Зачем он шёл к тебе, Россия?..

К 250-летию завоевателя Европы Наполеона Бонапарта

 

 

Шумел, горел пожар московский, 
Дым расстилался по реке, 
А на верху стены кремлевской 
Стоял он в сером сюртуке. 
И призадумался, надменный, 
Свой взор на пламя устремил, 
И тихим голосом смиренным 
 Он сам с собою говорил: 
– Зачем я шёл к тебе, Россия, 
В руках держал Европу всю?.. 
Теперь с поникнутою выей
Стою на крепостном валу. 
Войска же, созванные мною, 
Погибли здесь среди снегов, 
И пали Франции герои 
На посмеяние врагов... 

Этот один из вариантов незамысловатого стихотворения (последнюю строфу которого мы пока опустим), ставшего популярной русской народной песней, известного поэта 30-40-х годов XIX века Николая Соколова, очень точно отражает отношение простого русского народа к незаурядной личности великого завоевателя Европы, и даже «покорителя мира», каким считали его, Наполеона Бонапарта. Как ни странно, в этом отношении нет особой ненависти, озлобленности, как, допустим, к личности Гитлера, или к иным врагам России. Скорее здесь звучит насмешка, видна скептическая улыбка по поводу «нетерпеливого героя», как называл Наполеона Пушкин. Наполеон, как известно, спасался от великого московского пожара сентября 1812 года в Петровском замке (путевом замке русских царей, ныне у м. Динамо) за Тверской заставой.

Вот, окружен своей дубравой,
Петровский замок. Мрачно он
Недавнею гордится славой.
Напрасно ждал Наполеон,
Последним счастьем упоённый,
Москвы коленопреклонённой
С ключами старого Кремля:
Нет, не пошла Москва моя
К нему с повинной головою.
Не праздник, не приёмный дар,
Она готовила пожар
Нетерпеливому герою.
Отселе, в думу погружён,
Глядел на грозный пламень он.

Согласитесь, и в этих строках великого Пушкина, гораздо более совершенных, чем у Соколова, отношение к личности Наполеона взвешенное, без крайнего неприятия, даже с попыткой какого-то понимания. Он «в думу погружён», глядя на «грозный пламень». А ведь в пожаре Москвы, устроенной армией Наполеона, сгорело две трети домов нашей столицы! Москву до нашествия «двунадесяти языков», как называли «великую армию» Бонапарта, считали городом дворцов. «Это город дворцов!» – восклицали французы, когда только въезжали в первопрестольную со стороны Дорогомиловской заставы. Город, как известно, был сдан Кутузовым Наполеону без боя именно с той целью, чтобы сохранить его, чтобы дать возможность спастись мирным жителям и тем раненым русским солдатам в госпиталях, каких не успели вывезти из города. А таковых после Бородина было много тысяч. И в этом отношении обвинять русских людей, что это именно они поджигали свой город, даже с самыми патриотическими намерениями, как-то странно. Кутузов таких распоряжений не отдавал, да и московский губернатор Ростопчин тоже впоследствии отрекался от подобной сомнительной славы. На Западе же с самого начала была принята непоколебимая точка зрения самого Наполеона, что это именно сами русские «варвары», или «скифы», как он называл москвичей, и устроили этот пожар. Постепенно такая псевдопатриотическая позиция была усвоена и в русском обществе, ею даже гордились, как актом самопожертвования, о чём говорят вышеприведённые слова Пушкина из «Евгения Онегина». Но принимая такую точку зрения мы невольно обеляем Наполеона, делаем его даже, как-будто, жертвой якобы «патриотических» страстей этих вышеозначенных «скифов», то есть нас с вами и наших предков! Не отсюда ли и идёт такое, словно бы снисходительное отношение к великому завоевателю Европы со стороны отходчивых россиян.

