осознавать, что пристрастие к героину гораздо сильнее, чем к морфину… Хватит об этом, – остановила сама себя молодая француженка. – Давай говорить о нас с тобой.

С каждым днём она всё сильнее привязывалась к парню. Встречаться с ним по ночам, чувствовать его тепло, видеть блеск его глаз и улыбку, которой он приветствовал её, стало для неё потребностью.
Прошла осень, за ней, как слепец за поводырём, прошествовала зима. С первыми весенними месяцами начался новый сезон на маковых плантациях. Их вспахали, внесли удобрения, засеяли. И стрелки зелёных ростков потянулись к солнцу. Они казались беззащитными на первый взгляд, и трудно было предположить, что этот нежно-зелёный ковёр таит в себе смертельную опасность.
Весна – тоже катализатор для человеческих чувств. Люсьена уже не противилась своей любви к Вячеславу. Он был сдержаннее, чем она, и тогда молодая женщина проявила решимость в их отношениях. Она покрыла его лицо поцелуями и спросила: 
– А, может, не стоит нам расставаться по ночам?
Люсьена не стала дожидаться ответа. Она взяла его за руку и повлекла к своему жилищу.
С той поры они днями были на виду друг у друга, и ночи тоже стали их общим достоянием.
Их связь была недолгой тайной для всех, работающих на плантации. Хаким, помощник бая Абдугафура, поначалу удивился, как могла иностранка с видным положением влюбиться в презренного раба? Но потом, поразмыслив, увидел в этом положительную сторону. Срок её контракта подходит к концу, значит, можно заключить с ней новый, снова на пять лет. Разве захочет Люсьена Моро расстаться с любимым парнем? И ему, Хакиму, хорошо, не нужно будет искать нового начальника лаборатории.
Она действительно не хотела расставаться с Вячеславом и размышляла над тем, как закрепить их отношения.

Время шло. Так миновали три года. Люсьене до замены оставалось три месяца.
– Давай уедем во Францию, – предложила она, – и там поженимся.
Вячеслав изумился.
– Ты забыла, кто я? Как я могу вырваться отсюда, если я раб владельца плантации, бая Абдугафура? Да, за одну мысль о свободе, с меня, живого, сдерут кожу …
– Я помогу тебе бежать, – остановила его Люсьена. – Я договорилась с американцами…
И она поделилась с парнем своим планом.
– Когда в лаборатории в Балхе собирается солидная партия героина, американцы прилетают за ней на вертолёте. Забирают и увозят на свою базу в Кабул, а там распределяют между наркодельцами. Те по тайным каналам переправляют «товар» в страны Центральной Азии, откуда героин поступает в Россию и в другие зарубежные страны.
– Я дам каждому из пилотов по героиновой упаковке. Знаешь, какие деньги они за них выручат? Ведь это двадцать килограммов чистейшего наркотика. Да за такую плату они не только тебя одного, всех рабов с плантации вывезут!
Вячеслав подумал и согласился. А что ещё ему оставалось делать? Сейчас он живёт под покровительством начальника лаборатории и своей возлюбленной, а без неё, кто знает, как сложится его судьба? Не исключено, что снова окажется на маковой плантации и будет вдыхать там ядовитые испарения под палящим солнцем. А это значит, сокращение жизненного срока до нескольких лет.

И они стали готовиться к побегу. Люсьена приготовила для него комплект новой, светло-коричневой рабочей формы, в которой ходили все американцы. Постригла парня и заставила бриться каждый день. Вручила ему деньги, тысячу долларов.
– После того, как приземлитесь в Кабуле, пилоты высадят тебя, и ты уже не будешь зависеть от них. Отправишься в Посольство Франции и попросишь там политического убежища. С твоей биографией раба ты подходишь под такую юрисдикцию. Я звонила в Посольство и предупредила советника о твоём появлении. Он обещал посодействовать. Через короткое время я освобожусь и тоже приеду в Посольство. А там улетим на мою родину, и никакие работорговцы тебя не достанут.
Вячеслав вопросительно посмотрел на молодую женщину.
– Всё это хорошо, но что я буду делать во Франции?
Она махнула рукой.
– Как раз это не проблема. Сложно интеллигенции, безработица ударила по учителям, врачам, инженерам. У тебя рабочая профессия, такие всегда востребованы. Денег за пять лет труда в Афганистане я собрала достаточно. Проживём без затруднений. Выучишь язык, есть курсы для мигрантов, там же сдашь экзамены и получишь свидетельство электрика. Все проблемы легко разрешимы, только бы добраться до Франции. 
Вячеслав вздохнул. «Дай-то Бог», – подумал он. Опасение мешалось в его душе с предвкушением свободы, и эта раздвоенность не давала покоя.

