Ангел-хранитель города S

Окончание. Начало в № 119.

6.    Байка о скульпторе, сыне скульптора

Но, конечно, не только явлением Николая-угодника памятен тот градостроительный совет. На встрече Георгий Катрунов впервые обнародовал имена соавторов – скульптора Сергея Каравинского и архитектора Виктора Маркелова – людей, с которыми он решил воплотить крылатую мечту в бронзу… 
Золотыми по большому счёту оказались выпуски Ставропольского художественного училища 1976-1977-го годов. Из стен этого по-настоящему творческого заведения вышли парни и девчата, чьи имена сегодня у всех на слуху. И не только в Граде Креста. Пётр Охрименко, Алла Чемсо, Сергей Беликов, Александр Малыгин, Валентин Тарасов. (Здорово уж в который раз, Рваное Ухо. Я обещал тебя разбудить, Валёк, просыпайся!) А список звёздной компании здесь и в ангельском завтра  непременно нужно дополнить ещё одной фамилией. 
На авансцену приглашается скульптор Каравинский. Пожалуй, самый застенчивый и молчаливый из круга той поры. Сергей и поныне говорун невеликий, но мастер первоклассный.
Его добрые и умные руки вылепили лица Николая Голодникова и Виктора Никитина. Бронзовые рельефы наших земляков в числе других установлены на Аллее почётных граждан. Герб Града Креста, выполненный Сергеем, украшает Ермоловский бульвар. 
Зная ещё об одной удавшейся затее скульптора, я донимал и знакомых и совершенно неизвестных мне сограждан необычным вопросом: «Знаете ли вы, где в нашем городе «проживают» царь Гвидон, Ассоль, капитан Немо и Дон-Кихот?» Многие лишь разводили руками и отрицательно покачивали головами, иные шарахались от интервьюера. Первым безошибочно ответил на мой каверзный вопрос Женя Бронский, возглавлявший пресс-службу Ставропольской епархии. Он почти мгновенно угадал, что речь шла о магазине «Юность», где до поры до времени обитали столь разные, но прекрасные литературные герои. Их фигуры в полный рост, как вы уже, наверное, догадались, созданы Сергеем Каравинским.
Пропорции Эллады аукаются и в канонических, и в модернистских творениях. Будь ты хоть Огюстом Роденом, хоть Эрнстом Неизвестным, всё равно пленительные линии античных колонн и статуй никогда тебя не отпустят. Скульптор – раб и бог, отсекающий от мрамора лишнее. По законам древних и по своим собственным, ведомым только ему. 
Уж кто-кто, а Сергей, выросший, по сути, в мастерской отца, скульптора Фёдора Перетятько, это великое, потом политое правило хорошенько усвоил умом-разумом, а ещё памятью натруженных до мозолей на кончиках пальцев. И в знаменитом Суриковском институте, который он блестяще окончил, учителя не уставали повторять вместе с учениками золотые уроки золотого сечения.
– Мои педагоги, – вспоминает Серёжа, – были прекрасными людьми и великими мастерами. Я веду речь о Павле Ивановиче Бондаренко и Льве Ефимовиче Кербеле. Уже много пожил, много повидал, но равных им больше не встречал.
На излёте прошлого века у Каравинского родилась дерзкая идея. Он задумал срифмовать хорей с гекзаметром. И проект удался! Расшифрую поэтическую реминисценцию. Недалеко от главного входа в академический театр драмы имени Михаила Лермонтова, словно прорастая из-под земли, возникли античные колонны. И такое ощущение, что седой Гомер через времена и моды окликает всё новых и новых авторов, штурмующих академические подмостки.
Изящная композиция, состоящая из пяти стилизованных под ионический архитектурный стиль колонн, находка, согласитесь, неожиданная и, пожалуй, не имеющая аналогов в регионе.
– Дело было в Одессе, – берёт слово неугомонный байкомат (или всё же – байкомёт), баловень сцены Борис Щербаков, – море, солнце и театр. Красивое такое здание-сооружение. Имя ему «Итака». И соответствующий названию антураж. Древняя Греция, да и только! Помню, по-хорошему позавидовал одесситам. Пожалел, что мой любимый ставропольский храм Мельпомены не столь грациозен. Вернулся домой, – Борис умеет держать паузу по Станиславскому, а потом эффектно заканчивает, – день хожу на репетиции, другой, неделю. Со служебного хода, разумеется. А в лицо театру некогда взглянуть. И вот однажды иду-таки со стороны фасада и буквально обалдеваю от радостной неожиданности и неожиданной радости. Вот и мы поклонились великой Элладе!