Между тем личность Наполеона Бонапарта вовсе не заслуживает такого снисхождения. Как раз в «просвещённой» Европе Наполеона считали чудовищем, называли «пожирателем престолов» и даже «корсиканским людоедом». Да, он даровал Франции наилучший гражданский кодекс, который называют сейчас Кодексом Наполеона, но забывают при этом, что над ним работала целая комиссия виднейших французских учёных и юристов, а славу за составление которого Наполеон присвоил себе. Между тем он только закрепил в законе и подтвердил те успехи и завоевания, что добилась Великая Французская революция и до него. Наполеон же, став императором, наоборот вернул в политическую реальность Франции многое из того феодального прошлого с чем боролась революция. Вновь на карте Европы появились многочисленные королевства и герцогства, королями, князьями и герцогами которых стали родственники и ближайшие приближённые великого завоевателя. Недаром даже вдохновенный Бетховен отказался посвящать свою Героическую симфонию Наполеону, что он сделал раньше, а перепосвятил её «памяти великого человека», то есть счёл, что «освободитель» Европы от феодального ига революционный генерал Бонапарт умер, а на его месте появился заурядный феодальный тиран из прошлого. Наполеон шёл к безмерной власти через горы трупов, через артиллерийский расстрел парижан во время народного восстания в Париже, через разгон парламента, через казни пленных солдат противоборствующих армий, как это случилось в Яффе во время Сирийского похода 1799 года, когда по приказу генерала Бонапарта были разом умерщвлены на берегу моря несколько тысяч турецких солдат и офицеров, поверивших обещаниям французов сохранить им жизнь и сдавшихся Наполеону.
Кстати, именно после этого преступления Наполеон потерпел своё первое военное поражение, он не смог взять турецкую крепость Аккру и вынужден был повернуть свою армию обратно в Египет. Может быть тут «нетерпеливому герою» и любимцу фортуны было дано некое предостережение свыше, что не всё прощает Бог даже своим любимцам... но Наполеон не внял этому предостережению. Зато он видел, что без него, без его гениальной личности дела во Франции идут плохо, что Суворов уже очистил всю Северную Италию, разбив прославленных французских полководцев Жубера и Моро (кстати, сподвижников Наполеона), сведя на нет все успехи Бонапарта во время Итальянского похода 1797 года. Тут надо отметить некое предвзятое и даже завистливое отношение Наполеона к прославленному русскому полководцу. Он, многому научившейся у Суворова в тактике боя, усвоивший известный приём Суворова (а Суворов в этом смысле учился ещё у Румянцева) в движении больших колонн, в смелом маневре и окружении неприятеля, когда Суворову удавалось окружить и разбить большие массы турецких войск, он презрительно отзывался о русском гении, называл приёмы Суворова «дикими» и не упускал случая умалить победы Александра Васильевича во время Итальянского и Швейцарского походов нашего полководца, приписывая ему, якобы «поражение» от Массены, хотя Массене удалось разбить не Суворова, а русский корпус Римского-Корсакова у Цюриха. Суворов же, оставшись без поддержки, со своей малой армией невероятным усилием вырвался из вражеского окружения, преодолел высокогоный хребет Паникс и отбросил этого самого Массену. Если бы Суворову в этот момент пришла бы помощь из России или от союзников австрийцев, он бы осуществил свой замысел похода на Париж, но такая помощь не пришла, а российский император Павел I всё больше склонялся к разрыву со своими союзниками по антифранцузской коалиции, что и позволило тогда Франции уцелеть.