Через три недели прилетел вертолёт. Американцев было трое: командир машины, второй пилот и бортмеханик. Люсьена переговорила с ними, они окинули взглядом стоявшего поодаль Вячеслава и утвердительно кивнули. Помощник хозяина плантации Хаким пригнал пятерых рабов, и погрузка мешков с героином началась. Их заносили в кабину, где они образовали целую гору.
Бортмеханик отыскал взглядом Вячеслава и кивком дал понять, чтобы тот зашёл в кабину вертолёта. Там, в конце машины мешки были сложены так, что между ними образовалось небольшое пространство. Вячеслав втиснулся в него, и бортмеханик прикрыл его двумя мешками.
Погрузка закончилась. Винтокрылая машина заревела двигателем, поднялась в воздух и полетела к горам, за которыми находилась столица Афганистана.
Только через два дня на плантации хватились, что нет одного раба. Хаким стал допытываться у Люсьены, куда делся Вячеслав, но она сама казалась удивлённой.
– Позапрошлой ночью он, как обычно, пошёл, чтобы осмотреть лабораторию и другие строения. В полусне я услышала слабый вскрик, зарычал Хайбат, но не придала этому значения. Где-то далеко послышался гул машины и вскоре замолк. Когда днём не увидела Вячеслава, я подумала, что ты, Хаким, как обычно, отправил его на другую плантацию, чтобы он отремонтировал там оборудование. Потому и не беспокоилась. Неужели с ним что-то случилось?
На глазах молодой женщины показались слёзы.

Встревоженный Хаким задумался. Скорее всего, Вячеслава похитили надсмотрщики с других плантаций. Их владельцы не раз обращались к баю Абдугафуру с предложением продать им умелого раба. Он отказывал, и тогда они решили захватить его силой и увезти. Теперь так спрячут, что и не найдёшь. Это выгоднее, чем брать его на время и платить владельцу за его работу.
– Я допытаюсь, кто это сделал! – проговорил Хаким с угрозой. – И тогда… Но что тогда, он не договорил, поскольку понимал, что это пустая угроза. Не будет бай Абдугафур ссориться с другими хозяевами плантаций из-за раба, каким бы он ни был. Похищение рабов – обычное дело в афганских провинциях.
На том дело и закончилось. Люсьена ходила расстроенная, да и сам Хаким утратил обычное расположение духа. Теперь она точно уедет через два месяца, как только закончится срок её контракта. Нужно искать другого начальника лаборатории, и будет ли он, или она таким же знающим, как Люсьена Моро? Это вопрос …

Но вернёмся к Вячеславу Мирзоеву.
Вертолёт приземлился на военной базе в Кабуле. Бортмеханик вывел Вячеслава из кабины, проводил его до проходной и махнул рукой, давая понять, что он свободен и может идти, куда ему вздумается. Американцы отработали плату за него, и больше ничем ему не были обязаны.
Вячеслав брёл по Кабулу. Улица была заполнена людьми в восточных одеяниях. Ярко светило солнце, и город, разогретый его жаром, казался неприветливым. Едко пахло пылью, окрасившей строения в желтоватые тона. Автомобили на дороге мешались с арбами, запряжёнными ослами
Побег удался, но надолго ли? Парень может попасться на глаза кому-нибудь из наркодельцов, часто бывавших на маковых плантациях, и тогда снова окажется в рабстве. Следовало быстрее найти себе укрытие. Пока же он, походивший на американцев своей одеждой и европейским видом, не привлекал внимания.
Люсьена советовала ему просить убежища в Посольстве Франции, но сознание противилось этому. Чужая страна, чужой язык, чужие люди… Быть иждивенцем у женщины, которая пусть и любит его, но всё равно будет относиться к нему, как к стоящему на более низкой ступени. А что, если…

