Карантинная зона для олигарха

Анатолий Дмитриевич Чубов открыл глаза и тут же закрыл их, пытаясь вернуться в безмятежный мир сна. Но было поздно: пробуждение навалилось на него всей своей тяжестью и вернуло в тревожную действительность. Ещё совсем недавно он был важным человеком, решал судьбы сотен тысяч людей. Банки, биржи, фонды, политические интриги, партии – мир, бывший для него понятным и привычным, весь этот мир в одночасье рухнул, превратился в ничто, рассеялся в пыль. 

Никого не интересовали теперь результаты выборов в Государственную Думу, акции компаний, которые он рассматривал как обеспечение своей безбедной старости, в течение нескольких дней превратились в никому не нужные бумажки. Банки пропали из сводок мировых новостей, теперь все слово «банки» связывали исключительно со стеклянной тарой. Даже его величество доллар уже не столь ценился на рынке, его пока брали, но всё с меньшей охотой и каждый раз по всё низкой цене.

Чубов с трудом поднялся, вылез из кровати, оделся и подошёл к стене, на которой висела карта страны с коричневыми пятнами, закрывавшими области, объявленными зонами карантина. Первой пала столица, следом за ней губернские центры и приграничные области. Его район с элитным посёлком «Новая Швейцария» был окружён грязными кляксами, наползавшими на светлый островок и стремившимися поглотить его.

Бежать. Бежать! Но куда? Его любимая и почитаемая Америка превратилась в сплошную территорию контр-страйка, на которой все охотились друг на друга. Негры и латиносы отстреливали белых, а краснокожие индейцы с криками «Америка – для американцев!» снимали скальпы со всех подряд. Ближний Восток распался на десятки Великих халифатов, эмиратов и султанатов, границы которых находились в постоянном движении. Ситуацию в Европе Чубов бросил отслеживать на прошлой неделе после того, как европейские арабы объявили то ли четвёртый, то ли пятый по счёту священный джихад против неверных. Чтобы ехать туда, надо быть или совсем сумасшедшим, или бессмертным Терминатором.

Он выглянул в коридор. Странно: обычно его встречал гул пылесоса и «Доброе утро, Анатолий Дмитриевич!» горничной, но сейчас его встретила тишина. Спустился на первый этаж. На столе не стояла чашка с горячим кофе со сливками, накрытая тёплым тостом. На кухне повар-итальянец не гонял своих подручных: «Престо, престо!». У входной двери охранник не распахнул услужливо дверь. Чубов вышел во двор.

Посреди двора стояла машина. Шофёр, которого он всегда звал просто Мишаней, в сопровождении жены и детей выносил из выделенной ему комнаты при гараже свои вещи и грузил их в машину. Чубов невольно отметил, что львиную долю поклажи составлял рабочий инструмент.
– Мишаня, как это понимать?
– Да никак. Уезжаем мы.
– Как? Почему?
– Дак вчера соседнюю «Новую Австрию» на карантин закрыли, значит, не сегодня завтра и нас закроют. Все разбегаются кто куда.
– И что? А я тебе разрешил? Скидывай вещи обратно!
Михаил зло через зубы ответил:
– Хабалку-то захлопни, а то я тебе её враз закрою. Раскомандовался тут.
– Мишаня… Миша… Михаил… эээ… – Чубов вдруг обнаружил, что не знает отчества своего шофёра.
– Семёнович, – помог ему Михаил.
– Михаил Семёнович, и куда ж ты… Вы собираетесь ехать?
– У одного моего знакомого бабка в Ярославской области живёт. Деревня пустая, давно выехали все. Глухомань. Самое место, сейчас чем дальше от цивилизации, тем лучше.
– Дорога дальняя, не боитесь? Сейчас на дорогах ох как неспокойно.
– Так мы не одни. Мы целой колонией едем, несколько сот человек. Так что не страшно.

Решение неожиданно само пришло в голову Чубова. Будущее, о котором он только что думал со страхом, перестало пугать его, свет надежды замерцал в дальнем конце тоннеля.
– Я с вами, – решительно сказал Анатолий Дмитриевич.
Михаил ничего не ответил, а жена с сожалением посмотрела на Чубова:
– Вас нет в списке. Да и места у нас в машине нет для Вас. И не собрались Вы.
– Так я на своей поеду! Да и мне собраться – только подпоясаться! – радостно ответил Чубов.
Жена Михаила села на переднее сиденье, дети заняли свои места сзади.
– Две минуты! – умоляюще проговорил Чубов.
– Семеро одного не ждут, – ответил Михаил, закрыл заднюю дверь и сел на водительское место.
Сидевшая рядом жена молча положила свою ладонь на руку мужа и посмотрела на супруга, словно прося его о чём-то.
Михаил опустил стекло:
– Сбор на главной площади посёлка. Можете попробовать, но… Вас нет в списке, – повторил он слова жены.

