Два очерка

Из цикла «Записки эмигранта»

Сила правды

В подмосковной электричке скучать не приходится. И даже предаваться раздумьям не всегда получается. Раз за разом в размышления, расслабленные легким качанием вагона на рельсах и меняющимися за окном декорациями, вторгается чей-то требовательный голос. Чаще всего этот голос принадлежит кому-нибудь из бродячих по вагонам коробейников, предлагающих свой недорогой товар. Товар иногда находит своего покупателя несмотря на то, что из вагонных динамиков, откуда пассажирам сообщают названия станций, время от времени повторяются предупреждения о том, что покупать товар у случайных продавцов не следует и что за качество этого товара железнодорожная администрация ответственности не несет. Продавцы бывают искусные и не очень. Товар тоже – разной степени востребованности. Иногда какую-нибудь ерунду предлагают с таким артистизмом и вдохновением, что эта ерунда, может быть, годами пылящаяся на полке магазина, именно тут настигает-таки покупателя, вытаскивая из его кошелька заветную купюру. Всех этих продавцов всегда жалко. За то, что им за копейки приходится растрачивать по пустякам свои артистические таланты, «метать бисер», врать…
Некоторые, правда, раздражают. Особенно я невзлюбил одного, со сладким выражением на лице, продающего какую-то электрическую машинку для удаления омертвевшей кожи на пятках. Свой рекламный спич он начинал словами: 
– Я обращаюсь к тем, кто следит за своей внешностью и просто любит себя... Все мы хотим выглядеть лучше… Но, к сожалению, нам всегда не хватает времени для себя любимых…
Все это он говорил нисколько не смущаясь, как о чем-то само собой разумеющемся, – так, будто и не может быть по-другому, – обильно приправляя подобными словесными ужимками последующую информацию о преимуществах своей машинки, стоимости ее и удобстве.
Затем, чтобы еще больше расположить к себе покупателей, он доверительно сообщал:
– Мне, например, это устройство нравится тем, что идеально подходит для ленивых… – и дальше рассказывал подробности, как его устройство облегчает ему, ленивому, жизнь…

Иногда приторные речи этого любителя себя и своей нежной кожи порождали мысли и чувства, очень далекие от товара, который он пытался продать пассажирам. Например, о том, что такого рода речами всегда соблазняли наш народ желающие его себе подчинить, призывая особо не напрягаться в исполнении заповедей Божьих, в защите Отечества, в помощи ближним… В самом деле, ведь насколько естественнее для подобного любящего себя «человека с ружьем», вместо защиты Отечества в отечественной войне, внять призыву каких-нибудь социалистов или демократов и бросить фронт, обратив свое «ружье» против ближних, кто послабее, «экспроприируя» у них все, что плохо лежит… 
Такие рассуждения приводили к однозначному выводу о том, что сей мелкооптовый продвигатель технического прогресса, помимо своей машинки, распространяет еще и то, что явно для нас душевредно.
И думалось о нем со злорадством: «А нет, чтобы, выдавив из себя: “Все мы хотим выглядеть лучше”, – пасть затем перед всеми на колени и, проливая покаянные слезы, добавить: “И давно наплевали, безумные, на то, что творится в наших наглухо замазанных грехом душах!”. И, сказав: “Все мы себя любим”, – снова пасть на колени и бить земные поклоны, приговаривая: “Нам совершенно наплевать на страдания ближних!”. И, покаянно признав: “Все мы ленивы”, – залиться слезами о том, что так постепенно превращаемся в подобие человекообразных свиней, которых интересует лишь комфорт и довольство… И в конце искренне, нелицемерно, добавить, что самый недостойный из всех – я, грешный. И попросить, взмолившись: “Простите меня, Христа ради, братья и сестры!”». 
Но когда, после подобных мыслей, взгляд снова падал на этого продавца, то становилось понятно, насколько все это к нему неприменимо. Вид у него, напротив, всегда был уверенный, даже какой-то победный. Наверное потому, что за спиной у него ощущалась «громадная, к соблазнам жадная» масса себялюбивых, ленивых, самодовольных… – способная все смести на своем пути… И от этого иной раз возникало мстительное желание остановить этого пропагандиста себялюбия, изобразив интерес к его товару, и начать детально расспрашивать – минут этак на двадцать, – чтобы у него случился простой на значительную часть пути, и чтобы другие коробейники за это время выудили у пассажиров все «свободные» деньги… А после прицепиться к какому-нибудь изъяну в товаре и отказаться покупать. Или сказать, что дорого… Но – где взять столько коварства?! Это явно не наша национальная «добродетель». И, вдобавок, – мы действительно ленивы…