Вячеслав обратился к прилично одетому афганцу, по всей видимости интеллигенту, с вопросом: где находится Посольство России?
– Прямо по этой улице, до перекрёстка, а там направо, – ответил афганец.
И парень пошёл в указанном направлении.
Охранник Посольства, рослый, в форме российской армии, с удивлением рассматривал Вячеслава. По виду американец и одет как они, а по-русски говорит чисто.
– Мне нужен кто-нибудь из сотрудников Посольства, – сказал Вячеслав. – У меня важное дело.
Сотрудник Посольства, в тёмном костюме, несмотря на жару, в галстуке, с седоватыми волосами, вопросительно посмотрел на парня.
– Прошу выслушать меня, – Вячеслав проговорил это негромко, осматриваясь по сторонам. Наверняка, сотрудники и афганских, и американских спецслужб ведут наблюдение за российским Посольством.
– Пройдёмте внутрь, – предложил сотрудник Посольства.
Они прошли по просторному холлу и расположились в небольшой приёмной, где был диван, стол с четырьмя стульями и шкаф со стеклянными дверцами.
Сели на диван.
– Я слушаю вас, – сотрудник Посольства внимательно рассматривал посетителя.
И Вячеслав рассказал ему свою историю.
Тот покачал головой.
– Приключение, ничего не скажешь. Значит, вы хотите, чтобы мы предоставили вам политическое убежище?
– Совершенно верно, – отозвался парень.
– Тогда посидите здесь немного, я посоветуюсь с руководством Посольства.
Ждать пришлось с час, не больше.

Сотрудник Посольства пришёл с пожилым мужчиной представительного вида, лысоватым, в очках. Представился советником Посольства.
– Меня ознакомили с вашей историей, – советник указал на сотрудника Посольства. – Прежде всего, почему вы обратились к нам? В Кабуле есть Посольство Таджикистана.
Вячеслав подумал.
– Я считаю себя гражданином Советского Союза. У меня есть прежний паспорт, правда, он остался дома. Поэтому Посольство России мне ближе.
Советник и сотрудник Посольства переглянулись.
– Вы авторитетнее, у вас больше возможностей, – добавил Вячеслав.
– Так, всё ясно, – советник Посольства коснулся рукой плеча Вячеслава. – Правота в ваших словах есть, но сейчас ситуация изменилась, и мы не вправе подменять Посольство Таджикистана. Вы – гражданин этой страны, поэтому политического убежища вам предоставить мы не можем. Ваше дело носит скорее уголовный характер, чем политический. Похищение, принудительный труд на маковой плантации, рабство… Но и оставить вас без помощи тоже не хочется, раз уж вы обратились к нам. Можем предложить следующее. Через неделю наши сотрудники должны выехать в Душанбе, предстоит решить некоторые вопросы с правительством Таджикистана. Как я понимаю, для вас сейчас главное – выбраться из Афганистана?
Вячеслав утвердительно кивнул.
– Да, это так.
– Прекрасно. Вместе с нашими сотрудниками вы вылетите в Душанбе, а там вашей судьбой займутся местные власти. Эту неделю вы побудете в нашем Посольстве. Согласны?
– Это было бы замечательно, – отозвался парень.

Через неделю Вячеслав был в Душанбе.
Там им, прежде всего, занялись сотрудники Комитета национальной безопасности. Он рассказал о своём вынужденном превращении в раба и о труде на маковой плантации. Потом всё это описал в подробном объяснении. Было установлено, что никакой его вины нет в афганской эпопее, после чего он был свободен. А дальше им занялись в Агентстве по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Тут уж из него выпытывали все подробности, поскольку этому ведомству важно было знать все детали производства отравляющих веществ и транспортировки их по странам СНГ. И в завершение Вячеславу Мирзоеву предложили работать в Агентстве. Пока в скромной должности, помогать оперативникам, а дальше, когда подучится и приобретёт нужные навыки, то и сам станет оперативником. Устроится пока в общежитии для сотрудников Агентства.
Конечно, это предложение устраивало парня, и он с радостью согласился. Работать было интересно, и его недавнее рабское положение оказалось полезным для организации.

О Люсьене он вспоминал часто, с благодарностью за её помощь и содействие в побеге. Жалел ли он о том, что его поездка во Францию не состоялась? Пожалуй, нет. Он пригодился у себя на родине, и всё сложилось как нельзя лучше. Теперь никакие наркодельцы ему были не страшны.
Где-то через полгода на его прежний адрес в Пянджском районе пришло письмо от Люсьены. Она беспокоилась о нём и снова предлагала переехать во Францию, если с ним всё благополучно, и он на свободе. Одна строка заставила его улыбнуться. Люсьена писала, что друзей не покидает и забрала с собой на родину пса Хайбата. Теперь его очередь, Вячеслава.
Вячеслав снова и снова перечитывал кроткое послание. Он понимал, что их пути с француженкой разошлись и не стоит ворошить пережитое. Неизвестность лучше переписки, в которой нет смысла, и которая неизбежно угаснет сама по себе.
И он решил не отвечать на письмо Люсьены.