Четыре подполья Краснодона

Тревожной осенью 1941 года на Ворошиловградщине было сформировано несколько партизанских отрядов, в их числе — Краснодонский (командир И. Е. Кожанков, комиссар А. Г. Берестенко). В отряде состояли уважаемые в городе люди: делегат Вседонецкого слета стахановцев, забойщик Мосин, начальник участка Кирюшин, комсорг одной из шахт Федорченко, заведующая сектором учета райкома партии Крапивченко, секретарь райкома комсомола Полянин, помощник секретаря райкома партии Сулейманова. 1 ноября, вступая в отряд, принял клятву партизана и автор этих строк.

Мне было приказано никаких самостоятельных действий после вступления в Краснодон немцев не предпринимать.
— Жди! — сказал мне начальник ПОАРМа-18 (ПОАРМ — политотдел армии.—Ред.) старший батальонный комиссар Александр Борцов. — Когда понадобишься, к тебе придет связной…
Отряд был разбит на тройки и пятерки. Командира знал только старший группы.
Отсутствие необходимых природных условий — лесных массивов, гор — вынудило 8-е отделение рассредоточить партизан по квартирам. Командиру и комиссару подготовили по закрытой выработанной шахте, выходить из которых разрешалось только ночью. Для конспиративных встреч были явочные квартиры в поселках Первомайка, Изварино, в хуторе Верхнешевыревка и других местах. У меня была запасная квартира в Верхнешевыревке у знакомой нашей семьи бабушки Ильиничны. Об этом знала моя сестра Нина, будущая разведчица — связная штаба «Молодой гвардии». Когда начались аресты молодогвардейцев, Нина, прихватив с собой сестру Ольгу Иванцову, Олега Кошевого, Сергея Тюленина и Валерию Борц, несколько дней скрывалась у Ильиничны.
В Чурилиной балке были созданы базы орудия, боеприпасов, продовольствия. Все будущие партизаны прошли специальную десятидневную подготовку. Причем каждый в отдельности, что было чрезвычайно важно.
Таким было первое подполье Краснодона. В случае оккупации города оно бы показало себя с лучшей стороны. Но в декабре неожиданно личный состав нашего отряда собрали в зале заседаний райкома партии, — мы, будущие партизаны, впервые увидели друг друга. В своем выступлении начальник 8-го ПОАРМа-18 Борцов сказал:
— Ваша просьба, товарищи, удовлетворена. Военный совет армии разрешил отправить на фронт Краснодонский партизанский отряд.

Хотя я, честно говорю, возражал. Забросим ли вас в глубокий тыл противника или станете действовать в прифронтовой полосе, пока не решено. Однако и в том, и в другом случае вы останетесь партизанским отрядом. Скажу откровенно, хотя фашистов в Донбассе мы остановили, положение наше адски тяжелое. У нас не хватает войск, огневых средств, боеприпасов. Враг рвется к Москве. Ваш отряд, как и другие партизанские отряды Южного фронта, должен оказать Красной Армии максимальную помощь в удержании рубежа обороны в Донбассе.
Впоследствии начальник политотдела 18-й армии в докладе штабу армии напишет об одной из наших операций: «После предварительной разведки отряд шахты «Юный коммунар» совместно с партизанами Краснодонского отряда провел ночной налет на совхоз «Савельевка». Действуя трема группами одновременно, отряды забросали гранатами землянку, в которой находились итальянские солдаты. Вторая группа из пулемета в упор расстреливала фашистов, побежавших из землянки. Было уничтожено до двадцати пяти фашистов».
Во время той операции я спас раненого бойца нашего отряда, в прошлом секретаря Краснодонского райкома комсомола Константина Полянина. От большой потери крови он заметно ослаб, сам передвигаться не мог. Полянин оказался не таким легким, как я предполагал. Тащил его изо всех сил. Снег глубокий, пули свистят над головой. Раненому совсем плохо. Остановился, разорвал маскхалат, стал перевязывать.
Спустя много лет после окончания войны и незадолго до своей кончины Константин Полянин прислал мне письмо: «Помню и никогда не забуду, как ты подполз ко мне, разорвал свой маскхалат, сделал перевязку, а затем помог добраться к своим…»
Храню письмо как самую дорогую реликвию, как память о тревожных днях моей юности.

