Зелёные стёклышки

Хочу рассказать вам одну, с моей точки зрения, удивительную историю, связанную с Уралом и с зелёными стёклышками.
В тот год в уральских лесах Верхотурья народилось много малины и грибов. Хотя и раньше Верхотурский район славился богатыми ягодными местами. Только вот одно людей пугало! Поговаривали, что в лесах тех водится Леший, и не дай Бог с ним один на один встретиться.
А старые люди так вообще про него только шёпотом говорили, что, если случится кому с Лешим встретиться, домой уже никогда не вернутся. 
Д-а-а-а-а... Много людей в тех местах сгинуло. Много грибников и ягодников не вернулось домой. И всё равно люди шли в лес, шли на «тихую охоту», шли за грибами и за ягодами.

Помню, было тёплое солнечное августовское утро. Таких дней на Урале наперечёт. Это было тёплое утро, наполненное ароматами цветов иван-чая. И моя сильная и смелая мама собралась в лес за грибами. Да-да, смелая! Она решила взять нас, девочек, своих трёх дочек. Маме было тогда всего двадцать пять лет, и вес-то у неё был чуть больше сорока килограмм. Но для меня моя мама была очень отважная мама, сильная, умная и смелая…  Хотя на самом деле она была тоненькая и очень красивая девчонка.

Мы плотно позавтракали, взяли корзинки, лукошки и отправились в лес за малиной, но не пешком, а на электричке от станции Верхотурье до станции Обжиг. Обжиг – такое удивительное промышленное название конечной станции, для меня оно звучало, как станция Ёжик.

Раннее утро в лесу – это какое-то волшебство!  Птицы распевают на разные голоса, щебечут и тинькают. Лукошки быстро наполнились ягодами, и грибы уже приходилось складывать в подолы юбок. Потом мы сплели ниточки из травы и сделали грибные бусы. 
День был спокойный, солнечный, не палящий, но усталость и голод стали брать своё. 
Мама ласково прикрикнула:
– Ну что, моя девичья армия, домой хотите? Пора возвращаться домой!
И мы радостно и победно побежали по лесной тропинке, ведущей на станцию.

Ооо! Я ведь не рассказала, что моим сёстрам годочков-то было чуть больше, чем мне. Старшей сестре семь лет, средней – шесть, а мне, как я говорила, пять лет. Мне казалось, что я очень взрослая, я понимаю куда идём, зачем идём и знаю, как выйти из леса. Я ставила зарубочки и заметочки на деревьях, чтобы не заблудиться. Ведь в посёлке взрослые часто говорили, что в тайге заблудиться ооочень легко.

И вот, как я уже говорила, мы радостно двинулись в обратный путь. Лукошки были переполнены ягодами. На руках и на шее висели соломенные самодельные бусики из подберёзовиков и обабок.

Я радостно бежала за мамой и за сёстрами след-в-след по тропиночке мимо кустов малины. Любовалась, как идёт к закату нежно-розовое солнце, как оно облизывает своими лучами ветки малиновых кустов и всё становится розовым и сказочным…

Мы шли быстро, видели много ягод, которые уже некуда было складывать и, конечно же, сожалели, что взяли маленькие корзинки. 
Вдруг я услышала шорох в кустах малины, остановилась, раздвинула колючие ветки и увидела маленького славного медвежонка. Мама потеряла меня и окликнула. Я показала ей пальчиком:
– Тсссс! Мамочка! Здесь малыш, медвежонок! 
Мама побелела и качнулась или пошатнулась, словно падающая от ветра берёзка. Я сразу поняла, что делаю что-то ужасное. Мелкими тихими шагами, чуть наклонившись к земле, я засеменила к маме. Она молча, жестом руки указала на тропинку, выводящую нас из леса. И мы ещё быстрее побежали по тропинке, словно по «дороге жизни», на станцию...
– Ты что, Наташа? Там, где медвежонок, там медведица и смерть! – шипел над моей головой мамин голос. – Разве ты не знаешь? Разве тебе не рассказывали о медведях?