 Актёр, узнав, что лукавый парафраз на тему Парфенона принадлежит Сергею Каравинскому, велел передать привет от своих товарищей по цеху, мол, силён затейник, мы, лицедеи, такое искусство понимаем и принимаем!
Скульптор признавался: 
– От первых моих набросков, эскизов (а их было несколько сотен) до окончательного решения много воды-времени утекло. Долго искал средства. Обошёл десятки кабинетов. Нам помогли в Ленинском районе. Спасибо этим людям. Употребив местоимение «нам», Сергей подчеркнул, что публичные памятники чаще всего создаются в соавторстве – скульптор плюс архитектор. Элладу он столь эффектным артефактом помянул вместе со своим другом, напарником и тёзкой дизайнером Сергеем Вьюненко. А в роли консультанта выступил известный в Ставрополе архитектор Валерий Зыков.
Композиция, украшавшая газон перед современным храмом Мельпомены, по мысли Каравинского, должна вызывать ассоциации с древнегреческими подмостками, масками и котурнами. Ведь они – отправные точки для всех театров на протяжении тысячелетий.
Сергей мечтал развить идею и украсить колонны мифологическими персонажами или… Ладно, промолчу. Ибо, как говаривал поэт, мысль изречённая есть ложь. А потому бокал во здравие ваятеля! И как жаль, говорю я годы спустя, что изящные вертикали, созданные мастером, наши ставропольские умники заменили на вечнозелёные кусты, остриженные под колонны.
Ну а вам, читатели, думаю, понятно, почему Георгий Катрунов из многих достойных скульпторов выбрал себе в напарники Сергея. Ангел – всегда загадка. И на поиски образа они отправились вместе – мастера, не хлебом единым живущие. Автор идеи согласился с трактовкой скульптуры, предложенной Каравинским, от изначальной тяжеловесной фигуры и следа не осталось. Серёжа придумал иной ход: его Ангел едва касается одной ногой полусферы, устремляясь в небо, а над головой обеими руками несёт крест. 
Да, к вопросу о хлебе: мой тёзка полгода жил в Москве, питаясь тем, что Бог пошлёт. В Белокаменной SK весь свой аванс, полученный за утверждённый проект, столичным подмастерьям раздал, уж дюже они до «налички» охочи. А бронзовый Ангел, простите за прозу, требовал немереных средств и на металл, и на формовку, и на «магарычи» для рабочих. А уж о стоимости креста, ныне сияющего золотыми бликами в рассветных лучах, и говорить неловко. Его мастер изготовил по особой технологии. Как пояснял мне Каравинский, это литые пласты латуни, покрытые особым составом блестящей металлической фольги.
Серёжа, человек деликатный, однажды было заикнулся о гонораре, обещанном буквально на следующий день после градостроительного совета, и замолчал, поняв, что потеряет драгоценное время, обивая пороги чиновничьих кабинетов. 
– Вот привезу Ангела в Ставрополь, – говорил он в моменты наших нечастых на ту пору встреч, случавшихся в паузы между работой в московских мастерских и короткими «рывками» домой к жене, дочке, матери, – тогда и зайду в мэрию потолковать об оплате по договору. Сейчас меня волнуют совсем другие штуковины. Взять, к примеру, балансировку от креста над головой до ступни, на которую опирается Хранитель. Ты ведь понимаешь, что ошибиться нельзя, это единственная точка опоры. Я же Ангела творю, а не Илью Муромца. Он парить будет, понимаешь?
– Да уж, Серёга, понимаю, – отвечал я Каравинскому. – Только ты, брат, совсем исхудал, одни глаза остались.
– Ничего-ничего, не помру, друзья в столице есть, подкармливают иногда. А ещё знаю-помню об Ангеле, обитающем на вершине Александровской колонны Санкт-Петербурга. Наш будет, конечно, иным, но стыдно вылепить хуже.
– Адский труд у тебя, скульптор, однако.
– Ангельский! – отшучивался SK. – Это у поэтов он адский.