Помимо продавцов, пассажиров развлекают и голоса из динамиков. Голоса эти тоже бывают разные. Чаще всего безразличные, сообщающие какую-то скучную информацию. Но иногда могут и чем-нибудь позабавить. Например, когда интонация диктора не соответствует тому, о чем сообщается. Доводилось слышать, как информацию о том, что нужно осторожно относиться к оставленным вещам, потому что в них может оказаться взрывное устройство, женский голос сообщал оптимистическим тоном, больше подходящим для рекламы какого-то товара. В этой связи вспоминались те смешные положения, случающиеся в оперном искусстве и высмеянные даже в мультфильмах, когда наделенные сильным голосом и способные спеть нужную арию, но пузатые и в летах оперные певцы, изображают на сцене героев-любовников… Бывают и примеры обратные: однажды я был просто поражен, как проникновенно дикторша читала длинный текст о необходимости быть осторожными на железной дороге – ибо «опасно для жизни». Это произносилось с таким искренним чувством, с такой неподдельной тревогой в голосе, что, будь моя воля, вручил бы ей звание «народной артистки». И пользуясь той же волей – желать так желать! – отобрал бы это звание у множества бесполезных, а чаще даже вредных, представителей шоу-бизнеса, оккупировавших наши телевизоры. Иные из них назойливым своим «творчеством» достигли уже того, что, сталкиваясь с этим их «творчеством», всякий раз мысленно вручаю им в руки какое-нибудь кайло и отправляю, в большой компании им подобных, на строительство трансарктической магистрали, необходимой нашей стране ввиду ожидаемого потепления климата…     Тем более что замена им всегда найдется. По той же электричке постоянно гастролируют множество певцов и музыкантов. Некоторые зарабатывают деньги, другие же, – для которых деньги, похоже, не главное, – больше самовыражаются…
Отдельная тема – просители.
– Уважаемые пассажиры, простите, что я к вам обращаюсь… – раздается обычно в вагоне жалобный голос, после чего перед пассажирами предстает страждущая физиономия просителя с признаками инвалидности или держащего в руке табличку, на которой помещена фотография болеющего родственника, чаще всего ребенка, которому требуется операция. Иногда это произносится таким невообразимо фальшивым тоном, – что всех коробит и почти никто ничего не дает.