Мы долго бежали по знакомой тропинке, но, непонятно почему, через некоторое время, опять вышли на ту же самую яланку, где в кустах ворчал медвежонок и повсюду были россыпи ягод малины и грибов.
Мама, словно лёгкая и красивая птица, кружила и кружила с тропинки на яланку, с тропинки на яланку несколько раз по кругу. А мы бегали за ней. И когда мы снова вышли на яланку, она вдруг остановилась, чуть зачарованно и вроде бы даже испуганно присела в траву и зашептала:
– Смотрите, доченьки – это ведьмины круги!
Сильный жар прилил к моим ногам, я присела на корточки и стала внимательно вглядываться в траву. Там было много грибов. Они росли красивыми и ровными кругами. Сами грибы были крепкие, чистые без единого червячного укуса. Таких красивых грибов раньше я никогда не видела. Самый красивый гриб был гриб-папа, большой с коричневой глянцевой шляпкой. За ним по кругу выстроились детки, всё меньше и меньше, а самый маленький с мой ноготок. Мама снова громко зашептала:
– Ведьмины круги встречаются в тайге как тайный знак! Мы случайно вошли на территорию Лешего. Если он нас увидел, то уже не выпустит из леса! 
– Как это не выпустит? – защебетали наперебой сёстры. Он что, схватит нас?
– Нет! – продолжила мама – Он будет нас кружить, кружить, сбивать с дороги и уведёт далеко на болота, где мы утонем!
Сёстры, глядя на маму, начали по-тихому поплакивать и подскуливать. У меня не было сил на слёзы, а тёплое розовое солнце так тихо струилось над Землёй и давало надежду на то, что плакать не надо, скоро всё будет хорошо. От этого солнца я словно засыпала, словно теряла сознание.

Мама встала, потом снова присела, закрыла лицо руками и притихла. Сёстры, прижавшись друг к другу, тихо сидели рядом с мамой, а я уселась неподалёку на тёплый камушек, на небольшой скалистый отрог. Мне было тепло, совсем не страшно, даже немного весело. На камушке и под камушком бегали цветные и узорчатые ящерки. Они точно игрались и веселили меня. У одной ящерки была трехзубчатая корона и красивые зелёные глазки. Эти ящерки дарили силу, радость и снимали усталость. Я присела возле камушка, попыталась поймать одну из ящерок, но они, как мальки в воде, быстро исчезали. Дальше моё внимание привлекли зелёные осколки битого стекла, а вернее битой бутылки из-под шампанского. Стёклышки были повсюду, они даже были воткнуты глубоко в сам камень, и я думала, как же так били стекло, что оно так крепко воткнулось в твердый камень. 
– Мама, здесь битые стёкла! Это значит, здесь были люди! Они вышли из леса, и мы выйдем! – радостно воскликнула я и стала собирать красивые осколки битого стекла. Вытащить их из камня было нелегко, но когда я ударяла серым камушком по зелёному стёклышку, то оно легко откалывалось вместе с серой породой. 
– Мамочка, посмотри, какие красивые стёклышки! Они как мои пальчики, длинненькие и ровные.
Маме было не до моих стёклышек, и она не слушала меня. Она почему-то вдруг внешне стала похожа на старенькую бабушку… 
Я набила стёклышками полные кармашки своего жёлтенького платьица. Погрелась в лучах заходящего солнца и приуныла. Игра перестала нравиться. Солнце спряталось за горизонт, а мама вдруг сильно и громко заплакала, она плакала так сильно, что напугала больших птиц. Чёрные, огромные птицы засуетились, зашептались, вспорхнули и стали летать над малиновой поляной, а маленькие птицы начали кричать и пересвистываться. Мама упала на колени и начала молиться.
– Господи, я-то дура! А девочки мои малые ни в чём не виноватые, выведи нас из лесу, Господи! Заблудилась я!
Сёстры заплакали, прижавшись к маме. А в моём сердце не было страха, только было ощущение, что вот-вот всё закончится, поляна спрячется, а мы окажемся дома. 

