Пудель

Помню, как соседка пуделя этого завела...
Пудель маленький такой, плюгавенький. Морда остроконечная, целеустремлённая.
Заглянула ко мне радостью поделиться, в дверь торжественно постучала. 
– Хороший, – сказала, – пудель! Породистый! 
– Хороший! – ответил я.
Ну а что ещё в подобной ситуации ответишь? 
– Подрастёт – на выставки ездить будем! 
– В добрый путь! В добрый путь!
Соседка – бабушка. Совсем старенькая. 
Всё прижимала к себе дрожащего щенка, успокаивала. Картина милая – до сих пор перед глазами стоит. 
Честно сказать, не придал я тогда особого значения этому пуделю. Пудель как пудель, ничего особенного – всего лишь ещё один маленький, испуганный комок жизни, на который возлагают неоправданные надежды.
Однако через пару лет этот самый пудель уже смело смотрел на меня с газетной фотографии – образец биологического соответствия своему жанру. Эталон этого жанра. Медалист!
Соседка гордилась, нос задирала. Ясное дело – такого пуделя в жизни достигла! Как говорится – не каждый день и не каждому чину!
В добрый путь! В добрый путь! 
Меня даже к себе приглашала, чтобы я воочию грамоты питомца её увидел. А я и не отказывался – не хотел обидеть старушку. Старушка-то она сама по себе хорошая была. Сплетен лишних не разводила, курение моё в квартире не ругала, хоть в тамбуре нашем оно наверняка и ощущалось. 
В тамбуре мы с ней обычно и виделись. Она часто гуляла со своим пуделем. А я часто гулял без пуделя. Вот и сказала мне однажды, как бы невзначай:
– Зайди, полюбуйся, какой пудель у меня! Ты, наверное, таких и не видал?!
– Не видал! – подыграл я старушке. 
Старый настенный ковёр в комнате соседки действительно во всю цвёл медальными кругляшами, а сама стена – проплешинами вымпелов и грамот.
И пока я разглядывал эту мешанину из почёта и собак, сама соседка рядом на диване сидела – всё взгляд переводила с вымпелов на пуделя и с пуделя на вымпелы. Ну и на меня иногда посматривала – не иначе, как мнения ждала. 
Я действительно никогда не встречал столько пуделя на стенах обычной двухкомнатной квартиры и поэтому честно признался, что нахожусь под впечатлением.
– А то! – удовлетворённо хмыкнула она.
Из вежливости я даже поинтересовался, сколько вообще в мире есть разновидностей пуделей, каковы их основные отличия, естественные ли это собаки или они – результат привычного для современного мира скрещивания, на что соседка уверенно и отрывисто ответила, что её интересует только её собственный пудель, а до всех остальных ей совершенно нет никакого дела.
Вот так!
Но даже тогда я об этом пуделе не задумывался, времени и мыслей на него не тратил. Да и зачем? Просто одним везёт – у них пудели по коврам и стенам развешены, а у других в жизни скомканный пудель получается. Тут уж ничего не поделаешь. У меня самого – волосы никотином пропахли, щетина который год на щеках чешется... Никаких тебе выставок – один угрюмый быт. 
А у кого-то грудь колесом, медалей жменя.
В добрый путь! В добрый путь!