Поперёк въезда на главную площадь стоял наскоро сколоченный шлагбаум, перед которым выстроились чередой автомобили, шлагбаум поднимался и пропускал машины по одной. Чубов пристроился к Ауди, стоявшей в конце, и через 15 минут подъехал к шлагбауму.
– Фамилия? – спросил стоявший перед шлагбаумом человек с листками бумаги.
– Чубов.
Человек заглянул в бумаги:
– Вас нет в списке, – и указал рукой на обочину, – освободите дорогу.
– Я Чубов, – с нажимом повторил Анатолий Дмитриевич, – Вы что, не расслышали?
– Я слышал, – спокойно ответил мужчина и повторил, – Вас нет в списке, освободите дорогу.
– Чёрт те знает что! – возмутился Чубов. – А ну-ка, позовите ко мне старшего!
– Пока Вы не освободите дорогу, я никого звать не буду.
«Козёл упёртый», – мысленно выругался Чубов и сдал немного назад и в сторону.
Минут через 20 к Чубову подошёл немолодой мужчина в кожаной куртке:
– Старший колонны Дегтярь. Слушаю Вас.
– Меня не пропускают!
– И правильно делают. Вас нет в списке.
– Я Чубов. Чу-бов! Неужели никогда не слышали? – съязвил Анатолий Дмитриевич.
– Слышал. Но сегодня это не имеет никакого значения. Вас нет в списке.
– Так внесите меня в список!
– Какая у Вас специальность?
– Что? – не понял Чубов.
– Специальность, – повторил мужчина, – какая у вас специальность?
– Да какое это имеет значение?!
– Большое. Главное. Деревня брошена, более 40 лет там практически никто не жил. Мы будем начинать буквально на чистом месте. Нам придётся много трудиться: строить дома, растить хлеб, и первые несколько лет колония будет жить в постоянной борьбе за выживание. Едут плотники, столяры, земледельцы, ремесленники, врачи. У нас мало ресурсов, и мы не можем брать с собой балласт. Исключение для детей до 16 лет. Этих забираем всех, поскольку это наше будущее. Но Вы же не ребёнок! Если обладаете уникальными знаниями и квалификацией, я внесу Вас в список, я имею на это полномочия. Так какая у Вас специальность?
– Я видный экономист, защитил докторскую.
– Не нужен.
– Занимался политической деятельностью.
– Мимо.
– Юрист.
– Нет.
– Имею опыт управленческой деятельности.
– Посмотрите, – Дегтярь обернулся в сторону окруживших их людей, – это каменщик, это электрик, это овощевод, это солдат, это акушер-гинеколог, это кузнец, это конюх. Очень нужен ещё один врач, возьму водителя бульдозера или экскаватора, тракториста. Но не нужны футболисты, блогеры, политологи, шоу-мены, экономисты, политики, юристы и топ-менеждеры.

Чубов огляделся. Вокруг стояли те, на кого он привык смотреть свысока, ибо всегда считал людей, способных зарабатывать на жизнь лишь физическим трудом, недалёкими. Но именно эти пролетарии создавали материальные блага, которыми он, Чубов, и подобные ему пользовались с преогромным удовольствием.

– Так что Вы умеете делать руками? – вернул его в действительность голос Дегтяря.
Чубов лихорадочно рылся в своей памяти. Играл на бирже? Не то. В университете его коньком была финансовая аналитика… не то. Работал в комитете по управлению госимуществом! Не то. Он вспомнил, как на первом курсе института ездил на картошку.
– Я умею копать, – с робкой надеждой сказал Чубов.
Дегтярь обратился к одному из стоявших в толпе:
– Петя! Возьмёшь его в свою крестьянскую бригаду?
Пётр подошёл к Чубову, оглядел с ног до головы, взял его руку и повернул ладонью кверху. Ладонь была белая, чистая, с нежными розовыми подушечками пальцев, в противоположность ладони Петра, грубой, жёсткой, мозоль на мозоли. Пётр неожиданно ткнул Чубова в живот, тот согнулся.
Пётр отрицательно покачал головой:
– Нет. Хлипок, не сдюжит.

Дегтярь развернулся и пошёл в сторону шлагбаума, давая тем самым понять, что разговор окончен. Окружавшие их люди стали медленно расходиться. Земля поплыла под ногами Чубова. Внезапно вспыхнувший в конце тоннеля маячком надежды фонарь мигнул и погас.
Он догнал Дегтяря и схватил того за одежду:
– Вы что, не понимаете, здесь же скоро будет карантин!
– Да. И что? Умереть с голоду вам тут не дадут.
В голове Чубова промелькнули кадры репортажа из карантинной зоны: регулярные рейсы вертолётов, люди, с ног до головы одетые в защитные костюмы, под охраной автоматчиков раздающие местным обитателям еженедельные продуктовые наборы: каша, галеты, бутыли с питьевой водой, рулон туалетной бумаги. И так из года в год.
Тоска сжала его сердце.
– Се ля ви, – услышал Чубов голос Дегтяря, – ты просто не вписался в рынок.

Художник Эдвард Мунк.