7.    Быль о мечте, ставшей былью

Третьим соавтором необычной композиции можно без всяких натяжек назвать архитектора Виктора Маркелова, монолог которого органично, на мой взгляд, вписывается в «небесную историю». (Этот текст, надиктованный Виктором, им же попозже заверенный я передал в ряд региональных газет, так что звонить Алексеевичу ни тогда, ни нынче не стал. Зато улыбнусь Маркелу из августа две тысячи семнадцатого. Но немного погодя).
– Мы давно и сосредоточенно занимаемся проблемами реконструкции 53-го квартала, – рассказывал Виктор Алексеевич, возглавляющий проект преображения центральной части Ставрополя. – В большую группу вошли такие именитые в нашей среде люди, как Валерий Зыков, Владимир Божуков, Юрий Расходов, Сергей Жердев, Павел Олексюк и другие интересные, оригинально мыслящие мастера. Мы  совершенно по-новому видим будущее квадрата, обрамлённого улицами Жукова, Дзержинского, Советская и проспектом Октябрьской революции. План, рождённый совместными усилиями, учитывает специфику центра. Он уже одобрен на всех уровнях. По нему проспект Карла Маркса, бывший Николаевский, продлится до «Экрана». Точнее, бульварная часть этой главной исторической магистрали города.
– Когда мы узнали о том, что наши земляки ищут место для «посадки» Ангела, – продолжил мой собеседник, – то рассмотрели и на ватмане, и в виртуальной реальности десятка два вариантов. Признаюсь, главный архитектор города Петр Маркатун просил своих коллег поискать различные точки и у Железнодорожного вокзала, и на Ермоловском бульваре сверху донизу. Но когда мы вплотную занялись площадкой близ «Экрана», все сомнения отпали. Это прекрасное во всех смыслах пространство. Его нужно облагородить, убрав, в том числе, и бывшую Доску почёта, загораживающую сквер. А система фонтанов и бассейнов, перекликающаяся со знаменитыми «Дельфинами», создаст эффект того, что мы образно назвали южным Арбатом.
– А главное, – завершил свой монолог президент Альянса свободных ставропольских архитекторов, председатель Ставропольского представительства Южного регионального отделения Российской академии архитектуры и строительных наук Виктор Маркелов, – фигура Ангела-хранителя вознесётся ввысь на тридцать метров и станет основной доминантой в историческом контексте города.
Из письма сторонника:
«По состоянию здоровья я не имел возможности присутствовать на градостроительном совете в Ставрополе, на котором был утверждён рабочий макет «Ангела-Хранителя», – сожалел в своем послании один из самых ярких мастеров монументальной скульптуры нашего региона, заслуженный художник России Гурген Курегян из Кисловодска. – Ознакомившись с фотографиями проекта и модели, исполненными Георгием Катруновым, Сергеем Каравинским и Виктором Маркеловым, я полностью соглашаюсь с решением градостроительного совета. Композиция выполнена на хорошем профессиональном уровне, имеет красивый силуэт. Фигура Ангела смоделирована изящно и выразительно. Это достигается пластичной лепкой складок одежды и самой фигуры. Несомненно, композиция украсит Ставрополь.»               
В канун моего пятидесятилетия, то бишь в мае две тысячи второго, Виктор Маркелов (как и я, – Телец!) предложил провести совместный творческий вечер в Доме архитекторов. Меня почтенной публике представил Женя Панаско (вижу, помню, Панас, твою улыбку), Виктора – Александр Ковалёв, тоже майский уроженец. И по такому особому случаю Саня сотворил развесёлый транспарант: «Тельцы земные – музы небесные!» И Сутул читал свои стихи, и Маркел. А когда мы уставали, наши поэзы исполняли актёры Боря Щербаков (куда ж мне без него) и Оля Зоря…
– Признайся, Серёжа, – допытывался у меня поздней ночью изрядно подвыпивший Виктор, – чьих голосов в «ангельском рейтинге» было больше? Тех, что отданы за место у «Экрана» или всё же за площадку на Крепостной горе?
Изрядно подвыпивший Сутулов, пошептавшись с Катериничем, попытался увильнуть от ответа:
– Алексеич! Ты меня не провоцируй… В газетах чёрным по белому написано: архитекторы думу думали, а голоса разделились поровну. Твоё же интервью тысячными тиражами разошлось.
– Так, давай не для прессы, а между нами, тельцами, выясним сей щекотливый момент. Почему единственный в крае журналист с двойной фамилией взял на себя смелость обнародовать окончательный вариант, параллельный Ильичу? Ты же понимал, на что идёшь?
– То-то и оно, что понимал. Фигура Ленина, будь он неладен, отлита по проекту Павла Бондареко, который был… одним из учителей Серёги Каравинского. Продолжать или сам скумекаешь, какой подтекст, даже тебе неведомый, мы с моим тёзкой в сей исторический диссонанс заложили?
Маркелов только присвистнул и предложил опрокинуть ещё по рюмашечке за великую ангельскую тайну.
Ну а мечты архитектора Виктора Маркелова, связанные с особой зоной, осенённой Ангелом, сбылись годы и годы спустя. Агрессивная городская среда, метр за метром пожиравшая пространство, наворачивала вокруг фигуры непобедимые, казалось бы, автокольца. А там, где беспорядочно паркуются машины, сами понимаете, какой кавардак воцаряется.
Осенью две тысячи семнадцатого, вернувшись из долгих-долгих странствий, вызванных трагическими событиями в моей истерзанной судьбе, я не узнал исхоженные вдоль и попёрек места. Окрестности, над которыми парил наш Ангел-хранитель, трудно было узнать. Бульвар, сбегавший вниз от подножия памятника, украшали затейливые фонтаны и удивительные деревца. Не удержавшись от нахлынувших чувств, я вполголоса запел:

