«Я расшатаю эту бесконечность…»
«Я расшатаю эту бесконечность…»
***
Я отчётливо помню гостиную, цвет побежалости
На столовых приборах, в бокалах – шипенье «Клико».
Как луна пеленала меня (что почти не дышалось), и
Я потом не могла надышаться, придя на балкон.
Как хотелось обнять целый мир, чтобы хрустом от сломанных
При объятии рёбер бескровно вспороть тишину,
И по-женски бесстрашно впускать одиночество в комнаты,
С максимальной готовностью в нём добровольно тонуть.
Как звучало «Malade», врезаясь в подкорку постскриптумом,
А июль приблудился котёнком у скрещенных ног,
Как витал аромат очень стойких духов эвкалиптовых,
И свобода меня пристегнула на свой поводок.
Я отчётливо вижу танцующих в памяти демонов,
Запивая глотками заката багровую грусть,
Зная точно одно: в этот дом с деревянными стенами,
Неизвестно когда, но любою ценою вернусь.
***
Твоя Магдалина сойдёт на кровавый снег,
Моя – Атлантидой исчезнет на дне морском...
Давай затеряемся буквами картотек?
Лязгая, снимем души с тугих щеколд!
Выкатим из ангаров грудных сердца,
Сядем на землю молча – спина к спине,
И на казённых, пепельных небесах
Выведем взглядами профили сыновей.
Это сложнее, чем рисовать и петь,
Или писать расхлябанные стихи.
Ты – моё озеро, выпитое на треть
Жизнью, одетое в рвано-босой прикид.
Мне от тебя давно ничего не на-
-до сумасшествия главное не дойти!
Сзади дрожит, от плача, твоя спина...
Так закрывается счастье на карантин.
Пусть говорят, что разные лица у
Наших с тобою страждущих магдалин,
Пусть под ногами будет не гать, а грунт,
Выход из тьмы у нас всё равно один...
***
Пакую чемодан, моя царица,
Мой город-сердце! Встретимся в июле.
Москва... Москва... Красны твои глазницы,
Темны брусчатки каменные скулы.
Зову тебя «кремлёвская якудза»,
В элитный клан пытаясь нагло влиться.
Куранты бьют эпоху революций,
Пуская пыль приезжим прямо в лица.
Господствуют оттенки безразличий
В характере – острей опасной бритвы!
Но для меня твой воздух нетоксичен –
Я пью его кровавую палитру...
***
Я расшатаю эту бесконечность
Молчанья у каньона Пустоты,
Там ветер перемен не переменчив,
А солнца луч, как раскалённый штырь.
Там молодость стареет за неделю,
А смерть – ничто. Искусственная мгла.
Там правдой бьют наотмашь и не стелют
Под ноги ложь, как высшее из благ.
Там память – одержимый Чикатило,
Меняющий кровавые ножи
От скуки на взрывчатку из тротила.
Там нечем, да и некем дорожить.
Там, выдыхая небо на закате,
Я буду у самой себя в гостях –
Сидеть и ждать, когда глаза закатит
Гордыня, уронив победный стяг...
***
Я стою на мосту. Раз-два-три...
Я теперь childfree, childfree...
Шёпот... Голос... Срываюсь на крик:
Что ты смотришь, луна? Не смотри!
Время-пик раздавать буквари,
Зачеркнув слОва «Ма» материк.
Этот факт уже неоспорим –
Я теперь childfree, childfree...
Осуждают в ответ фонари,
Мол, свободу по швам распори,
Жизнь другому, как мать, подари
Я им – в ночь – childfree, childfree...
Я сама себе ныне шериф,
Где патрульные – боль, пустыри....
Говори со мной Бог, говори...
Есть диагноз такой – childfree?
Я не прыгну с моста на два-три...
Врач сказал: «ты себя не кори».
Одинокие лишь январи
Будут знать – I am not childfree.
***
По тебе не ломает,
по тебе – раскачивает
на подоконнике.
вперёд – назад...
молчанье опухолью
злокачественной
в сердце пытается
заползать.
Хочу из усадьбы
иллюзий
выселиться
и прописаться
в твоих объятьях.
Но демон грусти
готовит виселицу,
если не ты –
он «на подхвате».
По привычке
закладываю
счастье в ломбарды,
считаю плафоны
линялых лун,
по тебе не ломает,
по тебе – выхаркивает
болью
во мглу
из горла
иглу.
***
Воспоминания –
сакуры сад
без корней.
Так же
бесплоден,
так же
шумит
по мне...
***
На серповидном, ржавом полумесяце
Ещё вчера хотелось мне повеситься,
Обвить люБолью собственную шею
И вздёрнуть жизнь, как фазу отношений.
Ещё вчера бледнела ночь от морока
В моих глазах, где боль металась вороном,
Пока шептали губы: «Питер... Питер...», –
А слышалось: «терПи-терПи-терПите...»
Ещё вчера во мне царило кладбище.
Не за грудки́ хватала Смерть, а за́ душу,
Издёвкой полоснув меня садистской:
«Как низко пали сильные, как низко…»