А ведь вот Суворов проявлял к Наполеону гораздо больше благородства, он открыто называл Наполеона третьим (после Александра Македонского и Ганнибала) великим полководцем мира, даже считал его «волшебником» на поле боя. Но если Александр Васильевич был истинным православным христианином и всегда проявлял гуманность по отношению к поверженному врагу, то Наполеон, как видим, действовал совсем не так. Сравните, например, участь Варшавы, которую Суворов взял в 1794 году и защитил от погромов и сожжения и страшную участь Москвы 1812 года, фактически уничтоженную Наполеоном, допустившего известный великий пожар и разграбление нашей священной столицы, и подло обвинившего, при этом, самих москвичей в сожжении своего же родного города! На основании этих обвинений жандармы и военные власти французов во главе с «наполеоновским аракчеевым», как называл его Лев Толстой, знаменитым жестокосердным маршалом Даву, массово хватали мирных москвичей на улицах города, свозили их в импровизированные концлагеря, устроенные наскоро «гуманными европейцами» на территории нескольких московских монастырей, а затем безжалостно расстреливали без суда и следствия, закапывая тела во рвах. Всего было казнено около 400 человек. Вспомним соответствующие сцены из бессмертного романа Толстого «Война и мир». 
Так было, но при этом Наполеон всячески стремился доказать именно вину русских в этом пожаре, даже прямо обвинял в этом Кутузова, на что Михаил Илларионович веско ответил наполеоновскому посланнику Лористону, присланному Наполеоном к нему в тарутинский лагерь с предложениями мира и не преминувшим вновь поставить вопрос о пожаре. Кутузов сказал ему: «Что же касается до московского пожара, я стар, опытен, пользуюсь доверенностью русского народа и потому знаю, что в каждый день, в каждый час происходит в Москве. Я сам приказал сжечь магазины; но по прибытии французов русские сами истребили толь¬ко каретные ряды, которыми вы овладели и начали делить между собой кареты. Жители причинили очень мало пожаров. Вы разруши¬ли столицу по своей методе: определяли для пожара дни и назначали части города, которые надлежало зажигать в известные часы. Я имею подробное известие обо всем. Доказательством, что не жители разрушали Москву, служит то, что вы раз¬бивали пушками дома и другие здания, которые были слишком крепки, стреляя в них посреди огня».
Да, Михаил Илларионович Кутузов имел, конечно, «подробные известия» обо всём. Ведь в Москве работали русские партизаны и подпольщики, которые тщательно наблюдали за действиями французов. Мало того, надо сказать, что Кутузов как раз был заинтересован в том, чтобы французы как можно дольше задержались в Москве. Он ясно сказал о своих намерениях ещё на известном совете в Филях, (именно им было принято решение о сдаче Москвы, так как мнения генералов русской армии разделились ровно пополам и решающее слово оставалось за фельдмаршалом). Он сказал, что армия Наполеона это бурный поток, который русские остановить пока не могут, но Москва сыграет роль губки, что засосёт этот поток в себя и остановит его. Ну а остановленная вода неизбежно становится затхлой, армия «двунадесяти языков», этакое «вавилонское» воинство, где дисциплинированных французов было меньше половины состава, начнёт разлагаться, предаваясь грабежам и пьянству. В Москве для этих целей были оставлены огромные запасы вина и немало продовольствия. Такая армия скоро станет небоеспособной и в условиях наступившей зимы, когда из-за плохих дорог будет прервано сообщение по Смоленской дороге с Западом (чему будут помогать партизанские отряды, созданию которых Кутузов активно способствовал до такой степени, что даже перед решающим Бородинским сражением нашёл возможным отделить от армии отряд кавалеристов под командованием Дениса Давыдова и отправить их в рейд по тылам французов), эта армия французов так и останется в Москве, к середине зимы проест все запасы, начнёт голодать и сдастся на милость русских вместе с самим императором. По плану Кутузова Наполеон в Москве должен был быть обложен со всех сторон, как медведь в берлоге, но надо было, чтобы он как можно дольше оставался в Москве, поначалу ни в чём не нуждаясь. Нужда пришла бы потом в разгар лютой зимы и это была бы гарантированная гибель всего нашествия.
Таков был план Кутузова и что больше всего могло бы помешать этому плану? – а как раз вот этот самый грандиозный пожар. Пожар, уничтожив Москву и большую часть оставленных там запасов, неизбежно заставлял французов как можно скорее покинуть «столицу скифов», она уже не предоставляла им возможность для зимовки. Да и в планы Наполеона вовсе не входило надолго оставаться в Москве. Наполеон никогда долго не задерживался в покорённых им столицах, дела звали его во Францию, в центр своей империи, там без него ничего не крутилось. Вся империя была, как бы, на «ручном управлении» у императора, сам он привык работать практически круглосуточно, оставляя себе на сон только 4 часа. И так он задержался в Москве, фактически без дел, на целый месяц, что для него было крайне странно. Чего же он ждал в разорённом и сожжёном городе? Он ждал предложений мира от российского царя Александра I. Он для этого и пошёл на Москву, рискнул, хотя уже в Смоленске, он твёрдо сказал, что война закончена и послал к Александру с предложениями мира генерала Тучкова, попавшего в плен к французам. Но ответа не дождался и рассудил, что принудить царя Александра к миру можно только захватив Москву, одну из столиц Российской империи. По дороге, в решающем сражении он собирался разгромить русскую армию. Типично наполеоновская постановка задачи – сразу и всё! Это вполне в характере завоевателя.
Вот почему, войдя в Москву, Наполеон не пресёк начавшиеся грабежи и разбой своих «двунадесяти языков», солдат всего этого разноплеменного воинства. Да пусть пограбят его верные «усачи-гренадёры», ведь это он собственно и обещал им перед началом Бородинского сражения, обещал богатую добычу, обещал отдых, а отдых невозможен без хорошего питания и выпивки, ну а где это всё взять, если не через реквизиции! Отдача завоёванного города армии на три дня для грабежа – это закон войны, тогда общепрнятый. То, что Москва будет опустошена – это ничего, пускай посмотрят там в Петербурге, другой столице России, какая и этот город может ожидать участь, если царь не согласится подписать мир. Так что разгром Москвы был своего рода актом мощного психологического давления на царя Александра. 