Когда мы были молодые,
Когда мы были молодые
И чушь прекрасную несли,
Фонтаны били голубые,
И розы красные росли.
Когда мы были молодые
И чушь прекрасную несли…

8.    Быль о символе веры и байка о мальчике с пальчик 

…весной две тысячи второго Митрополит Ставропольский и Владикавказский владыка Гедеон принял скульптора Георгия Катрунова.
– Удивительное дело, мы с вами ровесники! – произнёс Владыка. – Да, нам обоим по семьдесят два годочка исполнилось, – с лукавой радостью подчеркнул он. – Многое пережили-передумали. Вы давно, судя по тем работам, о которых я знаю, протестовали против засилья коммунистических догм. Так что мы не только «годки», но и единомышленники.
Два пожилых седовласых человека троекратно согласно древнему христианскому обычаю обнялись, а на прощание визитёр (это тоже входит в этикет приёма) поцеловал радушному хозяину руку. Да, как оказалось, Владыка внимательно следил за дискуссией, развернувшейся в средствах массовой информации, за спорами, касающимися и «точки приземления» посланца небес, и его облика. Митрополит, как рассказывал мне Георгий Фёдорович, с одобрением отозвался о серьёзности подхода к проблеме, по достоинству оценив усилия всех участников проекта. Кстати, тогда же Гедеон прояснил спорный вопрос о различиях в изображении символа веры у православных и католиков: 
– Не переживайте, крест ваш соратник точно по канонам изобразил, никаких поперечных перекладинок не требуется. Вот взгляните на Крест Митрополита. Верно-верно, вертикаль и горизонталь! Примите моё благословение на святое и красивое дело. Скажу боле: вы, Фёдоровичи, Георгий и Сергий, правильно решили: Ангел должен смотреть на восток, встречая светило.
(И Владыка Гедеон, и Георгий Катрунов уже давно ушли в мир иной. Митрополит – вскоре после открытия памятника, скульптор пережил своего сверстника на несколько лет. А Небесный странник, в которого они вдохнули свет своих мыслей, чувств и надежд, парит над Градом Креста, утверждая вечное бытие Духа). 
Закрыв элегическую скобку, положив под язык пару валидолин, отстучу на верной клаве пролог к воспоминанию о сентябре-2002: страсти вокруг композиции «Ангел-хранитель» Града Креста улягутся эдак через четверть века, не раньше! А следом воспроизведу три тезиса, вот уже который год всплывающие то в одной жёлтой газетёнке, то в другой: «Крест над городом не православный, а католический!»  «Почему это существо на восток смотрит?» «Столько народа за чертой бедности, а вы уйму денег на памятник угрохали!»
Помнится, Александр свет Сергеевич призывал свою Музу воспринимать и хвалу, и клевету равнодушно. Так и в ангельском случае. Подлинное произведение искусства всегда порождает споры. Тут вопросы в другой плоскости лежат: кому выгодно провоцировать, раздувать вражду между православными, католиками, мусульманами, кто стоит за ширмой с вывеской «Свободная пресса»? Да, конечно же, служители церкви в тысячный раз объяснят невеждам, что крест решён в канонических традициях; архитекторы и историки подчеркнут, что именно с востока Ставрополь встречал гостей через Тифлисские ворота, восстановленные в конце XX века. Но изощрённо-извращённую психологию изменить чрезвычайно сложно. Остаётся вам, горячие головы, и вам, штатные нытики, а также вам, заказные провокаторы, прислушаться к бесплатному совету SK. 
Перед тем, как пускаться в рассуждения о средствах, якобы пущенных на ветер, решите простенькую дилемму. Кто вашему сердцу милее: бабушка, оторвавшая от своей пенсии 100 рублей на памятник, или «браток», оставивший в казино за одну ночь тысячу «баксов»? Продолжать не стану, ежели не поняли. Бог с вами, амёбы обыкновенные, генофондом обделённые. Отдыхайте. Мне скушно и скучно тут дебаты разводить, ибо вы читать не умеете, уже, ещё и к тому ж.
Остаётся устало, но искренне произнести: …и всё-таки я верю, повторив название фильма великого режиссёра по фамилии Ромм и по имени Михаил.  Верю в то, что Зло конечно, а Добро убережёт человеческое в Человеке и через десять веков. Верю и в то, что недруги скульптора SK угомонятся, как и предсказано, через два с половиной десятилетия, и тогда по городу S будет бродить совершенно другой вопрос: «А как же мы без Ангела-хранителя жили?!».
…праздник в честь 225-летия Града Креста удался на славу. И музыки, и цветов, и елейных речей оказалось в избытке. Многотысячная толпа ликовала: посланник небес город осенил! Только всеми забытый и предельно одинокий в людском потоке стоял автор идеи Георгий Катрунов. 
Вот вам сюжет для небольшого рассказа (по Чехову) или сюжет для трагикомедии (по Вампилову). Глава городской администрации Иван Тимошенко не удосужился пригласить на банкет в честь открытия монумента ни отца-основателя проекта, ни его единомышленников – Сергея Каравинского и Виктора Маркелова. Вот вам пища для размышлений: члены творческой группы, получив мизерный задаток, смогли увидеть обещанные и предусмотренные договорами гонорары только через год после пышного действа.
(Ремарка для старшего внука. Кстати, Тимоха, твоего деда тоже, согласись, напрямую причастного к ангельской истории, другой Тимоха, который мэрствовал на тот день, и не подумал позвать на публичное торжество, а уж тем паче – на закрытое от сторонних глаз застолье).
С бодуна ли али в силу неискоренимого чиновничьего невежества Иван Тимошенко придал официальную силу умопомрачительному постановлению, опубликованному в том же сентябре-2002. Сей документ гласил, что Памятным знаком «За большой вклад в социально-культурную сферу города» награждается скульптор Николай Санжаров, участник творческого коллектива по созданию монументальной композиции «Ангел-хранитель». Ну да (да ну?!) – ага: вороватый ваятель, и во сне и наяву чаявший стать героем совсем иного блокбастера. 
Вопреки закону об авторском праве (не говоря о невероятно тонком понятии «интеллектуальная собственность»), бывший градоначальник заказал эксклюзивную серию позолоченных нагрудных значков с изображением  стража ставропольских небес. И что же? Сей сувенир, то бишь, ангелочек на булавке украсил лацканы пиджаков очень узкого круга лиц. А Георгий Катрунов и Сергей Каравинский, согласия на путёвку в жизнь «мальчика с пальчик» не дававшие, вновь оказались вне поля зрения незадачливого шефа городской администрации. Уже давным-давно экс-шефа, не удосужившегося пригласить на торжество и своего предшественника Михаила Кузьмина, без которого, уверен, сам проект так бы и остался нереализованным.