Правда, благодаря этому самому пуделю, я однажды едва не купил пылесос. Было дело… 
Торговала пылесосом всё та же соседка, хозяйка пуделя. Купила она этот пылесос, с её слов, не подумав – поддавшись общему порыву. 
– Так-то вот до семидесяти лет дожила без пылесоса, – сетовала она, – но смотрю – все берут. Какой день из дому не выйдешь – обязательно кого-нибудь с пылесосом упакованным встретишь! Подумала – знак! Денег скопила за полгода – пошла покупать!
К самому пылесосу претензий у соседки почти не было. Но оказалось, что даже это современное чудо техники, укомплектованное бесчисленным количеством фильтров, всё равно весьма громко и страшно гудит. Для человека приемлемо, а вот для пуделя – страшно! 
– Он как пылесос этот услышит – лужу делает, а потом сам не свой целый день ходит! – сокрушалась старушка. – Мне-то что – всю жизнь веником пыль мела, и дальше веником мести стану. Сама ведь виновата – на себя деньги решила потратить, а не на радость единственную свою! Правильно ведь говорят – чему отдаёшься, отдавайся полностью! Схитрила – теперь вот раскаиваюсь! А собака, она по природе своей малоодушевлённая! А ну как от испуга в её генной инженерии сдвиги начнутся, утратит эталонность свою? Чёрт меня с этим пылесосом дёрнул!
Плакала. Своим высохшим кулачком глаза вытирала.
Чек, гарантия – всё заботливо было продемонстрировано соседкой. Да и цену сбросить она обещала – по её понятиям, если уж коробка распакована, цены полной назначать нельзя.
Но я не купил тот пылесос. У меня ведь и свой собственный был. Старый, советский – «Чайка 3» назывался. Не пудель, конечно, но всё же...
В последующие несколько дней состояние соседки, надо сказать, сильно ухудшилось. Теперь она передвигалась совсем медленно – от её прежней, медальной подвижности не осталось и следа. Тяжёлое, горестное дыхание пожилого человека, придавленного ненужным пылесосом, ясно доносилось из тамбура даже через запертую дверь моей квартиры. И ещё она, кажется, часто плакала. 
Вот при очередной встрече я и поинтересовался её делами, здоровьем, пылесосом. Проявил участие. 
Однако, к моему удивлению, пылесос оказался совершенно ни при чём. От пылесоса соседка всё же избавилась. 
– Клавдия из третьей квартиры взяла! – сообщила она. – За бесценок, бестия старая... Ещё и торговалась… Алкашиха! Но забрала – и то слава богу! 
Как оказалось, теперь хозяйку пуделя угнетало нечто совершенно иное. Нечто куда более страшное и непоправимое, нежели пылесос.
– Нельзя человеку забывать о Бога величии! – весьма неожиданно поведала мне старушка в ответ на мое участие. – Все люди творят зло. Это уж в природе человеческой так заложено… Но только теперь поняла я, что самое страшное зло – это зло, внешне неотличимое от добра. То самое и есть, когда не ведаешь, что творишь…
– Неужто заболел? – заволновался я, с тревогой глянув на её питомца, который тут же, нетерпеливо переминался с лапы на лапу, как будто наш разговор задерживал его и не давал заняться какими-то особо важными делами.
– Ой нет, слава богу, здоров! И стул – на загляденье! – перекрестилась соседка. – Во мне беда, во мне... Мне ведь его не пережить. На кого оставлю, когда помру? И не подумала ведь даже об этом, когда решила завести. Думала, мол, хоть щеночку помогу, заботиться буду, коли уж никого другого в роду не осталось. А на самом деле ведь в сироты записала его старостью своей! Как же это он без меня будет? Сладко ли в казённом-то приюте?
Исправить старость соседки я, разумеется, никак не мог, так что просто сочувственно покачал головой.