Итак, разграбление Москвы было на руку Наполеону, он там зимовать не собирался, но вот пожар поставил его в тупик. Пожар не входил в его планы. Сожжение Москвы только озлобило русских людей против французов и Наполеона, сделало невозможным примирение, переводило войну уже в разряд некоей священной мести завоевателям со стороны русских людей. Да и оставаться в сожжённом городе даже, чтобы только дождаться ответа из Петербурга, а потом вести переговоры о мире – было невозможно. Представьте себе переговоры о мире на пепелище!.. Потому с такой яростной настойчивостью наполеоновская пропаганда начала убеждать мировое мнение в том, что Москву сожгли сами русские, эти «скифы и дикари»! Во Францию, в Европу помчались гонцы Наполеона с красочным описанием этого немыслимого «варварства русских дикарей», которые ведут войну «не по правилам». В общем, пожар Москвы был ненужен ни Кутузову, ни Наполеону, ни русским, ни французам, так отчего же он случился? – Мнения тут самые разнообразные, вплоть до самых фантастических. Например, что на Москву именно в эти дни упала огромная комета и всё сожгла. Сравнивают это даже с падением Тунгусского метеорита. Но ведь падение Тунгусского метеорита (полагают, что небольшой кометы) сопровождалось гигантским взрывом, равном взрыву нескольких таких бомб, что уничтожили Хиросиму, и кольцевым вывалом тайги на многие десятки километров. Если бы такой взрыв произошёл в Москве, то на месте Москвы осталась бы только огромная воронка и наполеоновская армия испарилась бы вместе с самим императором. А так получается, что комета тихонько подлетела к Москве, всё подожгла и улетела благополучно. И никто её не видел. Нет, фантастические версии придётся отбросить и вернуться к версии давно уже высказанной великим русским умом Львом Николаевичем Толстым, что Москва неизбежно должна была сгореть не потому, что кто-то этого специально хотел, а потому, что иначе и не могло случиться в огоромном, большей частью деревянном городе, брошенном властями и основной частью жителей, занятым ордой «цивилизованных» грабителей, которые меньше всего были озабочены тем, чтобы спасать город от стихийного пожара. А сильный ветер, отмечаемый тогда, разнёс пожар на всю Москву. Москва ведь не раз за свою историю сгорала полностью от одной свечки. Таким был пожар при Дмитрии Ивановиче (будущем Донском), когда сгорел дубовый Кремль, построенный ещё Иваном Калитой и пришлось князю Дмитрию Ивановичу строить его заново, но уже из белого камня (Москва белокаменная). Были и другие грандиозные пожары в Москве. Москва перестала выгорать полностью только тогда, когда в ней была учреждена повсеместная пожарная охрана, ну а в условиях захвата города неприятелем, какая уж охрана!..
Думается даже, что то, если не сочувствие, то во всяком случае, некое подобие понимания со стороны русских людей, обращённое к изображению внутреннего состояния Наполеона на пепелище Москвы, что сквозит в произведениях тогдашнего народного фольклора, происходит от ощущения общности судьбы русских и французов перед лицом грандиозного стихийного бедствия. Ощущения присутствия рока, судьбы во всём этом деле. «Россия увлекается роком!» – писал Наполеон в своём приказе по армии, когда готовился переходить границу России на Немане. А сам, в результате, был увлечён эти роком. После гибели его «великой армии» под «снегом холодной России», последовавшей вслед за сожжением Москвы и вынужденным бегством оттуда уже через месяц пребывания, хотя Кутузов его вовсе не торопил, он был обречён. И эта обречённость бывшего любимца судьбы видна во всём. Да, Наполеону удалось собрать новую армию в Европе и Франции, как только он вырвался из холодной России, да, ему удалось одержать ещё немало побед на разных полях Европы. Более того, он даже не проиграл ни одного сражения в кампании 1814 года, когда война шла уже на территории Франции, он всюду побеждал!.. А Париж сдал и вынужден был подписать отречение в своём дворце в Фонтенбло. Почему так? Да потому, что после событий в России никто уже не верил в его победу. Никто из его окружения, ни один маршал, даже самый преданный ему, как Ней, не верил в его звезду. Он словно лишился внутреннего стержня и сам уже всё меньше и меньше верил в себя. Россия выпила его силы! Так зачем же он шёл в Россию?