9.    Байка о Sентябрьских kаламбурах  

Художник и власть. Власть и художник. Эта тема тысячу раз обыграна и в прозе, и в поэзии. И дабы отвлечься от неё, рискну пополнить ангельские энд антиангельские воспоминания совершенно неожиданной байкой, которую назову так: Sентябрьские kаламбуры.
В центре града S теперь две площади – Ленинская и Александровская. На одной, догадаться нетрудно, бронзовый Ильич высится, над другой парит Ангел. И собралось тогда на открытии памятника Хранителю Града Креста народу превеликое множество. Не десять и даже не двадцать тысяч человек заполнили обе площади. На праздник по официальным оценкам пожаловали пятьдесят тысяч ставропольцев. Ого-го – толпа! И эге-гей – толпища!!! И вот представьте, что в этом радостном бедламе я нос к носу сталкиваюсь с тёзкой Серёгой Каравинским. Не верите? У меня в свидетелях вечных пребудет жена Наташа, а у него – жена Галина. Обнялись. Поздравили друг друга, понятно с чем. Ну и… Ход наших дальнейших мыслей и без ясновидящей Ванги ясен. Выпили по рюмке-другой в одном кафе, по третьей-пятой – в соседнем, по парку побродили, к вечеру оказавшись недалече от центра – в нашенской Наташенской квартире. Женщины и неопознанные летающие объекты, проходившие также по разряду родственников и друзей Каравинского, гомонили в зале, а мы с Фёдоровичем умудрились уединиться на кухне.
– Ты бы мне стихи почитал, – молвил Серёжа.
– Да ни фига я не помню, тёзка, – отвечал я совершенно искренне. – Есть у меня такая особенность: после ста граммов ни единой сутуловской строчки в башке не держится, впрочем, и фрагменты баллад, написанных Катериничем, воспроизвести тоже не могу.
– Ну а я тебе кое-что, пожалуй, доверю, – ошарашил беспамятного пиита скульптор. – Стихи ли это, не мне судить, но послушай… 
Один SK застенчиво бормотал свои сокровенные четверостишия, другой SK внимательно слушал, забыв и о водке, и о сигаретах.
– Эх, если бы редактором был я,  – вздохнул я, когда он завершил чтение, –  то обязательно кое-что из стихов Каравинского опубликовал.
Серёга смутился и, дабы замять возникшую неловкость, брякнул:
– Может, ты снова станешь редактором, чем ангел не шутит. 
– Твоими бы устами да мёд пить, а водка, ей богу, надоела. Давай лучше наши имена и фамилии по-особому закаламбурим.
– Это как?  – растерялся Фёдорович.
– А вот так, – рассмеялся Владимирович. – Ты – SK, и я – SK, по два слова, на эти буквы начинающиеся по очереди. Поехали!
– Sтавропольский kрай,  – начал плясать от печки Sергей Kаравинский.
– Sеверный Kазахстан, – тут же продолжил, вспомнив о своей малой (и большой) родине Sергей Kатеринич.
– Sеверный Kавказ, – лихо парировал SK-скульптор.
– Sутулый kамикадзе, – сменил тему SK-поэт.
– Sлоновая kость!
– Sлавянская kисть!
– Sиний kорень…
– Sтарый Kрым… 
– Sеребряный kинжал…
– Sиреневый kроссворд… 
– Sумасшедший Kарлсон… 
– Sерафим Kиевский…
– Мальчики, уже ночь на дворе, – на двадцать пятой (сорок пятой? сотой?) ассоциации прервала нашу sветскую kаламбуриаду Галина Каравинская.
 – Да уж, Серёги, спать пора, – намекнула усталая хозяйка Наташа Катеринич.
– Sпокойно, Kаравинский, – улыбнулся SK-поэт.