Все сидящие в электричке наверняка многократно читали разоблачительные материалы в прессе о том, что такие просители чаще всего имеют своих хозяев, которые содержат их в рабстве, вынуждая заниматься попрошайничеством. Впрочем, они вполне могут быть и самостоятельными мошенниками, исхитрившимися не попасть под «патронат» организаторов подобного бизнеса, – но и в таком случае, не стоит, конечно, спешить откликаться на их мольбы. Но, даже видя перед собой явного мошенника, иногда подаешь ему только потому, что в любом случае не желал бы оказаться на его месте. 
К тому же, никогда нельзя быть до конца уверенным, что человек – мошенник. А что если он действительно попал в беду, но рассказать об этом убедительно не умеет и пользуется шаблоном, слышанным где-то?.. И, в результате, вдвойне страдает: и от своей, допустим, болезни, и, вдобавок, от необходимости жалостливым и лживым тоном всем об этом рассказывать… В этом случае такому человеку может помешать и гордость. Если не предполагать в пассажирах возможности сочувствия и видеть в них простое средство для решения своей проблемы, то возникает соблазн не пытаться достучаться до душ, а больше брать голосом… Хотя, по большому счету, все дело в правде: и если есть подлинное несчастье, то должны найтись и «изобразительные средства», чтобы об этом рассказать…
Правда – она всесильна, может сокрушать любые преграды и творить чудеса… 
Помнится, как однажды всех пассажиров, которых, казалось бы, сложно уже чем-либо удивить, все-таки удивил необычный проситель, на появление которого поначалу мало кто обратил внимание.
В вагоне раздался ровный и твердый, немного натужный голос, лишенный завлекающих или просительных интонаций:
– Дорогие сограждане! Буду честен: очень мучает похмельный синдром. Если у вас имеется возможность – окажите, пожалуйста, финансовую поддержку – на приобретение и употребление алкогольного напитка.
Полусонный или уткнувшийся в смартфоны народ разом стал поднимать головы. Все как-то взбодрились.
Перед ними предстал щуплый мужичок, лет сорока, – в потертых джинсах, в красной куртке, скорее всего с чужого плеча, и с видавшим виды полиэтиленовым пакетом в руке.
Слегка качаясь, он продолжал декламировать:
–  Не на хлеб-соль прошу, не на что-либо еще… – исключительно в лечебных целях: здоровье малехо поправить. Каждому, кто поможет – буду благодарен. Кто сколько сможет. Но чем больше, тем лучше… 
Он как-то на миг запнулся, то ли забыл заученный текст, то ли еще почему-то, но затем, собравшись, произнес заключительную фразу:
–  Граждане! Не откажите страждущему – подайте на опохмелянку!
Народ – кто потешался, кто сочувствовал.
Завершив речь, страждущий прошел по вагону с открытым пакетом и с опущенной головой.
Денег ему давали заметно больше, чем обычным просителям. Возможно потому, что соскучились по правде. Да и вагон был второй по счету, и наш страдалец не успел еще в погоне за коммерческим успехом растерять свою искренность... 

Подмосковная осень

Ранняя осень. Подмосковье. Так называемая «Подмосковная Швейцария». Где-то совсем рядом, чуть подальше от Москвы и в стороне от больших дорог, купается в своей Грязи (1), в благополучии и довольстве, всенародная «Примадонна», распухшая до всенародности на всенародной пошлости. Где-то чуть ближе к Москве находится, говорят, «схрон» самого Януковича, которому выпала незавидная роль «сдать под ключ» Украину американцам. А мы – посередине...
Осень – это еще и пора подведения итогов, когда по «плодам» можно оценить качество того, что прежде было посеяно. «Плоды» же таковы, что в осеннем томлении и застое явственно ощущается как где-то недалеко, в Москве, какой-нибудь современный Пожарский нетерпеливо ждет своего Минина…
Что же касается соседствующих с нами «швейцарцев», то они, незаметно для себя превращаемые в «швейцаров», ждут всего лишь грибов. Но дождей нет – и грибы задерживаются.
Зато такая погода, в красочных осенних декорациях, идеальна для всяких посиделок на свежем воздухе. В выходные дни со всех сторон нашей улицы раздаются смех и крики, окуриваемые смачным шашлычным дымком, – все что-нибудь отмечают. Веселье иногда переходит в межличностные разборки, в выяснение отношений. Надо всем этим осенним великолепием кучно летают амуры и разят неосторожных… Жизнь, в общем, бурлит…
Особенно старается наш ближайший сосед, у которого по выходным собираются большие компании. Сосед – в прошлом какой-то матерый комсомольский вожак, сумевший на пике советской эпохи, перед самым ее стремительным падением, удачно прибрать к рукам немалое число земельных участков в здешних местах и затем столь же удачно их продать. И теперь, несмотря на почтенный уже возраст, он ведет себя в полном соответствии со словами песни советских лет, склонявшей слушателей к тому, чтобы в любом возрасте «не расставаться с комсомолом», обещая за это «вечную молодость». По выходным из-за соседского забора сначала раздаются степенные добродушные речи встречающего гостей хозяина, затем общий оживленный разговор, затем взвинченная болтовня пьяного уже соседа, затем его крики, вперемешку с криками кого-нибудь из его собеседников, и далее, до утра, уже только его нечленораздельные вопли, временами напоминающие «брачный крик марала», воспроизведенный актером Табаковым, игравшим чеховского персонажа в одном из ранних фильмов Никиты Михалкова.