Как ни странно, но реальных, чётко обдуманных планов перед походом в Россию у Наполеона не было. Не было никаких предположений, как поступить с Россией, если он даже её завоюет. Это вот у шведского короля Карла XII были совершенно чёткие планы разделить Россию на восемь зависимых от Швеции марионеточных княжеств (одним из таких княжеств должна была стать Украина во главе с «князем» гетманом Мазепой), Сибирь при этом должна была стать шведской колонией, Москва стала бы просто удельным центром одного из княжеств. В общем, Россия вернулась бы к состоянию феодальной раздробленности образца XIII века и просто перестала бы существовать, как страна и государство. Тут всё чётко и ясно. Этот план был осуществлён в полной мере в начале 90-х «лихих» годов XX века по отношению к Советскому Союзу. Слава Богу, по отношению к самой России он не удался, но ведь и Советский Союз был Большой Россией, наследником Российской империи – и вот его нет. Так что планы эти совсем не фантастические и продолжают действовать. Как, я уверен, продолжает действовать и план Гитлера по полной ликвидации России и всего русского народа (известный план «Ост») и освоению этой бесхозной территории под новое заселение и добычу полезных ископаемых. Современная Россия, лишённая обрабатывающей промышленности и машиностроения (на месте знаменитых московских заводов строятся красивые дома, а товары машиностроения и лёгкой промышленности завозятся из Китая) это есть начало осуществления этого плана под благовидным предлогом борьбы за чистый воздух. Стремительное сокращение численности населения в России, которое теперь открыто подтверждает и наше правительство – есть убедительное доказательство осуществления этого плана. 
Да, планов у завоевателей России всегда было много, у вот у Наполеона их не было. Была какая-то неопределённая мечта о некоем фантастическом походе на Индию совместно с русскими, когда будет подписан выгодный для Франции мир. В общем, Россия, по представлению Наполеона, могла бы продолжать существовать, но как продолжение его всеевропейской империи, этакая Европа «от Лиссабона до Владивостока», как говорят сейчас, а в то время – от Парижа до Индии. Да, Россия существовала бы и даже, может быть, под руководством «любезного брата Александра», в принципе, он нравился Наполеону своей покладистостью, но представляла бы из себя лишённую собственной воли огромную колонию, неисчерпаемый источник природных богатств. И возможно, Наполеон и осуществил бы всё это, если бы не нежданное упорство русского государя Александра, который не пошёл ни на какие переговоры с Наполеоном «на развалинах пылающей Москвы», если бы не хитрость «старого лиса» (как называл его Наполеон) Кутузова, если бы не мужество простых русских людей, пожертвовавших жизнью ради спасения Отечества.

Великий день Бородина
Мы братской тризной поминая,
Твердили: «Шли же племена,
Бедой России угрожая;
Не вся ль Европа тут была?
А чья звезда её вела!..
Но стали ж мы пятою твёрдой
И грудью приняли напор
Племён, послушных воле гордой,
И равен был неравный спор».

Это сказал великий наш Александр Сергеевич Пушкин в стихотворении «Бородинская годовщина». И Наполеон, уже пребывая в заточении на острове Святой Елены, доживая там последние дни под мелочной опекой британского надсмотрщика, который медленно травил бывшего великого завоевателя мышьяком (доказано уже в наше время огромное содержание мышьяка в волосах Наполеона), признавался на смертном одре, что величайшей ошибкой его жизни был поход на Россию.

...Судьба играет человеком,
Она изменчива всегда,
То вознесёт его высоко,
То в бездну кинет без следа.

Так заканчивался один из вариантов русской народной песни на слова Николая Соколова, с которой мы и начали наш рассказ.

5
1
Средняя оценка: 2.77169
Проголосовало: 438