– Sпокойно, Kатеринич, – ответствовал SK-скульптор.
И мы распрощались.
Но Ангел остался. Неподалёку от наташинашенского дома. Sолнечный kрылатый. Sтавропольский kреститель.

10.    Байка о шоколадном Пушкине и солнечном затмении

До конца две тысячи шестого, такого памятного, такого болевого, оставался месяц с небольшим. Уже и первый ноябрьский снежок почти стаял. Я позвонил Серёже Каравинскому:
– Привет, Фёдорович! Не забыл о сокровенных каламбурах?! Надо бы встретиться, хочу, чтобы ты прочитал историю о нашем Ангеле. Всё ли так, как я навспоминал, было. 
SK-скульптор зазвал меня и Наталью в гости, сначала на чай (без кавычек и ехидного подтекста), а на следующий день пригласил в мастерскую, где трудился над очередным проектом. Новая красивая идея Серёги заключалась вот в чём. Его попросили оформить кафе, названное весьма оригинально – «Шоколадный Пушкин». Мой старинный друг придумал дерзкое дизайнерское решение: в центре зала висит маска Поэта в бронзовой раме, а к ней со всех сторон тянутся женские, мужские, детские, стариковские руки.
– То-то память будет! – обрадовался Сергей, увидев нас в своём живописном полуподвале. – Мы сейчас как раз занимаемся слепками ладоней и кистей. Ваши пятерни тоже попадут в пушкинскую коллекцию. 
Помощник SK споро взялся за дело, и минут через двадцать-тридцать гипсовая книжка-раскладушка, сохранившая отпечатки всех десяти моих пальцев, обручального колечка, ну и, конечно, несчётное количество сокровенных и сакральных линий, оказалась испечённой.
– Попозже мы зальём полости, – прокомментировал свои действия мастер, – и в итоге получим точные копии ваших рук. Хоть шоколадному Пушкину относи, хоть в Пушкинский музей выставляй, – пошутил он. – Теперь возьмёмся за длани дамы.
Пока скульптор заковывал и расковывал Наташкины запястья, я бродил по мастерской, натыкаясь то на лик Льва Толстого, то на посмертную маску Владимира Маяковского, то на есенинскую печаль. И в этом огромном царстве-государстве среди сотен персонажей, известных и безымянных героев, загадочных женских и девичьих фигур, бюстов, торсов встретил несколько эскизов композиции «Ангел-Хранитель». 
К одной из этих миниатюрных скульптур мне удалось добраться почти вплотную. Зрение не могло меня обмануть! Полдневное солнышко освещало лицо… моей мамы. Мамы Лены, Леси, Люси – той, которую я помню по петропавловскому детству. Той, которая смотрит на меня с цветной фотографии, стоящей на книжной полке… 
Стародавний снимок и двенадцать-тринадцать лет спустя на том же месте обитает. А рядом, в книжном стеллаже, – поэтические сборники моих друзей и подруг с их авторскими автографами и посвящениями в адрес Сергея С-К и его Музы, то шутейными, то серьёзными.  Точно могу сказать, есть там сборники Тимура Шаова, Юрия Беликова, Александра Кабанова, Ирины Аргутиной, Георгия Яропольского. 
И надо же, вспомнив о тех, кто сердечно причастен к проекту «45-я параллель», в одной из подаренных (присланных мне или нам с Наташей) книг я обнаружил своё стихотворение 2006-го, надо понимать, года. Это год рождения нашего интернет-проекта-45 и год практически полного солнечного затмения, приключившегося в небесах Ставрополья. 