В марте 1942 года наш отряд, как и другие специальные войсковые группы народных мстителей, был отведен в тыл и расформирован. Это было неразумное решение. Хотя бы потому, что армия лишилась надежного и незаменимого помощника, способного иной раз благодаря своеобразной тактике побеждать противника, которого в открытом бою Красная Армия одолеть не могла. Скажем, работа одного диверсанта равнялась совершенному ротой, а то и батальоном.
Будучи в резерве 8-го отделения ПОАРМа-18, я время от времени встречался с Александром Борцовым. Он обещал взять меня в отделение, как только мне исполнится восемнадцать лет.
И вот в мае с новеньким паспортом в руках я предстал перед Борцовым. Мой начальник был чем-то обеспокоен, даже раздражен. Подправив меня, как-то нехотя, вроде даже с сожалением проронил:
— Помню о своем обещании. Но немного подождем.
Он дал понять, что предстоит ликвидация восьмых отделов и отделений.
— Какой дурак мог такое придумать? — говорил Борцов. — Боюсь, что фронт вот-вот дрогнет. В немецком тылу передвижение и концентрация войск, в том числе танковых и мотомеханизированных. Это о чем говорит?
— О подготовке наступления, — ответил я.
— Правильно понимаешь. Именно об этом сообщают разведчики нашего отделения. А вот там, — он указал пальцем в небо, — не хотят уразуметь.
Помолчав немного, Александр Александрович задумчиво проронил:
— А мы расформировываем восьмые отделы и отделения, отзываем своих агентов и диверсантов, перед этим расформировали ряд партизанских отрядов. Выходит, мы невольно помогаем врагу.
Вскоре фронт дрогнул и на Ворошиловградском направлении. Спустя десятилетия во время одной из встреч с Борцовым у нас зашел разговор о военном Краснодоне.
— Голова шла кругом, не знал, за что хвататься, — вспоминая предоккупационные дни, рассказывал Александр Александрович. — До сих пор помню, как 13 июля меня вызвал начальник полит-отдела армии Мельников и спросил: «Знаешь, что вчера немцы были уже в 35 километрах от Ворошиловграда? А где они сейчас? — не дожидаясь ответа, полковой комиссар продолжил: — Меня прежде всего интересует организованное подполье Краснодона, на случай, если этот город нам придется оставить». «Такого подполья нет, — ответил я. — Все, что было подготовлено осенью сорок первого, рассекречено. Партизанский отряд, вы об этом знаете, по решению военного совета армии тогда направили в Сталинскую область. С ним ушли разведчики и диверсанты. Есть один-единственный, засекреченный, я самовольно оставил его… на случай оккупации Краснодона как своего агента».
— Вы имели в виду Филиппа Петровича Лютикова? — перебил я Борцова.
— Именно его, — сказал Борцов. — В мае 1942 года по моей просьбе Лютикова освободили от работы в центральных электромеханических мастерских. Официальная причина, как было записано в приказе директора треста «Краснодонуголь», «не справился с работой». Фактически с целью облегчить завоевание доверия немцев в случае оккупации города. Об этом знали только два человека: первый секретарь райкома партии Нудьга и я.
Борцов настоял на том, чтобы семья Лютикова заблаговременно эвакуировалась вглубь страны. Зная, что родные в безопасности, Филипп Петрович будет чувствовать себя увереннее. Проследить за выполнением приказа Борцов поручил своему сотруднику Коробову. Вскоре тот доложил: «Жена и дочь Филиппа Петровича обеспечены транспортом, продуктами питания и необходимыми документами, выехали из Краснодона». Коробов лично проводил их за город.
Приведу разговор Борцова с начальником политотдела армии Мельниковым.
— Украинский штаб партизанского движения не имеет ни сил, ни возможностей организовать подполье Краснодона, — сказал тогда начальник ПОАРМа-18. — Штаб только-только формируется. Поэтому решено это дело поручить вам.
— Мое отделение расформировано, — еле сдерживая раздражение, напомнил Борцов.
— Но ведь кто-то остался…
— Остался я, один инструктор в звании старшины и два шофера.
— Так что же нам делать? — Мельников явно не находил выхода из создавшегося положения.
Борцов пожал плечами, подумал, затем проговорил:
— Могу к тому подпольщику, Лютикову, добавить еще двух. Они недавно подготовлены.
— Этого недостаточно. Надо срочно создавать новый партизанский отряд. За день-два управитесь?
— За день-два? Партизанский отряд? — удивился Борцов. — Из кого?
— У нас есть армейские курсы младших лейтенантов. Там все фронтовики. Их никто в городе не знает. Вот вам готовые народные мстители.
— Не сомневаюсь, что они герои, — Борцову с трудом удавалось придерживаться субординации, говорить, как положено со старшим по званию и должности. — Партизанская и подпольная борьба — это особый фронт. Партизаны и подпольщики — народ из другой оперы, люди иного склада ума и характера, чем бойцы и командиры Красной Армии. К тому же молодцеватый вид и призывной возраст курсантов сразу бросятся в глаза немцам и полицаям. Их арестуют уже в первые дни оккупации. А где расселять их?
— Ну и наговорил, — растерянно отозвался Мельников. Тут же язвительно спросил: — Так что же делать? — и не дожидаясь ответа, приказал. — Приступайте немедленно! Курсы в вашем полном распоряжении. Берите столько, сколько и кого считаете нужным.
Вот такой разговор о подготовке второго подполья Краснодона состоялся в критическом июле 1942 года, за несколько дней до оккупации города, когда Ворошиловградский обком и Краснодонский райком уже находились далеко от родных мест.
Выполняя указание политотдела армии, Борцов в спешке сформировал второй Краснодонский партизанский отряд. Старый разведчик и опытный чекист понимал, что обрекает этих храбрых и мужественных людей на верную гибель. Но приказ начальника — закон для подчиненного. Он должен быть выполнен точно, безоговорочно и в срок. Так говорилось в воинской присяге и уставах РККА.
Борцов исполнил их требования.
Численность отряда достигала сорока человек. Успели создать всего лишь одну базу вооружения и продовольствия в Чурилиной балке. В день оккупации Краснодона Александр Александрович последний раз инструктировал Лютикова. И едва не угодил в плен. Ушел из города, когда немцы вступили на окраину Краснодона.
В акте Краснодонской районной комиссии по расследованию злодеяний фашистов в Краснодонском районе, совершенных в период с 20 июля 1942 года по 14 февраля 1943 года, говорится об останках 19 неопознанных человек из могилы в парке имени комсомола и 32 замученных гражданских и 25 военнопленных во дворе краснодонской полиции. Вполне возможно, что это были народные мстители второго Краснодонского партизанского отряда, сформированного из военнослужащих курсов младших лейтенантов. Их ведь в Краснодоне никто не знал.