Солнышко поцеловало самую маленькую травинку и скрылось совсем. Стало прохладно, комары настырно и воинственно запищали. А голод всё сильнее напоминал о себе. И вдруг я увидела, что по тропинке, по которой несколько раз мы пытались выйти из лесу, по ней, по самой тропиночке, идёт старенький дедушка.
Дедушка был одет в старую фуфайку, в шапку-ушанку, а в руках у него была большая сухая палка. Самое удивительное, что из-за шапки у него не было видно лица, глаз, губ или носа, но я точно понимала, что это человек и он нас спасёт.
– Мамочка, смотри, вон дедушка идёт! – крикнула я.
– Где? – мама оглядывалась и смотрела на меня так, словно я заболела или словно у меня поднялась температура.
Когда я болела, мама всегда так на меня смотрела. Она в такие минуты всегда смотрела на меня с любовью и со страхом, словно теряет что-то очень важное. Такой взгляд всегда заставлял меня бороться с болезнью. 
Я побежала за дедушкой и что есть мочи кричала ему: 
– Дедушка, подожди, постой! Дедушка, помогите нам, мы заблудились! Как хорошо, что вы здесь! Мы грибники, мы видели медвежонка, мы устали! Спасите нас! – орала я и бежала в темноту леса, к той самой тропинке, по которой мы пришли на заветную поляну.
Дедушка шёл спокойно и близко впереди меня, а я бежала за ним изо всех сил и не могла догнать. Вслед за мной бежали мама и сёстры. Мы бежали по тропинке так быстро, что по моим щекам струился горячий пот. 
Вдали я услышала голоса людей, шум заведённого мотора машины и закричала еще сильнее:
– Папа, мы здесь, здесь!
Я поняла, я почувствовала, что это нас ищут папа, бабушка и другие люди.
Я выбежала на большую поляну, папа подхватил меня на руки, я прижалась к нему и мгновенно заснула. 
Я не помню, как меня принесли домой, как уложили в кроватку, я сквозь сон слышала, что взрослые долго расспрашивали перепуганную маму, слышала, как она рассказывала про дедушку. Маму отпаивали чаем и валерьяной, а потом снова и снова расспрашивали про деда в шапке-ушанке. А она тихо плакала и твердила одно и тоже:
– Не видела я этого деда и вообще никого не видела! Наташка, это всё Наташка, она нас вывела, наша Наташка. Она побежала, орала как блаженная. Мы перепугались и побежали за ней. Побежали догонять её, а вышли на людей.

Прошло несколько дней. Страх забылся...
Августовское солнце продолжало радовать нас своим таинственным нежно-розовым теплом. Я перебирала найденные в лесу зелёные стёклышки. Мне было жалко, что они были интересны только мне. Когда я подходила к взрослым и говорила, что нашла в лесу стёклышки, то взрослые отмахивались и пересылали меня от одного к другому, от бабушки к дедушке, от дедушки к маме… 
Я с грустью и нежностью вспоминала дедушку в шапке-ушанке. Такого тихого, молчаливого, такого мудрого и доброго, и в тоже время такого смешливого, ведь ростом-то он был всего-то с меня. Хороший дедушка, вот бы с ним ещё увидеться! Он бы точно поиграл со мной и с зелёными стёклышками.

Всё стало как прежде. Я играла с подружками, бегала в своем коротком жёлтом платьице и понимала, что стёклышек в кармашке становится всё меньше и меньше.
Однажды я настырно высыпала стёклышки на стол деду и сказала:
– Деда, ну я же скоро их все растеряю, ну посмотри, какие они красивые!
Дедушка устало взглянул на стёклышки и замер, я почувствовала, что меня сейчас поколотят за очередную глупость. Но меня не поколотили!

А через некоторое время у нас во дворе появился новенький трёхколёсный мотоцикл, цветной телевизор, два огромных мешка муки и детский зелёненький самокат.

Чужие взрослые бородатые дяденьки в вязаных джемперах приходили к нам в дом, ставили меня на табурет и пытали, мучали вопросами, откуда у меня взялись эти камушки. Давали мне конфеты в серебряных обёртках. Наперебой расспрашивали про деда в ушанке. Я начинала им рассказывать о нашем походе за грибами, и, почему-то, мгновенно засыпала, словно в меня вливали дозу димедрола. Может быть, потому, что мне было всего пять лет?! А может быть, кто-то специально старался спрятать тайну зелёных стёклышек и укрывал меня розовым одеялом снов, чтобы я ничего внятного не смогла рассказать взрослым…

Теперь-то, я уж точно знаю, что зелёные стёклышки, которые в далёком детстве я нашла на станции Обжиг, были молодыми изумрудами!

И это был 1976 год.

Художник Алексей Денисов-Уральский.