Ангел-Хранитель города S на фоне солнечного затмения

Ирине Аргутиной

Отправляю тебе литографию «Обморок Солнца»,
Или «Ужас Луны», если пристальный глаз повелит...
Полпланеты грустит, половина – поёт и смеётся,
Неучтённая часть созерцает сады Атлантид.

Прилагаю стихи под названием «Обморок сердца» –
Комментируя их, выпил лишку татарин-сосед.
«В Антарктиде, – твердит, – подо льдами секретная дверца,
А за нею сокрыт на века замурованный свет...».

Направляя тебе фотографию «Оторопь Солнца»,
Я не знал, что Луна покидает сибирский зенит.
«В Петербурге – туман...» – телеграмма пришла от чухонца,
«В Тель-Авиве дождит...» – отстучал на дисплей одессит.

«О текиле забудь! – намекаешь на оторопь сердца. –
Алгоритмы причин – в частоколе скандальных баллад...».
Тиражирует март обертоны уральского скерцо,
А Лавров (Королёв?!) уверяет: «Я – Понтий Пилат!».

Параллельно строчу киноверсию «Обморок Солнца» –
Переводчик Арнэ норовит про Чернобыль ввернуть
И про ужас Луны, но при виде горилки трясётся...
(«Ты жалела меня: «Не глотай закордонную муть!»).

Рефлексует рефрен, у татарина – обморок сердца...
Совершенно забыл, что на снимке, где Ангел парит, –
Тонкий серпик Земли...
А француз, окрестив иноверца,
Напросился в полёт с космодрома моих Атлантид...

11.    Быль о сокровенной Женщине

О, сколько раз мне казалось, что я встретил ангела в человеческом облике и сколько раз обманывался – не сосчитать! И моя дочка Маша, с радостью подхватывавшая вслед за любимым папой слова популярной песенки Макса Леонидова, даже не догадывалась, почему я вдруг слезу пускаю:

Был обычный серый питерский вечер,
Я пошёл бродить в дурном настроенье,
Только вижу – вдруг идёт мне навстречу
То ли девочка, а то ли виденье.

И как будто мы знакомы с ней даже,
Помню, чей-то был тогда день рожденья,
И, по-моему, зовут её Дашей,
То ли девочку, а то ли виденье.

Она прошла, как каравелла по зелёным волнам,
Прохладным ливнем после жаркого дня.
Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она,
Чтоб посмотреть, не оглянулся ли я…