Что касается третьего подполья, то оно было создано партийными руководителями
отдельно от 8-го отделения политотдела-18. Почему они так поступили — непонятно. Подробности об этом формировании запечатлены в сообщении секретаря Краснодонсного РК КП(б)У П. Я. Зверева и начальника РО НКГБ М. И. Бессмертного секретарю Ворошиловградского обкома КП(б)У П. Л. Тульнову о коммунистах, оставленных для подпольной работы в оккупированном Краснодоне. Документ датирован 20 апреля 1945 года. В нем говорится:
«На Ваше письмо № 120 от 11 апреля 1945 года Краснодонский РК КП(б)У сообщает следующее:
В момент отхода частей Красной Армии летом 1942 г. Краснодонским РК КП(б)У и РО НКГБ было создано в районе несколько партизанских групп и оставлены в тылу врага со специальным заданием.
Командиром партизанского отряда в Краснодонском районе был оставлен бывший директор МТС т. Лобачев, который в первые же дни оккупации района немцами был предан врагами народа, в результате чего арестован и расстрелян немцами.
Командиром партизанской группы поселка Изварино был оставлен Коршунов и комиссаром этой же группы оставался Попов. Вместо организации и ведения борьбы против немецких захватчиков Коршунов и Попов предавали коммунистов, служили немецкой власти. Как враги народа они оба органами НКГБ арестованы и осуждены.
Из имеющихся в нашем распоряжении и РО НКГБ материалов видно, что оставленные партизанские группы никаких действий в тылу врага не проводили, отдельные члены этих отрядов стали активными пособниками немецких оккупантов.
В период оккупации коммунист, работавший при немцах в центральной электромеханической мастерской т. Лютиков Ф.П. имел намерение по собственной инициативе организовать партизанскую группу.
Лютиковым было создано ядро группы, куда вошли члены КП(б)У Бараков, Дымченко, беспартийные Артемьев, Соколова и др. Однако указанная группа каких-либо действий в тылу врага не успела сделать, так как в начале января 1943 г. все они во главе с Лютиковым были арестованы и расстреляны.
Жуков, именующий себя командиром партизанского отряда в Краснодонском районе, никакие организационные работы по созданию партизанского отряда не проводил, также не проводил и борьбы с немецкими оккупантами в нашем районе, а руководил действиями (5 дней на территории Глубокинского района Ростовской области).
Партизан-одиночек, которые бы вели борьбу в тылу немцев, нами в Краснодонском районе не установлено».
Одно замечание к вышеприведенному сообщению. Все, что в нем говорится о Лютикове, — сплошная выдумка авторов этого документа. Не стану повторяться, о Филиппе Петровиче я подробно рассказал в своей книге «Гордость и боль моя — «Молодая гвардия». Лютиков был агентом 8-го отделения ПОАРМа-18 и с честью выполнил порученное ему дело.
О четвертом подполье Краснодона, нашей гордости и славе — легендарной «Молодой гвардии», 70-летие которой Луганщина отмечает в текущем году, написано немало. «Молодой гвардии» я посвятил пять книг, десятки статей. Надеюсь, что и эта публикация расширит представление читателя о «Молодой гвардии», об условиях, в которых родилась и действовала организация. Только правда способна возродить былую уверенность в том, что молодогвардейцы погибли не зря.