В отличие от соседей, у нас – полный «штиль». Мы – это хозяин нашего дома, Андреич, фотохудожник, мастер остановить мгновение в самый выразительный и прекрасный момент, скульптор Славик, упорно вгрызающийся в мраморный монолит, превращая его в живой образ, и я – «буквописец», дерзающий описывать тремя десятками букв многообразие мира… Осеннее буйство красок не заставляет бурлить нашу кровь – на ум скорее приходят пушкинские слова про «унылую пору», которые, в нашем случае, отражают и состояние наших карманов. Денег у нас нет. Мне задерживают мою небольшую зарплату; Андреич, – в оные времена проявлявший многие свои таланты в среде «физиков», затем «лириков», а в последние годы даже и «клириков», – никак не оформит пенсию; а у скульптора положение еще плачевнее – ему заплатят только тогда, когда он догрызет свой мрамор, оживив мертвый камень. Поэтому из всех радостей жизни нам доступно только то «очарование», которое мы можем вкушать «очами»… И грибы, как назло, запаздывают… 
Мы, конечно, терпеливы, смиренны и законопослушны. И можем продержаться на картошке и прежних грибных запасах. Но в доме четыре кота. И каждое утро они, приученные к магазинным кошачьим наркотикам, едва учуяв человеческое шевеление, выстраиваются шеренгой и смотрят на нас своими выразительными глазами. Глаза выражают приговор, для нас нелицеприятный…
Мы – отводим свои глаза, пускаем в ход пошлые отговорки насчет мышей, будто бы повсюду кишащих, и пытаемся заменить кошачье счастье недостойными заменителями. 
На рыбу-мясо-сало они, так и быть, соглашаются. Поэтому Андреич исправно посещает все соседские посиделки, куда его приглашают, где можно прибавить себе оптимизма при помощи какой-нибудь огненной воды и заодно разжиться для котов чем-то съестным.
Здоровье у него уже не прежнее, и не все задуманное получается воплотить. Недавно мы со скульптором нашли его в сотне метров от дома, возле канавы, через которую он пытался срезать путь, но свалился туда, нетрезвый, неся в руках кроме фотоаппарата и трости, еще и пластиковый судок с мясными отходами и какую-то бутылку. Мясо, бутылку, а заодно и ключи от дома он потерял в канаве. Когда же утром, подгоняемый известным синдромом, он чуть свет возвратился к канаве, в надежде найти утерянное, то к его огорчению оказалось, что соблазнительная жидкость коньячного цвета, которая плескалась в подаренной ему стеклянной бутылке с яркой этикеткой – всего лишь соевое масло… Зато, к счастью наших котов, мясные отходы пролежали в судке с отвалившейся крышкой нетронутыми до утра – что весьма удивительно, учитывая бурное развитие собаководства и котоводства в Подмосковье…

