«Раскрывай же окно…»

***

Беспечально встречай
Это утро простое.
Пей рассвет, словно чай
Золотого настоя.

Раскрывай же окно
И смотри в заоконность.
Беспокойство? Оно
Потеряло законность.

Будь спокоен, как ртуть,
Что хранят по аптекам.
Будь спокоен, как путь
Между мигом и веком.

Обрети и утрой
Непреложное свойство:
Как в опоку – в покой
Отливай беспокойство.

Ясноглаз, ясноглав,
Принимайся трудиться.
Это утро – как сплав
Новизны и традиций.

Все, что раньше не мог,
Сможешь в нынешнем рвенье.
Беспокойство – намек,
А покой – откровенье.

У себя – не в гостях –
Ты находишься в мире.
Остальное – пустяк.
Дважды два – не четыре.                

У старого затона

Чего я жду? Чего я медлю?
На что надеюсь, временя?
Уже закат тяжелой медью
И землю тронул, и меня.

Я камни клал, растил деревья,
Для красоты сажал цветы,
Платил доверьем за доверье
И не боялся клеветы.

Пусть человек воды напьется –
Не упадет, – я говорил,
Когда в пустыне рыл колодцы…
А сколько вырыл я могил!

Я хоронил людей любимых,
Ожесточался, хороня.
Смерть и моя прошла не мимо –
Остановилась близ меня.

Тонул – не в смысле переносном,
Меня, любителя – пловца,
Спасли отцовские матросы.
Нет ни матросов, ни отца…

И я – один. И снова – плохо,
И тихий праздник омрачен.
И ни при чем моя эпоха,
Моя эпоха ни при чем.

Внутри пустыня, не снаружи,
Мне тяжелей порожним плыть.
Мне потому не будет хуже,
Что хуже и не может быть.

А я все жду, а я все медлю
И все тяну житье-бытье.
Еще не так люблю я землю,
Чтоб согласиться лечь в нее.

Еще порукой связан крепкой
С великим множеством людей
Еще горжусь тифлисской кепкой –
Бакинской роскошью моей.

Еще мне смысл являют вещий
Работы старых мастеров,
Еще люблю простые вещи –
Крестьянский хлеб и сельский кров.

Письмо, полученное кстати,
И у раскрытого окна
Рабочий стол, и на закате –
Стакан не горького вина.

Не спорта ради спорят с морем
И удальством – не баловство.
И мы поспорим,
И посмотрим,
Еще посмотрим: кто-кого?!