Однако через несколько дней соседка опять стала прежней, обрела ту самую уверенную бодрость и подвижность, которой большинство пожилых людей могло бы только позавидовать. На этот раз спрашивать о причинах столь разительных перемен даже не пришлось. При очередной встрече в тамбуре, она сама с воодушевлением сообщила:
– А мне Клавдия из третьей квартиры подсказала, как со смертью собственной быть! Ты, говорит, как умирать будешь – подушкой его придуши! Если оставлять жалко! Быстро придушишь – он ведь и не поймёт ничего! Мучиться не будет! Вот я теперь и успокоилась – как буду умирать, я его подушкой и придушу! 
И, как всегда, не попрощавшись, старушка звучно щёлкнула замком двери, скрывшись в своём счастливом мире пуделей.
Сперва я был искренне рад за соседку, за вновь обретённый ей покой, чёткое представление жизненных целей и доступных перспектив. Но лично для меня эта её решительность достаточно скоро обернулась весьма неприятной головной болью. Теперь любая бессонная ночь, наполненная никотином и многими жизненными сквозняками, дополнялась для меня вопросом – а уж не в этот ли самый момент за стеной моей комнаты умирающая старушка душит подушкой пуделя – вершину её жизненных достижений? Мне было жаль и пуделя, и саму соседку… 
– Вы, Софья Вениаминьевна, – сказал я ей при следующей встрече, – Как помирать будете, пуделя своего всё-таки не душите! Маленький он, жизни ещё не нарадовался! Вы уж лучше мне его тогда оставьте. Я его и кормить буду, и к ветеринару водить. Пусть себе живет, вас с благодарностью вспоминает.
Соседка на меня недоверчиво посмотрела, поводок к себе прижала. 
– А справишься? – спросила, глаза прищурив. 
– Все усилия приложу! – заверил я её. – У меня в детстве хомяк был, Семёном звали. Хороший такой хомяк, ласковый. Только от старости и умер. Хомяки редко когда от старости помирают. Только если заботятся о них хорошо...
– Ну сравнил, – махнула рукой старушка, – Хомяка с пуделем... Подумать тут надо. Крепко подумать...
И скрылась за своей дверью…
То, что я до сих пор слишком легкомысленно относился к соседскому пуделю, стало понятно уже через несколько дней. Уверенный в том, что можно вот так чистосердечно и открыто предлагать старушкам не душить их питомцев, я совершенно не предполагал, что для большинства окружающих эти самые соседские пудели – материя куда более острая и злободневная, что эти самые окружающие пристально следят за судьбой соседских пуделей, стараясь принимать в ней самое активное участие. 
Стоило мне теперь только выйти из подъезда, как я обязательно слышал от облепивших скамейки старожилов нашего дома фразы, небрежно брошенные мне в спину, а на самом деле аккуратно направленные прямо в мой мозг.
– Пусть душит и не думает даже отдавать никому! – громко возмущалась на скамейке та самая Клавдия из третьей квартиры, под одобрительные восклицания прочих членов скамеечного актива. – Даже слушать ничего ни хочу! Пусть душит и всё! Душит и всё! 
Ещё некоторое время спустя особо активная часть соседей и вовсе принялась открыто выносить на обсуждение необходимость периодически насылать на меня участкового, чтобы он уличил меня в несомненной наркомании и даже торговле людьми. Всё вспоминали, что прежние хозяева квартиры были куда лучше – вели себя скромнее, на пуделей чужих не засматривались, щетину прилюдно не чесали...
Сама соседка, кажется, не принимала участия в открытой борьбе против меня, но при этом я не мог не заметить, как при каждой встрече со мной она поспешно одергивает поводок своего пуделя и, не проронив ни слова, стремительно скрывается за дверью своей квартиры. Кажется, своим предложением я серьёзно поколебал её жизненные цели…

Не знаю, сколько я смог бы переносить презрение окружающих, постепенно перерастающее в открытую агрессию (вскоре Клавдия уже открыто обещала выцарапать мне глаза, если у нас в подъезде ещё хоть раз забьётся мусоропровод, а её сожитель, старик по кличке Карандаш, и вовсе при каждой встрече пытался ударить меня своим костылем, ссылаясь на повсеместное неуважение молодежи к ветеранам), если бы не закономерная и печальная случайность, в результате которой вопрос пуделя был решён. И решен, разумеется, совершенно без моего участия.
Умерла соседка тихо…
Как оказалось, питомца своего она так и не задушила. В общем-то, подобное можно было предположить. Наверняка ведь, нелёгкая это задача – душить кого-то во время собственной агонии. 
Да и умерла она, как говорят, тихо, во сне… 
А пудель? Пудель, в итоге, был пропит. Загнали его за двести баксов первому попавшемуся собаководу, вместе со всеми медалями и грамотами. Та же Клавдия, говорят, и постаралась. Насколько я мог видеть, ни у кого из окружающих этот факт не вызвал даже малейших признаков неодобрения. Видимо, обоснованность притязаний на чужих пуделей у разных людей от природы бывает разная. А, может быть, дело здесь в жизненной хватке – кто знает? 
В любом случае, сразу после пропития пуделя, отношение соседей ко мне изменилось снова, и на этот раз уже в сторону благоприятную. 
Конечно, определённую тяжесть в их взглядах я чувствую до сих пор, но это уже не та тяжесть открытой, животрепещущей ненависти. Теперь это, скорее, торжественное снисхождение, с которым люди обычно смотрят на потерпевших крах конкурентов, оказавшихся неспособными пропить чужого пуделя. 
Но вместе с тем, мои пакеты с мусором, насколько я могу судить, перестали застревать в мусоропроводе, а уважение к ветеранам достигло приемлемого уровня. 
Да и о самом пуделе я вспоминаю редко. Просто увидишь, бывает, где-нибудь любого другого пуделя, вот и придёт на ум этот – пропитый. Подумаешь тогда, что он где-то жив, гуляет на поводке совершенно незнакомого человека, приносит ему медали, грамоты, а возможно даже, и душевное спокойствие вместе с вечерними тапочками. 
И при этом, так же, как и раньше, я могу искренне сказать, что этот пудель мне совершенно безразличен, как был безразличен всегда. А это, как я считаю, вполне нормально по отношению ко всем без исключения чужим пуделям.

Художник Рон Краевский.