Прошло всего несколько дней, и он снова прибежал домой поздним вечером довольно нетрезвый из какого-то застолья, прихватив с собой пакет с мясными отходами, – совсем как Паниковский из «Золотого теленка», – тем более, что, по его словам, за ним устремлялся кто-то из столь же нетрезвых хозяев, заподозрив его в том, что он стащил со стола что-то существенное из стратегических алкогольных запасов… Оказалось также, что будучи человеком предприимчивым, он по ходу дела замахнулся и на большее: не ограничившись мясом для котов, он, приметив за столом какую-то аппетитную даму, пытался и ее прихватить с собою, разжигая ее любопытство обещанием показать ей настоящую медвежью шкуру, имевшуюся у него в доме. Шкура действительно существовала, и в расстеленном виде занимала целый угол чердачного помещения. Однако даме повезло, что она ею не соблазнилась, потому что в шкуре обитало такое количество моли, которого, кажется, вполне хватило бы на то, чтобы выставив грозное ополчение отстоять неприкосновенность своего жилища…
Праздники вокруг не утихают. Народ постепенно входит во вкус, о грибах почти уже и не вспоминая. По ходу текущих застолий изобретаются поводы для застолий последующих… Поводы эти найти несложно. Тем более что вокруг во множестве обитают важные в прошлом особы… Что-то существенное, а порой и судьбоносное, вершившие в предыдущую эпоху. Кому есть о чем поговорить, о чем повспоминать, чем похвастаться... Тут можно встретить кого угодно: начиная от потомка Суворова,  разительно на него похожего, применявшего доставшиеся по наследству завидные качества – в балетном искусстве, и кончая теми, кто совсем еще недавно отправляли летательные аппараты раздвигать скудные земные горизонты и покорять космос. Те из участников застолий, кто всю жизнь прослужили по военному ведомству, и кому доверено было сохранять в неприкосновенности наши собственные рубежи, не упускают при случае померяться зычностью командных своих голосов…

Правда, после праздников и застолий наступает похмелье… И осознание того, что величие, и собственное, и общее, уже в прошлом… Это неприятное ощущение компенсируется смотрением жизнеутверждающих шоу, транслируемых всеми телеканалами, где мы «всех румяней и белее» и по-прежнему всех побеждаем. Если выключить звук в таком шоу, чтобы крик какого-нибудь Куликова не терзал благостного покоя осени за окном, то на немом экране можно увидеть, как избранные  умы России всем кагалом словесно пинают лысого украинца с печальными глазами, специально для этой роли подкупленного… Конечно, назначение всех этих шоу сугубо внутриполитическое: дабы продемонстрировать на неудачном примере неразумных соседей, что не стоит выходить на майданы, протестуя против наглеющей власти, – однако и внешнеполитический осадочек остается… Поэтому неудивительно, что у разогретых шоуменами телезрителей чешутся руки собственноручно бросить камень в какого-нибудь подвернувшегося украинца. И хотя украинцы бандеровского пошиба в здешних местах не водятся (а если и появляются, то бандеровское свое нутро прячут подальше), – для экзекуции сгодится любой. Так что все претензии при случае адресуются подвернувшемуся под руку живущему неподалеку и тоже не избегающему застолий эмигранту с Украины, некогда бодавшемуся с тамошней хунтой и вынужденному оттуда уехать, – который, вдобавок, вероятно и по этой причине, не сильно доволен российской политикой на украинском фронте. Эмигрант тоже не остается в долгу. И на многократно повторяемые в пылу бурных споров телевизионные претензии к населению Украины: «А почему вы то?.. А почему вы это?..» – сей отщепенец, не утерпев, однажды изрек: «Запомните! Нас нет! Мы – это мыльный пузырь, надутый еще при советской власти… Но есть вы, и есть ваши соперники, американцы… Так вот вы, ради поддержания русской жизни на вашей же исторической территории, оказались не в состоянии не разворовать то, что сами же на это выделяли… Тогда как американцы, в отличие от вас, кое-что оставили и для дела…»
Это звучит обидно, заставляя спешно искать аргументы в ответ. Благо тысячелетняя история, богатая событиями, позволяет найти достаточно горючего материала для неугасимого «спора славян между собою»… Страсти понемногу накаляются и грозят раскочегариться не на шутку…
…Но тут, слава Богу, пошли дожди, и сразу все потушили. Все поголовно ринулись собирать грибы, мигом прекратив неразрешенные споры, оставив скучать в магазинах невыпитую водку и в телевизорах – неумолкающих шоуменов…

1. Грязь – деревня в Подмосковье