Люди в воде

Урок рисования в 4 классе. Донецк, 2019 г.

Он сидел на последней парте с показушно-отрешенным видом в полном одиночестве. Едва ли не меньше всех ростом в своем четвертом классе, но ширококостный, крепко сбитый. Короткая шея, утопала в мягких плечах. Круглолицый, прищуренные хитроватые глазки казались еще меньше, чем были на самом деле. На носу и щеках красовались большие рыжие веснушки, кофта небрежно застегнута на одну пуговицу, на выпирающем животе. 

Короче, Борис Юрьевич Грачевский, самый главный режиссер детского журнала «Ералаш», где Вы? Вот достойная натура для Вашего проекта.

– Где альбом, где наточенные карандаши? – ответом, разумеется, было молчание.
– Давай дневник! – скомандовала я. 

Класс напрягся – «ой, что будет». Двойка, вызов родителей? Может быть, новый учитель придумает доселе неизвестные кары небесные.

Однако в мои планы не входило путем экзекуций настраивать детей младшего школьного возраста против такого прекрасного предмета, как ИЗО. Я просто намеревалась написать в дневнике «не готов к уроку».

Шариковая ручка заскользила по листу дневника, не оставляя пометок, ставя меня в недоумение – писала же ручка буквально минуту назад. Я попробовала писать на первом попавшемся черновике – пишет, в дневнике скользит по листу, не оставляя следов.

– Он дневник парафином намазал, – закричала самая главная отличница в классе, она же главный общественный деятель. Смирнова всегда жестко наводила порядок в классе, и следует сказать, что это ей отлично удавалось.

Все понятно: Ланский ‒ двоечник и разгильдяй. Он из тех двоечников, которые прочно освоили эту экологическую нишу, и живут в ней комфортно, как гусеница в коконе. 

Конечно, Ланский рисовать не умел, но сказать больше – не хотел, его положение двоечника давало ему возможность показывать свое «пофигистское», небрежно-снисходительное отношение к предмету. 

Типа, зачем альбом, вот мятый лист неизвестного происхождения с большим пятном в правом углу. Огрызок карандаша, поднятого с пола, вполне может сгодиться, если уж вы, учитель, от меня требуете. 

Альбом и краски все же появились позже. Как выяснилось, их выделили в классе из «общественных» фондов – семья Ланского хотя и не была асоциальной, но детьми в семье разнорабочих, живущих на случайные заработки, не занимались от слова «совсем». 

– Ланский оригинальный мальчик, все рисуют натюрморты в теплых тонах, а он – в холодных: фиолетовых, темно-синих, – поделилась я с классной учительницей.

– О, да! Очень оригинальный, – она сделала характерный жест рукой. – Залез на крышу девятиэтажки, на краю крыши хотел сделать селфи, вовремя сняли. Очень, очень оригинальный, – продолжала она, активно жестикулируя руками, вероятно от переполнявших ее чувств.

В течение первой четверти мы с детьми перерисовали большинство осенних красот – экзотический красный физалис с кубическими ребрами, рубиновые кисти калины, красно-оранжевые гроздья рябины, еще не сбросившей сизоватые листья, слегка потускневшие, но не увядающие под осенним солнцем желто-оранжевые цветы гелиоса.

– А сейчас, дети, – сказала я на последнем уроке первой четверти, – рисуем на вольную тему. Надо сказать, что ребятам натюрморты уже поднадоели.

Весь класс, не сговариваясь, закричал «ура»!

– А флаг ДНР, можно?
– Можно.
– Домик, можно?
– Можно.
– А моего котика Барсика, можно? 
– Можно. Сегодня рисуем на вольную тему, рисуйте, что хотите, – в тишине класса заскрипели карандаши.
– Людей в воде можно? – подал голос Ланский.
– Конечно, можно, – уже с заученной интонацией в голосе ответила я.

«Люди в воде, люди в воде» – твердил Ланский с напряженным выражением лица.

Я уже делала третий круг по классу. 22 человека в классе, каждому ученику подсказать, направить мысль по правильному пути, каждому поправить рисунок, каждого вдохновить на «подвиг» рисования уникального рисунка.

Я подошла к Ланскому. «Люди в воде, люди в воде», – продолжал твердить он. 

– Вот речка, волны, – я рисую в его альбоме.

– Нет, не река, это ставок.

– Деревья на берегу, – я продолжаю рисовать.

– Не было там деревьев, люди прыгали с моста в воду,

– Вот мостик, – рисую обычный горбатый мостик.

– Нет, мостик не такой.

Я не могу заниматься только одним ребенком, меня ждут другие дети, урок всего лишь 45 минут. 

Сделав еще один круг по классу, возвращаюсь к Ланскому. 

Ого! Ого-ого! Ланский нарисовал мостик-трамплин с опорой на двух столбах, с которого прыгают в воду. Нарисовал его в перспективе, которую мы не изучали! Далее ‒ нарисовал плечи, шею, голову, руку, занесенную над водой, то есть Ланский нарисовал силуэт человека, плывущего в воде. 
Подумав, он пририсовал еще несколько фигур. Тему «рисунок человека в движении» на занятиях мы еще не изучали. С композицией Ланский несколько не угадал, но в целом нарисовал то, что хотел.

– У тебя получилось, – резюмировала я. 

Звонок прозвенел, казалось, в самый не подходящий момент ‒ на пике вдохновения и славы.

– Получилось, у меня получилось, – Ланский сжал короткие пальцы в крепкий кулачок, – 
получилось, получилось, да получилось, люди в воде… 
Его лицо светилось счастливой улыбкой.

– Ты думал, что не умеешь рисовать, – подбадривала я, – вовсе нет, тебе надо больше руку тренировать, и рисование у тебя пойдет отлично.

Я тоже выполнила свою задачу, наконец-то я вытащила его из кокона извечного двоечника.

После этого Ланский еще какое-то время продолжал прятаться за маску пофигизма, но на уроках рисовал увлеченно, и к доске выскакивал первым, если нужно было выполнить задание «нарисовать машину, танк или смеющийся смайлик». Однако насмешки некоторых одноклассников приходилось терпеть время от времени – материалы для рисования по-прежнему выделяли из «общественных» фондов...