Растворились, растаяли девичьи фигурки-призраки, женские силуэты-миражи у переговорного пункта в Туапсе, в поезде «Ленинград – Кисловодск», в Пушкинском музее, согретом красками импрессионистов. И вдруг вспомнилось, как мой отец, прозванный в кругу близких папой Вовиком, сокрушённо вздыхал, вернувшись в квартиру на Белой ромашке:
– Ты у нас нынче разведённый – ужас, какой молодой… И двадцати пяти не стукнуло. Я сейчас в электричке ехал и такую красавицу видел, всю дорогу на неё глядел, думая: «Вот невеста для моего оболтуса». Но заговорить с ней не решился. Любую другую твою вряд ли смогу воспринять.
Сожалею ли я о потерянных ангелах?! Думаю ли о неслучившихся жёнах? Да? Нет? И да, и нет, и нет, и да, и… Точнее, меня остро интересуют проекции судьбы: кем бы, каким бы я стал, окажись со мной рядом тогда, тридцать-сорок лет назад, мелькнувший, но не названный по имени ангел? Тот или иной… та или иная… Наверное, вернее, совершенно точно знаю, что каждый из нас задаётся подобными вопросами. Только далеко не каждый решается их вслух произнести. Опасаясь семейных свар, склок, разборов полётов. 
Моей Наташке хватало ума понять и принять сии неуклюжие размышлизмы. И вовсе не потому, что я её в глаза и за глаза называл Ангелом. Иной уровень доверия сложился меж нами. Женщина, носившая неповторимую (именно так: никому, кроме меня не принадлежащую!) фамилию, сумела возродить во мне веру в чистоту и бескорыстность человеческих отношений, подтвердив вечный постулат: любовь доказывают не словами, а поступками. И что? Мы никогда не скандалили? Не расставались «навсегда»? Ещё как разбегались, терялись в пространствах и временах. 
Но… Хоть режьте меня, хоть ешьте с потрохами: никак не мог себя без Наташки представить, жёнушки моей удивительной. И вот уже третий год пытаюсь выжить без Женщины сокровенной, отправившейся в ангельские выси.

Осенний постскриптум 

Имя крылатому символу Града Креста придумал Сергей Катеринич, а вылепил Ангела другой SK – Серёжа Каравинский. В ноябре две тысячи шестого, в год восьмидесятилетия моей мамы, оказавшись в мастерской моего доброго приятеля, я впервые близко разглядел черты Небесного странника. На стене висела маска, которую он вылепил для бронзового варианта заглавного Ангела. Помню, как внезапно поразился я пронзительному сходству существа, рождённого талантом и воображением моего тёзки, с Женщиной, подарившей мне жизнь. 
Серёжа однажды обронил фразу о том, что прообразом для создания скульптурного портрета послужила его жена. Так оно и было, не сомневаюсь. Но ведь случаются раз в десять, пятьдесят или сто лет такие удивительные совпадения!  И отныне меня согревает мысль: в Ставрополь вернулась мама Люся.  

Вечный постскриптум

10 мая две тысячи седьмого, в день двупятёрочного юбилея SK-поэта (поэта всё ж), скульптор Сергей Каравинский позвонил мне с извинениями: мол, никак не смогу быть лично, но подарок тебе я приготовил. 
И тут SK-младший буквально сразил SK-старшего:
– Знаешь, Серёжа, – молвил тёзка, – не могу забыть, какими глазами ты смотрел на Ангела. А потом признался, что разглядел в его чертах черты своей мамы. На профессиональным языке эта работа называется фор-эскизом. Обычно авторы с такими скульптурами не расстаются. Но у меня сердце дрогнуло, и я решил: скульптура отныне твоя! Что? Не веришь? Повторяю: дарю тебе фигурку Небесного Странника, ставшую прообразом Хранителя Града Креста… 
С тех недавних-давних (уже приснопамятных для потомков) времён в моём доме обитает заглавный Ангел. Эту уникальную скульптуру я и завещаю своему первому внуку! (Да простят меня остальные внуки и внучки: пацаны, коих четверо, и девчонки, коих двое).
Как видишь, Тим-Тим, дед о тебе не забыл. Постарайся и ты, мой сегодняшний, завтрашний, вечный друг, не забыть о том, что Любовь – это не слова, а поступки. К числу бесспорных доказательств этой прописной, но великой истины относится и моя асинхронная летопись, ставшая аритмичным романом. 
Ангел, уже дарованный тебе, старший внук, хрупок. Во всяком случае, мне, человеку переживательному, так кажется. SK-скульптор, зная об этой черте моего характера, заверил, что гипс, из которого вылеплен Хранитель, укреплён особым составом. И всё же SK-летописец водрузил крылатую фигурку на книжный шкаф, под самый трёхметровый потолок. Высоко-высоко! От безымянного греха и от вполне конкретного хулиганистого кота по кличке Киня. Ну а ты, Тимоха, не забудь снять слепок с авторской работы скульптора. Чтобы к своим грядущим пятидесяти пяти отлить бронзового Ангела для железной убедительности моего вечного постскриптума! Можно и другой металл материализовать. Кто сказал, что ты не сумеешь найти золотой галеон?!

2002, сентябрь-октябрь, 2019, июнь-июль